Лишь в шестилетнем возрасте к Павлу был приставлен воспитатель – граф Панин, который, во-первых, не любил детей, во-вторых, не жаловал свежий воздух и мало-мальски длительные прогулки, а в-третьих, терпеть не мог великую княгиню. Легко догадаться, в каком направлении пошло воспитание царевича, с ранних лет страстно мечтавшего о троне.
Вынужденный досуг Екатерина заполняла по собственному усмотрению. В отличие от русских аристократок, она была трудолюбива, с удовольствием сама себя обслуживала, например стирала, варила себе кофе, могла растопить камин, любила работать в саду, искусно вышивала, иногда занималась резьбой по слоновой кости.
Пока ее муж развлекался дрессировкой собачек и разыгрыванием кукольных спектаклей, она продолжала изучать историю, географию, экономику, философию, знакомилась с трудами Плутарха, Тацита, Монтескье, Вольтера, Дидро, читала русские летописи и т. д.
Екатерина читала и писала на немецком, французском и русском, но допускала много ошибок. Она сознавала это и однажды призналась одному из своих секретарей, что могла учиться русскому только из книг без учителя, так как тетка Елизавета Петровна сказала ее гофмейстерине:
– Полно ее учить, она и без того умна.
Очень характерно для «дщери Петровой», которая за всю жизнь не прочла, кажется, ни единой книги и месяцами собиралась поставить свою подпись на важнейших документах.
Семилетняя война
Между тем Россия оказалась втянутой в так называемую Семилетнюю войну, зачинщицей которой была Пруссия. За счет укрепления верховной власти, мобилизации ресурсов, создания хорошо организованной многочисленной армии (за 100 лет она выросла в 25 раз и достигла 150 тыс. чел.) относительно небольшая Пруссия превратилась в сильную агрессивную державу. Прусская армия стала одной из лучших в Европе. Ее отличали железная дисциплина, высокая маневренность на поле боя, четкое исполнение приказов.
Кроме того, прусскую армию возглавлял выдающийся полководец той эпохи – король Фридрих II Великий, который внес заметный вклад в теорию и практику военного дела.
К середине XVIII в. резко обострились и англо-французские противоречия, связанные с борьбой за передел колоний. Все это привело к изменениям традиционных связей. Англия заключила союз с Пруссией. Это заставило бывших противников – Францию и Австрию – сплотиться перед угрозой со стороны англо-прусского альянса.
Что касается России, то Петербург не устраивало дальнейшее усиление Пруссии, чреватое ее притязаниями на влияние в Польше и на бывшие владения Ливонского ордена. Это прямо затрагивало российские интересы. Россия примкнула к австро-французской коалиции и по просьбе своего союзника, польского короля Августа III, в 1757 г. вступила в Семилетнюю войну.
Первая победа российских войск над прусской армией была одержана в сражении при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 г. Она значительно подняла боевой дух русских солдат, разогнав прежние страхи перед «непобедимыми пруссаками». По свидетельству служивших в армии Апраксина иностранцев, такой жестокой битвы еще не бывало в Европе. Опыт Гросс-Егерсдорфа показал, что прусская армия не любит ближнего штыкового боя, в котором русский солдат показывает высокие боевые качества.
Однако Апраксин не развил успех и вскоре отвел войска назад к границе. По распространенной версии, причина его отхода имела не военный, а внутриполитический характер. Императрица Елизавета Петровна захворала, и Апраксин опасался, что она может умереть, к власти придет ее племянник Петр, а он был противником войны с Пруссией.
Сам Апраксин в письме от 30 сентября оправдывал свое отступление следующим образом:
«Суровость времени и недостаток в здешней земле провианта и фуража, равно как изнуренная совсем кавалерия и изнемогшая пехота, суть важнейшими причинами, кои меня побудили, для соблюдения вверенной мне армии, принять резолюцию чрез реку Неман перебраться и к своим границам приближиться. Сие самое препятствием было над побежденным неприятелем дальнейшие прогрессы производить. <…> нашед <…> многие главнейшие и человеческим разумом непреодолимые препятствия от рановременных по здешнему климату ненастей и морозов и не могучи воли Божией противиться, с наичувствительнейшим моим и всего генералитета сокрушением, не в сходство высочайшую вашего величества намерения и в противность нашего искреннейшего желания поступить и сие к границам приближение за лучший к соблюдению армии способ тем паче избрать принужден был, что, удержав Тильзит и реку Неман, також, расположа армию в сей завоеванной Пруссии, так от недостатка провианта и фуража, как и от разделения по частям армии для сбережения завоеванных мест конечная погибель всему войску нанесена была б…» [5]
Выздоровевшая вскоре Елизавета Петровна со скандалом отстранила Апраксина от командования и поставила во главе армии генерала Виллима Виллимовича Фермора, потребовав от него энергичного продолжения кампании. Второй восточно-прусский поход завершился быстро и почти бескровно. Не ожидая, что русские предпримут зимнюю кампанию, Фридрих II отправил основные силы для защиты от нападения шведов.
В результате в Восточной Пруссии остались лишь небольшие гарнизоны. 10 января 1758 г. сдался Кенигсберг, и население Восточной Пруссии вскоре было приведено к присяге российской императрице. Так пал последний оплот, оставшийся от прежних завоеваний крестоносцев в Прибалтике, а Елизавета Петровна как бы завершила дело, начатое Александром Невским.
Знаменитым Цорндорфским сражением 14 августа фактически завершилась кампания 1758 г.: осенью русские войска отошли на зимние квартиры в Польшу. После этой битвы Фридрих произнес фразу, вошедшую в историю:
– Русских легче перебить, чем победить.
В 1759 г. русские договорились о совместных действиях с австрийцами на Одере, главнокомандующим российскими войсками был назначен генерал Петр Салтыков. Вот впечатление о нем одного из очевидцев: «Старичок маленький, седенький, простенький… без всяких украшений и пышностей… Он казался нам сущею курочкой, и никто мыслить того не отважился, чтоб он мог учинить что-нибудь важное». Этого военачальника очень ценили и даже любили солдаты. Именно с Салтыковым связана самая блистательная кампания русских войск в Семилетней войне – битва при Кунерсдорфе.
12 августа 1759 г. в 11 часов утра близ деревни Кунерсдорф прусская армия во главе с королем Фридрихом атаковала заранее укрепленную позицию русско-австрийских войск под командованием генерала Салтыкова. Русские солдаты проявили большую стойкость и неоднократно переходили в контратаки. Прусский король подтягивал все новые силы, но в «игре резервов» он был переигран русским главнокомандующим.
К семи вечера все было кончено. Прусская армия потерпела сокрушительное поражение. Большинство ее солдат разбежалось, и у Фридриха после боя осталось под ружьем всего 3000 человек. О состоянии короля свидетельствует его письмо от 12 августа 1759 г., адресованное графу Финкенштейну: «Страшное поражение, я его не переживу. Последствия битвы будут хуже, чем сама битва: у меня больше нет никаких средств, и, сказать правду, я считаю все потерянным».
По мере ослабления Пруссии и приближения конца войны обострялись и противоречия в стане союзников. Каждый из них добивался своих целей, которые не совпадали с намерениями его партнеров. Но и Австрия, и Франция были едины в том, что нельзя давать усиливаться России, и настойчиво протестовали против присоединения к ней Восточной Пруссии.
Австрийское руководство сумело убедить императрицу Елизавету Петровну перебросить русскую армию в Силезию для совместных действий. В результате российские войска были раздроблены. Но, несмотря на все это, 22 сентября 1760 г. Берлин был взят одним лишь кавалерийским корпусом генерала Захара Чернышева.
Пробыв в столице Пруссии четыре дня, Чернышев разрушил монетный двор, арсенал, завладел королевской казной и взял с городских властей контрибуцию в 1,5 млн талеров. Но вскоре русские покинули город, получив известие о приближении прусской армии во главе с королем Фридрихом.
Взятие Берлина имело для русских скорее символическое значение. Это было первое в истории взятие Берлина русскими войсками. Интересно, что в апреле 1945 г. перед решающим штурмом германской столицы советские бойцы получили символический подарок – копии ключей от Берлина, врученных немцами воинам Чернышева в 1760 г.
В 1761 г. союзникам вновь не удалось достичь согласованных действий. Но в августе на подступах к крепости Кольберг в Померании Румянцев разбил прусское войско под командованием принца Вюртембергского. Взятие Кольберга позволило российским войскам овладеть балтийским побережьем Пруссии.
Весть о сдаче крепости застала императрицу Елизавету Петровну на смертном одре. Никто в Европе, не исключая самого Фридриха, в это время не верил, что Пруссии удастся избежать поражения: ресурсы маленькой страны были несоизмеримы с мощью ее противников, и чем дальше война продолжалась, тем большее значение приобретал этот фактор.
И вот тогда, когда Фридрих уже активно зондировал через посредников возможность начала мирных переговоров, умерла его непримиримая противница, императрица Елизавета Петровна, заявившая однажды о своей решимости продолжать войну до победного конца, даже если бы ей пришлось для этого продать половину своих платьев.
Новый российский император Петр III заключил с Пруссией сепаратный мир, затем союз и безвозмездно вернул ей все ее территории, которыми к тому времени овладела русская армия. Это стало первой (но далеко не последней) ошибкой Петра Федоровича в его недолгом царствовании. Армия возненавидела нового монарха.
Политика Петра III вызвала возмущение в русском обществе, способствовала падению его популярности и в конечном итоге его свержению. Дело было не в преклонении Петра перед Фридрихом – им восхищались многие, – но в том, что в жертву своему личному чувству он принес интересы страны, которой был призван управлять.
Молодая императрица
А что же Екатерина? Великая княгиня уже была вполне сложившимся и очень заметным человеком при дворе. На нее обращено было большое внимание дипломатов, потому что, как они находили, «ни у кого нет столько твердости и решительности» – качеств, которые дают ей много возможностей в будущем. Екатерина независимо держится, явно не в ладах с мужем, она навлекает на себя недовольство Елизаветы.
Но самые видные люди двора Елизаветы: Бестужев, Шувалов, Разумовский – отнюдь не пренебрегают великой княгиней, но стараются установить с нею добрые, хотя и осторожные отношения. Сама Екатерина входит в сношения с дипломатами и русскими государственными деятелями, следит за ходом дел и даже желает на них влиять.
Причиной этого было пошатнувшееся здоровье Елизаветы: следовало ждать скорой перемены на престоле. Все понимали, что Петр не может быть нормальным правителем и что его жена должна играть при нем значительную роль.
Понимала это и Елизавета: опасаясь, что Екатерина совершит некие действия против Петра, дабы упрочить свое положение при дворе, императрица стала относиться к великой княгине почти враждебно. Придворные тут же последовали ее примеру. Окруженная подозрительностью и враждебностью, честолюбивая Екатерина понимала опасность своего положения, но также видела и возможность невероятного политического успеха.
О нем говорили ей и другие: Шуваловы и Разумовские считали Екатерину претенденткой на престол; Бестужев вместе с ней строил планы о перемене престолонаследия. Екатерине самой следовало готовиться действовать – и для своей личной защиты, и для достижения власти после смерти Елизаветы. Она знала, что муж привязан к другой женщине и желает, чтобы она заняла место Екатерины, в которой он видел для себя опасность.
Не желая оказаться беззащитной перед Петром в момент смерти Елизаветы, Екатерина стремилась приобрести политических друзей, образовать свою партию. Она тайно вмешивалась в политические и придворные дела, вела переписку с очень многими влиятельными лицами. Дело Бестужева и Апраксина (1757–1758 гг.) показало Елизавете, как велико было при дворе значение великой княгини Екатерины.
Падение Бестужева было обусловлено его близостью к Екатерине, и саму Екатерину постигла тогда опала императрицы. Она боялась, что ее вышлют из России, и с замечательной ловкостью достигла примирения с Елизаветой. Притворившись смертельно больной, она потребовала прислать к ней духовника, у которого просила только одного: посодействовать ее встрече с императрицей.
Встреча состоялась глубокой ночью в личных покоях императрицы. Во время беседы Екатерины с Елизаветой за ширмами в той же комнате тайно находились муж Екатерины Петр и Иван Шувалов, и Екатерина догадалась об этом. Беседа имела для нее решающее значение.
При появлении Елизаветы Екатерина стала утверждать, что она ни в чем не виновата, и, чтобы доказать, что ничего не хочет, просила императрицу, чтобы ее отпустили в Германию. Она просила об этом, будучи уверена, что поступят как раз наоборот. Результатом аудиенции было то, что Екатерина осталась в России, хотя и под надзором. Теперь ей приходилось вести игру уже без союзников и помощников, но она делала это с удвоенной энергией.
Если бы Елизавета не умерла так неожиданно скоро, то, вероятно, Петру III не пришлось бы вступить на престол, ибо заговор уже сложился и Екатерину поддерживала очень сильная партия. О примирении с мужем не могло быть и речи: Екатерина его не выносила. Он же видел в ней злобную, слишком независимую и враждебную ему женщину. «Нужно раздавить змею», – говорили окружавшие Петра голштинцы, имея в виду великую княгиню. Во время болезни Екатерины Петр мечтал о ее смерти.
Как раз в это время Екатерина познакомилась с Григорием Орловым – мужественным красавцем, любимцем гвардии, одним из пятерых братьев-богатырей, о которых слагались легенды. Григорий стал возлюбленным Екатерины, его братья – мощной поддержкой в гвардии.
В последние годы Елизаветы совершенно очевидной стала неспособность наследника управлять государством и, напротив, все понимали, сколь умна и влиятельна его жена. Вопрос о судьбе престола очень занимал Елизавету; по словам Екатерины, государыня «с трепетом смотрела на смертный час и на то, что после ея происходить может». Но она не решалась впрямую отстранить племянника. Придворные также осознавали, что Петр не может быть монархом.
Многие задумывались о том, как устранить Петра, и рассматривали различные варианты. Устранить его было можно, передав права малолетнему Павлу Петровичу, причем мать его Екатерина стала бы регентшей – практика, широко распространенная в Европе. Можно было бы отдать корону и престол непосредственно Екатерине, хотя это было менее желательно. Впрочем, без нее этот вопрос решить было невозможно (о свергнутом Елизаветой малолетнем императоре Иоанне Антоновиче тогда никто и не думал).
Так Екатерина, даже вне зависимости от своих стремлений и талантов, стала значительной фигурой, центром политических комбинаций и знаменем движения против Петра. Можно сказать, что еще до кончины Елизаветы между Петром и Екатериной начался спор о русской короне.
Ухудшение отношений с мужем привело к тому, что Екатерина стала опасаться за свою судьбу в случае его прихода к власти и принялась вербовать себе сторонников при дворе. Показное благочестие Екатерины, ее рассудительность, искренняя любовь к России – все это резко контрастировало с поведением Петра и позволило его жене завоевать авторитет как среди великосветского столичного общества, так и всего населения Петербурга.
А упоминавшееся уже знакомство с Григорием Орловым, перешедшее в глубокую и длительную привязанность, стало решающим моментом на пути Екатерины к российскому престолу. Позже Екатерина вспоминала: «Орлов всюду следовал за мною… его страсть ко мне была публична».
Смерть Елизаветы и последующие события
К кончине Елизаветы Петр и Екатерина отнеслись по-разному: новый император вел себя грубо и бестактно, открыто выражая ликование; императрица подчеркивала свое уважение к памяти усопшей. Император явно шел к разрыву; Екатерину ждал развод, монастырь, может быть, смерть.
Положение ее стало отчаянным. Новый император не просто игнорировал свою супругу, а выказывал вопиющее презрение – настолько открытое, что это тотчас было замечено дипломатами и сообщено европейским правителям. Среди прочего Петр стал принимать меры для реализации своего давнего намерения – устранить Екатерину и жениться на фрейлине Елизавете Воронцовой. С каждым днем напряжение нарастало, и угроза для Екатерины становилась все более явной.
Деятельность Екатерины начала приобретать более четкую направленность. Неожиданным затруднением оказалась ее беременность от Орлова, которую она, в отличие от предыдущих, тщательно скрывала под широкими траурными одеждами. Теперь она совершенно осознанно через близких ей людей, в том числе используя возможности своего любовника, начала создавать военную машину для свержения своего потерявшего осторожность супруга. Благодаря Орловым она могла рассчитывать на поддержку гвардейцев в самый решающий момент.
Екатерина в это напряженное время активно использовала все имеющиеся возможности и, будучи тонким знатоком человеческой натуры, делала ставки одновременно и на политическую заинтересованность иностранных держав, и на инстинкты и самые низменные желания людей.
Она занимала большие суммы у иностранцев (например, у англичан благодаря установившимся доверительным отношениям с послом Англии в России Уильямсом) для подкупа солдат и офицеров. Раздавая им деньги от имени Екатерины, братья Орловы вызывали расположение к супруге внука Петра Великого у офицеров и солдат, раздраженных непомерной муштрой на прусский манер – манией Петра III.
Среди прочего Екатерина старалась привлечь на свою сторону симпатии людей разного социального положения. По воспоминаниям княгини Дашковой, после ряда неприятных происшествий и оскорблений со стороны императора любовь и сочувствие к Екатерине заметно возросли, тогда как Петр все «глубже и глубже падал в общественном мнении». Нет никаких сомнений в том, что с момента осознания Екатериной грозящей ей опасности она приступила к реализации плана захвата власти. Теперь уже не столько ради самой власти, сколько ради спасения своей жизни.
К ключевому моменту – окончательному решению Петра отделаться от супруги – та уже почти полностью контролировала ситуацию. Только ждала подходящей минуты, чтобы захватить власть…
Различные круги лелеяли мысль о низложении Петра III. Екатерина, пользовавшаяся популярностью в народе, вынашивала свои планы. Гвардейцы мечтали видеть ее на престоле; сановники желали заменить Петра его сыном при регентстве Екатерины.
Вступив на трон, Петр III осуществил ряд действий, вызвавших отрицательное отношение к нему офицерского корпуса. В то время как Россия в ходе Семилетней войны одержала ряд побед над Пруссией, Петр вернул ей захваченные русскими земли, заключив невыгодный для России договор. Одновременно он намеревался в союзе с Пруссией выступить против Дании (союзницы России) с целью вернуть Шлезвиг, отнятый ею у Гольштейна, причем сам собирался выступить в поход во главе гвардии.
Петр объявил о секвестре имущества Церкви, отмене монастырского землевладения и делился с окружающими планами о реформе церковных обрядов. Противники Петра III обвиняли его также в невежестве, слабоумии, нелюбви к России, полной неспособности к правлению. На его фоне выгодно смотрелась Екатерина – умная, начитанная, благочестивая и доброжелательная супруга, подвергающаяся преследованиям мужа.
В течение шести месяцев правления Петра III отношения Екатерины с мужем (который открыто появлялся на людях с любовницей Елизаветой Воронцовой) продолжали ухудшаться, став явно враждебными.
Зимой 1762 г. один из присутствовавших в Санкт-Петербурге иностранных дипломатов докладывал: «Императрица находится в самом тяжелом положении; с нею обращаются с глубочайшим презрением. Я уже указывал <…> что она призывает себе на помощь философию, но говорил также, как мало это лекарство подходит к ее нраву. С тех пор я узнал, и не могу в этом сомневаться, что она начинает уже с большим нетерпением выносить поведение императора по отношению к ней и высокомерие госпожи Воронцовой. Я не могу представить себе, чтобы эта государыня, смелость и решительность которой мне хорошо известны, не отважилась бы рано или поздно на какой-нибудь крайний шаг. Я знаю, что у нее есть друзья, старающиеся ее успокоить, но готовые для нее на все, если она этого от них потребует» [6].
Угроза пострижения в монахини, высылки и даже убийства Екатерины постоянно витала в воздухе. Неизвестно, как обернулось бы дело, будь император умнее и не окажись возле Екатерины пятерых братьев Орловых – красы и гордости русской гвардии. Кроме того, на стороне Екатерины был Кирилл Разумовский – брат морганатического супруга покойной императрицы Елизаветы, человек богатый и влиятельный. Поддерживали ее и очень многие другие русские аристократы.
Кроме того, связь Григория Орлова с Екатериной увенчалась рождением у нее сына – будущего графа Бобринского. В обстановке всеобщего недовольства полубезумным выходками нового императора это событие прошло практически незамеченным. Но, уже взойдя на престол, Екатерина хотя и не афишировала своего внебрачного отпрыска, но и не делала особой тайны из его существования.
Виват, Екатерина!
В ночь на 28 июня 1762 г., когда император находился в Ораниенбауме, Екатерина тайно прибыла в Петербург и в казармах Измайловского полка была провозглашена самодержавной императрицей. Вскоре к восставшим присоединились солдаты других полков. Весть о восшествии Екатерины на престол быстро разнеслась по городу и была с восторгом встречена петербуржцами. Для упреждения действий свергнутого императора были посланы гонцы в армию и в Кронштадт.
Между тем Петр, узнав о происшедшем, стал посылать к Екатерине предложения о переговорах, которые были отвергнуты. Сама императрица во главе гвардейских полков выступила в Петербург и по дороге получила письменное отречение Петра от престола. Переворот, таким образом, совершился практически бескровно: трусость и слабоволие Петра Федоровича были беспрецедентны. Корона упала в руки Екатерине, точно перезрелое яблоко.
Сам переворот описан в сотнях, если не тысячах исторических трудов, мемуаров, романов. Детали рознятся, но смысл один: опасаясь, что у свергнутого и отрекшегося императора в конце концов найдутся умные советчики и сподвижники, сторонники Екатерины убили Петра Федоровича за ужином в Ропшинском дворце. Письмо об этом, собственноручно написанное одним из убийц, Алексеем Орловым, сохранилось в копиях: «Урод наш очень занемог и охватила его нечаенная колика, и я опасен, штоб он сегоднишную ночь не умер, а больше опасаюсь, штоб не ожил… Боюсь гнева вашего величества, штоб вы чего на нас неистоваго подумать не изволили и штоб мы не были притчиною смерти злодея вашего… он сам теперь так болен, што не думаю, штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспамятстве, о чем и вся команда здешняя знает и молит Бога, штоб он скорей с наших рук убрался».
Уже в наши дни провели ряд медицинских экспертиз на основании сохранившихся документов и свидетельств. Эксперты полагают, что Петр III страдал маниакально-депрессивным психозом в слабой стадии (циклотимия) с неярко выраженной депрессивной фазой; страдал от геморроя, отчего не мог долго сидеть на одном месте; «маленькое сердце», обнаруженное при вскрытии, обычно предполагает дисфункцию и других органов, делает более вероятным нарушение кровообращения, то есть создает опасность инфаркта или инсульта.
Но было еще одно послание от Орлова, написанное явно в порыве страха от содеянного: «Матушка, его нет на свете, но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя. Но, государыня, свершилась беда: мы были пьяны, и он тоже, он заспорил с князь Федором [Барятинским]; не успели мы рознять, а его уже не стало…»
Екатерина, получив это послание, залилась слезами и сказала:
– Слава моя погибла! Никогда потомство не простит мне этого невольного преступления.
Екатерине II с политической точки зрения была невыгодна слишком ранняя смерть Петра. Переворот, произошедший при полной поддержке гвардии, дворянства и высших чинов империи, достаточно надежно ограждал ее от возможных посягательств на власть со стороны супруга и исключал возможность формирования преданной ему оппозиции. Так что Орловы не зря опасались высочайшего гнева.
«Императрица ничего не знала об этом убийстве, – двадцать лет спустя уверял графа Сегюра прусский король Фридрих, – она услышала о нем с непритворным отчаянием; она предчувствовала тот приговор, который теперь все над ней произносят».
Следует отметить и ту роль, которую сыграла в захвате власти Екатериной Англия. Ничего нового в этом, впрочем, не было: Елизавета взошла на трон, получив моральную и финансовую поддержку французов, а Екатерина – англичан. Разница заключалась в том, что Елизавета в канун переворота колебалась, страшась провала заговора и пострижения в монахини. А Екатерина боялась только одного – не оправдать чужих надежд.
«Нет женщины храбрее меня, – говорила она, оценивая свои возможности. – Моя храбрость – самого бесшабашного и отчаянного пошиба».
Но одновременно признавалась английскому послу: «Скажу вам по секрету, что я очень боюсь оказаться недостойной имени, которое слишком быстро стало знаменитым».
«Вы рождены повелевать и царствовать, – успокаивал ее посол. – Вы просто не осознаете своих способностей. Они огромны».
Как ни странно, ни один русский историк не счел предосудительным известный всем факт участия в заговоре англичан, ибо в перевороте больше всех была заинтересована сама Россия. Устранение от власти Петра III объективно отвечало русским национальным интересам.
Екатерина расторгла союзный договор с Пруссией и отозвала корпус Чернышева, но войну вновь не объявила, подтвердив мир, заключенный ее супругом. С ее стороны это было мудрым решением: не укрепив как следует своего положения в Санкт-Петербурге, она не желала подвергаться дополнительному риску, неизбежно связанному с участием в большой войне.
После своей оглушительной победы и неожиданного воцарения она уже не могла в дальнейшем отказаться от применения проверенного арсенала средств для распространения своей власти.
Польский вопрос
С воцарением Екатерины II начался новый территориальный рост России. Прежде всего это произошло за счет трех последовательных разделов Польши. Поводом для вмешательства в дела Речи Посполитой послужил вопрос о положении некатолического меньшинства – православных и протестантов, чтобы те были уравнены в правах с католиками.
Екатерина оказала сильное давление на шляхту с целью избрания на польский престол своего бывшего возлюбленного Станислава Августа Понятовского, который и был избран. Часть польской шляхты выступила против этих решений и организовала восстание, подавленное русскими войсками в союзе с польским королем. В 1772 г. Пруссия и Австрия, опасаясь усиления российского влияния в Польше, предложили Екатерине провести раздел Речи Посполитой в обмен на прекращение войны, угрожая в противном случае развязать войну с Россией.
В 1772 г. состоялся раздел Речи Посполитой. Австрия получила большую часть Червонной Руси со Львовом и Галичем и южную часть Малой Польши (Западная Украина), Пруссия – Западную Пруссию (Польское Поморье) без Гданьска и Торуня и небольшую часть Великой Польши (округ реки Нетцы), Россия – восточную часть Белоруссии с городами Гомель, Могилев, Витебск и Полоцк, а также польскую часть Ливонии. Польский сейм был вынужден согласиться с разделом и отказаться от претензий на утраченные территории: Польшей было потеряно 380 000 км² с населением в 4 млн человек.
В марте 1794 г. началось восстание под руководством Тадеуша Костюшко, целью которого было восстановление территориальной целостности, суверенитета и конституции, однако весной того же года оно было подавлено русской армией под командованием А. В. Суворова, а Россия присоединила к себе Литву, Курляндию, Волынь и Западную Белоруссию. Австрия получила Южную Польшу с Краковом и Западную Галицию с Люблином, а Пруссия – Центральную Польшу с Варшавой.
Турецкие кампании
Важным направлением внешней политики Екатерины II являлись также территории Крыма, Причерноморья и Северного Кавказа, находившиеся под турецким владычеством.
Когда вспыхнуло восстание в Польше, турецкий султан объявил войну России, используя как предлог то, что один из русских отрядов, преследуя поляков, вошел на территорию Османской империи. Русские войска в этой войне одержали ряд убедительных побед и на суше, и на море (битвы при Козлуджи и при Рябой Могиле, Кагульское, Ларгское, Чесменское сражения…). В результате был подписан Кючук-Кайнарджийский договор, согласно которому Крымское ханство формально стало автономным, но де-факто стало зависеть от России.
Турция выплатила России военные контрибуции в порядке 4,5 млн рублей, а также уступила северное побережье Черного моря вместе с двумя важными портами. В 1783 г. манифестом Екатерины II Крымское ханство было присоединено к России. Самым горячим сторонником этого присоединения был многолетний фаворит и морганатический муж Екатерины Григорий Александрович Потемкин.
«Крым положением своим разрывает наши границы, – писал он в начале 1783 г. императрице. – Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской – во всех случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего крымский хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их через Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите-ка теперь, что Крым наш, и что нет уже сей бородавки на носу – тогда вдруг положение границ будет прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской, сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда неусумнительно, мореплавание по Черному морю свободно, а то извольте рассудить, что кораблям нашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.
Всемилостивейшая государыня! Неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кого оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику. Цесарцы без войны у турок в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки и Америки.
Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный, но кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите, и такую, какой ни один еще государь в России не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство на Черном море, от вас зависеть будет закрыть ход туркам и кормить их или морить голодом. Хану пожалуйте в Персии что хотите – он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут и сами просьбу. Сколько славно приобретение, столько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах скажет: вот она могла, да не хотела или упустила…»
Знал бы Потемкин, какими запутанными окажутся дороги истории и что однажды забудут о том, кем, когда и как был добыт для России этот полуостров!
В 1783 г. последовал высочайший манифест, в котором Екатерина объявила, что Россия, желая положить конец беспорядкам и волнениям между крымскими татарами и сохранить мир с Турцией, присоединяет навсегда к своим владениям Крым, Тамань и всю Кубанскую сторону.
После окончательной победы в 1787 г. императрица вместе с австрийским императором Иосифом II совершила свою знаменитую триумфальную поездку по Крыму, организованную все тем же Григорием Потемкиным. Об этой поездке Екатерины известно почти все, поскольку ее сопровождал не только двор, но и многочисленные иностранные посланники. Почти все они оставили воспоминания об этом удивительном путешествии. И они же, кстати, пустили в свет выражение «потемкинские деревни», уверенные в том, что за время ночлега блестящей экспедиции строения на пути разбирались и переносились далее по пути следования.
В России, конечно, все возможно. Только Севастополь, монументальные строения которого Екатерина видела собственными глазами, и по сей день стоит на своем месте, причем, несмотря на многочисленные войны, кое-что уцелело и с тех давних времен. Только днепровские пороги были впервые не уничтожены, а лишь выровнены для этой поездки. Да и Екатеринослав (ныне Днепропетровск), основанный Потемкиным, в лихое время даже был столицей России. Назвать все это показухой – значит поступить, мягко говоря, несправедливо по отношению к Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому, полководцу и строителю, оставившему значительный след в нашей истории.