Пища богов (пер. Тан)

Только что он успел въехать в черту поселка, как из тумана, прямо перед лошадью, выпрыгнуло большое серое животное с круглыми ушами на острой голове. Доктора особенно поразили розовые перепончатые передние лапы чудовища. За крысу он его признать никак не мог в виду необычайной величины, но она ему показалась ужасной и сверхъестественной. Доктор вскочил, стал кричать и хлопать бичом, но, несмотря на это, крыса впилась в шею лошади. Последняя сделала скачок в сторону и понеслась поперек дороги. В это время другая крыса неожиданно прыгнула сбоку на доктора. Он отчаянно вскрикнул и со всего размаха ударил ее ручкой бича, а что было дальше — он совсем не помнит, или, лучше сказать, помнит, но смутно, тем более, что вся катастрофа совершилась в течение нескольких секунд. Окончательно он пришел в себя только в комнате каменщика и там лишь почувствовал, что сильно ушиб колено и, вероятно, ранен. Раны у него оказались препорядочные и довольно-таки глубокие: с левого плеча на значительном протяжении были содраны две параллельных ленты кожи.

Восстанавливая это происшествие по воспоминаниям доктора, рассказу каменщика и результатам катастрофы, обнаруженным при следствии, я полагаю, что все произошло следующим образом. Одновременно со второй крысой, бросившейся на доктора, третья крыса (их было три — каменщик это ясно видел) бросилась сбоку на лошадь. Лошадь ли при этом упала и увлекла в своем падении экипаж, или он опрокинулся, наскочив колесом на грядку, но доктор вдруг очутился на земле (упал или соскочил — он уже не помнит), бросился к крыльцу усадьбы и стал отчаянно колотить ручкой бича в дверь, крича:

— Отворите, отворите!

Экипаж, как я уже сказал, опрокинулся (хорошо, что это случилось во дворе усадьбы, а не раньше!), фонари разбились, керосин из них пролился и вспыхнул ярким пламенем. «Было светло, как днем», — говорит каменщик, смотревший из окна. Он проснулся еще раньше от необычайного шума. Вскочив с постели, он подбежал к окну и отдернул занавеску. Сначала ничего не было видно, но потом, когда вспыхнул керосин, каменщик увидел прежде всего силуэт доктора, бегущего к двери, затем лошадь, лежавшую на земле и судорожно дергавшую ногами, а около нее двух каких-то чудовищ, из которых одно было обращено к окну спиною, а голова другого высовывалась из-за тела лошади. Третье такое же чудовище, во всей своей красе, с красными лапами, свирепыми глазами и двумя длинными острыми зубами, торчавшими изо рта, сидело около забора, обратив свою острую морду к огню. Это была, вероятно, та крыса, которая ранила доктора. Испугавшись падения экипажа и внезапного света, она, должно быть, бросилась бежать, но остановилась у забора.

Вы видали, конечно, крыс и знаете их длинные острые зубы и свирепые глаза. Представьте же теперь себе эту морду, равно как и все остальные размеры животного, увеличенными пропорционально раз в десять, да еще ночью, при легком тумане, при фантастическом освещении, и вы поймете, какое впечатление она произвела на каменщика, вдобавок только что проснувшегося и испуганного!

Не мудрено, стало быть, что он не сразу решился отворить дверь доктору, а сначала зажег огонь. Многие упрекают его за это, но я не решился бы присоединиться к их числу, не испытав предварительно своей собственной храбрости…

А доктор все кричал и стучал.

По словам каменщика, он рыдал от ужаса, когда дверь наконец была отперта.

— Засов, засов! — бормотал он, не будучи в состоянии сказать: «Заприте дверь!» Когда каменщик запер дверь, то доктор упал в кресло тут же в прихожей, и долго не мог подняться на лестницу.

— Не знаю, что это было такое, не знаю, — повторял он.

Каменщик хотел было принести ему водки, но доктор побоялся остаться один в прихожей, и они сидели здесь оба до тех пор, пока доктор не пришел в себя.

На дворе тем временем огонь успел погаснуть, и крысы вновь принялись за лошадь. Они оттащили ее к забору и ели до самого утра, так как никто не смел к ним приблизиться…

2

На другой день, часов около одиннадцати утра, Редвуд пришел к Бенсингтону с кипой вечерних газет. Бенсингтон на положении больного скучал в это время за чтением какого-то нелепого романа, взятого для него в Бромтонской библиотеке.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил он.

— Да вот осы еще двоих искусали около Чартэма.

— Кто же в этом виноват? Надо было выкурить дымом все гнездо.

— Разумеется, мы не виноваты.

— Ну, а как насчет купчей на ферму?

— Да агент все затягивает дело. Говорит, что есть другие покупатели, а когда я ему говорю, что для нас это — дело жизни или смерти, то он, потупив глаза, советует накинуть еще двести фунтов. Мне кажется, я скорее согласился бы иметь дело с гигантскими осами, чем с агентами по продаже недвижимости… Никакого понятия об общественной пользе!..

Поговорив немножко об адвокатах, агентах, вообще деловых людях и позлословив на их счет, Редвуд подошел к окну и стал смотреть на улицу.

Бенсингтон тем временем, отложив в сторону роман, сидел задумчиво в кресле и рассматривал свои руки, сложенные ладонями вместе.

— А что, Редвуд, — спросил он наконец, — должно быть и нас с вами порядочно пробирают в газетах?

— Не так сильно, как можно было бы ожидать.

— Значит, нас считают непричастными к этому делу?

— Не совсем так, но, с другой стороны, нас не особенно обвиняют и вполне соглашаются с моим мнением насчет мер, которые следует принять. Вы знаете, я ведь послал в «Тайме» письмо с объяснением всего дела…

— Не знаю. Мы получаем «Кроникс», — сказал Бенсингтон.

— Да, послал, и «Тайме» поместил длинную передовицу об этом. Очень хорошую, прекрасно написанную, с латинскими изречениями. Когда ее читаешь, то так и кажется, что-то безличное, очень авторитетное, страдая инфлюэнцей, говорит сквозь респиратор или шарф, которым закрыт его рот и нос. В общем, вывод такой, что много толковать о данном вопросе бесполезно, а надо немедленно принять какие-нибудь меры, так как иначе, пожалуй, гигантские осы и уховертки наделают еще больших бед. Какие следует принять меры — об этом5, конечно, ни слова. Вполне государственная статья! Притом характерно английская!

— А тем временем гигантские животные размножаются?

— Очевидно.

— Неужели Скиннер был прав относительно гигантских крыс?

— О нет! Это было бы уже слишком, — сказал Редвуд. Подойдя затем поближе к Бенсингтону, понизив голос и указав на дверь, он прибавил:

— А как она относится к этому?

— Кузина Джен? Она ничего не знает. Ей не приходит в голову, что мы имеем какое-нибудь отношение к гигантским животным. Да она и газет не читает.

— К счастью для нас, — заметил Редвуд.

— Так же, как и миссис Редвуд, я полагаю?

— О нет, — отвечал Редвуд, — она как раз теперь приходит в отчаяние по поводу ребенка.

— Растет?

— Ужасно. Почти на четыре фунта прибавился в десять дней. Весит теперь больше тридцати фунтов. Это шестимесячный ребенок! Действительно, есть от чего в отчаяние придти!

— А здоров?

— Богатырь! Кормилица ушла, потому что слишком больно дерется. Не успевают шить распашонки: чуть не каждую неделю приходится менять! На днях возили его гулять, а у колясочки колесо сломалось — рыночная работа! — так привезли домой на тележке молочника. Толпа собиралась, да… Принуждены теперь класть его в кроватку Джорджины, а Джорджина спит в его люльке. Ну, мать, конечно, боится. Сначала гордилась им и все хвалила Уинклса, а теперь нет! Замечает, знаете ли, что это не совсем нормально.

— А я думал, что вы его посадили на малые дозы,

— Пробовал.

— Ну что же?

— Ревет. И прежде он кричал довольно громко, но это, знаете ли, так и следует: легкие развиваются; а теперь, с тех пор, как принимает Гераклеофорбию…

— Гм! — произнес Бенсингтон, рассматривающий свои пальцы с еще большим вниманием, чем до сих пор. — Если судить по курам и осам, то он вытянется футов на тридцать или около того… при соответствующих размерах всего прочего…

— Что же мы с ним будем тогда делать?

— Вот это-то и интересно, — отвечал Бенсингтон,

— Черт возьми! Одно платье чего будет стоить… Да, наконец, — прибавил Редвуд, — как он будет жить, оказавшись единственным Гулливером среди пигмеев?

— Почему единственным? — сказал Бенсингтон и, не получив ответа, еще раз повторил: — Почему единственным?

— Не думаете же вы…

— Я ничего не думаю, я только спрашиваю: почему единственным? — сказал мистер Бенсингтон с самодовольством человека, загадавшего трудную загадку.

— Вы хотите сказать, что, может быть, и другие дети…

— Я хочу сказать только то, что сказал. Редвуд стал ходить по комнате.

— Конечно, — произнес он, помолчав немного, — возможно, что и другие… А все-таки, до чего же мы дойдем?

— Не забудьте, Редвуд, — сказал мистер Бенсингтон, очевидно наслаждаясь смущением приятеля, — что ведь и мозг его, надо думать, будет на тридцать пять футов, или около того, выше нашего уровня, а это… Что там такое?

Редвуд стоял у окна и, видимо, взволнованный, во что-то пристально всматривался.

— Что там такое? — повторил Бенсингтон, вставая.

— Надо купить газету, — сказал Редвуд, бросаясь к двери.

— Да в чем дело?

— Там газетчик… с заголовком большими буквами…

— Ну, так что ж?

— Да я не разобрал хорошенько… Надо купить газету… Что-то о гигантских крысах.

— Крысах?

— Ну да. Скиннер оказался прав, очевидно.

— Так вы думаете.

— Что я могу думать, пока не куплю газеты? Гигантские крысы! Уж не съели ли они его?

Поискав шляпу, Редвуд выбежал без нее. Пока он спускался с лестницы, на улице слышался крик газетчика:

— Ужасное событие в Кенте! Ужасное событие в Кенте! Крысы съели доктора… Ужасное событие! Доктор съеден огромными крысами! Подробное описание!..

3

Коссар — известный инженер — нашел их обоих у подъезда дома. Редвуд держал газету, а Бенсингтон, стоя на цыпочках, заглядывал в нее через плечо своего приятеля.

Коссар был здоровый малый, с неуклюжими конечностями, как бы случайно попавшими на предназначенные места, и лицом, похожим на неоконченный резной барельеф, забракованный в самом начале работы: глаза были едва обозначены, нос остался четырехугольным, нижняя челюсть выдвигалась вперед, волосы расходились от головы по касательным линиям. В общем, вряд ли кто нашел бы его красивым. К тому же он сильно пыхтел, а говорил тоненьким голосом и всегда с оттенком недовольства или горькой жалобы. Одет он был в серую пиджачную пару, а голову слегка прикрывала шелковая шляпа.

Подъехав к дому в кэбе, он засунул свою громадную красную руку в карман брюк, вынул кошелек, расплатился с извозчиком и начал грузно подниматься по ступенькам, причем под мышкой у него оказалась аккуратно сложенная афиша, которую он взял в руки, как только освободился от кошелька.

— А что там насчет Скиннера? — спросил Бенсингтон, не замечая Коссара.

— О нем ничего нет, — отвечал Редвуд. — Должно быть, съеден.

— Оба съедены. Это ужасно! А, Коссар!

— Это ваше дело? — воскликнул Коссар, размахивая афишей. — Чего же вы не прекратите эти безобразия? Разве ферма не ваша?.. Бессмыслица! Я знаю, вы такой народ, что вам все равно!.. Что вам делать? Как что делать? Я вам скажу, если хотите!.. Ступайте в оружейный магазин… конечно… Зачем? А затем, чтобы ружья купить… Магазин тут недалеко… Купите восемь ружей, самых больших… Для слонов?.. Нет, поменьше… Пехотных?.. Нет, побольше. Скажите — в быков стрелять… Не в крыс, помните. Никто не поймет. Скажите, для охоты на буйволов. Слышите? Почему восемь? Да меньше нельзя… Да не забудьте купить патронов… а то ведь вы, пожалуй, купите только одни ружья. Берите сейчас же извозчика. Где это? В Уршоте? Значит, на станцию Чаринг-Кросс. Поезд будет после двух часов дня. Согласны? Прекрасно!.. А разрешение у вас есть?.. Какое разрешение? На ружья разрешение. Не на охоту, помните. Ведь это крысы, не дичь. Это не охота. Возьмите сразу восемь разрешений… обязательно восемь… В почтовой конторе… Ну, что еще? Ах, да, у вас есть телефон? Есть? Ну, так я сейчас позвоню к пятерым моим товарищам по клубу… Почему к пятерым? Да потому, что ружей будет восемь: нас трое да их пятеро… Куда же вы, Редвуд?.. За шляпой? Чепуха! Берите мою! Нам нужны ружья, а не шляпы!.. Деньги есть? Хватит? Ладно!.. А где ваш телефон, Бенсингтон?

Такому стремительному натиску приятели, очевидно, противостоять не могли; они растерялись и покорно исполняли все распоряжения энергичного инженера. Бенсингтон повел его к телефону. Переговорив с кем следует, Коссар вновь напал на Бенсингтона.

— Кроме крыс, там есть еще осы, — сказал он. — Надо запастись серой и селитрой. Обязательно! Вы сами химик…

Где можно достать селитру целой тонной, но в портативных мешках?.. Зачем?.. Да конечно затем, чтобы выкуривать ос!.. Или, может быть, для этого лучше взять серу… Я почем знаю! Ведь вы химик, а не я!.. Так серу лучше?

— Я думаю, что лучше взять серу…

— А более подходящего ничего нет?.. Ну, ладно. Это уж ваше дело. Ладно. Закупайте же как можно больше серы, И селитры захватите, а то гореть не будет… Куда посылать? Разумеется, на Чаринг-Кросс. Прямо до места. Да сами посмотрите, чтобы все было сделано… Что еще?

Коссар задумался на минутку.

— Да! — воскликнул он почти тотчас же. — Гипсу. Лучшего гипсу, чтобы залепить дыры, понимаете…

— Сколько?

— Сколько чего?

— Серы.

— Да целую тонну, конечно!

Бенсингтон, хотя и трясущимися руками, но с видимой решительностью надвинул поплотнее очки на нос и сказал:

— Ладно.

— А деньги есть? — спросил Коссар. — К черту чеки. Вас там могут не знать. Платите наличными. Обязательно! Где ваш банк? Ступайте сейчас же и возьмите сорок фунтов.

Пауза и краткое размышление.

— Если мы предоставим это дело полиции, то она весь Кент вверх дном перевернет, — продолжал Коссар. — Ну, что же еще? Кажется, ничего больше?

Он высунулся в окно и махнул рукой извозчику.

— Кэб, сэр? — спросил тот.

— Обязательно!

Затем Коссар вместе с Бенсингтоном, оба без шляп, сбежали с лестницы.

— Я полагаю, — решился заметить Бенсингтон, смотря на окна своей квартиры и держась за край коляски, — что мне следовало бы предупредить кузину Джен…

— На это будет больше времени, когда вернетесь, — сказал Коссар, подсаживая его в экипаж своей громадной ручищей.

— Умные люди, — заметил он вдогонку, — а никакой решимости. Есть тут время возиться с кузиной Джен! Я ведь знаю ее! Всю страну заполнили эти кузины Джен! Думаю, теперь они провозятся с этими делами до самого вечера. Черт их знает, с чего они такие! Наука ли это действует, или кузина Джен, или еще что…