Помоги проекту - поделись книгой:
Об одном случае лейкоцитамии
Сэр! Поскольку причины этой редкой и странной болезни до сих пор мало изучены и все попытки лечения её заканчивались неудачей, думаю. Вашим читателям будет небезынтересно узнать об одном случае этой болезни, судя по всему, отчасти проливающем свет на оба эти вопроса.
К моему другу доктору Хоуру пришёл 29-летний мужчина атлетического телосложения: у него в брюшной полости появилась большая опухоль, простиравшаяся от нижней рёберной границы справа до верхней части подвздошной кости слева. Осмотр показал, что это необычайно гипертрофированная селезёнка, с глубокой впадиной на уровне чуть повыше пупка. Пациент рассказал, что несколько лет назад в Аспинволле на американском побережье тяжело переболел малярией, от последствий которой с тех пор окончательно избавиться так и не смог.
Вздутие, впрочем, возникло сравнительно недавно, свои гигантские размеры обретя в течение считанных недель. Анализ крови выявил резкий рост числа лейкоцитов (практически забивших пространства между эритроцитовыми столбиками) и — как относительный, так и абсолютный — дефицит красных кровяных телец, помимо всего прочего, деформированных. Отношение белых кровяных телец к красным составило пропорцию один к семи. Болезнь не сказалась на деятельности других кроветворных органов, и пациента мучили лишь те симптомы, что были явно связаны с физическим воздействием опухоли: диспепсия и рвота (из-за сдавливания желудка), боли в ногах, вызванные постоянным давлением на поясничные нервные узлы. Печень оказалась чуть увеличенной и на ощупь болезненной, но жёлчь выделялась нормально. В явно ослабленном сердце прослушивались функциональные шумы. Другой характерной особенностью болезненного состояния явилась крайняя степень истощения организма: в течение нескольких недель вес больного с 90 килограммов упал до 70. Испробовав хинин в сочетании с железом и не добившись эффекта, мы стали давать больному мышьяк в больших дозах, а также йод и хлористый калий. Этот курс лечения вкупе со щадящей диетой и строгим контролем за состоянием кишечника оказался весьма эффективен. Опухоль резко спала; ослабли и наиболее мучительные из вторичных симптомов. Полагаю, описанный случай интересен прежде всего тем, что он указывает на прямую связь между малярией и лейкоцитамией — по сути, её осложнением. Судя по всему, эта редкая болезнь есть не что иное, как разновидность всем известного «малярийного пирога»[8], дальнейшее развитие которого предопределено физиологическими особенностями организма и темпераментом больного.
Примите, сэр, мои наилучшие заверения.
Эстон, март 1882 года
Постановление о распространении заразных заболеваний
Милостивый государь!
Поскольку крупица факта, как говорится, важнее зыбучих песков теории, полагаю себя вправе рассказать о некоторых последствиях, которые имела недавняя отмена известного постановления. Будучи врачом в городе, который оказался затронут этим решением в наибольшей степени, я имею все основания высказаться на эту тему.
На прошлой неделе в портсмутскую гавань прибыл большой транспортный корабль из Индии с военными, выслужившими свой срок. В тот же день несколько недолечившихся женщин покинули свою больницу, явно поспешив встретить пассажиров, и выяснилось, что нет закона, который мог бы им воспрепятствовать. Утверждаю, что если злосчастный солдат, возвратившийся домой после многолетнего отсутствия, не удержался от соблазна и заразил дурной болезнью себя и потомство, основная вина за это лежит не на нём, а на кликушах-законодателях, которые разносчиц инфекции спустили с цепи. Из боязни оскорбить невинность там, где таковой нет и в помине, они выпустили на волю страшное зло, которое заставит теперь мужчин страдать, детей — умирать, а чистых женщин — наследовать мерзость, неописуемую словами.
Туманное словоблудие насчёт морали способно убедить лишь самых впечатлительных слушателей; если же упростить вопрос, станет ясно: факт приостановления действия на неопределённый срок постановлений, которые нельзя было бы отменять даже на день, принимает характер социального бедствия. Апологеты свободной торговли инфекцией потрудились на славу: в течение нескольких недель прибрежные улицы нашего города превратились в ад — порок просто-таки взвился на дыбы там, где прежде опасался приоткрыть лицо. В районах сосредоточения публичных домов упала в цене недвижимость: из-за наплыва порочных женщин, поднимающих здесь злословный гвалт, сама ночь сделалась невыносимой. Осмелюсь предположить, что если бы уже завтра действие акта было восстановлено, и через сто лет можно было бы встретить людей со следами морального и физического уродства, вызванного тем роковым послаблением, что дали пороку защитники прав на распутство.
Саутси, 1983 год
Обращение к Ассоциации молодых христиан Портсмута и их преподобному критику
Милостивый государь!
По мере ознакомления с тремя письмами, опубликованными во вчерашнем выпуске Вашей газеты, авторы которых защищают действия преподобного Линдсея Янга в отношении Ассоциации молодых христиан Портсмута, я не раз ловил себя на желании вслед за Шекспиром воскликнуть: «Ах, эта песня даже лучше прежней!.». Сия досточтимая троица могла бы весьма заинтересовать архивариуса. От рассуждений её участников веет средневековым душком: невольно переносишься в те времена «просвещённого христианства», когда последнее считало своим долгом последовательно бороться с метанием колец, мэйполем и пагубной привычкой к употреблению сливового пудинга на Рождество Христово. Неужто и сегодня страна должна отказать себе в пиве и пирожных — потому лишь, что того хочется господину Янгу, викарию церкви Св. Иоанна? Как вы думаете, когда малые дети начинали резвиться в присутствии Спасителя из Галилеи, он сохранял суровый вид? До чего же любят словечко «миряне» наши узколобые догматики, начисто лишённые воображения! Вспомним: Христос употреблял его в отношении погрязшего во всевозможных грехах римского проконсула времён становления Империи и саддукеев, которые купались в роскоши, проповедуя при этом воздержание. Можно ли вообразить себе, будто он осудил бы таким же образом в высшей степени серьёзных и набожных молодых людей лишь за то, что воображение и интеллект они упражняют в обществе дамы безупречнейшей репутации? Как справедливо заметил «Веритас», господин Янг не испытает по поводу своих действий никаких угрызений совести. Но давайте же вспомним, какую широту взглядов продемонстрировал Спаситель на ячменных полях, и устыдимся наконец нашего придирчивого ворчания. Пристало ль нам лишать этих юношей права называться христианами лишь потому, что они внимали рассказу о жертвенности ребёнка, вознамерившегося вселить искру надежды в ещё более юное дитя, возлежащее на смертном одре? Об этом, собственно, и идёт речь в «Billy’s Rose», но, конечно же, г-н Янг не читал этой книги, которую считает «мирской» и антихристианской. Возблагодарим же Господа за то, что немногие сегодня разделяют воззрения г-на Янга на христианство. Иначе в поиске новой религии нам пришлось бы выбирать между магометанством и атеизмом.
Искренне Ваш
Об американских медицинских дипломах
Милостивый государь!
Поднимая вопрос о дутых учёных званиях и липовых дипломах, Вы делаете большое дело. В любой профессиональной сфере неграмотный специалист, как правило, всего лишь доставляет неудобства; навредить тем самым он способен скорее себе самому, нежели другим. Иначе дело обстоит в медицине. Здесь ошибка в диагнозе или лечении может стоить человеку жизни. Совершенно очевидно, что малообразованному бедняку трудно отличить квалифицированного доктора от мошенника, купившего себе звучный титул. Для защиты интересов этой части населения и следует использовать всю силу воздействия общественного мнения.
Типичным заведением, специализирующимся на выдаче липовых документов, является так называемый Филадельфийский университет. Он был образован кучкой дельцов-бумагомарателей, открывших торговлю поддельными дипломами и дурачивших публику с поразительным успехом, пока правительство Соединённых Штатов не отказало им наконец в поддержке. После чего они открыли агентства в Европе, где и продолжают жульничать.
В результате иному проходимцу достаточно собрать определённую сумму долларов, дабы приобрести учёную степень; честный же специалист для достижения этой цели должен потратить многие годы жизни, не говоря уже о сотнях фунтов стерлингов. Несомненно, врачебная практика с лжедипломом подпадает под действие закона о врачебной деятельности. Последний, однако, работает крайне редко по очень простой причине: чаще всего мошенник предстаёт перед судом, будучи финансово несостоятельным, и все судебные издержки ложатся на плечи истца. Существует так называемая Ассоциация по защите прав медицинских работников; время от времени её представители выставляют на всеобщее посмешище какого-нибудь уличённого мошенника и, измываясь над козлом отпущения, надеются отпугнуть остальных.
Однако популярная пресса тут — самый лучший метод борьбы; она-то и способна, подняв проблему, раскрыть глаза доверчивым простофилям, потенциальным жертвам такого рода мошенничества. Вышесказанное вовсе не означает, что я пытаюсь как-то сравнить качество британских и американских дипломов. Учёная степень респектабельного заокеанского колледжа всегда пользовалась в Англии заслуженным уважением, и каждый из нас почёл бы за честь назвать своей alma mater научную школу, взрастившую таких светил, как Гросс, Сэйер и Остин Флинт.
Мы протестуем здесь лишь против порочной практики получения учёных степеней обманным путём, позволяющей жуликам прикрыть громким званием собственное невежество и получить таким образом право решать вопросы, связанные с жизнью и смертью, будучи совершенно к тому неподготовленным.
Искренне Ваш
Подагра и наследственные осложнения
Сэр! Я с большим интересом прочёл в последнем номере «Ланцета» о той связи, что существует между некоторыми глазными болезнями и подагрой. В своём докладе г-н Хатчинсон также уделил внимание симптомам неартрического характера, проявляющимся у здоровых детей, чьи родители страдали подагрой. Я в своей практике встретил два таких случая, и они столь удачно иллюстрируют сказанное, что не могу не сообщить о них. Однажды ко мне пришёл г-н Г., страдавший хронической экземой и псориазом. Сам он полагал, будто причиной тому явились резкие перепады температур, связанные с его родом деятельности, и как следствие — усиленное потоотделение. Назначенный мною курс лечения мышьяком и йодидом калия не возымел эффекта. Вскоре за консультацией ко мне явилась его замужняя дочь, миссис Б., у которой нарушение пищеварения каждый раз сопровождалось болью в глазах, временной закупоркой сосудов и частичной утратой зрения. Распознав в этом подагрический симптом и вспомнив о необъяснимых кожных заболеваниях её отца, я провёл небольшое расследование. Выяснилось, что дед миссис Б. (и отец мистера Г.) долгие годы мучился подагрой и скончался, по-видимому, от болезни Брайта: только так можно было истолковать запись о «резком сжатии гранулированной почки» — явлении, непосредственно связанном с подагрой.
Полагаю, эти случаи интересны тем, что выявляют многоликость недуга, проявившегося в трёх поколениях. Дед страдал острой формой подагры, отец — кожными болезнями без подагрических симптомов; в третьем же поколении болезнь дала осложнения на глаза. Остаётся лишь добавить, что в обоих случаях применение препаратов кальция и щелочных растворов привело к быстрому улучшению состояния пациентов.
С совершенным почтением
бакалавр медицины
Саутси, 24 ноября 1884 г.
Карлейль: философ и личность
Милостивый государь!
Не знаю, считаете ли Вы всё, что печатается на страницах Вашей газеты, не подлежащей сомнению истиной в последней инстанции, но надеюсь, что Вы любезно позволите мне сказать всё же несколько слов по поводу Ваших заметок о Карлейле[9].
Душ ледяной критики, обрушенный Вами на высказанные мною суждения, стал испытанием будоражащим и даже бодрящим. Вполне согласен с Вашим замечанием о том, что некоторые расхождения сторон лишь добавят нашей дискуссии остроту, в которой она так нуждается.
И всё же высказанные в Вашей статье мнения относительно характера Карлейля выявляют, на мой взгляд, столь вопиющее непонимание этой личности, что вряд ли было бы справедливо оставить их без ответа.
Не было ещё в истории литературы скандала более мелочного и вызывающего глубочайшее сожаление, чем те нападки, которым подвергся Карлейль сразу же после своей кончины. Смел ли кто при жизни шепнуть против него хоть слово? Но вот старый лев испускает дух, и стая шакалов от мала до велика набрасывается на его бездыханный труп! Если бы даже кому-то удалось доказать со всей неопровержимостью, что он нарушил сразу десять библейских заповедей, вряд ли можно было ожидать, что по этому поводу подымут такой оголтелый лай. Жизнеописания Гёте и Байрона вместе взятые содержали в себе, наверное, меньше ругательных слов, чем то, что обрушилось на Карлейля. Соединись в его характере развратность Гейне, невоздержанность Кольриджа и мстительность Лэндора — нашли бы мы в себе силы для столь же страстного обличения? Кстати, в чём же всё-таки суть его преступления?
Если исследовать с величайшей тщательностью все 85 лет жизни Карлейля, то прегрешения обнаружатся столь незначительные, что смешно даже о них говорить. Перечтём «Жизнь» Фрода, «Письма» миссис Карлейль, «Дневник Каролайн Фокс» и большую статью в «Гемпшир пост». Суммируем все грехи этого человека — всё то, из-за чего нам предлагается пересмотреть теперь взгляды на его наследие.
Первое и главное обвинение более чем серьёзно. Карлейль ненавидел петушиный крик и раздражался, если это мешало его работе. Печальное обстоятельство, ничего не скажешь. Второе обвинение почти столь же убедительно: Карлейль не любил бренчание соседа на фортепьяно, а также звуки уличной шарманки. После этого, конечно же, и речи быть не может о том, чтобы рассматривать его в качестве реформатора общественной морали.
Стоит упомянуть ещё о нескольких поистине дьявольских прегрешениях покойного. Он весьма сурово отзывался о некоторых своих современниках и заносил свои наблюдения в дневник, опубликованный впоследствии без купюр. Здесь он называет Чарльза Лэмба пьяницей. Ли Ханта — неряхой, а Кольриджа — мечтателем. Всё это правда — и то, что упомянутые деятели грешили соответственно пьянством, неряшливостью и мечтательностью, и то, что Карлейль при жизни не только писал, но и открыто говорил об этом. Последнее обстоятельство, с точки зрения критиков, не столько смягчает, сколько отягощает его вину.
Главный грех Карлейля состоял в том, что он говорил правду; из всех проступков этот в нашем мире прощается наименее охотно. Однако несправедливо было бы утверждать, что Карлейль злословил в адрес большинства своих современников. Он искренне восхищался в числе прочих Рёскином, Теннисоном, Оуэном, Стерлингом, Эмерсоном и чувства свои выражал с характерной для него энергичностью и прямотой.
Остаётся последний ужасный вопрос — о пресловутой раздражительности Карлейля. Но, позвольте, если и жил когда-либо на земле человек, страдавший одновременно чрезвычайно возбудимой нервной системой и хронической диспепсией и обладавший при этом покладистым, мягким характером, то с точки зрения психолога он являл собой чудовищную аномалию. Если Карлейль таковым не являлся, значит, он был всего лишь нормальным человеком. Кроме того, раздражительность его была преходящего свойства. Имеющаяся в нашем распоряжении его переписка с женой, относящаяся к позднему времени, когда супруги были уже убелёнными сединами стариками, дышит такой страстью, такой нежностью, словно в письмах этих Карлейль обращается всё ещё к той юной девушке из Хаддингтона, которую повстречал 41 год назад. Может быть, не так уж и невыносим был его характер, коли по прошествии четырёх десятилетий супруги могли переписываться в таком духе? Нет человека, который, будучи в положении Карлейля, не грешил бы, по выражению американского юмориста, «искупительными пороками». Несомненно и то, что мало найдётся деятелей, обладавших таковыми в столь ничтожной степени. Предлагая непредвзятому читателю самостоятельно решить, не смешно ли, не унизительно ли на основании столь смехотворных обвинений утверждать, будто публикация документов, упомянутых в Вашей статье, действительно повредила репутации этого великого человека.
Даже в большей степени, нежели замечания о характере Карлейля, вызывает у меня неприятие то, каким образом Вы представили его философию. Последняя отнюдь не была «Библией отчаяния». Выявлять зло, скорбеть по поводу происходящего — вовсе не означает впадать в отчаяние. Во все времена не было философа, обладавшего столь широким и оптимистичным взглядом на наш мир. Да, говорил Карлейль, это плохо, и это, и это — но окончание нашего пути будет, вне всяких сомнений, счастливым. Приведу отрывок, один из сотни подобных: «Свет, энергия и порядок,
И это — «вопль отчаяния»? Не уместнее ли было бы назвать учение такого рода «Библией оптимизма»?
В одном письме трудно ответить на все огульные обвинения, появившиеся на страницах Вашей газеты: затронув здесь лишь несколько вопросов, остальные я опустил не потому, что не могу ничего возразить (все выдвигаемые Вами аргументы очень слабы), — просто не хотелось бы злоупотреблять читательским вниманием.
Вы утверждаете, будто Карлейль жаловался нудно и всегда на одно и то же. Согласимся же, что последовательность — не порок. Далее Вы утверждаете, что влияние его идей падает. Трудно вообразить себе нечто, более далёкое от истинного положения дел. Влияние Карлейля не просто возрастает: только оно практически и определяет сегодня взгляды нового поколения. И спустя триста лет Карлейль будет возвышаться над авторами Викторианской эпохи точно так же, как Шекспир высится над своими елизаветинскими современниками. Впрочем, ответ на вопрос об истинной ценности учений Карлейля способно дать только время. Сесть за это письмо меня вынудили нападки личного свойства. Подобно мухам, липнущим к наименее аппетитным частям мясной туши, критики облюбовали себе относительно тёмные уголки великого разума. Строгость, с какой они его судят, может ввести в заблуждение человека, не изучавшего обсуждаемый вопрос самостоятельно. В надежде свести вероятность этого к минимуму я и рискнул побеспокоить Вас этим длинным письмом.
Искренне Ваш
доктор медицины
Саутси, 26 января 1886 г.
О проекте строительства спортивных площадок в Норт-Энде
Сэр! Мне кажется, что вопрос о строительстве спортивного комплекса в Норт-энде содержит в себе два пункта, которым до сих пор не было уделено должного внимания. Первое: важно определить принципы, исходя из которых это мероприятие будет проведено. Второе: следует выяснить, насколько реально будет сделать спортивный комплекс самоокупающимся. Я склонен считать, что сумма, вырученная от взносов за пользование площадками, легко покроет проценты от взятой на строительство ссуды, так что полагаться на и без того раздутый городской бюджет нам здесь не придётся. Заявив об этом со всей определённостью, мы успокоим некоторых противников проекта, не без оснований опасающихся понести дополнительные расходы.
Теперь о том, что касается управления спортивным комплексом. Поскольку совершенно очевидно, что сам проект был разработан в интересах многочисленных атлетических клубов города, следует предоставить им право высказаться на сей счёт.
Ходят разговоры о том, что это будет открытый для всех желающих парк, посетители которого — от мала до велика — смогут разгуливать, где душа ни пожелает. Если такое решение будет принято, площадка тотчас утратит свой raison d’etre[10]. О каком крикете может идти речь, когда площадка испорчена неопытными игроками? Стоит ли создавать качественный велотрек, если велосипедист вместо того, чтобы свободно мчаться по трассе, будет зорко вглядываться вперёд, опасаясь появления перед собой очередного малыша или мамаши с коляской? Для любителей прогулок на свежем воздухе у нас имеются Коммон, Виктория-парк, Портсдаун-хиллс — тут и могут они бродить в своё удовольствие. Все футболисты и мастера крикета оттуда уже сбежали: то же произойдёт и здесь, если открыть новый комплекс широкой публике.
Строить спортивные сооружения для атлетических клубов города для того лишь, чтобы поставить их в такие условия, при которых проект потеряет всякий смысл, — это полнейший абсурд. С другой стороны, наладив работу комплекса так, чтобы он приносил реальную прибыль, мы получим все шансы сделать его самоокупающимся.
Давайте построим первоклассную площадку для крикета, оснащённую так, чтобы можно было постоянно поддерживать её в идеальной готовности, хороший битумный трек для бегунов и велосипедистов, теннисные корты по периметру территории с уютным павильоном и примыкающей к нему будкой привратника. Но обязуем при этом все клубы, которые будут пользоваться этими услугами — футболистов, велосипедистов, бегунов, теннисистов и игроков в крикет, — платить за услуги — либо раз в год, либо в каждое очередное посещение.
Городские спортклубы вовсе и не намерены вынуждать общественность оплачивать их удовольствие. Им нужно лишь иметь свою территорию; они готовы вносить за это такие взносы, которые покроют затраты на погашение годового процента со ссуды. На площадке для игры в крикет — если опять-таки добиться поддержания её в идеальном состоянии — в следующем сезоне нетрудно будет организовать проведение матчей чемпионата графства. Трёхдневное состязание (если предположить, что зрителей сюда будет приходить в среднем по тысяче в день и за вход каждый заплатит шиллинг) должно принести доход в 150 фунтов. Организация нескольких таких встреч (учитывая суммы взносов, вносимых соревнующимися на всех площадках спортсменами) позволит комплексу полностью окупить своё существование.
Вынужден в очередной раз со всей настойчивостью обратить внимание городского Совета на тот факт, что любая попытка превратить парк в место отдыха для горожан и при этом открыть здесь спортивные сооружения в конечном итоге приведёт к тому, что гуляющие окажутся в опасности, спортсмены будут недовольны, а город взвалит на свои плечи весь финансовый груз этого предприятия.
Возникает вопрос: почему вообще за строительство комплекса берутся городские власти? Дело это слишком громоздкое, чтобы можно было решить его индивидуальными усилиями. Кроме того, парк станет нашей ещё одной достопримечательностью. Никто из налогоплательщиков на сможет утверждать, будто бы он лишён права пользоваться его услугами: пожалуйста, вступайте в свой местный клуб — и доступ к любой из площадок открыт. Если упустить такую возможность сейчас, то спустя год-другой станет ясно, что путь был выбран более дорогостоящий и наименее удобный.
Остаюсь искренне Ваш
Буш-Вилла
Платформа юнионистов
Сэр! Как человек, придерживающийся в основных вопросах современности либеральных взглядов, хочу объяснить, почему я, как и многие другие, намереваюсь отдать свой голос на выборах кандидату от юнионистов. Суть дела можно свести к шести постулатам, ни один из которых, насколько мне известно, никем опровергнут не был.
1. Начиная с 1881 года политическая нестабильность в Ирландии была отмечена многими преступлениями против человека и собственности.
2. Эти преступления, стоившие многим гражданам здоровья или даже жизни, до сих пор не были сколько-нибудь внятно осуждены ни одним из членов Ирландской парламентской партии.
3. Политики, неспособные выразить протест против происходящего, не могут считаться носителями высокой политической морали и потому, вне зависимости от личных способностей, не должны вершить судьбу государства.
4. Майкл Дэвитт, по влиянию в Ирландии ничем не уступающий Парнеллу, публично заявил, что до окончательного решения ирландского вопроса ещё далеко.
5. Ирландия, несомненно, вправе пользоваться теми же привилегиями юридически полноценного государства, какими пользуются Англия, Шотландия и Уэльс, но вряд ли имеет основания рассчитывать на то, что у неё будет более трёх законопослушных соседей, родственных по языку.
6. Близится к завершению разработка обширного проекта Имперской федерации, согласно которому каждое государство получит возможность решать собственные проблемы самостоятельно, оставляя в компетенции центрального Парламента с представительством от каждой страны вопросы, касающиеся Империи. Какое-либо особое законодательство, предназначенное исключительно для Ирландии, нанесёт ущерб этой гармоничной и объективной системе управления, заслуга в разработке которой принадлежит гениальному ирландскому радикалу, ныне покойному У. Э. Форстеру.
Опубликовав это короткое заявление, Вы в очередной раз продемонстрируете добрую волю, которая послужит добрым знаком для всей этой политической кампании.
Если мы и расходимся во взглядах с людьми, которых во многих других вопросах поддерживаем, то не из-за узкопартийных или классовых предрассудков, а исходя из искреннего убеждения, что ирландский Парламент не сможет способствовать укреплению Империи и её процветанию, к чему все стороны, несомненно, стремятся.
Поделиться книгой: