Первые люди на Луне (пер. Толстой)

— Где мы?

— Не знаю.

— Мы умерли?

— Какая чушь!

— Значит, они нас забрали?

Он ничего не ответил, только сердито заворчал. Продолжавшееся еще действие яда сделало его очень раздражительным.

— Что вы намерены делать?

— Почем я знаю!

— Да, конечно, — прошептал я и замолчал. Скоро я вышел из своего оцепенения.

— Черт побери! — крикнул я. — Прекратите ваше сопение!

Мы снова погрузились в молчание, прислушиваясь к глухому гулу — не то многолюдной улицы, не то фабрики. Сначала я не мог разобраться в хаосе звуков, потом начал различать новый, более резкий звук. Это был ряд последовательных неопределенных звуков, легких ударов и шорохов, вроде шуршания ветки плюща об окно или порхания птицы в клетке. Мы прислушивались и напрягали зрение, но темнота окутывала нас черным бархатом. Послышался звук, точно щелкнул хорошо смазанный замок. И передо мной блеснула во мраке тонкая светлая линия.

— Посмотрите! — шепнул Кавор.

— Что это такое?

— Не знаю.

Мы смотрели во все глаза.

Тонкая светлая линия превратилась в широкую полосу и стала бледней, потом приняла вид голубоватых лучей, падающих на белую стену. Края светлой полосы перестали быть параллельными; один из них потемнел. Я обернулся, чтобы указать на это Кавору, и удивился, увидя его ухо ярко освещенным, — все остальное находилось в темноте. Я повернул голову, насколько позволяли оковы.

— Кавор! Это позади вас!

Ухо его исчезло, уступив место глазу!

Щель, пропускавшая свет, расширилась и оказалась просветом отворяющейся двери. Снаружи виднелся сапфировый проход, а в дверях показалась странная фигура, силуэт которой уродливо вырисовывался на светлом фоне.

Мы оба сделали судорожную попытку повернуться, но не смогли, и сидели, косясь через плечо. Сначала мне показалось, что перед нами стоит неуклюжее четвероногое с опущенной головой; потом я разглядел, что это была тщедушная фигура селенита, на коротких тонких ножках, с головой, вдавленной между плеч. Он был без шлема и без верхней одежды.

Мы видели перед собой только темную фигуру, но инстинктивно наше воображение наделяло ее человеческими чертами. Я решил, что он несколько сутуловат, что лоб у него высокий, а лицо продолговатое.

Селенит сделал три шага вперед и остановился. Движения его были совершенно бесшумны. Затем он еще немного подвинулся. Ходил он по-птичьи, переступая ногами.

Он вышел из полосы света, проникавшего через дверь, и исчез в тени.

Я тщетно старался его рассмотреть, лотом вдруг увидел его стоящим уже против нас в полосе света. Однако человеческие черты, какие я ему приписывал, совершенно отсутствовали!

Этого я совсем не ожидал. И был страшно поражен. Казалось, что у него не лицо, а ужасная маска, ужас, бесформенность, не поддающаяся описанию, без носа, с двумя выпуклыми глазами по бокам, — сначала я принял их за уши. Я пробовал нарисовать такую голову, но это мне не удалось. Рот был искривлен, как у человека в припадке гнева…

Шея, на которой болталась голова, расчленилась на три сустава, напоминавшие ногу краба. Суставов конечностей я не мог увидеть, так как они были обмотаны чем-то вроде оловянной бумаги, — вот и все одеяние.

Таково было существо, смотревшее на нас!

В то время я весь был поглощен мыслью о нелепой фигуре этого создания. Полагаю, что и селенит был изумлен не меньше, чем мы. Но только он, проклятый, не показывал этого. Мы по крайней мере знали, как произошло это свидание! Вообразите, как были бы, например, поражены почтенные лондонцы, натолкнувшись на пару живых существ, ростом с человека, но совершенно не похожих на земных животных и разгуливающих среди овец в Гайд-парке! Наверное, так же был поражен селенит.

Представьте себе наше положение! Скованные по рукам и ногам, измученные и грязные, обросшие бородой, с подбитыми, исцарапанными лицами. Кавора вы должны представить себе в велосипедных брюках (продранных во многих местах шипами колючего кустарника), в егеровской рубашке и в спортсменской кепке, с взъерошенными, торчащими волосами. В голубом свете лицо его казалось не красным, как обыкновенно, а темным; губы и запекшаяся кровь на руках казались совсем черными. Я, вероятно, выглядел не лучше, потому что был осыпан желтыми спорами грибовидных растений, среди которых мне пришлось прыгать. Жакеты наши были расстегнуты, ботинки сняты и лежали рядом. Мы сидели спиной к фантастическому голубоватому свету, уставившись глазами в чудовище, какое мог нарисовать один только Дюрер.

Кавор первый прервал молчание, он начал что-то говорить, но у него хрипело в горле, и он стал отхаркиваться. Снаружи послышалось боязливое мычание лунного чудовища. Мычание закончилось пронзительным визгом, и снова наступила мертвая тишина.

Селенит повернулся, скользнул снова в тень, показался на миг у входа, спиной к нам, и захлопнул за собой дверь. Мы опять очутились в таинственном мраке, наполненном странными звуками.

Глава 13

МИСТЕР КАВОР ВЫСКАЗЫВАЕТ СВОИ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Мы оба молчали. В общем, все, что с нами произошло, казалось выше моего понимания.

— Они нас захватили, — проговорил я наконец.

— И все из-за грибов.

— А если бы я не начал их есть, мы ослабели бы и умерли от голода.

— Мы могли бы отыскать шар.

Я разозлился на упрямого Кавора и выругался про себя. Мы почувствовали ненависть друг к другу. Я барабанил пальцами по полу, между ногами, и позвякивал цепями. Наконец я не выдержал и заговорил снова.

— Что же нам делать дальше? — спросил я.

— Это разумные существа, они умеют работать и производить… Эти огоньки, виденные нами…

Он запнулся, очевидно, не зная, что предпринять. Потом заговорил снова, признавшись в своей ошибке.

— В конце концов, они отнеслись к нам лучше, чем мы вправе были ожидать. Я полагаю…

Кавор запнулся.

— Что?

— Вообще я полагаю, что на всякой планете, где есть разумные существа, они имеют вертикальную грудную клетку, руки и ходят выпрямившись…

Нить его мыслей оборвалась.

— Мы находимся внизу, на глубине нескольких тысяч футов или даже больше.

— Почему?

— Здесь холоднее. И наши голоса громче. Ощущение усталости исчезло, а также шум в ушах и спазмы в горле.

Я этого сначала не замечал, но потом убедился, что он прав.

— Да.

— Воздух сделался гуще. Мы находимся, вероятно, на большой глубине, пожалуй, на расстоянии мили от поверхности Луны.

— А мы и не воображали, что существует целый мир внутри Луны.

— Нет.

— Да и как мы могли?

— Мы бы могли, но наш ум чересчур консервативен. — Кавор задумался.

— Теперь, конечно, это неоспоримо. Внутри Луны, очевидно, много пещер с атмосферой, в центре же их расположено море. Известно, что Луна имеет меньший удельный вес, чем Земля, что на ней мало воздуха и воды. Думали, что эта планета родственна Земле и имеет тот же состав. Отсюда легко было сделать вывод, что она полая внутри. Однако же никто не признавал этого факта. Кеплер, хотя…

Кавор с удовольствием разглагольствовал на любимую тему.

— Да, — продолжал он, — предположение Кеплера о подпочвенных пустотах, sub-volvani, — оказалось правильным.

— Хорошо было бы, если бы вы подумали об этом раньше.

Он ничего не ответил и засопел, отдавшись, повидимому; течению своих мыслей. Мое терпение истощилось.

— Что же, по-вашему, произошло с шаром? — спросил я.

— Потерян, — равнодушно ответил он, как будто это его совсем не интересовало.

— Среди зарослей?

— Если только они не нашли его.

— Что тогда?

— Почем я знаю.

— Кавор, — истерически заговорил я, — дела моей компании идут блестяще…

Он ничего не ответил.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Сколько лишений перенесли мы для того, чтобы попасть в эту яму! Что же теперь будет с нами? Куда нам деваться? Что нам Луна, что мы для Луны? Мы захотели слишком многого, слишком рискнули. Нам следовало бы начать с меньшего. Это вы предложили лететь на Луну! Эти каворитные заслонки! Я уверен, что мы могли бы применить их для земного употребления. Несомненно! Вы плохо поняли, что я предполагал… Стальной цилиндр…

— Ерунда! — возразил Кавор.

Мы прекратили разговор.

Скоро Кавор возобновил прерванный монолог, без всякого поощрения с моей стороны.

— Если они найдут шар, — начал он, — если найдут… что они с ним сделают? Вот в чем вопрос! Они во всяком случае не поймут, что это такое. Если бы они знали толк в таких вещах, то уже давно бы прилетели к нам на Землю. Полетели бы они? А почему бы и нет? Или послали бы что-нибудь к нам? Они не удержались бы. Они станут разглядывать шар. Несомненно, это разумные существа: они начнут рассматривать его, войдут внутрь, дернут заслонки. И шар улетит… То-есть мы останемся на Луне до конца наших дней. Странные существа, странные знания…

— Что касается странных знаний… — начал я и запнулся.

— Послушайте, Бедфорд, — сказал Кавор, — вы ведь отправились в эту экспедицию по собственной доброй воле.

— Вы убеждали меня и называли это исследованием.

— Всякое исследование сопряжено с риском.

— В особенности, когда его предпринимают, ничем не вооружившись и не думая о последствиях.

— Я всецело был занят мыслью о шаре, события вынудили нас.

— Вынудили «меня», хотите вы сказать.

— И меня точно так же. Разве я знал, принимаясь за исследования по молекулярной физике, что судьба забросит меня в такую даль?

— Во всем виновата проклятая наука! — разозлился я. — Вы обращаетесь за помощью к науке, и она преподносит вам подарочек, который разрывает вас на куски или уносит к черту на кулички…

— Бесполезно ссориться. Эти существа, селениты, называйте их как хотите, поймали нас и сковали по рукам и ногам. Какой бы способ спасения мы ни избрали, чтобы освободиться, с этим нельзя не считаться… Нам предстоят еще серьезные испытания. Будьте хладнокровны.

Кавор остановился, как бы ожидая от меня поддержки, но я сидел насупившись.

— Проклятая наука! — прошептал я.

— Надо разрешить проблему сношений. Жесты их, я опасаюсь, совсем не похожи на наши. Например, показывание пальцем. Ни одно существо, кроме человека и обезьяны, не показывает пальцем.

По-моему, это было не совсем верно.

— Почти каждое животное указывает глазами или носом, — возразил я.

Кавор задумался.

— Да, — согласился он наконец, — но мы так не делаем. Тут столько различий, столько различий… Следовало бы… но как я стану разговаривать? У них свой язык, они издают звуки, вроде писка или визга. И как мы можем обучиться? Да и язык ли это? Но у них могут быть другие чувства, другие средства общения. Несомненно, у селенитов есть разум, и у нас должно найтись что-нибудь общее. Но сможем ли мы понять друг друга?

— Это невозможно, — проговорил я. — Они отличаются от нас больше, чем земные животные. Они из другой глины. Мы не сговоримся.

Кавор задумался.

— Я этого не нахожу. Раз у них есть разум, то, наверное, найдется что-нибудь общее с нами, хоть они и живут на другой планете. Конечно, если бы мы или они были только животными и обладали одними инстинктами…

— А разве они не животные? Они гораздо более походят на муравьев на задних лапках, чем на человеческие существа. А разве можно сговориться с муравьями?

— А машины и одежды? Нет, я не согласен с вами, Бедфорд; разница, конечно, велика…

— Непреодолима.

— Но сходство должно найтись. Я припоминаю, что читал когда-то статью покойного профессора Гальтона о возможности межпланетных сообщений. К сожалению, в то время это мне не казалось вероятным, и я не вынес из чтения пользы и не отнесся к статье с должным вниманием… Постойте, я припомню.

По теории Гальтона, следовало начать с общеизвестных истин, которые доступны всякому разумному существу и составляют основу мышления. Например, можно начать с геометрии. Он предлагал взять какую-нибудь основную теорему Эвклида и показать построением, что она нам известна. Доказать, например, что углы равнобедренного треугольника равны, что если начертить равные стороны, то углы будут одинаковы, или что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов. Обнаруживая знание подобных вещей, мы покажем вместе с тем, что обладаем логическим разумом. Теперь предположите, что я… начертил бы геометрическую фигуру мокрым пальцем или обозначил бы ее в воздухе.

Кавор замолчал. Я сидел, обдумывая его слова. На несколько мгновений его безумная надежда на общение, на взаимное понимание с этими сказочными существами увлекла меня, но затем отчаяние — следствие усталости и физических недомоганий — взяло верх. Я снова стал раскаиваться в нашем сумасбродном предприятии.