Жесткий контур

— Ты что? Всерьез? — перебивает его Витька. Губы у Витьки дрожат, белесые брови недоуменно подняты. — Не! — Он возвращает пачку сигарет. — Я-то думал, переживаешь... С ребятами к директору ходили... А ты, а ты...

— Что я? — Сергей бешено перегнал по губе сигаретку, сощурился. — Не нравится? А ты хоть раз зашел ко мне? Спросил, как я? Испачкаться боишься? Скоро при встречах узнавать перестанешь!

— Да ты брось, Серега! — Голос у Витьки сиплый. — Сам знаешь, курсовых проектов навалили, некогда в кино даже сходить.., А вообще-то, конечно, по-свински я вел себя...

— Ладно, ладно, — перебивает его Сергей. — Только не ищи ты правду у Тузикова. Выворотный он, понял? Вот такие, как он, и есть стиляги. Под любой стиль подделываются... Потому что своего-то нет у него ничего...

Они стоят в вестибюле общежития возле окна. Мимо них то и дело пробегают незнакомые парни и девушки с рулонами и папками, степенно, группой прошли дипломники. Сергей многих из них знает, как обычно знают во всех вузах старшекурсников. И они его знают, потому что видели, когда он играл в баскетбольной факультетской команде. Они скоро придут на завод и, очень может статься, попадут в их цех, а Сергей будет под командой у кого-нибудь из них. Он поморщился, представив себе эту встречу...

— Ты что, озяб? — участливо спрашивает Витька, заметив эту гримасу. — Я тоже, понимаешь, что-то дрогну... Дует тут из дверей.

— Правда, холодно. — Сергей хлопает друга по плечу. — Ступай, старик!

— Так как же со Светкой? — опять напоминает Витька. — Придешь на день рождения?

— Скажи, приду! — обещает Сергей, еще сам не зная твердо, как ему быть. И вдруг смеется от неожиданной мысли. — Только не один, с бригадиром приду. Дима Аввакумов его зовут.

— Вот здорово! — суетится Витька, но тут же деловито уточняет, щелкнув себя по горлу: — Зашибает?

— Нет. — По совести говоря, с бригадиром Сергею пить не доводилось, а поэтому он решает отшутиться. — Из малопьющих. Сколько ни пьет, все мало...

— Ясно, — оценил шутку Витька, и не очень уверенно обещает: — Запасемся. Ты не думай. Лучше подарок подешевле купим, а уж вина припасем.

— Ладно, иди, — сжалился Сергей, заметив посиневший Витькин нос, — а то загриппуешь перед сессией... Закурим давай и держи, — он протянул руку, — как у нас один говорит: в получку отдашь!

— Пока, Сережа, пока, — прощается Витька и осторожно пододвигает зеленую пачку сигарет, лежащую на подоконнике. — А это ты возьми!

— Бери, бери! — Сергей сгоняет усмешку, — Я же в шутку сказал про буфетчицу. Сигареты у нас и без блата можно купить.

— А-а, — Витька рад, — вечно разыграет... Слушай, адресок оставь все же, сдам проект — обязательно приду! Честное слово...

Сергей называет адрес и предупреждает:

— Только после пяти приходи... Я ведь с работы не удираю, не лекции все-таки...

Витьке уходит, оглядываясь. Сергей застегивает короткое ворсистое пальто с тремя желтыми крупными пуговицами, ежится, подумав, что без шарфа будет холодно, и выходит на улицу.

Огромное пятиэтажное общежитие ярко освещено. Пылают в незанавешенных окнах огромные, словно баскетбольные мячи, лампы, приводя в ужас коменданта и мешая спать тем, кто попытается отдохнуть. Впрочем, вряд ли сейчас найдется такой хотя бы в одной комнате, Горят лампы — «горят» проекты.

Сергей отыскивает взглядом окно двести двадцатой комнаты. Второй этаж сплошь девчачий, здесь на окнах занавески. Но они из накрахмаленной марли, а поэтому назначение их чисто символическое.

Когда они со Светкой целовались в двести двадцатой комнате, а это было весной, они просто выключили свет. И все знали заповедь общежития: темно — значит, не входи, не мешай людям. Сейчас в окне был свет. Перед сессией не до поцелуев.

О могущественные руководители предприятий товаров широкого потребления! Неизвестно, что вы дарите своим знакомым или любимым женщинам в их день рождения! Может, сияющую лаком и стеклом приземистую «хельгу» с иностранным ярлыком? Или, может быть, сервиз из германского фарфора? Или, скорее всего, дефицитную стиральную машину марки «Волна»? Ну не может же быть, чтобы каждый раз дарили холодильники «ЗИЛ»! А, впрочем, кто вас знает!

Но только Сергей готов был побиться об заклад, что большинство знакомых и любимых женщин руководителей предприятий ширпотреба в день рождения одариваются ядовито-зелеными настенными тарелками, на которых алеют от смущения космонавты. Этих тарелок было полно. Они просто заполнили прилавки магазинов, ломившихся от подарочных наборов: толстозадых фарфоровых купальщиц, привязанных алыми лентами к конфетным коробкам, ублюдочных собачек, крест-накрест прихлестнутых зелеными лентами к коробке духов. Дальше этого фантазия продавцов не шла. Перчатки — собака. Духи — балерина. Пудра — колхозница с коромыслом...

Потом Сергей рассердился на Светлану. Конечно, парню было бы легче выбрать подарок. Ну, скажем, электробритву или трубку с коробкой хорошего табака. В конце концов ножик с двенадцатью лезвиями. Наконец, носки, галстук или автоматическую ручку...

Он посмотрел на часы. До закрытия магазинов оставалось полчаса. Надо еще успеть купить вина и встретить Аввакумова. Сергей протиснулся к прилавку, сокрушенно вздохнув, сказал продавщице:

— Вон те духи, пожалуйста!

Продавщица протянула Сергею золотисто-черный кубик духов с надписью «В память о Москве», оплетенный алой шелковой лентой, которая удерживала фарфоровую купальщицу.

На улице Сергей размотал ленточку, хотел было кинуть статуэтку, но потом положил ее в карман и понюхал духи. На засыпанной снегом улице в ровном, мягком свете люминесцентных ламп Сергей почувствовал, что от этого запаха у него слегка кружится голова. Ему до боли захотелось увидеть Светлану, побыть с ней наедине, побродить по какой-нибудь окраинной улочке, поговорить или просто помолчать. Ведь когда-то она его понимала с полуслова. А как сейчас?

И он подосадовал, что пригласил Аввакумова. Придется весь вечер занимать его, наверное, сглаживать грубые шутки, разговаривать о расценках и нормах, о нехватке спецодежды и о прочих вещах, о которых, конечно, будет говорить бригадир.

Вон ведь с какой ухмылкой он слушал вчера Сергея, когда Сергей пригласил его сходить в общежитие к девчатам. Возле них увивался Ленчик и подначивал: «Сходи, сходи, Дима! Не все тебе с крановщицами любовь крутить. Они, образованные-то, небось, лучше... Расскажешь потом!» Бригадир, правда, цыкнул на Ленчика. Но кто его знает, с какими намерениями, согласился!

Пока Сергей шел до места условленной встречи, невеселые мысли овладевали им все больше и больше. Определенно зря он идет на эту вечеринку. Будут его разглядывать, расспрашивать, сочувствовать, ругать Тузикова, комсорга института Кукушкина. А ему вовсе нет никакого дела до этих людей. Ну, выгнали и выгнали. Что он, пропал, что ли? Да они своей бригадой уже сейчас больше пользы приносят, чем иные, у которых диплом в кармане. Вон у них какой бригадир! Инженеру не уступит. Сергей сам слышал, как уважительно говорил начальник корпусного цеха. «Очень, — говорит, — развито у него образное мышление и пространственное представление, даром, что начертательную геометрию не проходил...» За Димкой всегда приходят, когда надо развертку обшивки сделать, советуются.

Прошел уже третий троллейбус, а Аввакумова все не было. Но Сергей не очень сердился на него, хотя здорово мерзли ноги. «Наверно, с галстуком возится. Брюки, небось, гладит, — улыбаясь, думал Сергей о бригадире. — А что, он парень видный. В хорошие руки его, к тренеру настоящему — чемпионом был бы в тяжелой атлетике. Будь спок... Парень в порядке».

Неожиданно мысль перескочила на другое. А вдруг девчата фыркать начнут? Узел на галстуке большой, рубашка в клеточку... «Эх, что же я ему не сказал! — подосадовал Сергей, но тут же неизвестно на кого обозлился, — Ну ладно, в случае чего, и нарежемся с Димкой! Я им тогда все скажу!»

Вот они придут с Димкой, двое рабочих парней. У них есть большое и нужное дело. За их работой следят, ее учитывают в планах, они умельцы. Если они не сделают порученную им работу, произойдет задержка всего судна. Поэтому они должны гордиться, они должны снисходительными быть к этим студентам, для которых праздник — получение стипендии, а самая большая беда — провал экзамена. А у них с Димой все другое. И поэтому нужно уметь прощать людям небольшие человеческие слабости.

Сергей вспомнил наивную песенку, которую напевал иногда впечатлительный Ленчик Цигипало. Говорилось в этой песне о том, как холодная красавица, в которую влюбился простой матрос, отвергла его горячую любовь. «На ней — шикарный шелк, на нем — костюм матроса. Он перед ней с протянутой рукой» — многозначительно заканчивалась эта песенка.

Он вытащил руки из карманов. От правой пахло духами, пахло спокойным, устоявшимся запахом устроенной жизни, какая, наверно, бывает в чинных семьях, которые живут вон в том старинном доме, чей фасад расписан мозаичным панно, а простенки выложены зелеными изразцовыми плитками.

— Сережа! — донесся возглас. Сергей обернулся. Димка шел, прижимая к боку плоский сверток.

— Извини, друг, — громко заговорил бригадир, — тут, понимаешь, с рамкой пришлось повозиться... На опоздали еще?

— Я, знаешь, замерз совсем, — еле шевеля губами, произнес Сергей. — Пошли быстрее.

От ходьбы Сергей согрелся и, оглядев Дмитрия, одетого в коричневое ратиновое пальто с большим шалевым воротником, в коричневой шапке пирожком, усмехнулся.

— Тебе тепло. Вон как оделся...

— А что? Плохо? — Аввакумов рассмеялся. — На люди идем...

Сергей был приятно обрадован. Он привык видеть бригадира в брезентовой робе, в синем ватнике, испачканного в ржавой окалине, в старой кепке или поношенном треухе, а тут ни дать ни взять — инженер с виду.

— А это чего? — полюбопытствовал Сергей, указывая на сверток.

— Подарок, — сказал солидно Димка, — ты же говорил, день рождения... Как она, именинница-то?

— Да как сказать, — замялся Сергей, — местами знаешь, как-то... — Сказал и сам рассердился на себя за пошлые, пустые слова.

В вестибюле общежития их ждал Витька Селезнев. Высокий, тощий, с лицом, похожим на секиру: выпуклый лоб, срезанный подбородок, тонкий, крупный хрящеватый нос. Витька радостно заулыбался, увидев гостей.

— Знакомьтесь, мужчины! — сказал Сергей, явно гордясь впечатлением, которое произвел Аввакумов на Витьку. Сергей даже подмигнул другу: знай, мол, наших!

В двести двадцатой, небольшой продолговатой комнате, кроме Светки Кукайтис, жили еще три девушки. Кровати стояли вдоль стен, а середину комнаты занимал большой прямоугольный стол. Даже четверым было тесно в этой обители. А сейчас уже и говорить не приходилось. Гости, а их было человек десять, тесно сидели на койках, а на единственном стуле восседал аккордеонист Генка Овечкин — непременный участник всех торжеств и пиршеств общежития. Увидев Сергея, аккордеонист грянул «Прощание со славянкой», гости зашумели, задвигались, потянулись обниматься.

Со Светкой Сергей поздоровался сдержанно. Очень уж близко сидел возле нее черноволосый дипломник Барабаш с механического факультета.

— Вот, — сказал Сергей и протянул девушке черно-желтый кубик, — поздравляю тебя, Светлана! А это мой друг, — представил он Аввакумова и стал протискиваться ближе к двери, неприязненно покосившись на круглолицего дипломника Берабаша. «Прилип, — угрюмо подумал Сергей, — и она тоже хороша... Знала, что приду, а пригласила!»

— Ах, — воскликнула Светлана, и все тоже зашумели, — какая прелесть! Вот это подарок!

Сергей польщенно подумал: «Оценила все-таки», — и обернулся, придав лицу подобающее выражение, которое должно быть у человека, которого явно недооценивали вначале и теперь он может даже обидеться.

Светлана держала в руках небольшую акварель в белой простенькой рамке. Раскидистые лапастые деревья на коричневой, с черными подпалинами земле. Акварель была полна солнца; сочные, яркие краски и необычная расцветка деревьев, неба и земли притягивали к себе взгляд.

— Это пальмы, — негромко сказал Аввакумов, — я сделал этот набросок на Кубе... Мне говорил Сергей, что вам нравится все необычное. Вот я и решил подарить вам...

— Ой, спасибо, спасибо, — Светлана заулыбалась, — я вам очень благодарна, Дмитрий! Такой подарок!..

«Вот как! — изумился Сергей и обиженно посмотрел на Аввакумова. — Не мог предупредить... Хотя да, он же говорил, что ходил на Кубу на новом танкере в прошлом году».

— Какой интересный, — шепнула Сергею одна из соседок Светланы, — рабочий, а рисует.

— А ты что думала! — грубо оборвал ее Сергей и, подвинувшись на кроаати, позвал Аввакумова. — Греби сюда, Дима!

— Правда, ребята, усаживайтесь, — предложила Светлана и посмотрела на Сергея, — меня предупреждал комендант, чтобы не позднее десяти закончить...

— Именины — это не роскошь, а суровая необходимость, — выждав, пока гости разберут закуску, сказал дипломник Барабаш. — Я, как тамада, должен сказать об этом со всей ответственностью. Вы видите винегрет и селедку. У вас в стаканах водка и портвейн. И вон кто-то уже пролил от нетерпения на чистую сверхштатную простынь... Но, друзья! Это все лишь первое впечатление. На самом деле, на крахмальной скатерти стоят омары и устрицы, черная икра и балык. А в хрустальных бокалах золотится коньяк «Камю» и «Мартель». Да, да, друзья! Это так. Потому, что сегодня мы в гостях у самой красивой девушки нашего института Светланы Кукайтис...

«Вот пижон», —подумал Сергей и мельком взглянул на Аввакумова; как тот? Бригадир внимательно, чуть иронически смотрел на дипломника Барабаша, улыбался и кивал. Сергей обозлился и перебил тамаду.

— А я пью за настоящих друзей! — сказал он с вызовом и посмотрел на Светлану, а затем на Витьку Селезнева. — Которые не бросают в беде, когда вообще не повезет человеку... Хватит трепаться, пить так пить!

Генка Овечкин грянул на аккордеоне туш, все встали, потянулись стаканами к Светлане. Девушки принялись целовать ее, испытующе поглядывая на ребят.

— Ты что? — негромко спросил Аввакумов Сергея после того, как снова выпили. — Ешь, а то развезет...

— Ну и пусть, — скривился Сергей. — Давай, Дим, нарежемся, а? Покажем им, как у нас пьют...

— Дробь! — Аввакумов нахмурился. Он всегда говорил эту флотскую команду, означающую приказ прекратить неуместные разговоры. — Держи себя в руках! Ты что?

— А чего, понимаешь, они тут выламываются, — дернулся Сергей, с откровенной неприязнью оглядывая гостей. — Жалеют меня... А я не хочу! Дать им!

— Во, — Дмитрий показал кулак, — на лекарство потом денег не хватит! Знаешь меня?

— Знаю, — уныло согласился Сергей и принялся покорно жевать винегрет.

— С удовольствием, — произнес вдруг Аввакумов и встал, направляясь к Светлане. Возле двери, на которой висели пальто, прикрытые простыней, уже топтались две пары.

— Вы только не вздумайте жалеть Сергея, — говорил Аввакумов, осторожно придерживая Светлану, — а то вовсе край ему будет... Искушение счастьем — самая опасная штука...

Светлана внимательно посмотрела на Аввакумова, затем отвела взгляд, сказала:

— А все-таки жалко его, знаете. Только вот помочь ему не знаю как. Он вообще-то ведь хороший парень...

— Вот-вот. — Дмитрий ловко увернулся от танцующих. — Тут ему вовсе плохо будет! Только начните уговаривать, молить, напоминать о счастье — он ведь его видит в том, чтобы снова в институт вернуться, — и погубите его.

— Как это? — вскинула голову Светлана.

— А так... Он сейчас как рассуждает? Если, мол, я поддамся уговорам, уступлю, пойду к директору, просить буду, значит, променяю свое достоинство на счастье. А он не может, характер у него не позволяет...

— Какой вы, Дима, — благодарно улыбнулась Светлана.

— Какой?

— С вами легко как-то...

— Ладно. — Дима снял руку с талии девушки. — Сергей обижается... Вон как набычился! Станцуйте с ним!

Светлана хотела было позвать Сергея, но ее подхватил дипломник Барабаш. Аввакумов с досадой сказал Сергею:

— Ворон ловишь, парень!

Сергей промолчал, а Витька Селезнев, который сидел с ним рядом, участливо вздохнул и сказал:

— Сердце красавиц склонно к измене...

— Ворон, говорю, ловишь, — сердито повторил Аввакумов, — если не нравится, какого черта пришел сюда и меня зачем привел? Встань, станцуй! Ну-ну, смелее! Вот это другое дело, — похвалил он, когда Сергей направился к Светлане.

— Переживает же, — заступился Витька за друга.

— Правильно, — ответил Аввакумов, — человек должен переживать... Но одни из этого делают проблему, а другие решают ее. Одни называются рохлями, а другие — настоящими парнями...

— Это уж точно, — поддакнул Витька и предложил: — Кинем по единой?

— Давай. А если хочешь, я этому дипломнику могу по бороде...

— Ну, что вы, — Витька поморщился, — разве это метод?

— Лучше всего помогает. Враз отвадим...

— Нет, нет, не нужно!.. Он так поймет!

Аккордеонист Генка Овечкин играл какой-то медленный танец. Под него было легко и весело шагать, ощущая на плече легкую руку Светланы. Шагать и молчать. Молчала и Светлана. Она все еще никак не могла понять, как ей нужно вести себя после тех слов, которые сказал ей Аввакумов. «Как же его не жалеть? — думала она, покачиваясь в такт мелодии. — С человеком произошла беда... Его нужно утешить, а этот бригадир толкует, что жалость погубит Сергея. Непонятно. Хоть бы заговорил, что ли?» — подосадовала Светлана.

— Предложение тебе еще не сделал? — Сергей кивнул на дипломника Барабаша.