Помоги проекту - поделись книгой:
– Вы снова правы, мистер Холмс, – сказал Эман. – Но самое интересное: Ларссон был в Миннесоте прошлой осенью, якобы собирал материал для новой книги. Причем жил он всего в десяти милях от фермы, где нашли камень. Мне это кажется прелюбопытным совпадением.
– Определенно возникают вопросы, – согласился Холмс. – Вы предполагаете, что именно господин Ларссон сотворил подделку, если речь таки о подделке?
– Я думаю, такое возможно. Я считаю этого человека шарлатаном. Он выдает себя за историка и эксперта по рунам, но на самом деле его единственный талант – сочинительство. Тем не менее ему удалось убедить короля в том, что он, великий Магнус Ларссон, неопровержимо докажет, что камень подлинный.
– И как же он собирался это сделать? – спросил Холмс.
Эман пожал плечами:
– Кто знает? Я уверен, что он сочинит какую-нибудь сказку и подкрепит ее мнимыми доказательствами. Учитывая, насколько легковерны многие современные рунологи, я боюсь, Ларссон обретет многочисленных сторонников. Я знаю господина Ларссона очень хорошо, однажды мы спорили с ним на рунологической конференции в Стокгольме. Он отчаянно хочет добиться признания на этом поприще. Если Ларссон сможет каким-то образом убедить короля и весь мир в подлинности камня, то станет знаменитостью. Мне же тошно при одной мысли об этом.
Эман помолчал несколько минут, словно даже призрачная возможность славы Магнуса Ларссона была ему невыносима, а потом добавил тихим голосом:
– Простите, что я пришел к вам с этим, мистер Холмс. Я понимаю, что вам нужны факты, а не мое мнение. Возможно, стоит вернуться назад и объяснить, как именно обнаружили камень и что случилось после.
– Вы прочли мои мысли, профессор, – кивнул Холмс. – Пожалуйста, расскажите нам.
Следующие полчаса Эман, который собрал многочисленные газетные вырезки о руническом камне, поведал нам все о найденном камне и дальнейших событиях. Утром пятнадцатого ноября 1898 года, пытаясь выкорчевать тополь со своего гористого участка вблизи небольшого городка Холандберг, фермер по имени Олаф Вальгрен обнаружил между корней дерева большую каменную табличку. Только обрезав корни, он разглядел надпись, вырезанную на камне, серой вакке, типичной для тех мест горной породе. Заинтригованный находкой Вальгрен показал камень соседу, который предположил, что странные знаки могут быть рунами. Весть о необычной находке Вальгрена быстро распространилась по округе, и местные жители, среди которых нашлись обладатели кое-каких познаний в рунах, вскоре попытались перевести текст. Через несколько дней на ферме появился Ларссон, который жил по соседству в Александрии. Он тут же подтвердил, что надпись на камне – это и правда руны, а потом сделал перевод, который был признан специалистами. По слухам, господин Ларссон так воодушевился, что предложил выкупить камень за наличные всего через пару дней, – сказал нам Эман. – Но фермер Вальгрен, не будь дурак, явно решил приберечь находку, пока не изучит ее получше.
Как объяснил далее профессор, через пару недель статьи о камне и надписи опубликовали многочисленные газеты в Сент-Поле, Миннеаполисе и других городах. При подготовке статей газеты консультировались с лингвистами в нескольких университетах, особенно с профессором Джорджем Хагеном из Северо-Западного университета в окрестностях Чикаго.
– Я не знаком с профессором Хагеном, – заметил Эман, – но, как и большинству американских рунологов, ему еще многому предстоит научиться. При этом он считается очень известным ученым. Он сделал собственный перевод надписи на камне, который, по сути, совпадает с вариантом Ларссона, а потом объявил, что артефакт, без всякого сомнения, подлинный. У меня есть даже статья, в которой камень назван «находкой века». Что за чушь! Как вы догадываетесь, мнение профессора, которое широко цитировалось и которое, я уверен, рано или поздно окажется ошибочным, сотворило чудо, и камень стали считать настоящим, по крайней мере в Америке.
– Я полагаю, что это также разожгло интерес к камню у короля Оскара, – заметил Холмс.
– Да, – согласился Эман, – и укрепило веру короля в Магнуса Ларссона.
Затем Эман поведал о том, как в декабре Ларссон впервые вышел на Оскара Второго, рассказал о камне и предложил купить его. К февралю 1899 года, обменявшись с королем множеством писем и телеграмм, Ларссон убедил монарха в важности артефакта и получил разрешение купить его от имени шведского правительства при наличии «неопровержимых доказательств» подлинности.
– Полагаю, подобные доказательства вскоре появятся, – сказал Холмс.
– Правильно полагаете, – вздохнул Эман. – Уверен, даже пока мы сейчас разговариваем, мистер Ларссон сочиняет свою сказку для короля. Но у него могут появиться проблемы, поскольку на камень, по-видимому, претендуют и другие.
– Что вы имеете в виду? – спросил Холмс.
– Ну, судя по газетным статьям, которые я читал, по крайней мере еще одна сторона, а именно некая дама, миссис Комсток, заинтересована в покупке камня у Олафа Вальгрена. Говорят, что это вдова местного богатого фермера. Должно быть, несчастная женщина поверила в подлинность артефакта. По одному из сообщений, она уже предложила за него пять сотен долларов. – Лицо Эмана озарилось редкой улыбкой, и он добавил: – Ужасно так говорить, мистер Холмс, но я надеюсь, что она купит чертов камень. Тем самым она спасла бы меня, да и короля, от кучи неприятностей.
– Я удивлен, что фермер вроде Вальгрена не ухватился за возможность заработать пятьсот долларов на камне, – заметил я. – Скорее всего, он не зарабатывает столько и в среднем за год.
Эман кивнул и сказал:
– Вы правы. Могу лишь заключить, что фермера обуяла жадность и он считает, что сорвет даже больший куш у господина Ларссона. В любом случае, такова ситуация на сегодняшний день. Камень по-прежнему во владении Вальгрена, а Магнус Ларссон продолжает собирать доказательства того, что артефакт действительно подлинный. Он пообещал королю представить свои доводы к концу следующего месяца.
– Понятно, – сказал Холмс, поднялся и подошел к окну подле стола. Пару минут он смотрел на улицу, а потом обернулся и обратился к Эману: – А теперь, сэр, позвольте перейти к сути дела. Чего вы или же король Оскар хотите от меня? Уж точно не установить подлинность надписи на камне. Вы куда более именитый эксперт, чем я, в подобных вопросах. Кроме того, как я понимаю, язык надписей всегда будет спорным, учитывая полемику, разгоревшуюся по поводу рунического алфавита и его правильной интерпретации.
– Вы правы, – признался Эман. – Вот почему я считаю, что подлинность камня можно доказать или опровергнуть как-то иначе. Нужны убедительные факты с места обнаружения камня: свидетельства того, что камень нашли именно при тех обстоятельствах, как описал Олаф Вальгрен; подтверждение, что надпись не сделана на месте и следы от зубила не являются новоделом; короче говоря, что камень ни при каких обстоятельствах не может быть современной подделкой. Должен добавить, что король согласен со мной по всем этим пунктам.
Холмс улыбнулся:
– Что ж, профессор, похоже, королю в первую очередь нужен хороший детектив.
– Да, и на вершине его списка одно имя. Он поручил мне спросить у вас, примите ли вы его предложение. Конечно, это подразумевает путешествие в Миннесоту.
Холмс обратился ко мне:
– Что думаете, Уотсон? Готовы в третий раз взяться за дело в Новом Свете?
Не буду отрицать, перспектива снова отправиться в Миннесоту меня не слишком обрадовала. В предыдущих случаях Холмс подвергался большой опасности, и мне не понравилась идея снова испытывать судьбу вдалеке от дома. Но я также знал, что из-за безделья Холмс вскоре станет невыносимым, если только не найдет загадку, способную утолить его жажду приключений. Дело о руническом камне, как я понял, могло бы стать именно таким приключением, поэтому я покорно кивнул:
– Куда вы, туда и я, Холмс.
– Что ж, отлично, – сказал Холмс с привычной решимостью. – Мы готовы взяться за дело, и если речь о подделке, то можете быть спокойны: мы с Уотсоном выясним это.
– Чудесная новость, – ответил Эман с широкой улыбкой. – Я немедленно отправлю телеграмму королю и сообщу, что вы беретесь за дело.
Холмс уточнил:
– У вас случайно нет с собой копии надписи на руническом камне? Хотелось бы взглянуть.
– Да, у меня есть экземпляр в чемодане, – сказал Эман и тут же вытащил лист писчей бумаги.
Для меня надпись не имела никакого смысла, но Холмс принялся изучать ее с энтузиазмом школьника, который пытается расшифровать секретный код. Прилагаю копию с переводом, выполненным профессором Эманом:
– Таинственная история сама по себе, – заметил Холмс, – если, конечно, здесь есть хоть капля правды.
Однако, как оказалось, вот-вот должна была разыграться совсем другая, не менее странная история, вследствие которой нас меньше всего на свете будут заботить страдания, которые выпали или не выпали на долю древних викингов.
Глава вторая
Полагаю, вы не слышали новость
Расписание «Кунард лайн»[5] было таким, что мы смогли отправиться в путь только двадцатого марта. Холмс воспользовался отсрочкой, чтобы еще глубже погрузиться в загадки рун. И действительно, к моменту отплытия в Нью-Йорк на трансатлантическом лайнере «Кампания» Холмс уже мог с легкостью управляться с футарком и стал, как он сам говорил, «приличным переводчиком» рунического письма. Великий детектив также поставил перед собой задачу ознакомиться с различными археологическими противоречиями и случаями мистификаций, особенно в Новом Свете.
– Теперь я в курсе обнаружения давенпортских табличек, священного камня из Ньюарка, спора из-за камня в Грейв-Крик и знаменитых петроглифов на Дайтон-Рок, – отчитался он незадолго до отправления в Америку. – По свидетельствам, касательно всех этих сомнительных артефактов я могу прийти к заключению, что «очковтирательство», как любил называть это покойный Финеас Тейлор Барнум, – преуспевающий бизнес в Америке.
– Насколько я понимаю, вы уже уверены, что рунический камень в Миннесоте – подделка, – заметил я.
– Нет, Уотсон, вовсе нет, – к моему удивлению, ответил Холмс. – Это больше напоминает известную историю о мальчике, который кричал: «Волки, волки!» Тот факт, что существует множество других случаев мистификаций, вовсе не значит, что и рунический камень непременно попадает в ту же категорию. Я буду относиться к находке без предубеждения, но докопаюсь так или иначе до правды. В этом вы можете быть уверены.
Перед отъездом Холмс предпринял еще один шаг в подготовке нашего визита. Он направил телеграмму нашему другу и покровителю в Сент-Поле, Джеймсу Джерому Хиллу, который был счастлив услышать, что мы собираемся снова приехать в Миннесоту. Хотя железнодорожный барон считал рунический камень «исключительной чепухой», но предложил собрать статьи про этот артефакт и предоставить их Холмсу по приезде в Сент-Пол.
Благодаря чудесам современного транспорта всего через девять дней после отъезда из лондонской квартиры мы уже сидели в роскошной библиотеке в доме Джеймса Хилла в Сент-Поле. Рейс через Атлантику и сорокачасовое путешествие по железной дороге из Нью-Йорка прошло без происшествий. Холмс, без особого энтузиазма относившийся к переездам, всю дорогу был не слишком хорошим собеседником, предпочитая свои книги любым разговорам. Поэтому я испытал некоторое облегчение, когда мы наконец добрались до Сент-Пола, где, как я знал, мой друг выйдет из своей скорлупы, как только впереди замаячит перспектива активно заняться расследованием. Нас встретил на вокзале в Сент-Поле Джозеф Пайл, давнишний поверенный Хилла и редактор местного издания «Дейли глоуб», одной из многих ежедневных газет, пользовавшихся популярностью в городе. Пайл, испытанный и надежный человек, оказал нам огромную помощь в расследовании убийств в ледяном дворце три года назад. И теперь он пожимал нам руки с обычной энергией и энтузиазмом.
– Господи, как я рад видеть вас снова! – воскликнул он с широкой улыбкой. – Надеюсь, путешествие было приятным.
– Да, – ответил Холмс за нас обоих, хотя я бы с ним не согласился.
– Тогда нам лучше поторопиться, – сказал Пайл. – Мистеру Хиллу не терпится вас увидеть. Нас ждет экипаж, и вас порадует тот факт, что сейчас куда теплее, чем в ваш прошлый приезд.
– Мы очень за это признательны, – улыбнулся я, вспоминая жуткие морозы, которые мучили нас в январе 1896 года в ходе расследования дела ледяного дворца, когда величественное хрустальное здание, возведенное в центре Сент-Пола в честь зимнего праздника, стало местом ужасного преступления и страшной смерти. Даже при одной мысли о том, из-за чего мы с Холмсом оказались в сердце зловещего заговора, в который были вовлечены высшие эшелоны власти Сент-Пола, у меня по спине бежал холодок. В ожидании сильных морозов я привез с собой самое теплое пальто и теперь с радостью обнаружил, что оно мне не понадобится, поскольку нынешняя влажная и пасмурная погода в Сент-Поле очень напоминала Лондон.
Пока мы пробирались через деловую часть города, которая почти не изменилась с нашего прошлого приезда, Холмс расспрашивал о Шэдвелле Рафферти, с которым мы регулярно переписывались после дела о ледяном дворце. Благодаря длинным и интересным отчетам Рафферти, которые он аккуратно посылал первого числа каждого месяца, мы были в курсе всего, что происходит в Сент-Поле, словно никуда и не уезжали.
– Шэд в порядке, – сказал Пайл. – Сует свой нос куда только можно, как обычно. Иногда я задумываюсь, откуда он берет время на свою таверну, но, полагаю, Шэд еще и не на такое способен. Я надеялся, что он сможет встретить нас сегодня, но он уехал куда-то на рыбалку. Говорят, он поймал щуку рекордных размеров к северу отсюда. По крайней мере, так мне сказал Джордж Томас, которого, уверен, вы помните.
– Как мы могли забыть этого замечательного бармена? – Холмс говорил о красивом чернокожем здоровяке, правой руке Рафферти. – Да, если бы не его своевременное вмешательство, я, наверное, все еще бегал бы кругами от мистера Рафферти.
Пайл, не сдержавшись, расхохотался при упоминании о случае, когда Холмс попытался приструнить пьяного Рафферти и тот в итоге отшвырнул его как тряпичную куклу.
– Господи, это было еще то зрелище, мистер Холмс, – все еще смеясь, сказал Пайл. – Вы дрались не на жизнь, а на смерть. Но ни за что не справились бы, не поспеши Джордж на помощь. К счастью, Шэд не общался с зеленым змием после того памятного вечера, так что не думаю, что вам стоит беспокоиться об очередном забеге.
После короткой поездки по серому холодному городу мы добрались до дома Хилла, который занимал видное место на крутом утесе, откуда открывался вид на торговый район и реку Миссисипи. Сам дом выглядел как обычно, мрачным и внушительным, с массивными стенами из темно-красного песчаника и крышей со множеством труб. Едва мы миновали навес перед входом в здание и выбрались из экипажа, у парадного входа нас приветствовал сам Строитель Империи[6]. Вскоре мы вчетвером уже сидели в уютной библиотеке Хилла, потягивали прекрасный французский коньяк и курили отличные кубинские сигары.
Сам Хилл выглядел в точности таким, как я его запомнил: будто огромная скала, он, казалось, неподвластен возрасту. Время не разрушило ни его коренастое могучее тело, ни огромный гладкий покатый лоб; не смогли годы ослабить и самую его примечательную черту – властный взгляд (у него был всего один зрячий глаз), которым он взирал на мир с надменной уверенностью короля. После того как мы обменялись дежурными любезностями, Хилл по своему обыкновению перешел прямо к делу.
– Я попросил Джозефа собрать для вас кое-какие материалы, – сказал он Холмсу, протягивая толстую папку с вырезками из газет и журналов. – Но я удивлен, что вы проделали такой путь, чтобы расследовать подлинность того, что лично мне кажется явной подделкой.
С легкой улыбкой Холмс ответил:
– Должен сказать, что доктор Уотсон, который в других случаях остается романтиком до мозга костей, разделяет ваши настроения, мистер Хилл. Но я все равно хочу принять реальность камня на веру. Вот что я вам скажу: если артефакт мистификация, то, судя по всему, потрясающего качества, и одно только это заслуживает моего внимания. Кроме того, как подтвердит доктор Уотсон, в последние несколько недель мне нечем особо заняться, поэтому я считаю вполне уместным взяться за это любопытное дело, особенно когда король Швеции просит об этом.
Холмс рассказал о визите профессора Эмана и желании короля Оскара II разрешить вопрос о подлинности камня раз и навсегда.
– Вряд ли вы разрешите мне напечатать хоть что-то из этого в «Глоуб»? – с надеждой спросил Пайл, хотя я и понимал, что он знает ответ.
– Да, мистер Пайл, я не хотел бы, чтобы наше присутствие было каким-то образом предано огласке, – кивнул Холмс. – Король желает действовать максимально скрытно, как и я.
– Обидно, – вздохнул редактор газеты. – Это была бы невероятная история!
Тут вмешался Хилл, который, помимо прочего, владел и «Глоуб»:
– Джозеф, ты когда-нибудь перестанешь мечтать о сенсационной новости? Клянусь, у журналистов есть в крови нечто такое, что заставляет их пускать слюну, как голодных псов, почуяв жареное. Не беспокойтесь, мистер Холмс, мы не раскроем ваш секрет.
– Я в этом никогда и не сомневался, – ответил Холмс самым галантным образом.
– Отлично, – хлопнул в ладоши Хилл. – Думаю, вам с доктором Уотсоном не терпится заняться делом. Чем я могу помочь?
– Пока что мне ничего не требуется, кроме пары билетов на поезд до Холандберга, того городка, где нашли камень. Можно туда доехать на поезде вашей железнодорожной компании?
– Почти, – ответил Хилл. – Это примерно в десяти милях от более крупного города под названием Александрия, одной из наших основных станций в западной части штата.
– А далеко ли до Александрии? – уточнил я.
– Около ста двадцати миль, – сказал Хилл. – Если сядете на утренний поезд, то доберетесь всего за четыре часа, а в Александрии я организую экипаж, который отвезет вас в Холандберг. Полагаю, вы хотите встретиться с фермером… как его там? Вальгрен, что ли… С человеком, который якобы нашел рунический камень.
– Да, – подтвердил Холмс, – жду не дождусь истории мистера Вальгрена. Кроме того, хочется увидеть сам камень и то место, где его предположительно обнаружили. В какое время отправляется утренний поезд?
– Ровно в девять, – сказал Пайл.
– Тогда едем на нем, – решил Холмс. – Кстати, вы случайно не знаете, а Магнус Ларссон – по-видимому, основной защитник камня, – все еще в окрестностях Холандберга?
– Думаю, да. На самом деле, если я не ошибаюсь, его имя упоминалось в одной из последних статей, – сказал Пайл, принявшись рыться в папке с вырезками. – Ага, вот оно. По сообщению от двадцать четвертого мая в газете «Александрия Кларион», – это была та самая газета, откуда Эман почерпнул столько информации, – мистер Ларссон скорее всего в Александрии. В статье говорится, цитирую: «…мистер Магнус Ларссон, наш видный гость из Швеции, сказал в интервью „Кларион“ сегодня утром, что вскоре обнародует новые доказательства, которые окончательно подтвердят подлинность рунического камня. „Злопыхателям придется подавиться своими словами, – заявил он, – поскольку благодаря руническому камню Александрию в один прекрасный день назовут колыбелью Америки“».
Пайл протянул статью Холмсу, который прочел ее целиком, а потом заметил:
– Мистер Ларссон не похож на человека, который стесняется гипербол.
– Несомненно, – согласился Пайл с улыбкой.
Прозвонил звонок к обеду, и мы прошли в столовую, где к нам присоединились супруга Хилла и его многочисленное семейство. Дети, особенно младшие, наперебой задавали Холмсу вопросы, и он щедро потчевал их историями о множестве приключений, так что из-за стола мы вышли уже около девяти часов. Хотя Холмс не проявлял признаков усталости, я тут же отправился в постель, понимая, что завтрашний день будет долгим и утомительным.
Когда я встал рано утром, то обнаружил Хилла и Холмса за столом, накрытым к завтраку. Они обсуждали породы быков и способы их разведения. Весьма приземленные детали не смущали Хилла, которого тема явно интересовала. Он с восторгом описывал репродуктивные способности своего любимца, джерсейского быка по кличке Беркли Герцог Оксфордский, причем в таких образных выражениях, что одна из служанок пулей вылетела из комнаты.
– Скажите, доктор Уотсон, вы когда-нибудь видели, как спариваются быки и коровы? – поинтересовался Хилл, пока я накладывал на тарелку блинчики, ломтик бекона и жареную картошку.
– Не могу сказать, что наблюдал лично, – ответил я, – но мне кажется, я вполне осведомлен, как именно это происходит.
– Боже милостивый, замечательный ответ, мой дорогой Уотсон! – воскликнул Холмс, которого эта беседа, по-видимому, очень развлекала.
Я нашел его воодушевление очень странным, поскольку никогда не замечал за Холмсом интереса к животноводству, и мне стало любопытно, как подобная тема вообще всплыла в разговоре. Ответ не заставил себя ждать – через пару реплик Холмс сказал:
– Я слышал, мистер Хилл, что у вас ферма в Ред-Ривер, к северу отсюда. Возможно, вам доводилось общаться с одной дамой, миссис Комсток, которая, насколько я понимаю, владеет большим ранчо в том же районе, предположительно вместе с мужем.
– С леди я не знаком, а вот с этим Фрэнком Комстоком – очень даже, – буркнул Хилл. Тон его наглядно свидетельствовал, какого мнения он об этом человеке. – Он был обычным спекулянтом, одним из тех парней, для которых фермерское хозяйство служило лишь хобби, в то время как разбогатеть они пытались на чикагской торговой бирже, покупая и продавая всякую всячину. Как и все люди такого сорта, Комсток не возлагал особых надежд на северо-запад.
– Раз вы говорите о нем в прошедшем времени, уместно ли предположить, что мистер Комсток покинул сей мир?
– Да, могу рассказать о его кончине в подробностях, поскольку его вдова пыталась вчинить иск нашей компании, – проворчал Хилл, и его печально известный нрав начал проявлять себя. – Понимаете, Фрэнк Комсток, скорее всего пьяный, вывалился из одного из наших поездов и умудрился убиться. Это случилось в прошлом году, собственно говоря, неподалеку от Александрии. Как я уже сказал, я не знаком с его женой, но эта дамочка быстро нашла адвоката и попыталась предъявить нам иск. Приплела обвинение в халатности и всякую подобную чушь. Наши юристы положили этому конец. Вдовушка не получила ни пенни, но она ничего и не заслуживала! Пассажирам надо быть осторожными в поездах, а если они сами виноваты, то пусть и последствия расхлебывают.
Определенно тема тяжб раздражала Хилла. Помнится, он произносит аналогичную речь, когда мы занимались делом Красного Дьявола, и сейчас Холмсу хватило мудрости не вмешиваться, пока этот сильный человек выпускал пар, будто один из его локомотивов. Только когда Хилл успокоился, Холмс продолжил расспросы о миссис Комсток.
– Ну, в любом случае, – заметил он, – полагаю, дама все еще владеет фермой, которая сама по себе представляет ценность.
– Да, – кивнул Хилл. – Комсток построил одну из самых крупных бонанц в долине Ред-Ривер. Полагаю, у него около двадцати тысяч акров пахотных земель, и все под пшеницу. – Обратившись ко мне, Хилл добавил: – Вполне вероятно, доктор Уотсон, что зерно, из которого сделали муку для блинчиков, коими вы наслаждаетесь, выращено на ферме Комстока. Здешние бонанцы – крупнейшие поставщики пшеницы для мельников Миннесоты.
– А что вообще такое бонанцы? – спросил я.
К моему удивлению, ответил мне Холмс:
– Я кое-что читал по этой теме, Уотсон. Бонанцами называют доходные хозяйства – очень крупные механизированные фермы, многие из которых возникли после того, как Северная Тихоокеанская железнодорожная компания, владевшая большим количеством земель, столкнулась с серьезными финансовыми проблемами во время Паники тысяча восемьсот семьдесят третьего года[7]. Когда впереди замаячила перспектива краха, железная дорога предложила обменять долговые обязательства на единственное свое имущество – землю. В результате держатели облигаций и спекулянты вступили во владения изрядными площадями девственных прерий в Миннесоте и Северной Дакоте. Чтобы как-то отбить приобретенные участки, инвесторы засеяли их пшеницей в невиданном количестве.
Хилл с восторгом покачал головой:
Поделиться книгой: