Первые люди на Луне (пер. Толстой)

— Ничего, — ответил я, — довольно сносно.

Кавор протянул руку за одеялом, просунул голову в отверстие посредине и, закутавшись, сел на краю люка. Ноги его находились на расстоянии шести дюймов от снега.

С минуту он колебался, потом спрыгнул и стал на девственную почву Луны.

Фигура его через стекло показалась мне фантастической. Постояв и осмотревшись, он вдруг прыгнул.

Выпуклое стекло показывало все в искаженном виде, и прыжок Кавора показался мне гигантским. Он отлетел футов на двадцать или на тридцать от меня. Он стоял на скале и махал мне рукой. Может быть, он кричал, но я ничего не слышал. Каким образом смог он сделать такой гигантский прыжок? Какое-то колдовство!

Ничего не понимая, я тоже спустился через люк. Прямо передо мною снежный сугроб подтаял и образовал яму. Я сделал шаг и прыгнул.

По воздуху я перелетел на скалу, на которой стоял Кавор и ухватился за нее в изумлении. Потом истерически расхохотался и смутился. Кавор наклонился ко мне и хрипло прошептал, что надо быть осторожным.

Я забыл, что на Луне, масса которой в восемь раз, а диаметр в четыре раза меньше, чем у Земли, мой вес составлял всего только одну шестую часть земного моего веса. Неожиданный полет напомнил мне об этом.

— Мы ходим здесь без помочей матери-Земли, — заметил Кавор.

Осторожно передвигаясь, как ревматик, я поднялся на вершину скалы и стал рядом с Кавором под палящими лучами Солнца. Шар наш лежал футах в тридцати позади, на рыхлом сугробе снега.

Всюду над хаосом нагроможденных скал, образовавших дно кратера, щетинились заросли, такие же, как и около нас, с торчащими кое-где кактусообразными растениями, которые росли так быстро, точно ползли по камням. Все пространство кратера, вплоть до обрыва стен, казалось сплошной однообразной пустыней.

Стены эти, по-видимому лишенные растительности, за исключением основания, образовывали множество выступов и площадок, на которые сначала мы не обратили внимания. Они тянулись за много миль от нас по всем направлениям; повидимому, мы находились в центре кратера и смотрели на все сквозь легкую мглу. В разреженной лунной атмосфере дул резкий, хотя и слабый ветер. Он дул из темной туманной части кратера по направлению к жаркой, освещенной стене. Трудно было смотреть на расстилавшийся на востоке туман; приходилось прищуриваться и прикрывать рукой глаза из-за ослепительного блеска неподвижного Солнца.

— Пустыня, — сказал Кавор, — совершенная пустыня.

Я снова осмотрелся, надеясь увидеть какой-нибудь признак человеческого существования — верхушку строения, сооружение или машину, но всюду хаотически громоздились пики и гребни скал, щетинились заросли и торчали Уродливые раздутые кактусы. Никакого признака жизни.

— Очевидно, здесь живут одни эти растения, — сказал я, — не заметно ни малейшего следа другой жизни.

— Ни насекомых, ни птиц! Никакого признака животной жизни. Да если бы здесь и были животные, что стали бы они делать в эту бесконечную ночь? Нет, очевидно, тут живут одни эти растения.

Я прикрыл глаза рукой.

— Это похоже на фантастический ландшафт какого-нибудь необыкновенного сновидения. Эти растения так же мало похожи на земные, как подводные водоросли. Посмотрите на это чудище! Можно подумать, что это ящер, преображенный в растение. И какой ослепительный свет!

— А между тем сейчас только еще прохладное утро, — сказал Кавор.

Он вздохнул и огляделся.

— Нет, здешний мир непригоден для людей, — промолвил он, — однако в некоторых отношениях… он не лишен интереса.

Он замолчал и, задумавшись, засопел.

Я вздрогнул от какого-то легкого прикосновения, — оказалось, что лишай вполз мне на ботинок. Я стряхнул его, он рассыпался, и каждый кусочек его опять начал расти. Кавор вскрикнул, уколовшись об острый шип колючего кустарника.

Он, видимо, колебался: глаза его искали что-то среди окружающих скал.

На шершавом хребте скалы краснела гвоздика — очень редкий экземпляр, багровая магнета.

— Посмотрите, — сказал я, оборачиваясь, но Кавор исчез. В испуге я подошел к краю скалы, но, пораженный исчезновением Кавора, снова забыл, что мы находимся на Луне. Большой шаг, сделанный мною, передвинул бы меня на Земле на один ярд, на Луне же — перенес на шесть или пять ярдов через край скалы. Это походило на сон. На Земле падающее тело проходит в первую секунду шестнадцать футов, на Луне же — всего два фута, имея при этом вес в шесть раз меньший. Я упал, или вернее, спрыгнул на тридцать футов. Мне показалось, что прыжок длился пять или шесть секунд. Я полетел по воздуху и опустился, как перышко, увязнув по колени в снежный сугроб на дне оврага, среди синевато-серых скал с белыми прожилками.

— Кавор! — крикнул я, но Кавора нигде не было. — Кавор! — завопил я еще громче, но лишь горное эхо откликнулось на мой отчаянный призыв.

Вскарабкавшись на вершину скалы, я крикнул: «Кавор!» Крик мой напоминал блеяние заблудившегося ягненка.

Шара тоже не было видно, и на минуту меня охватило страшное ощущение одиночества.

Наконец я увидел Кавора. Он смеялся и махал рукой, стараясь привлечь мое внимание. Он стоял на площадке скалы, ярдах в двадцати или тридцати от меня. Я не мог слышать его голоса, но жесты его говорили: «Прыгай». Я колебался, — расстояние казалось огромным. Однако я решил, что, наверное, смогу прыгнуть дальше, чем Кавор.

Я отступил на шаг назад, собрался с духом и прыгнул вверх в воздух, — казалось, я не смогу спуститься вниз.

Жуткое и приятное ощущение полета! Мой прыжок оказался слишком большим. Я пролетел над головой Кавора и увидел, что падаю в овраг с колючками. В испуге я крикнул, протянул вперед руки и расставил ноги. Я упал на огромный гриб, который лопнул подо мной, развеяв массу оранжевых спор и обдав меня оранжевой пылью. Потом скатился на дно и затрясся от беззвучного смеха.

Из-за колючих кустов выглянуло маленькое круглое лицо Кавора. Он о чем-то спрашивал меня.

— Что? — хотел я ответить, но у меня перехватило дыхание. Он осторожно спускался ко мне между зарослями.

— Нам нужно держаться осторожней, — сказал он, — эта Луна не признает земных законов. Она разобьет нас вдребезги, — Он помог мне встать на ноги. — Вы чересчур напрягаетесь, — сказал он, смахивая рукой желтую пыль с моей одежды.

Я стоял тихо, запыхавшись, пока он счищал с моих колен и локтей студенистое вещество и читал мне наставления.

— Мы должны приспособиться к тяготению. Наши мускулы еще недостаточно приучены. Необходимо практиковаться. Когда у нас восстановится правильное дыхание…

Я вытащил из руки два или три вонзившихся шипа и присел в изнеможении на скалу. Руки и ноги у меня дрожали. Я чувствовал себя неловко, как пробующий ездить в первый раз на велосипеде.

Кавору вдруг пришла мысль, что холодный воздух на дне оврага после солнечного зноя может простудить меня, и мы вскарабкались на вершину скалы, озаренную Солнцем. Оказалось, что, кроме нескольких ссадин, я не получил никаких серьезных ушибов при падении. Кавор предложил найти более безопасное и удобное место для нашего следующего прыжка. Мы выбрали, наконец, площадку на скале, па расстоянии около десяти ярдов, скрытую зарослью темнозеленых колосьев.

— Прыгнем отсюда, — предложил Кавор, разыгрывавший роль инструктора, и указал на место футах в четырех от моих ног.

Этот прыжок я совершил без труда и, должен сознаться, что не без удовольствия заметил, что Кавор недопрыгнул на один фут или около того и свалился в колючие заросли.

— Видите, как надо быть осторожным, — сказал я, вытаскивая шипы. Теперь он перестал разыгрывать из себя учителя и стал моим товарищем в школе лунного хождения.

После этого мы выбрали еще более легкий прыжок и совершили его шутя, затем прыгнули назад, потом снова вперед, и повторили это упражнение несколько раз, приучая наши мускулы к новому режиму. Я никогда не поверил бы, если бы не узнал по собственному опыту, как быстро можно приспособиться. После двадцати или двадцати пяти прыжков мы легко определяли усилие, необходимое для каждого расстояния.

Между тем лунная растительность продолжала расти, становилась выше и гуще, — мясистые кактусы, колючие стебли, грибы и лишаи поражали своими необычайными формами. Однако мы были так поглощены нашими упражнениями, что мало обращали внимания на буйный рост лунных зарослей.

Мы были очень возбуждены. Отчасти, я думаю, это было чувство радости по случаю нашего освобождения из продолжительного заключения в тесном шаре; но главная причина — мягкость и свежесть лунного воздуха, который, очевидно, содержит гораздо больше кислорода, чем наша земная атмосфера. Несмотря на странную, необычайную обстановку, мы вели себя как лондонцы, очутившиеся на лоне природы. Мы не испытывали страха перед неведомым будущим.

Нас охватила жажда деятельности. Мы выбрали мшистый пригорок ярдах в пятнадцати от нас и благополучно взобрались на его вершину.

— Отлично! — кричали мы, — Отлично!

Кавор сделал три шага в сторону снежного ската. Я остановился неподвижно, пораженный уморительным видом его парящей в воздухе фигуры в грязной, измятой спортсменской фуражке, с взъерошенными волосами, с круглым туловищем, длинными руками и поджатыми козлиными, тонкими ножками, — фигуры на фоне лунного простора.

Я громко расхохотался и последовал за ним. Прыжок! — и я очутился рядом с Кавором.

Мы сделали несколько исполинских шагов, наподобие Гаргантюа, сделали три-четыре прыжка и уселись в поросшей мхом лощине. Мы запыхались и сидели спокойно, с трудом переводя дыхание, и вопросительно поглядывая друг на друга. Кавор бормотал что-то об «удивительных ощущениях». Затем я вдруг вспомнил. В этом не было еще ничего страшного, это был вполне естественный и уместный вопрос.

— Однако, — сказал я, — где же наш шар?

Кавор посмотрел на меня.

Я вдруг понял, что случилось, и испугался.

— Кавор, — закричал я, — а где же наш шар?

Глава 10

ЗАБЛУДИВШИЕСЯ ЛЮДИ НА ЛУНЕ

На лице Кавора отразился мой испуг. Он встал и начал внимательно осматривать окружавшие нас быстро разраставшиеся заросли. Он приложил руку к губам и заговорил без своей обычной уверенности:

— Мне кажется… мы оставили его… где-то… там… — он показал неопределенным жестом. — Не знаю наверно. — В его глазах выразилось смущение. — Во всяком случае, он где-то недалеко.

Мы оба встали, напряженно всматриваясь в чащу джунглей. Повсюду вокруг, на освещенных Солнцем скатах, виднелись лишь колючая щетина, раздутые кактусы, ползучие лишаи, да кое-где в тени синели снежные сугробы. На север, на юг, на восток и на запад, во все стороны расстилались однообразные заросли необычайных растительных форм. И где-то, погребенный среди этого хаоса стеблей, лежал наш шар, — наш дом, наша провизия, наша последняя надежда выбраться из этой фантастической пустыни, покрытой эфемерными растениями.

— Я думаю, — Кавор показывал пальцем на север, — что шар, наверное, там.

— Нет, — возразил я, — мы двигались по кривой линии. Смотрите, вот отпечаток моих каблуков. Ясно, что шар находится восточнее. Нет, он где-нибудь там.

— Мне кажется, — сказал Кавор, — что Солнце все время было вправо.

— А мне кажется, что при каждом прыжке моя тень падала вперед.

Мы посмотрели вопросительно друг на друга. Дно кратера приняло в наших глазах громадные размеры, чащи кустарника казались мне непроходимыми.

— Какое безрассудство!

— Очевидно, нам надо найти наш шар, — сказал Кавор, — и найти как можно скорей. Солнце печет все сильней. Мы давно уже изнемогли бы от жары, если бы воздух не был так сух. К тому же я проголодался.

Я посмотрел на него с удивлением. Об этом я не подумал, но после его слов сразу почувствовал волчий аппетит.

— Да, и я тоже проголодался. Кавор решительно встал.

— Нам надо найти шар.

Стараясь держаться спокойнее, мы всматривались в бесконечные каменные гряды, в чащи на дне кратера, молча, каждый про себя взвешивая шансы найти наш шар прежде, чем нас обессилит зной и голод.

— Он находится не дальше пятнадцати ярдов отсюда, — сказал Кавор несколько нерешительно. — Единственный способ — искать вокруг, поблизости.

— Да, это лучший способ, — согласился я, не торопясь, однако, начать поиски. — О, если бы эти проклятые колючки росли не так быстро!

— Вполне разделяю ваше желание, — сказал Кавор. — Но ведь шар наш остался в снежном сугробе.

Я огляделся по сторонам, тщетно надеясь узнать какой-нибудь бугор или кактус вблизи нашего шара. Но везде было одно и то же: стремящиеся кверху заросли, раздувающиеся грибы, тающие и постоянно меняющие очертания снежные сугробы. Солнце палило нестерпимо; мы слабели от голода, и это еще более увеличивало затруднительность нашего положения. И в тот момент, когда мы стояли так, смущенные и растерянные, мы вдруг услыхали странный звук, не похожий ни на шелест растений, ни на свист ветра, ни на наши шаги.

Бум… Бум… Бум…

Звук исходил из-под наших ног, из-под почвы. Казалось, что мы ощущаем его не только ушами, но и ногами. Он отдавался глухим отдаленным гулом. Странный, необъяснимый звук, не связанный ни с чем окружающим. Густой, медленный и мерный, как удары гигантского погребального колокола:

Бум… Бум… Бум…

Звук, напоминавший о церквах, о ночном гуле многолюдного города, об ожидании и бодрствовании, о размеренном порядке, таинственно разносился по фантастической пустыне. Ничего не изменилось в окружающем пейзаже: однообразные заросли и кактусы колыхались от ветра, до самого горизонта на темном куполе неба палило Солнце, но загадочный звук трепетал в воздухе как предостережение или угроза:

Бум… Бум… Бум…

Мы тихо спрашивали друг друга:

— Как будто колокол?

— Похоже на колокол.

— Что это такое?

— Что это может быть?

— Считайте, — сказал Кавор, но опоздал, так как удары прекратились.

Тишина, ритмический беспорядок тишины тоже казался нам странным. Действительно ли мы слышали таинственный звон?

Я почувствовал прикосновение руки Кавора к моему плечу. Он говорил вполголоса, как бы боясь кого-то разбудить.

— Будем держаться вместе и искать наш шар. Нам надо вернуться к шару. Мне непонятны эти загадочные звуки.

— Куда же мы пойдем?

Он колебался. Мы почувствовали присутствие каких-то неведомых существ. Что это за существа? Где они живут? Не является ли окружающая нас пустыня, то мерзлая, то спаленная, только оболочкой какого-нибудь подлинного мира? А если так, то каков этот мир? Каких обитателей может он изрыгнуть на нас?

И вдруг, пронизывая тишину, раздался громовой удар, звон и скрежет, как будто распахнулись громадные металлические ворота.

Мы замедлили шаги, потом остановились в изумлении. Кавор тихо подошел ко мне.

— Не понимаю, — прошептал он мне над самым ухом. Он неопределенно махнул рукой в небо, — смутное выражение еще более смутных мыслей.

— Надо найти убежище. На случай, если…

Я осмотрелся кругом и кивнул головой в знак согласия.

Мы пустились на поиски шара, двигаясь тихо, с преувеличенной осторожностью, стараясь производить как можно меньше шума. Мы направились к ближайшим зарослям, но раздавшийся снова звон, похожий па удар молота по котлу, заставил нас ускорить шаги.

— Надо пробираться ползком, — прошептал Кавор.

Нижние листья колючих растений, затененные свежей верхней листвой, начали уже вянуть и свертываться, так что мы сравнительно легко могли пробираться между утолщающимися стеблями. На уколы в лицо или руку мы уже не обращали внимания. В середине чащи я остановился и тревожно уставился в лицо Кавора.

— Подземные, — прошептал он. — Там, внизу.

— Но они могут выйти наружу.

— Нам надо найти наш шар.