Трудно сказать, была ли необходимость в этом визите, но при расследовании убийства дело всегда обстоит так. Нужно собрать информацию и данные самого разного рода – чем больше, тем лучше, – сохранить их и ждать своеобразного прорыва, когда самая второстепенная деталь может оказаться ключом к разгадке этого дела… случая… загадки… мистерии или как там еще назвать.
Беате Мёрк не доводилось участвовать в расследовании убийств в последние шесть лет – с тех пор, как она проходила практику в Гёрлихе, но тогда ей выпала роль мальчика на побегушках: надо было стучаться в двери соседей, передавать сообщения, часами просиживать в холодных машинах в ожидании того, что так и не происходило.
И вот они столкнулись с настоящим убийством. Она сама, Кропке и комиссар Баусен. Неудивительно, что у нее временами возникало странное чувство гордости. Конечно, из главного управления пришлют какую-нибудь шишку, но все же это в первую очередь их дело. И именно от них город ожидает, что они разберутся.
Засадят за решетку этого психопата с топором.
Стоило ей подумать о Кропке и Баусене, как она ощутила, какая огромная ответственность за исход этого дела лежит на ней лично.
– Подвал тоже хотите осмотреть?
Она кивнула, и госпожа Симмель, пыхтя, начала спускаться вниз по лестнице.
В июне, когда это произошло в первый раз, Беата была в отпуске. В домике в Татрах с Яносом, с которым потом порвала или, во всяком случае, сделала большой перерыв в отношениях. Тогда она пропустила первые дни, и, хотя никогда бы в этом не призналась, ее разбирала большая досада.
Хайнц Эггерс… Само собой, она прочла все материалы и включилась в работу. Проводила допросы, обсуждала версии, пыталась сложить кусочки мозаики в течение всего лета. Однако им не удалось продвинуться ни на шаг – в этом она вынуждена была признаться. После многих часов допросов и размышлений из всего этого им не удалось выудить ни малейшего подозрения. На сегодняшний день они с Кропке так много протрубили сверхурочно, что этих часов хватило бы еще на один месячный отпуск. Возможно, она и воспользуется этим отпуском, но сперва надо поймать Палача.
Да, именно так его называли в газетах: Палач.
И он нанес второй удар.
Погруженная в свои мысли, она следовала за госпожой Симмель. Шесть комнат и кухня, если она не сбилась со счета… на двоих. Теперь – на одного человека. Плюс бильярдная и сауна в подвале. Веранда и огромный сад, выходящий к лесу. Операции с недвижимостью? Баусен велел Кропке поближе познакомиться с делами фирмы Симмеля. Кстати, неплохая идея. Всегда что-нибудь может выплыть.
Но что общего может быть у Хайнца Эггерса и Эрнста Симмеля?
Этот вопрос мучил ее с того момента, как было обнаружено тело Симмеля, однако пока она не могла представить ни одной версии или даже догадки…
Или связи вообще нет?
Просто человек выходит на улицу и убивает первого, кто попадется ему на глаза?
Без всяких на то причин, с интервалом в месяц. Когда у него возникает внутренний порыв. Неужели они и вправду имеют дело с сумасшедшим, как подозревают некоторые? С буйнопомешанным?
Она заметила, что по коже пробежал холодок и волоски на руках встали дыбом.
«Возьми себя в руки, Беата!» – строго сказала она себе.
С Гретой Симмель она попрощалась на выложенном каменными плитами въезде в гараж. Прошла наискосок по ухоженному газону и перешагнула через низенькую живую изгородь из растений, напоминающих жакаранду. Усевшись в машину, заколебалась, не позволить ли себе сигаретку, но подавила желание. Вот уже четыре недели, как она бросила курить, и требуется нечто посерьезнее, чем один-единственный убийца с топором, чтобы сбить ее с избранного курса.
Госпожа Симмель стояла неподвижно, глядя ей вслед, – унылая черная фигура, неожиданно ставшая обладательницей виллы стоимостью в миллион, яхты и фирмы по продаже недвижимости.
И бог знает чего еще.
Визит, по крайней мере, кое-что прояснил.
В том, что не Грета Симмель подкараулила в лесу свою жертву, Беата Мёрк была теперь убеждена на сто процентов.
Почти с такой же уверенностью она могла бы сказать, что жена не наняла киллера для совершения преступления и вообще не замешана в убийстве. Весомых аргументов, поддерживающих данные выводы, конечно же не имелось, но зачем отрицать то, что подсказывают здравый смысл и интуиция, особенно если природа так щедро наделила тебя и тем и другим.
Беата Мёрк бросила взгляд на часы и решила, что как раз успеет заехать домой и принять душ, прежде чем отправиться на встречу с залетной шишкой из управления.
Ван Вейтерен припарковал машину перед бурно разросшимся садом. Еще раз проверил, совпадает ли номер дома на облупившемся почтовом ящике с записью на бумажке, лежащей в нагрудном кармане.
Похоже, это здесь. Сомнений быть не может.
– Ты легко меня найдешь, – пообещал ему по телефону полицмейстер Баусен. – Во всем городе нет ничего подобного!
Эти слова никак нельзя было назвать преувеличением. Выбравшись из машины, Ван Вейтерен попытался заглянуть в сад через разросшуюся живую изгородь. Но там царил мрак. Тяжелые ветки необрезанных фруктовых деревьев смыкались на уровне груди с травами – метровыми сорняками, буйно разросшимися розовыми кустами и прочими колючими растениями непонятного происхождения, образуя почти непроходимые джунгли. С тротуара никаких признаков человеческого жилья рассмотреть не удалось, но протоптанная дорожка указывала на то, что где-то в глубине мог находиться дом. «Здесь мне очень пригодилось бы мачете, – подумал он. – Хозяин этого дома явно не в себе».
Открыв ворота, Ван Вейтерен наклонился и вошел. Когда он углубился в заросли на десяток метров, впереди замаячил угол дома, и навстречу ему вышел коренастый мужчина. Лицо у мужчины было грубоватое, изборожденное морщинами и загорелое – лето выдалось жарким. Волосы поредевшие и почти совсем белые – казалось, он уже давно на пенсии. Ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, если определить возраст навскидку. Но, судя по всему, в теле еще остались немалые силы. Одежда подтверждала, что он находится у себя дома: тапочки, потрепанные вельветовые штаны и клетчатая рубашка с закатанными рукавами.
– Комиссар Ван Вейтерен, если не ошибаюсь?
Он протянул мощную ладонь. Ван Вейтерен пожал ее и кивнул.
– Прошу прощения, что сад в таком состоянии. Год назад я начал выращивать розы и все такое, но потом мне это надоело… просто невероятно, как быстро они размножаются! Теперь даже не представляю, как избавиться от всего этого буйства.
Он развел руками и виновато улыбнулся.
– Да ничего страшного, – ответил Ван Вейтерен.
– В любом случае – добро пожаловать! Пойдем вот сюда, позади дома у меня найдется парочка уютных кресел. Ты ведь пьешь пиво?
– В огромных количествах, – ответил Ван Вейтерен.
Полицмейстер Баусен внимательно оглядел его поверх своего бокала, затем приподнял одну бровь.
– Ты уж извини, – пояснил он. – Я просто обязан был лично выяснить, какого типа нам прислали. В смысле – до того, как мы встретимся со всеми остальными. За твое здоровье!
– За знакомство! – откликнулся Ван Вейтерен.
Он откинулся в плетеном кресле и одним глотком выпил половину бутылки. Ему пришлось ехать по солнечной стороне не более часу, однако он чувствовал, как рубашка прилипла к спине.
– Кажется, жара еще продержится.
Полицмейстер наклонился вперед, пытаясь отыскать за кронами деревьев хоть клочок неба.
– Да, – ответил Ван Вейтерен. – Отличное у тебя тут местечко.
– Неплохое, – кивнул Баусен. – Когда заберешься в джунгли, тебя обычно хоть ненадолго оставляют в покое.
В его словах таилась немалая доля истины. Вне всяких сомнений, это гнездышко тщательно укрыто от посторонних глаз. Грязно-желтые маркизы на окнах, разросшиеся молодые кусты и розы, карабкающиеся по деревянной решетке, густая высокая трава, тяжелый запах последних дней лета, жужжание пчел… И самый центр мироздания – восемь – десять квадратных метров, каменные плиты, веревочный коврик на полу, два видавших виды кресла из ротанга, стол с книгами и газетами, трубка и табак. У стены дома стояла покосившаяся книжная полка, заполненная банками с краской, кисточками, цветочными горшками и прочей дребеденью… Из-за составленных друг на друга ящиков с пустыми бутылками выглядывала шахматная доска…. Определенно, в этом месте аккумулировалась какая-то мудрость.
Ван Вейтерен достал зубочистку и вставил ее между зубами.
– Бутерброд? – спросил Баусен.
– Если будет чем сполоснуть, а то у меня уже все кончилось.
Он поставил на стол пустую пивную бутылку.
Баусен выколотил трубку и поднялся:
– Пойду посмотрю, что можно сделать для исправления ситуации.
Он исчез в доме, Ван Вейтерен слышал, как он возится в кухне, напевая под нос нечто, напоминающее басовую партию из «Искателей жемчуга»[1].
«Да-да, – подумал он и сцепил пальцы на затылке. – Все могло начаться и похуже. Похоже, мозги у старика все же на месте!»
И тут его потрясло осознание того, что разница в возрасте между ними всего-то лет восемь – десять.
Он вежливо отклонил предложение Баусена пожить у него – правда, после некоторых колебаний и с расчетом на то, что решение еще можно будет пересмотреть в будущем. Во всяком случае, он надеялся, что комиссар примет его к себе, если что… то есть если это дело затянется.
Пока он снял номер в отеле «Сее Варф». Четвертый этаж с балконом на солнечной стороне. Вид на гавань, пирсы и бухту, а за ними – открытое море. Неплохое местечко, это ему пришлось признать.
Баусен ткнул пальцем в сторону моря:
– Прямо перед тобой вдали виднеется маяк «Ланге Пирс»… но это только ранним утром и в ясную погоду. В прошлом году таких дней было четыре. А вон там, на скале, расположен «Фишерманс Френд», ресторан для гурманов. Думаю, мы сможем выбраться туда поужинать, если дело застопорится.
Ван Вейтерен кивнул:
– Ну что, пора немного поработать?
Баусен пожал плечами:
– Если господин комиссар настаивает, то конечно. – Бросив взгляд на часы, он воскликнул: – Ах, черт! Они ждут нас уже полчаса!
Полицейский участок Кальбрингена помещался в двухэтажном угловом здании на Главной площади. Стойка администратора, раздевалка, столовая и две-три камеры на первом этаже. Небольшой зал заседаний и четыре кабинета на втором. В силу своего положения Баусен занимал самый большой кабинет с письменным столом и полками темного дуба, потрепанным кожаным диваном и видом на площадь. У Мёрк и Кропке были кабинеты поменьше, окнами во двор, а в четвертом сидели ассистенты полиции Банг и Мосер.
– Разрешите представить вам комиссара Ван Вейтерена, который приехал, чтобы раскрыть это дело, – произнес Баусен.
Мёрк и Кропке поднялись.
– Все нити держит в руках Баусен, – сказал Ван Вейтерен. – Я прислан сюда как дополнительная рабочая сила, если таковая понадобится.
– Понадобится, вне всяких сомнений, – ответил Баусен. – Дело в том, что здесь присутствует весь личный состав. Плюс ассистенты, но я на вашем месте не стал бы особенно на них рассчитывать.
– Инспектор Кропке, – представился Кропке и вытянулся по стойке «смирно».
«Идиот», – подумала Беата Мёрк и поздоровалась.
– Инспектор Мёрк щедро наделена как очарованием, так и интуицией, – продолжил Баусен. – Не стоит ее недооценивать, господин комиссар.
– Да мне бы такое и в голову не пришло, – проговорил Ван Вейтерен.
– Ну что ж, начнем? – спросил Баусен и закатал рукава. – У нас есть кофе?
Беата Мёрк кивнула на поднос, стоявший на столике в углу.
Кропке провел рукой по своим светлым, коротко подстриженным волосам, в то время как его вторая рука стала нащупывать пуговицу под узлом галстука. Судя по всему, доклад предстояло делать ему.
«Видать, это первый претендент, – подумал Ван Вейтерен. – Наверное, Баусен потихоньку натаскивает его… Похоже, не помешает, если уж быть до конца честным».
– Предлагаю начать с Эггерса, – начал Кропке и включил проектор. – Чтобы ввести в курс дела господина комиссара и обобщить ситуацию на сегодняшний день для нас самих. Я подготовил несколько слайдов, чтобы облегчить…
Он бросил взгляд на Баусена и тут же перевел его на Ван Вейтерена, ища одобрения.
– Отлично, – сказала Беата Мёрк.
Кропке откашлялся.
– Ранним утром двадцать восьмого июня некий Хайнц Эггерс был обнаружен мертвым во дворе за железнодорожной станцией. Его убили ударом топора по затылку… острие рассекло позвонки, сонную артерию и все такое. Его обнаружил почтальон около шести утра, и к этому моменту он был мертв уже четыре-пять часов.
– Что за тип, этот Эггерс? – прервал его Ван Вентерей.
На экране появился слайд, и Ван Вейтерен смог прочесть, что пострадавшему было тридцать четыре года от роду, когда он так неожиданно закончил свои дни. Родился и проживал в Сельстадте, в паре миль от побережья, но с начала апреля переехал в Кальбринген. У него не было постоянной работы ни в Сельстадте, ни в Кальбрингене, однако имелось обширное преступное прошлое: наркоторговля, нанесение тяжких телесных повреждений, кражи со взломом, сутенерство, мошенничество… В общей сложности он провел в тюрьмах около десяти лет, впервые попав за решетку в шестнадцатилетнем возрасте. Местным властям не было известно о том, что этот тип объявился в Кальбрингене. Эггерс проживал в двухкомнатной квартире на Андрей-страт, принадлежавшей его хорошему другу, который отбывал наказание за изнасилование и угрозы. У него были планы осесть в Кальбрингене, найти работу, зажить нормальной жизнью, что, судя по всему, не очень-то получилось…
– Откуда данные? – спросил Ван Вейтерен.
– Из разных источников, – ответила Беата Мёрк. – В основном от его девушки.
– Девушки?
– Да, она так себя назвала, – кивнул Баусен. – Она жила с ним в его квартире. Но его убила не она, хотя не похоже, чтобы она уж очень сильно оплакивала его.
– Его никто особо не оплакивал, – добавила Мёрк.
– У девушки, во всяком случае, алиби, – пояснил Баусен. – Стопроцентное.
– Как вы работали? – спросил Ван Вейтерен и повернул зубочистку другим концом.
Кропке вопросительно глянул на Баусена и получил в ответ одобрительный кивок.
– Мы опросили около пятидесяти человек. Большинство из них – люди того же сорта, что и сам Эггерс. Его друзья-приятели – воришки, наркоманы и прочий сброд. Он еще не успел обзавестись большим кругом знакомств, так как провел в городе всего несколько месяцев. Дюжина, не больше, и все имена нам достаточно хорошо известны. Публика, в общем-то, обычная – те, кто сидит в парках, распивает пиво. Собираются дома друг у друга, чтобы уколоться, и продают своих женщин на портовом бульваре и Рыночной площади. Ну, еще мы допросили случайных людей по анонимным заявлениям…
Ван Вейтерен кивнул.
– Сколько человек проживает в городе?