Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Виктор Цой - Виталий Николаевич Калгин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Помимо сочинения музыки, компания отдыхала, оттягивалась всеми возможными способами. Например, Олег Валинский вспоминал, что на ура шла игра в бывшую тогда популярной «Монополию», в которую все готовы были играть днями, а Игорь Покровский рассказывал, что любимым времяпрепровождением компании было ничегонеделание. Ребята покупали себе пару нарезных батонов, горчицу, копченой сардинеллы и трехлитровую банку томатного сока, намазывали куски батона горчицей и жевали их вместе с рыбой, запивая соком, после чего валялись на диване, слушая западную музыку. А Цой постоянно что-то рисовал. Сначала это были просто рисунки в тетрадках, потом Виктор наловчился рисовать плакаты, которые продавал на толчке по пятерке за штуку. У родителей Виктора сохранилось много его работ, в том числе и несколько нарисованных им плакатов с рок-звездами того времени.

Шло время, и однажды на дне рождения Игоря Покровского, Пиночета (подругой версии, Алексея Рыбина, поскольку дни рождения Игоря и Алексея практически совпадают), появился Борис Гребенщиков, и, как рассказывал потом он сам, самым существенным событием мероприятия стало то, что глубокой ночью Цой вместе с Рыбиным стали петь свои песни.

Уехал же Гребенщиков оттуда с мыслью о том, что нужно немедленно поднимать Тропилло, и пока вот это чудо функционирует, его записывать.

Борис Гребенщиков: «Тогда как танком прокатило, я и подумать не мог, что такой величины автор вырос в Купчине и доселе никому не известен. На следующий день стал звонить друзьям-звукорежиссерам, уговаривая их немедленно записать песни Цоя, пока ребятам еще хочется играть. Я очень счастлив, что оказался в нужном месте в нужное время»[68].

Тем временем к началу 1980-х годов в СССР сформировалось полноценное рок-движение, которое власть даже поддерживала, не желая провоцировать протестную стихию. Так, по государственной инициативе в 1981 году был открыт ставший настоящей легендой первый в Союзе Ленинградский рок-клуб.

Разумеется, Цой, Рыбин и Валинский решили вступить в рок-клуб, членство в котором давало хоть какие-то возможности более или менее официально выступать перед публикой, и 26 сентября 1981 года подали заявку на вступление.

Отрепетировав всю программу еще раз, группа довольно успешно показала себя перед приемной комиссией совета Ленинградского клуба любителей рок-музыки и, ответив на ряд идеологических и других вопросов, 30 января 1982 года была в него принята.

Дмитрий Защеринский: «Рок-клуб того времени представлял собой крайне удивительное творческое сообщество. Такого института ни в каком другом городе не было. Для меня он стал целым миром, в который я погрузился, после посещения первого концерта… Достаточно регулярно проходили концерты в самом рок-клубе, по адресу Рубинштейна, 13 — раз в месяц или два. Потом раз в год рок-клуб устраивал рок-фестивали… Так как у рок-клуба было много поклонников и они были плохо организованы, в недрах организации родилась идея упорядочить фанатов (тогда такого слова не было) и был создан клуб “Фонограф” при Ленинградском дворце молодежи, который тоже представлял в то время культовое место. Клуб “Фонограф” проводил лекции по воскресеньям, на которых приглашались участники групп, слушались фонограммы (клипов тогда не было). Вел эти лекции, как правило, президент рок-клуба Николай Михайлов. Так же, что не маловажно, “Фонограф” распространял информацию о концертах, иногда помогал с билетами на концерты. Надо заметить, что практически всегда на все концерты в зал набивалось в 2–3 раза больше народа, чем было кресел. Просачивались под любым предлогом. По спискам от артистов, администраторов, обманывая билетерш и охрану, переодеваясь бригадами “Скорой помощи” и просто приходя в здание за несколько часов до начала концерта и прячась по разным углам… С этим боролись, но сделать ничего не могли. Опытные тусовщики вообще считали “моветоном” ходить по билетам… Музыканты практически не зарабатывали денег, а билеты так же практически ничего не стоили… Позже, когда за популярностью пришел кассовый успех, многое потерялось… Но тогда, в начале восьмидесятых, этого еще не было…»[69]

Федор Лавров: «В рок-тусовке было явственное расслоение даже по возрасту. Люди, которые были всего на несколько лет старше, хипповали. А для панков хиппи были вчерашним днем. Для нас “Аквариум”, заявлявший, что они играли панк на фестивале в Тбилиси, был унылой хиппанской музыкой. Удивительно, что когда “КИНО” вступило в рок-клуб, хотя Рыба и Цой были панками, к ним тоже стали относиться с ревностью»[70].

Алексей Рыбин: «В Ленинграде теперешние “лучшие друзья” Цоя нас вообще не воспринимали! Кроме “Аквариума” и “Зоопарка”, нас все считали гопниками. И в рок-клубе мы были какими-то отщепенцами. Нам устроили всего два концерта, в порядке общей очереди. И вся околомузыкальная тусовка нас презирала»[71].

Владимир Рекшан, музыкант: «Весной 1982 года, когда я пришел в рок-клуб на концерт, о будущих потрясениях и речи не шло. Зал Дома народного творчества предназначался для театральных постановок, и отличались клубные концерты отвратительным звуком. Половину концертов народ проводил в буфете, где продавались пиво, кофе и мелкая закуска. Я обычно приходил на Рубинштейна, чтобы встретить знакомых и поболтать, проявив таким образом причастность к определенной социальной группе. Постоянно появлялись новые люди, и если ты планировал продолжать сценическую деятельность, следовало держать нос по ветру. Никого не встретив в буфете, я отправился в зал и сел в партере, услышал, как объявили дебютантов: “Группа ‘КИНО’!” Несколько человек в зале вяло захлопали в ладоши. На сцене появился сухопарый монгол в рубахе с жабо, сделал сердитое лицо и заголосил. Монгол оказался Цоем. Рядом с ним на тонких ножках дергался славянин, и оказался он Алексеем Рыбиным, Рыбой. Откуда-то из-под сцены периодически вылезал БГ с большим тактовым барабаном и исчезал обратно. “И что они этим хотели сказать?” — несколько надменно подумал я, забыв, что и сам двенадцать лет назад выбегал на университетские подмостки босиком…»[72]

Олега Валинского вскоре забрали в армию, и Цой с Рыбиным остались вдвоем. Валинский сначала был направлен в учебку в Павловск, а через полгода — на дружескую Кубу, и всё общение друзей свелось к редкому обмену письмами, которое впоследствии практически сошло на нет.

Цой постоянно что-то сочинял, пел, занимался шлифовкой своих песен. Как вспоминал впоследствии Алексей Рыбин, некоторые песни рождались у Виктора очень быстро, но над большей частью того, что было написано им с 1980 по 1983 год, он работал подолгу, меняя местами слова, проговаривая вслух строчки, прислушиваясь к сочетаниям звуков, отбрасывая лишние и дописывая новые куплеты… Так же ответственно Цой относился и к музыкальной гармонии, он всегда добивался того, чтобы новая песня полностью удовлетворяла бы его, и в ранних его песнях практически нет сомнительных мест, изменить в них ничего невозможно.

Алексей Рыбин: «Выражаясь фигурально, Цой был гениальным фотографом — схватывал ситуацию, а потом показывал ее нам в песне в том свете, при котором она была сфотографирована, ничего не прибавляя и не отнимая»[73].

Виктор Цой: «Первый концерт в рок-клубе, в восемьдесят первом году, мы играли в таком составе: я и Рыба, барабаны — звучала фонограмма электрической ударной установки, Миша Васильев (из “Аквариума”) играл бас, а Дюша (Андрей Романов, также “Аквариум”) — клавишные. Концерт прошел ровно, понравился и нам, и публике»[74].

После бурной встречи Нового, 1982 года и довольно удачных концертов в Москве, устроенных московским музыкантом Сергеем Рыженко, о которых можно прочесть в многочисленных воспоминаниях и рассказах очевидцев, Виктор с Алексеем, с подачи БГ, решили записать свой первый альбом.

Алексей Рыбин: «После поездки в Москву к Троицкому и Липницкому о наших удачных гастролях в Питер дошли слухи, на Цоя стали обращать внимание. Так что столица нас оценила первой… Мы искали какие-то пути… Все записывали свою музыку дома на магнитофон, по счастливому стечению обстоятельств мы познакомились с БГ и группой “Аквариум”… И по-моему, именно Борис инициировал эту запись, убедил Тропилло и убедил своих друзей»[75].

Решено было и сменить название группы, поскольку старое — «Гарин и Гиперболоиды», — как этого и следовало ожидать, перестало устраивать музыкантов, тем более что применительно к дуэту (Цой — Рыбин) оно звучало довольно странно. «Вы же новые романтики — вот и исходите из этого», — отечески наставлял их Гребенщиков.

С рождением названия «КИНО» связано много разнообразных легенд. К примеру, Алексей Ди-дуров утверждал, что такое название закрепилось за группой после новогодних гастролей в Москве. Кто-то из гостей, увидев, как молодые, разогретые красным вином Алексей и Виктор плещутся в ванной голышом, произнес в восхищении: «Ну, вы даете, ребята, просто кино какое-то!»

Сам же Алексей Рыбин вспоминал, что название «КИНО» пришло после того, как они с Цоем провели целый день за перебиранием всевозможных слов. Толкового на ум ничего не приходило (рассматривались даже «Ярило» и «Пионеры»).

В итоге — внимание ребят, шагавших по Московскому проспекту, привлекла надпись «Кино», одиноко светившаяся на крыше кинотеатра «Космонавт», и именно в тот момент изможденный Цой произнес сакраментальную фразу: «Хрен с ним, пусть будет “КИНО”».

Так группа обрела новое имя, под которым и вошла в историю русского рок-н-ролла. «Во всяком случае, ничем не хуже, чем “Аквариум”», — решили Цой с Рыбиным.

Борис Гребенщиков, услышав песни акустического дуэта Виктор Цой — Алексей Рыбин, проникся симпатией к молодой группе и загорелся желанием помочь «КИНО» записать первый альбом. Поскольку потенциал цоевских песен был виден невооруженным глазом, Гребенщиков решил рискнуть. Как только «Аквариум» завершил запись «Треугольника», он договорился с Андреем Тропилло и пригласил «КИНО» в Дом юного техника на первые студийные пробы. Тропилло, отнюдь не лишенный здорового авантюризма и уже имевший счастье принимать поздравления и наблюдать выступление Цоя с Рыбиным на безумной панк-вечеринке в кафе, согласился записывать «КИНО» даже без предварительного прослушивания.

Борис Гребенщиков: «Я примерил рубашку продюсера в первом альбоме “КИНО”. По необходимости пришлось это делать, потому что не было никого другого — Тропилло группа “КИНО” не интересовала, их запись была целиком моей инициативой»[76].

В марте и апреле 1982 года группа «КИНО» с помощью музыкантов группы «Аквариум» записывала альбом в студии Андрея Тропилло.

Хочется немного рассказать об этом человеке и его вкладе в русскую рок-музыку.

В 1979 году талантливый звукорежиссер Тропилло, при технической и организационной поддержке Владимира Васильевича Кашинского, одного из руководителей и организаторов Дома пионеров и школьников Красногвардейского района, организовал в этом Доме пионеров кружок звукозаписи, в котором использовалась аппаратура, списанная фирмой «Мелодия». В конце 1970-х и начале 1980-х в своей неофициальной студии, названной им «Антроп», Тропилло записывал альбомы таких групп, как «Машина времени», «Аквариум», «Зоопарк», «КИНО», «Алиса», «Ноль», и даже организовывал концерты. Иногда Андрей выступал в качестве музыканта и бэк-вокалиста на записываемых им альбомах. Как правило, всё происходило без какой-либо оплаты, то есть и Тропилло не платил музыкантам, и музыканты не платили ему за запись в его студии.

Дмитрий Левковский: «Тогда всё было на жопя-ном пару — от техники до методов продвижения. Это же был “совок”, не надо забывать. Копимаши-ны были все под идентификационными номерами…

И так далее. Поэтому любой реальный технический прибамбас использовался на полную. Оттуда и появилась подпольная студия Тропилло, к примеру…»[77]

Юрий Каспарян: «Была одна студия доступная, находилась она в Доме пионеров и школьников, учебная студия звукозаписи, которой руководил Тропилло… Там был фейс-контроль, и кого Тропилло хотел, того и писал. Это была единственная студия, похожая на настоящую. То есть там были и магнитофон, и какие-то приборы. Всё остальное было в кустарных домашних условиях…»[78]

Как вспоминал Алексей Рыбин, в те годы 99 процентов аппаратуры, что использовали ленинградские рок-группы на концертах и в домашних полу-подпольных студиях, были самодельными — ибо у советской фабричной техники, на которую рокеры могли наскрести денег, не хватало необходимой мощности, а та, у которой хватало, была очень дорогой и практически недоступной бойцам рок-н-ролла. Потому и использовали что придется, всякое музыкальное барахло. Мало того что такую аппаратуру приходилось постоянно ремонтировать, звук в залах, как правило, был просто ужасный. Хрипели и дребезжали динамики, барабаны звучали где-то вдали, голосов вокалистов вообще не было слышно, не хватало микрофонов и усилителей для подзвучки.

Доморощенных рокеров выручали лишь рок-музыканты из стран так называемого социалистического лагеря. Иногда, приезжая в СССР на гастроли, они оставляли в дар или продавали советским рокерам электрогитары и прочую незамысловатую, по их меркам, аппаратуру.

Алексей Рыбин: «Музыканты эти сами, как я сейчас понимаю, были не особенными богатеями… Во что они потом вкладывали полученные рубли, я не знаю, но наши рокеры вкладывали в эти рубли годы упорного труда и экономили на обедах и ужинах. Годы нищеты ушли на то, чтобы получить возможность купить эти красивые штучки…»[79]

Кстати, по воспоминаниям многих музыкантов того времени, некоторые команды потеряли себя как творцы, когда на первый план поставили собирательство хорошей аппаратуры, ее количество. Горький, но неоспоримый факт.

Как бы там ни было, но группы «КИНО» это не коснулось. Цой играл на обычной гитаре производства Ленинградского завода щипковых инструментов, и мысли его в то время были заняты качеством сочиняемых им песен и возможностью их исполнения, поскольку КГБ и прочие органы не дремали и за исполнение какого-нибудь вполне безобидного на первый взгляд текста можно было получить массу проблем.

Алексей Рыбин: «Отпечатанные аккуратно на машинке тексты песен рокеры приносили в один из кабинетов Дома народного творчества, где базировался рок-клуб, и, дрожа телом и трепеща душой, отдавали их на рассмотрение неким рок-цензорам. Трудно, даже невозможно определить сейчас, пользуясь какой логикой данный текст могли залитовать или не залитовать, то есть разрешить автору петь его или не разрешить. Исполнение неразрешенных, не-залитованных произведений грозило исключением из рок-клуба, что создавало ряд трудностей в дальнейшем существовании группы и вызывало еще более пристальное внимание КГБ…»[80]

Первый, полуакустический альбом группы «КИНО» записывался на обычный четырехдорожечный «Тембр», на котором постоянно приходи-лось переключать скорости. В какой-то момент Борис Гребенщиков, находившийся за пультом, забыл переключить скорость, и одна из песен, «Восьмиклассница», случайно оказалась записанной на девятой скорости.

Пустынной улицей вдвоем С тобой куда-то мы идем, И я курю, а ты конфеты ешь. И светят фонари давно, Ты говоришь: «Пойдем в кино», А я тебя зову в кабак, конечно. У-у, восьмиклассница, У-у, восьмиклассница.

Итак, музыканты «Аквариума» помогли молодой группе осуществить задуманное, и сам Андрей Тропилло сыграл чудесное соло на флейте в песне «Дерево».

Правда, запись осложнялась тем, что Тропилло мешали бесконечные проверки роно, отвлекали пионеры из секции звукозаписи и всевозможные ученики, которые хотели научиться звукорежиссу-ре, а также периодические общественные нагрузки и поручения, которые необходимо было выполнять.

Алексей Рыбин: «Запись альбома продолжалась с переменным успехом. То у Тропилло в студии была какая-нибудь комиссия, то мы не могли отпроситься со своих табельных мест, то еще что-нибудь мешало. Однажды Витьке пришлось даже съездить на овощебазу вместо Тропилло, а Андрей в это время записывал мои гитарные соло, Севину виолончель и Дюшину флейту на песню “Мои друзья”[81]. Попав в настоящую студию, мы слушали Тропил-ло, как Бога Отца, и Гребенщикова, как Бога Сына. Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже оттого, что у нас есть возможность записываться»[82].

Всеволод Гаккель: «Во всех записях, в которых мне доводилось принимать участие, был момент интриги. В то время для нас это было достаточно привычное времяпрепровождение. Всё зависело только от того, насколько виолончель вообще уместна в контексте рок-музыки. И насколько мобильно ты мог с лета ухватить характер песни и придумать, что ты можешь в ней сыграть. Мне нравится, как я сыграл в песне “Мои друзья”. Но всё-таки это была сессия, мы специально для этого приехали в студию»[83].

Алексей Рыбин: «Одна из песен была придумана нами непосредственно в студии в процессе настройки инструментов. Незавершенные наброски текста к композиции “Асфальт” у Цоя уже были. Мы попытались играть какие-то немыслимые ходы, а Гребенщиков начал махать руками из аппаратной и кричать: “Это надо писать! Это надо писать! Это новая песня!” Она вся была построена на одном риффе, и в ней не было даже рефрена»[84].

Пару лет «Асфальт» регулярно исполнялся на акустических концертах, поскольку это была самая тяжелая и мощная вещь из всего репертуара «КИНО». Именно с нее весной 1982 года группа начала свое первое выступление в рок-клубе. В программу входили еще три рок-н-ролльных номера: гипнотический бит «Когда-то ты был битником», пивной марш-бросок «Мои друзья» и монотонная «Электричка», ритмически выдержанная в русле композиции Игги Попа «Passenger» и сыгранная позднее в жестком хард-роковом ключе в альбоме «Последний герой». «Электричка везет меня туда, куда я не хочу», — пел Цой низким голосом под энергичный аккомпанемент двух акустических гитар… Но реноме «КИНО» составили не вышеупомянутый рок-н-ролльный блок и не ироничная псевдоиндийская стилизация «Ситар играл», а по-мальчишески угловатые и романтичные «Восьмиклассница», «Бездельник», «Время есть, а денег нет», а также абсурдистский хит «Алюминиевые огурцы», написанный Цоем по следам осенних сельскохозяйственных работ[85].

В итоге вся студийная запись четырнадцати песен группы «КИНО» заняла полтора месяца. Завершив работу, молодые музыканты, горящие желанием сделать что-то принципиально новое, в духе «новых романтиков», занялись оформлением своего первого альбома. Поскольку время записи (вместе с песней «Асфальт», впоследствии выпавшей) составляло ровно 45 минут, то именно это число и увековечилось в названии — «Сорок пять» («45»).

Виктор Цой: «Первый альбом, который предшествовал нашему концертному выступлению, назывался “Сорок пять”. Назывался он так потому, что по времени звучания он длился 45 минут в первоначальной версии, с песней “Асфальт”. Потом мне показалось, что это неудачная песня, мы ее убрали оттуда, а название сохранили[86]. Записали мы его в принципе быстро, но между днями записи были большие паузы. Она не дописана, вышла без наложений, голый костяк, такой “бардовский вариант”. Я успел только в три песни наложить бас, и то сам накладывал. Мы бы, конечно, доделали, но вышла какая-то лажа со студией, и мы выпустили пленку. Слушать ее мне было стыдно, но уже сейчас, задним умом, понимаю — Борис был прав, пленка сделала свое дело. На мое удивление, она очень быстро и хорошо разошлась. Последовали приглашения на концерты из разных мест страны, мы начали ездить в Москву, были там много и часто, в Ленинграде с выступлениями было сложней, играли часто на квартирах. Как правило, играли акустический вариант.

Вечер наступает медленнее, чем всегда, Утром ночь затухает, как звезда. Я начинаю день и кончаю ночь. 24 круга прочь, 24 круга прочь, Я — асфальт…»[87]

Алексей Вишня: «Впервые я мельком увидел Цоя летом 1982 года. В тот день ко мне заехал звукооператор “Аквариума”, Слава Егоров, мы собирали временную студию для записи его песен и хотели сложить наше оборудование в один сетап и приступить к работе. Решив, что нам для этого необходимо, мы направились к Андрею Тропилло, в студию Дома пионеров, на соседнюю улицу. Пришли мы не очень вовремя: стены Дома пионеров наполнял странный гул: у-ууу-уу… аа-оаааа… ууууу-ууууу. В студии шла запись… На минутку выскочил Борис, приветствовал нас. Его лицо выражало восторг и озабоченность одновременно: “Идем, послушаем дубль, ломовая группа, ‘КИНО’ называется!” Борис поставил “Бездельника”. Цой смущенно стоял поодаль…»[88]

Именно с этой встречи Алексея Вишни и Виктора Цоя, произошедшей в коридоре студии Андрея Тропилло, позже начнется сотрудничество «КИНО» со студией «Яншива Шела», на которой будет записан не один хит «КИНО». А пока Вишня, находясь под впечатлением творчества Цоя, терзал слух родителей на слух подобранным «Бездельником» и фотографировал Виктора и Алексея, беспрестанно зазывая их в гости…

Изначально Виктор с Алексеем планировали сделать несколько фотографий в «новоромантическом виде» (с пистолетами в руках и в рубашках с жабо), чтобы использовать их в оформлении обложки альбома, но впоследствии от этой идеи отказались. Решено было взять за основу принцип оформления альбомов «Аквариума», обложки к которым делал Андрей (Вилли) Усов.

Алексей Вишня: «Когда “45” был полностью готов, я снял с оригинала пару копий, с них у меня переписал альбом весь двор. Захотелось обложку для пленки, подобную тем, какие Вилли Усов творил для “Аквариума”. Созвонились, решили посни-маться. За домом Рыбы на проспекте Космонавтов росла высокая трава, выше человеческого роста. Несколько снимков мы сделали дома, затем отправились к этой траве. Марьяна тонким пером рисовала обратную сторону пленки — названия песен, выходные данные. Я сфотографировал обложку с руки, при солнечном свете…»[89]

Фотографии, сделанные Вишней, вышли вполне приемлемыми, и с их помощью ребята качественно оформили обратную сторону обложки, красиво написав названия песен и выходные данные. И вот альбом «родился»…

Даже несмотря на то что альбом был акустическим, он стал довольно популярным в узких кругах любителей рок-музыки, хотя его выход совершенно не рекламировался и не освещался по телевидению.

В интервью журналу «Рокси» Цой называет песни «45» «бардовским вариантом» и признаётся, что был против выпуска этого альбома, поскольку запись, с его точки зрения, получилась сырой. Не менее скептически оценивал альбом и Рыбин, правда, спустя много лет: «Единственное, что в “45” есть хорошего, — это трогательная непосредственность песен. Сами же песни представлены на альбоме очень наивно, а аранжировки отсутствуют как класс»[90].

«Я думаю, что Цою хотелось, вероятно, не совсем того, что получилось, — вспоминал Гребенщиков. — Скорее всего, ему хотелось рок-н-ролльного звука — звука “КИНО”, который возник на их альбомах впоследствии. Но из-за нехватки людей, из-за моего неумения сделать то, чего они хотят, и их неумения объяснить, чего именно они хотят, получилось “45 ”»[91].

Показательно, что ленинградская рок-тусовка альбом поначалу вообще не заметила, а московский подпольный журнал «Ухо» назвал песни «КИНО» «расслабленным бряцаньем по струнам», в котором «серной кислотой вытравлены всякий смысл и содержание». В тот момент сложно было поверить, что всего через несколько лет бблыиая часть композиций из «45» будет звучать чуть ли не в каждом дворе под приблизительный аккомпанемент ненастроенных шестиструнных гитар…

Алексей Вишня: «Как музыканты они были тогда на уровне нулевом. Ничего не контролировалось на записи, как получалось, так и получалось… Цой умел играть на гитаре, но при этом его называли бряцалыциком, хоть он и умел извлекать из гитары звук. Пускай это был и бряцающий звук, но это был хороший бряцающий звук, хороший чес»[92].

Запись альбома тяжело далась Виктору и Алексею. Правда, и звукорежиссеру, и участникам группы «Аквариум» тоже. Виктор, в то время учившийся в художественном училище, отлынивал от занятий, выкраивая время на запись в студии, а Алексей, трудившийся монтажником сцены ТЮЗа, умудрялся получать мифические больничные, чтобы хоть как-то оправдать свое отсутствие на рабочем месте. Родные, конечно же, ни о чем не догадывались — ну, бренчат ребята на гитарах и пусть себе бренчат. Мало кто понимал, что за всем этим стоит…

Валентина Васильевна Цой: «Работу над альбомом “45” Витя засекретил: ходил таинственный, ни о чем не рассказывал. Как-то вечером принес мне плейер: “Мама, послушай!” Мне понравилось. “Во всяком случае, не хуже, чем у других!” — решила я. Дала ему десять рублей, чтобы как-то стимулировать. Думала, он сладкого себе купит, а он вернулся с бутылкой водки. Ну, думаю, обычный парень вырос»[93].

Виктор Цой: «А из старых альбомов мне больше всего нравится первый альбом, “45”, потому что… Ну, я не знаю почему, но нравится. Другое дело, что я из него немножко как бы вырос уже»[94].

Алексей Рыбин: «Альбом “45” все хаяли. Говорили, что это самодеятельность ниже плинтуса. Нас поддержал Борис Гребенщиков и вся его группа, Майк Науменко привечал, остальные травили»[95].

Запись альбома дала «КИНО» определенный статус. Группа заявила о себе и была услышана. Как сказал в одном из интервью Виктор Цой: «У нас появилась некоторая репутация, даже авторитет, мы уже сами могли выходить на какие-то студии»[96].

Можно согласиться с Александром Кушниром, сказавшим, что, не умея толком играть на музыкальных инструментах, музыканты «КИНО» записали песни, которые с удивительной точностью передавали атмосферу городской романтики того времени с ее вечным безденежьем, бездельем и океаном нереализованных планов и ночных мечтаний. «Сигареты», «ночь», «телефон», «солнечные дни» — как бы там ни было, а «45» получился одним из самых светлых и лиричных альбомов за всю историю русского рока[97].

ВИКТОР И МАРЬЯНА

Примерно в это же время, в начале марта 1982 года, но уже в ходе записи «45», на одной из вечеринок Цой познакомился с молодой художницей Марьяной (Марианной), в скором времени ставшей не только его подругой, но и полноценной участницей группы «КИНО» (в качестве гримера и костюмера), а впоследствии женой и матерью единственного сына Александра.

Игорь Петровский: «С Витей мы познакомились в начале восьмидесятых и приятельствовали до конца 1985 года, потом это как-то прекратилось. С Марьяной я познакомился во второй половине (в конце) 70-х, отчасти благодаря нашему знакомству они с Цоем и повстречались… А тогда у Марьяны был роман с Игорем Гудковым. И вот в тот день, на дне рождения, Марьяна, встретив Цоя, просто поняла, что роман ее с Панкером, собственно, подошел к концу и отношения с ним закончены…»[98]

Как известно, Цой умел нравиться женщинам, и об этом вспоминают многие его знакомые и приятели.

Павел Крусанов: «Разумеется, регулярно появлялся в нашей квартире и Цой. Благо от Днепропетровской улицы было рукой подать до полюбившегося ему женского общежития ПЖДП (прижелезнодо-рожного почтамта) Московского вокзала, располагавшегося (речь об общежитии) в Перцовом доме на Лиговке. Да, этого не отнять: он нравился женщинам — он был обаятелен, хорошо сложен, молчаливость добавляла его решенному в черных тонах образу известную толику романтической загадочности, ну а когда он брал в руки гитару и начинал петь, его и вовсе окутывало облако какого-то запредельного очарования, так что девицы теряли над собой контроль, и глаза их наливались томным матовым блеском. Не устояла даже милейшая и добрейшая майковская Наташка — дело едва не дошло до адюльтера, отчего Майк некоторое время на Цоя ревниво дулся. Собственно, здесь же, на Днепропетровской, Цой увел у Панкера Марьяну. Вернее, она сама увелась: отдадим должное слабому полу — практически невозможно соблазнить деву без ее встречного желания быть соблазненной»[99].

Наталья Крусанова: «С Марьяной я познакомилась на дне рождения Ильи Куликова — басиста “Зоопарка”. Ее пригласил Иша Петровский, так как Марьяна тогда жила с ним в одном районе. Иша с ней подружился на подготовительных курсах в “Муху” (Ленинградское высшее художественнопромышленное училище им. В. И. Мухиной. — В. К.). Марьяна и Витя увидели друг друга в конкретный день — 5 марта 1982 года на совместном дне рождения Саши Бицкого (одноклассника Иши) и Марьяны…»[100]

Марьяна Цой: «Это было 5 марта… Цой вошел — подбородок вперед, уже тогда, — и говорит: “Меня зовут Витя”. Потом, естественно, все напились, начался полный бардак, все сидели друг у друга на ушах, и тут мне что-то не понравилось. “У-у, какой щенок — Витя его зовут!” И я ему взяла и написала губной помадой чуть ли не на физиономии свой телефон. С этого и началось. Цой начал звонить мне домой, я тоже начала ему звонить»[101].

Виктор Цой стал вторым мужем Марьяны. Первый раз она вышла замуж в 19 лет. Как вспоминала впоследствии сама Марьяна, она сделала эту глупость только потому, что в те времена не жениться было нельзя. Родители никогда бы не допустили свободных отношений типа гражданского брака.

Инна Николаевна Голубева, мама Марьяны: «Первый ее муж был красивый, симпатичный парень, обаятельный прохвост, скажем так… Она влюбилась, и, хоть им нельзя было позволять жениться, — они поженились… Оба не один раз пытались поступить в “Муху”, жили на Моховой, работали дворниками, им дали там маленькую квартиру, они ходили вечерами на подготовительные курсы, там ваяли, общались. Там паслось много народа, но продолжалось всё это очень недолго, и через год они развелись…»[102]

Когда Марьяну спрашивали о Викторе, она вздыхала с раздражением: «Десять лет я рассказываю о том, как мы познакомились с Цоем! Можно тронуться умом. А как люди знакомятся? Ничего рокового. Просто пришли на день рождения приятеля и познакомились. Мне тогда стукнуло 23 года, Виктору — 19»[103]. Марьяна была старше Виктора, из-за чего первое время Цой переживал и комплексовал, тем более что получал он гроши.

Инна Николаевна Голубева: «Как они с Витей познакомились? Марьяша пошла на день рождения приятеля, и там одна из ее подруг ей сказала: “Обрати внимание вон на того парня…” А парень лежал на полу, раскинув руки и ноги, в белой рубахе. Марьяну это сильно задело… Она написала ему помадой свой номер телефона, он ответил, и они стали общаться. Но мне она ничего не сказала поначалу. Я-то боролась за чистоту рода. А тут моя нордическая барышня, и вдруг такое… И вот потом она привела его. А было это так… Вхожу в комнату, на диване кто-то сидит. И вдруг я вижу такие глаза у Марьяны, которые излучают сияние. Она говорит: “Мамочка, я тебя хочу познакомить с одним человеком”. Я мрачно сказала: “Ну познакомь”. Поднимается это, значит, существо такое темное. “Мама, это Витя”. Я говорю: “Очень приятно”. Он со мной очень вежливо поздоровался, головку поклонил, но я уже это образование, темное такое образование, возникшее в комнате, видеть не могла… Я пошла к себе и долго сидела, и вообще не выходила больше, пока он не ушел. Вот появление Вити. И я думаю: “Что же., куда же я потратила всю свою жизнь? Я всё месила из Марьяны человека”. Это же была не просто моя дочка, это была девочка моей мечты, и я из нее делала вообще не принцессу, боже сохрани, мы жили трудно. Не было у нас никаких излишеств. Но тем не менее вложено было всё то, что я могла отдать… И вдруг — Витя. Пальто до пола, с помойки вытащенное. Уши длинные до плеч, челка — глаз почти не видно, вижу, что вот узкоглазое что-то такое…

Когда они познакомились, группы “ КИНО” толком еще не было. Был какой-то таинственный “Гиперболоид”. Я даже всерьез это не принимала. При Вите был Рыба… Рыба такой был пай-мальчик… Витя в кружевных рубашках, сшитых Валентиной Васильевной, выступал. Он до того, как устроиться на работу, был с волосами и с кружевными этими рубашками, был комильфо такое деревенское…»[104]

По словам Алексея Рыбина, когда Марьяна появилась в жизни Цоя, Виктор назвал ее полноправным членом группы «КИНО» — но не в качестве администратора (администратором тогда был Рыбин), а в качестве гримера (действительно, есть фото, где Марьяна накладывает ему грим), костюмера (в начале деятельности группы «КИНО» она приносила из цирка, в котором работала, какие-то невероятные костюмы для сцены) и художника (Марьяна неплохо рисовала и помогала Виктору оформлять обложки для альбомов).

ВРЕМЯ ТВОРЧЕСКИХ РАЗНОГЛАСИЙ

Еще до записи и выхода альбома «Сорок пять» у молодой группы появились собственные поклонники. Во время одного из «квартирников» на Петроградской стороне Виктор и Алексей познакомились с Владиком Шебашовым, который стал первым официальным фаном группы «КИНО».

Алексей Рыбин: «После новогодних московских домашних концертов у нас состоялся маленький домашний концертик в Ленинграде — в какой-то из бесчисленных мансард Петроградской стороны, и публика опять была в восторге, публика взрослая, серьезная, какие-то режиссеры, художники, богема, одним словом. Это было то, что нам нужно, — приятно было иметь дело с образованными людьми, да мы и понимали, что только они могут помочь нам расти — в конечном счете и устройство концертов, и аппарат, и всё остальное могли пробить только личности, так или иначе имеющие вес в официальной культурной жизни страны — подполье уже явно стало несерьезным и несостоятельным способом существования. Я не помню, кто устраивал этот концертик на Петроградской, но там у нас появился первый официальный фан (поклонник), не принадлежащий к кругу наших друзей. Друзьям-то тоже все нравилось, но друзья есть друзья, а тут незнакомый крепкий молодой человек с мутными глазами и красным носом так прямо и заявил нам: “Я ваш первый официальный фан. Запомните это. Когда станете знаменитыми, говорите всем, что ваш первый официальный фан это я — Владик Шебашов”»[105].

Чуть позже Шебашов (ныне это преуспевающий писатель, скрывающийся под псевдонимом Борис Карлов) выступит организатором нескольких квартирных концертов.

По воспоминаниям Алексея Рыбина, весной 1982 года у них с Цоем совершенно отпали последние сомнения — быть или не быть группой, имеет ли смысл исполнять песни Цоя в таком виде, в каком они были, — они уже стали группой.

Время шло, и чем дальше, тем больше сдавал свои позиции ленинградский помпезный рок 1970-х.

Александр Аксенов: «В общем, 1981-й и половина 1982 года в Питере прошли в некоем панк-перфомансе, то есть в содружестве определенных людей, как сейчас говорят, в тусовке музыкантов, художников, которых объединяла любовь к панк-року и неприятие не столько окружающей действительности, сколько андеграунда действительности. Мы откровенно насмехались над Ленинградским рок-клубом, потому что там все были волосатые, мрачные, а мы были веселые и, естественно, коротко стриженные… И ходили в невероятных нарядах, из-за которых постоянно попадали в милицию…»[106]

К середине 1982 года питерские панки утратили большую часть абсурдного юмора и стали более брутальными, натуралистичными и подпольными. Если сначала люди в сером не врубались в расклад — панки одевались, как все, только еще хуже, что в СССР было в порядке вещей, — то после того, как они перешли на разноцветную кожаную рвань, цепи, булавки и поднятые портвейном дыбом волосы, внутренние органы к 1983 году смекнули, что здесь дело нечисто. А поскольку в арсенале панк-развлечений были дестрой и вандализм городского пейзажа, акты дефекации на улицах, беготня по помойкам и селф-дистракшн при помощи различного рода химии плюс употребление всевозможных доступных допингов — менты принялись винтить всех без разбора по любому поводу.

«КИНО» постоянно репетирует, посещает всевозможные тусовки и, несмотря на панковское прошлое, активно начинает позиционировать себя «новыми романтиками».

Дмитрий Бучин: «Году в 1982-м я как-то приехал в гости к Гене Зайцеву, отцу всех ленинградских хиппи, а у него уже были гости. На полу сидели два каких-то молодых парня, и играла музыка. Неплохая довольно-таки музыка. Спрашиваю, а что за группа играет? Гена мне и говорит, а вот эти парни и играют. Цой и Рыба. Дуэт. Им Гребенщиков помогал записываться, и у них получилось… Вот так и познакомились…»[107]

В апреле 1982 года руководство рок-клуба предложило «КИНО» выступить в концерте молодых групп. Цой с Рыбиным решили не терять такую возможность и с помощью музыкантов группы «Аквариум» на сцене рок-клуба было успешно исполнено семь песен.

Андрей Крусанов: «Еще со времен “Гарина…” Цоя милостиво опекал БГ — раз или два “Гарин…” выступал в паре с “Аквариумом”, а потом и сольно, на “квартирниках”, а когда весной 1982-го “КИНО”, где на тот момент в постоянном составе числились лишь Цой и Рыба, появилось на сцене рок-клуба с полуэлектрической версией старой акустической программы, подыгрывали этому неведомому дуэту, обеспечивая “наполненный” звук, музыканты того же “Аквариума”: Файнштейн-Васильев и Дюша Романов. На этом, по сути, первом своем полноценном концерте “киношники” решили дать волю артистической фантазии, как они ее на тот момент понимали: разутый, густо залепленный гримом “Рыба” бегал в белых носках по сцене с гитарой наперевес, Дюша в широкополой шляпе остервенело бил по клавишам, Фан с басом был подчеркнуто деловит и сосредоточен, однако не мог утаить лукавую улыбку, за ударника с механической меланхолией работал никогда не использовавшийся доселе в концертной практике питерских рокеров ритм-бокс. Цой, как пригвожденный, непоколебимо стоял у микрофона, позволяя себе лишь нарочито резкие жесты (романтично — а он сознательно предъявлял себя миру в образе неоромантика — вспархивали кружевные манжеты) и демонстрацию мужественного, тоже изрядно подкрашенного театральным гримом профиля. Последним номером в программе был “Битник”. И тут на сцену, как и остальные, в нарядах из тюзовской костюмерки (Рыба работал в ТЮЗе монтировщиком сцены, отсюда и экипировка) вышли Гребенщиков, бьющий в повешенный на шею огромный барабан, и Майк с гитарой, чтобы спеть этот забойный номер вместе с Цоем. И они его спели. В довершение карнавальной картины из-за кулис выскочил деятельный Панкер с саксофоном (в барабанах он к тому времени разочаровался) и разыграл пантомиму: он не мог выдавить из гнутой железяки ни одного чистого звукового пузыря, но, извиваясь всем своим крупным телом, раздувал щеки зверски и вполне убедительно. Разумеется, после такой звездной поддержки публика запомнила “КИНО” надолго. Так, на плечах Гребенщикова и Науменко, Цой эффектно въехал в славный пантеон питерского рока»[108].

Жизнь продолжалась. Наступило лето…

Алексей Рыбин: «Однажды Майк, вернувшийся из Москвы, между стаканами сухого сообщил, что “познакомился с настоящим мафиозо”. Собутыльники, в числе которых находились мы с Цоем, поохали, поахали, позавидовали и продолжили выпивать. Никто из нас не знал, что вскоре с этим “мафиозо” столкнемся и мы…»[109]

Этим «мафиозо» был Александр Липницкий — человек, по словам Алексея Рыбина, «сделавший для рок-групп из Ленинграда столько, что это сопоставимо с тем, что сделали для себя сами эти группы».

Летом молодые музыканты «КИНО» провели несколько концертов в Москве, в частности концерт у Александра Липницкого, на память о котором остались удачно сделанная запись и рассказы очевидцев…

Александр Липницкий, музыкант группы «Звуки Му»: «Жаркие дни лета 1982 года. “КИНО” уже гремит — альбом “45” успешно конкурирует в Москве с самим “Аквариумом”. 25 июля я устраиваю группе домашний концерт, пригласив московских художников и музыкантов. Хорошо накрытый стол стимулирует дуэт наших гитаристов, и песня “Лето”, на мой вкус, никогда не была так сильно спета, как в тот день.

В городе плюс двадцать пять — лето! Электрички набиты битком, Все едут к реке. День словно два, ночь словно час — лето! Солнце в кружке пивной, Солнце в грани стакана в руке…»[110]

К концу лета Цой и Марьяна с друзьями рванули в Крым, в поселок Малореченское, где наслаждались «диким» отдыхом. Чтобы купить билеты и собрать хоть немного денег на поездку, ребятам пришлось хорошенько потрудиться. Цой со своей верной подругой, с помощью Вишни, напечатали несколько обложек к альбому «Сорок пять», украсили ими бобины с записью и сумели реализовать их с помощью приятелей. Но вырученных средств всё равно не хватало. Как вспоминала впоследствии Марьяна, выход нашли сразу. Поковырявшись в родительских домашних библиотеках и найдя наиболее ценные фолианты, молодые люди сдали их в «Букинист», и только тогда им удалось купить билеты в Крым.

Игорь Петровский: «После того как Цой с Марьяной стали жить вместе, мы поехали в Крым. В Малоречку. Сейчас я совершенно не помню, чего мы потащились именно туда? По-моему, Цой с Рыбой там уже бывали раньше. Но по крайней мере идея туда поехать исходила как раз от Цоя. Типа, там всё зашибись. Мы взяли и поехали. А как там было… По приезде нас всех дружно пробрал понос, девчонки обгорели на солнце… Цой сказал, что у него лечебная моча, все стали делать из нее компрессы… Мы жили в палатке на пляже, у нас сперли мясо, деньги быстро кончились… Есть было нечего, мы собирали бутылки, сдавали их… Витя с Марьяшей были хорошими пловцами, ныряли, ловили мидий, мы их чистили, жарили и ели… Чтобы всех развлечь, я ловил каких-то здоровенных пауков, ползающих под камнями, девчонки их жутко боялись… В общем, всё довольно безумно было…»[111]

По возвращении Виктора и Марьяны из Крыма Цой и Марьяна снова встречаются с Алексеем Рыбиным, и «КИНО» продолжило давать квартирные концерты. Алексею Рыбину, выполнявшему на тот момент функции директора группы, удалось создать некое подобие концертного графика. Правда, большинство выступлений проходило в столице. В основном это были квартирные сейшены, но изредка случались и более солидные мероприятия, например совместный с группой «Центр» концерт в МИФИ. Играли Цой с Рыбиным вдвоем, лишь пару раз компанию им составил барабанщик «Аквариума» Петр Трощенков.

Вскоре Цой наконец-то получил диплом «резчика по дереву» и вместе с ним распределение на работу в город Пушкин, в НПО «Реставратор», где обязан был отработать два года. Теперь ему приходилось ездить к восьми утра в пригород и торчать под потолком анфилады Екатерининского дворца. Цой, поначалу ответственно подошедший к делу, вскоре обнаружил, что дореволюционная пыль, летящая с потолков, здорово портит ему пальцы и мешает заниматься любимым делом — игре на гитаре. После этого реставрационный пыл Виктора сильно поугас и он изо всех сил старался не послать старые потолки куда подальше.

Инна Николаевна Голубева: «Он же по специальности был резчик, а его почему-то распределили на лепнину… И он там штукатуром почти каким-то работал, и пальцы его были просто в хлам…»[112]

Однажды, вернувшись домой в небольшую комнату на Московской площади, которую они тогда снимали, Марьяна услышала песню «Последний герой», одну из самых знаковых песен Цоя…



Поделиться книгой:

На главную
Назад