Последний фуршет

Вера Копейко

Последний фуршет

Пролог

Машина свернула с Кольцевой дороги, залитой светом, и глаза Лизы уперлись в темноту. Она включила дальний свет фар и, не сбавляя скорости, помчалась по освещенному коридору.

Светофор загорелся красным, она резко нажала на тормоз. Бросив взгляд на сиденье рядом с водительским, Лиза почувствовала, как сердце дернулось. Пусто. Она привыкла, что длинные ноги Славика коленками упираются в бардачок, а сам он в расслабленной позе полудремлет, откинувшись на ворсистый подголовник.

Лиза опустила стекло. Ночной воздух охладил лицо, которое никак не могло остыть. Оно горело, как загорелось все внутри, едва она увидела то... что увидела...

Светофор переключился, «Паджеро-пинин» рванул вперед. Ветер задувал в окно, вихрился, словно смерч, проносился по салону и поспешно вылетал обратно в ночь. Он напомнил ей о том ветре, который трепал ее тело, когда она прыгала с парашютом. И из давнего прошлого пробился голос инструктора:

— Девочки-и-и... запомните-е-е... — Лиза подняла стекло. — Когда летите вниз, всегда улыбайтесь.

— Зачем? — спрашивала Лиза.

— Затем, — говорил он, — если не будете улыбаться, то щеки станут дрожать, как кисель. — Он поморщился. — Некрасиво...

Лиза с силой растянула губы. Ей тоже надо улыбаться. Сейчас. Растянула еще сильнее и почувствовала солоноватый вкус во рту. Значит, лопнула пересохшая от ветра губа.

Плевать, подумала она и продолжала улыбаться. Сейчас она тоже прыгает, только без парашюта. В другую жизнь.

Лиза как-то предложила Славику:

— Давай спрыгнем.

— Куда? — Тот повернулся к ней, правая щека дернулась — он перекинул во рту пастилку. Верхняя губа дрогнула, как обычно, когда ему что-то не нравилось.

— Ты не хочешь? — спросила Лиза.

— Нет. — Он повел плечами, а это означало: чего ты ко мне пристала?

А Лизу охватил азарт.

— Может быть, скажешь, почему нет? — не унималась она.

— Куда же ты предлагаешь спрыгнуть? — Он поднял брови и смотрел на нее, а она — на дорогу.

— На землю, — бросила Лиза, дернув рычаг переключения передач.

Он вздохнул.

— А мы, по-твоему, где?

Лиза усмехнулась:

— Мы — на земле. Значит, спрыгнем с неба, откуда еще. Я тебе рассказывала, что раньше прыгала с парашютом. Я хочу снова. — Она помолчала и добавила: — Вместе с тобой. Нам надо встряхнуться, Славик.

— Нет. Я не хочу. И тебе не разрешу, — заявил он. — Зачем мне жена-калека?

— А, значит, незаче-ем...

— Ломать такую... нужную... как ты?

Лиза усмехнулась. Мог бы добавить после слова «нужную» — вещь. Но она не собиралась нарываться на ссору и промолчала.

— Есть люди хрупкие, они ломаются. А есть которые не ломаются. Я из последних.

Славик наклонился и поцеловал ее в ухо. Она покрутила головой.

— Можно было и не так оглушающе.

— В другой раз постараюсь...

Это было довольно давно, когда Лиза еще надеялась, что жизнь можно изменить просто — допустим, прыгнуть с парашютом. Вдвоем со Славиком.

— Другого раза не будет, — пробормотала Лиза сейчас. Она почувствовала, как кровь прилила к вискам и давила.

Все. Ей больше ничего не нужно из нынешней жизни. Ни фуршеты, ни ужины, ни обеды. Ей вообще больше не нужна та жизнь, в которой она совершенно неожиданно для себя стала... кухаркой. Она больше не хочет быть мамочкой, домоправительницей, экономкой, прислугой.

Теперь она будет заниматься собой. И тем, чем перестала, — в угоду ему.

А все начиналось так замечательно... Стоп. Не надо крутить пленку обратно, одернула себя Лиза. Она катит вперед.

Как говорят умные люди? Перед тем как прыгнуть, лев приседает? Чтобы подняться на новую вершину, альпинист спускается в долину? Тогда она поступает абсолютно правильно — чтобы родиться снова, надо сначала умереть.

Поэтому среди ночи и мчится туда, где самое подходящее место для того, чтобы умерла ее прошлая жизнь. В «Дом друзей», или хоспис. Туда, где живут те, кому скоро предстоит уйти из этой жизни.

Лиза не сомневалась, что хозяйка хосписа, Ксения Петровна Соколова, ее крестная мать, найдет для девушки отдельную комнату.

1

Поначалу Лизе нравились фуршеты, приемы, обеды, на которые приглашали Славика Стороженко с супругой. Но это скоро наскучило.

— Ну не хо-очется... — с неподдельной тоской тянула Лиза. — Опять этот фуршет.

— Да, фуршет. Опять. Я уже сто раз объяснял тебе, для чего существуют тусовки.

— Я знаю, для чего, — Лиза кривила губы. — Для того, чтобы меня мучить, вот для чего.

— Не верю, что ты сильно мучаешься, — фыркнул он, и хлопья пены полетели в разные стороны.

Лиза любила наблюдать, как преображается лицо мужа каждое утро, когда он бритвой снимает с него пушистую белую пену вместе с жесткой щетиной, которая ночью колола ее тело, заставляя его пылать жарким пламенем.

До сих пор она чувствовала, как горит кожа на груди под тканью зеленого халата. Ночью Славик стащил с нее оранжевую пижаму, а утром, выбравшись из-под пышного легкого одеяла, она надела только штанишки от нее, а сверху — халат. В квартире было нежарко.

Сегодня ночью Славик не отворачивался со стоном, не отцеплял ее руки от себя, не бормотал, что сильно устал.

— Знаешь, — Лиза почувствовала, как горло перехватило, и откашлялась, — сначала все новое нравится, а потом надоедает.

— Даже надевать красивые платья? Даже чувствовать, как тебя поедают глазами фуршетники и фуршетницы?

Его губы сложились в насмешливую улыбку. Славик наблюдал за Лизой в зеркало. Он был высокий, поэтому флакончики, тюбики, баночки на полке не мешали видеть лицо жены целиком.

Лиза привалилась к косяку, сощурившись. Глаза, в цвет которых была отделана ванная, превратились в щелочки не шире зубочистки, которую она сейчас крутила в кармане халата. После сна волосы растрепались и походили на светло-рыжую плохо расчесанную гриву породистой лошадки.

— Эти, как ты их называешь, фуршетники и фуршетницы, а также коктейльщики и...

— ...приемщики, обедники... — подхватил Славик.

— Скажи еще ужинщики, — хмыкнула Лиза. — Ужасные, скучные слова. — Она покачала головой, выпустила из пальцев зубочистку на дно кармана и сложила руки на груди, не собираясь продолжать игру в слова. — В общем, как их ни назови, они мне надоели. Как подумаю, что снова придется все это... все это... скушать, — она поморщилась, — у меня начинает урчать... в мозгах.

Славик засмеялся:

— Урчать в мозгах? Здорово. Я запомню. Как ты такое находишь.

Лиза усмехнулась:

— Нахожу? Я не ищу, а просто выражаю словами то, что чувствую.

— Должен признаться, я с удовольствием наблюдаю, как вокруг тебя нарезают круги, — он снова засмеялся, — мужчины, особенно чуткие к прелестям красивых женщин. — Плеснув себе в лицо пригоршню воды, Славик зафыркал и закрутил головой. Светлые волосы упали на лоб, намокли и потемнели. Лиза молча наблюдала за мужем, сложив руки на груди. Наконец тот отфыркался, пригладил волосы влажной пятерней. — Наивные, — он снова посмотрел в зеркало, прямо в ее глаза. — Они думают, что ты явилась одна. Как будто такую свеженькую капустку кто-то выкатит из своего огорода каким-то козлам.

Лиза засмеялась.

— Ты тоже умеешь построить фразу. Правда, — она поморщилась, — грубовато.

— Но по-мужски, разве нет? — Славик самодовольно рассмеялся и наградил себя еще одной пригоршней воды. Отфыркавшись, снова посмотрел в зеркало. На стекле осели брызги, капли, удлиняясь, медленно ползли вниз. Лизино лицо, казалось, все в слезах.

Такое лицо ему не понравилось, поэтому Славик оглянулся и взглянул на нее настоящую.

Она молча пожала плечами, а он продолжил:

— А я тут как тут. Стоп, господа, эта рыжая красавица со мной.

— Ага, — засмеялась Лиза. — Ты тут как тут — и уже познакомился с кем надо. Я, кроме всего прочего, еще и приманка, да?

— Но я не виноват, — Славик поморщился, пытаясь изобразить неловкость. — Если ты притягиваешь к себе именно тех, кто мне... полезен.

Лиза промолчала. Отвернулась от мужа и посмотрела в окно. Через него вливался оранжевый поток света. Он проходил сквозь апельсиновую занавеску и становился нестерпимо ярким. Лиза довольно щурилась. Она любила солнце. Поэтому подобрала занавеску не к зеленоватой полоске на кухонных обоях, а к оранжевой. Эх, какая погода, поехать бы на дачу, прямо сейчас, думала Лиза с тоской. Она купила машину песка, его нужно добавить под цветы, причем срочно. Но этот фуршет...

— Ладно, не пытайся изобразить оскорбленную невинность, — бросил Славик фразу, которую часто повторял к месту и не совсем. Лиза вдумалась только один раз, когда муж произнес ее впервые. Потом пропускала мимо ушей. — Я хочу, чтобы ты надела мое любимое черное платье.

— Господи, — Лиза вздохнула нарочито громко. — На что только я трачу свою жизнь!

— Ты тратишь свою жизнь не на что-то, а на кого-то, — назидательным тоном заявил муж. — То есть на меня. — Он повернулся к ней, раскинул руки. — Иди сюда. Попробуй, какие у меня теперь мягкие щеки. Я хорошо пробрился. На этот раз ты купила замечательно удачные лезвия. Где их, интересно, продают?

— Там же, где и крем для бритья, — бросила Лиза. — Если тебе на самом деле интересно, — добавила она с сомнением.

— Даже не знаю, где это. — Славик засмеялся, наклонился и попытался прижаться щекой к Лизиному лбу. Она увернулась, приглаживая еще сильнее вздыбившиеся волосы, и проворчала:

— Там же, где и крем после бритья.

— Ты отвечаешь, как моя мама. Она всегда мне все покупала сама.

— Я и есть твоя мама, — неожиданно для себя бросила Лиза. У нее получилось так резко, что Славик открыл рот. Он хотел отозваться на этот выпад жены, но передумал.

— Лиза, мне все-таки кажется, ты до сих пор до конца не поняла, для чего устраивают фуршеты.

— Для чего? — спросила она, чувствуя, как радость солнечного утра уходит, освобождая место раздражению, которое все чаще становилось основной нотой дня. Как в ресторанах, в которые они утомительно часто ходят, подают блюдо дня. Протертый томатный суп цвета толченого кирпича. Грибной, серый, где темнеют размолотые в порошок грибы. По цвету он напоминал ей порох, который отец засыпал в патроны, собираясь на охоту.

— Чтобы делать дела в неформальной обстановке, Лизунья. — Она не улыбнулась, как обычно делала, на придуманное мужем имя. Она что, на самом деле любила... лизаться... когда-то? Если и было такое, то в самом начале. А потом что-то изменилось. Как будто у каждого из них возникла своя роль... Ей, по сценарию, лизаться не положено. Скорее ему. Но имя осталось. Она думала об этом не раз, но никогда еще — до конца. — Там встретишь того, к кому в кабинет не пробиться. Высокая грудь секретарши...

— По нынешней моде грудь не должна быть слишком высокой, — насмешливо заметила Лиза. — От чего ты избавляешься на этих сходках, так это от необходимости натыкаться на костлявые плечи, которыми секретарша преграждает путь в кабинет.

— На грудь, — упорствовал Славик. — Невысокую, да, но достаточно твердую. Причем не только благодаря стараниям природы, но и успехам косметической хирургии.

— Какие познания, — фыркнула Лиза. — Но, похоже, в них есть пробелы. Ты знаешь, где берут такую грудь?

— Мне это ни к чему. У тебя все в полном порядке, — ответил Славик.

— А разве у мамы ты никогда не спрашивал? — сейчас Лиза не смотрела на окно, а ехидно сощурилась, наблюдая за мужем. Но то, что солнце нырнуло за тучу, она почувствовала. Щекой, которую оно больше не грело.

— Нет, не спрашивал. Так я продолжу. — Славик выдавил на руку гель и шлепнул себя по лицу. Лиза ощутила запах ромашки и мяты. Он ей всегда нравился, но сейчас нос сам собой сморщился. Слишком резкий. Чересчур. Надо купить ему другой гель. Или крем после бритья. Что-нибудь подороже. Или тот, который вообще без запаха. — На фуршете можно оказаться рядом с нужной секретаршей, но там она не станет закрывать грудью своего босса. А значит, держа в руке бокал с итальянским вином или рюмку текилы, — рассуждал Славик, — ты знакомишься с кем надо.

Лиза вздохнула, потуже затянула пояс изумрудно-зеленого махрового халата, из-под которого торчали рыжие пижамные штанишки. Она походила на морковку с раздвоенным корнем. В другой раз, взглянув в зеркало, Лиза обязательно отметила бы это. Но сейчас не смотрела на себя, хотя на стене, напротив которой стояла, зеркало было, причем большое.

— Чем дороже заведение, а меня приглашают на этот раз в новый отель пять звезд...

— Тебя приглашают, ты и иди, — неожиданно бросила Лиза.

— Я не могу без тебя, — сказал Славик. — Я хочу, чтобы мы пошли вместе, и мы пойдем, — поспешил добавить он с твердостью в голосе. Похоже, ему не понравилась жалобная нотка первой фразы. — Чем богаче заведение, чем престижней фирма, которая устраивает фуршет, тем крупнее... те, кто меня заметит.

— Понятно, — Лиза кивнула.

Ей не хотелось ссориться, тем более что Славик говорил правду. Вообще-то его трудно не заметить в любой толпе. Интересовались, кто тот высокий вальяжный молодой мужчина с пышными пшеничными волосами и крупным лицом, безукоризненно одетый?

У Лизы был острый глаз. Кажется, из воздуха она улавливала все новое, вещи-пароли находила безошибочно. Она знала точно, что на рукавах дорогого пиджака должно быть четыре пуговицы, и у Славика ровно столько. Причем петли должны быть не ложные, а прорезные. Она покупала ему носки, которые никогда не сползали и не морщились.

Славик умел держаться, и когда узнавали, что этот прекрасно одетый мужчина — японист с именем, охотно знакомились, полагая, что на нем можно сделать деньги.

— Ты помнишь автомобильного дилера, здоровенного мужика? У него было красное лицо, как у дальнобойщика? — спросил Славик.

— Помню. Он стал нашим первым крупным уловом в фуршетном болоте, — проворчала Лиза. — Между прочим, я. думаю, он на самом деле дальнобойщик. Он тогда припал к тебе, будто дитя к материнской груди, — она засмеялась.

— Много принял, — хмыкнул Славик. — Но заметь, оказался не жадным.

— Да, — Лиза не могла спорить. «Паджеро-пинин», на котором она ездит, он продал им с большой скидкой.

Но она помнила и другое — это был ее первый серьезный опыт работы на Славика.