Помоги проекту - поделись книгой:
В отличие от братьев он не до конца верил в существование пиратского сокровища, погребенного в яме. Но лишь до тех пор, пока не увидел вырубленную в стене нишу. Теперь он не знал, во что верить. Добравшись до дна, обставив поколения предков, которые пытались сделать то же самое и не смогли, он добился большого успеха. Но что дальше?
Он описал рукой широкую дугу, пытаясь понять, что лежит на дне под толстым слоем грязи. Рядом Дон, сосредоточенно сжав губы, делал то же самое, по плечо засунув руку под ветки. Ник нащупал что-то круглое и плоское. Он вытащил кругляш из слоя ила и стер грязь, чтобы коснуться поверхности.
Но вопреки ожиданиям блеска золота не увидел. Это была всего лишь старая проржавевшая шайба. Он проверил другой участок, откуда они с братом убрали мусор. На ощупь он определял палки и ветки с листьями, пока не вытащил что-то непонятное. Когда оно показалось из воды, Ник от удивления ахнул и посмотрел в пустые глаза черепа какого-то животного – лисы, подумал он.
Вверху над ними за одной из пакляных пробок нарастало давление, заставляя воду прорываться сквозь тесные пряди. Зародившийся ручеек превратился в поток, когда пробку выдавило из щели с такой силой, что она ударилась о противоположную стену шурфа. Морская вода под давлением хлынула в яму толстым жгутом, напоминавшим электрический кабель.
– Все, – крикнул Ник. – Уходим!
– Еще секунду, – ответил Дон; он теперь почти целиком погрузился в воду, но продолжал шарить по дну.
Ник забирался в подвеску; услышав необычный звук, он обернулся.
– Дон?
Что-то сместилось. Только что Дон лежал на древесном стволе, а теперь кусок дерева упирался ему в грудь, придавив к стене.
– Ник! – сдавленным голосом крикнул он.
Ник бросился к брату. Его лихорадочный бросок, должно быть, сместил всю груду, потому что Дон вдруг закричал. Брус, нажимавший ему на грудь, надавил еще сильнее, и Ник увидел на груди у брата темное пятно.
Вода продолжала литься на них сверху потоком сильнее летнего ливня.
– Держись, братишка, – сказал Ник, хватаясь за брус. Он чувствовал исходящую от дерева странную дрожь, почти механическую, будто под водой брус был присоединен к какому-то приспособлению.
Как ни старался он, ничего не мог сделать: ветка была прочно скреплена с чем-то под водой. Она медленно, но неумолимо усиливала безжалостное давление на грудь Дона.
Дон вскрикнул от боли. Ник тоже – от страха и гнева. Он не знал, что делать, и осматривался в поисках чего-нибудь, что помогло бы освободить брата от ветки.
– Сейчас, Дон, – говорил он; на его лице слезы смешивались с соленой водой.
Дон снова позвал его, на этот раз еле слышно: дерево углубилось в его грудь по меньшей мере на три дюйма. Ник взял его за руку, Дон стиснул ладонь брата, но силы его убывали. Пальцы разжались.
– Донни! – закричал Ник.
Дон раскрыл рот. Ник так никогда и не узнал, что хотел сказать ему брат в последний миг. Сгусток крови вылетел из бледных губ Дона. Затем кровь пошла непрерывным потоком, розовая пена потекла по шее и груди.
Ник откинул голову и заревел; этот первобытный зов отразился от стен ямы. Юноша навсегда остался бы рядом с братом, если бы второй комок пакли не вырвался тоже, удвоив поток воды, льющейся в яму.
Ник нащупал в воде подвеску, надел петлю. Ему ненавистно было то, что он собирался сделать, но у него не оставалось выбора. Он потянул за трос. Братья наверху, должно быть, поняли, что дело неладно, потому что сразу начали тянуть. Ник продолжал держать Дона в луче фонарика, пока бесчувственное тело не превратилось в неясную тень в подземном царстве. А потом и вовсе исчезло.
Заупокойная служба по Дону Ронишу состоялась в среду. За короткое время, прошедшее с тех пор, как пятеро братьев вообразили себя исследователями, мир изменился самым драматичным образом. Японцы разбомбили Перл-Харбор, и Соединенные Штаты вступили в войну. Только на флоте было оборудование, необходимое чтобы извлечь тело Дона, но просьбу об этом не услышали. Гроб Дона похоронили пустым.
Их мать, услышав новость, не сказала ни слова и всю службу высидела, держась за отца, чтобы не лишиться чувств. Когда все закончилось, отец велел трем старшим братьям остаться на месте, а сам отвел жену и Джимми в машину – потрепанный «Хадсон». К могиле он вернулся, постарев с того солнечного воскресного утра лет на десять. Он ничего не сказал, только покрасневшими глазами посмотрел по очереди на каждого из братьев. Потом сунул руку в карман своего единственного костюма, в котором был на своей свадьбе и на похоронах родителей. Вынул три листка бумаги. Дал каждому по листку, помедлив перед тем, как вручить листок Кевину.
Это были свидетельства о рождении. Кевину он отдал свидетельство Дона (тому уже исполнилось восемнадцать, и его можно было призвать на военную службу).
– Это ради вашей мамы. Она не сможет понять. Будьте гордостью своей семьи и, может быть, тогда заслужите прощение.
Он повернулся и ушел, ссутулив широкие плечи, как будто нес непосильную тяжесть.
И три мальчика отправились на ближайший призывной пункт. Все юношеские помыслы о приключениях навсегда заслонились памятью о пустом гробе брата, а потом – адским пламенем войны.
Глава 1
Хуан Кабрильо и подумать не мог, что судьба бросит ему такой вызов, от которого он предпочтет отвернуться, не захочет смело встретить его. Его тянуло сбежать.
Впрочем, внешне это было совершенно незаметно.
Лицо Хуана оставалось непроницаемым, глаза спокойными, выражение нейтральным, но он был рад, что с ним нет Макса Хенли, его ближайшего друга и заместителя. Макс мигом разглядел бы, что Кабрильо чем-то озабочен.
В сорока милях ниже по течению черной, как чай, реки лежала самая тщательно охраняемая в мире граница, строже охранялась разве что демилитаризованная зона между двумя Кореями. И надо же было, чтобы объект, ради которого Хуан и его команда оказались здесь, в джунглях, приземлился по ту сторону границы. Случись это тут, в Парагвае, телефонный разговор двух дипломатов и некоторая наличная экономическая помощь сразу же решили бы проблему.
Но ничего подобного. То, что они ищут, приземлилось в Аргентине. Случись это полтора года назад, с проблемой разобрались бы без всяких усилий. Но полтора года назад вслед за резким падением аргентинского песо хунта генералов, возглавляемая генералиссимусом Эрнесто Корасоном, в результате военного переворота, который, как считает разведка, готовился довольно давно, захватила власть. Финансовый кризис стал лишь предлогом для свержения законного правительства.
За различные преступления, в том числе экономические махинации, глав гражданского правительства судили предвзятые суды. Тех, кому повезло, казнили. Большинство, по некоторым оценкам до трех тысяч человек, отправили в концентрационные лагеря в Андах или в глубине Амазонии. Любая попытка узнать о дальнейшей судьбе этих людей влекла за собой аресты. Пресса была национализирована, и журналисты, не согласные с линией партии, отправлялись в тюрьму. Профсоюзы запретили, а уличные протесты разгоняли с применением огнестрельного оружия.
Те, кто сумел ускользнуть в первые дни хаоса – в основном представители богатых семейств, – говорили: то, что происходит с их страной, делает ужасы военной диктатуры 1960-х и 1970-х годов детской забавой.
За шесть недель Аргентина из процветающей демократической страны превратилась в полицейское государство. Объединенные Нации потрясали словесными мечами, грозили санкциями, но в основном принимали резолюции, осуждающие нарушение прав человека; правящая хунта эти резолюции попросту игнорировала.
Военное правительство немедленно усилило пограничный контроль. Воинские части отправились на границы с Боливией, Парагваем, Уругваем и Бразилией, а также к горным переходам близ Чили. Начался призыв, который, по оценкам, привел к тому, что аргентинская армия численностью превзошла армии всех остальных латиноамериканских государств вместе взятые. Бразилия, традиционный соперник Аргентины по региональному влиянию, тоже укрепила границы, и обмен артиллерийскими залпами между этими государствами стал частым явлением.
Вот в этот авторитарный кошмар Кабрильо и предстояло повести своих людей, чтобы исправить то, что по большей части было ошибкой НАСА.
Когда поступил вызов, Корпорация уже присутствовала в этом районе и следила за ситуацией. В бразильском городе Сантос, самом большом южноамериканском порту, разгружали партию угнанных в Европе автомобилей – часть прикрытия, под которым работала Корпорация. Ее корабль «Орегон» знали как грузовое судно, не имеющее постоянного маршрута; его экипаж не задавал лишних вопросов. И по чистой случайности в следующие несколько месяцев бразильская полиция будет получать сообщения о местонахождении угнанных машин. Во время транзита техническая команда Кабрильо разместила на машинах, предназначенных для серого рынка, устройства GPS. Вряд ли эти автомобили вернутся к владельцам, но с бизнесом контрабандистов будет покончено.
Основная деятельность Корпорации – притворяться, что она действует ради воровской выгоды, но не обеспечивать незаконные операции.
Центральный кран в последний раз повернулся и завис над трюмом. В свете немногих фонарей, горевших на этом редко используемом участке порта, экзотические автомобили сверкали, как драгоценности. В три ожидающих полуприцепа грузили «феррари», «мазерати» и «ауди». Рядом стоял таможенник, его карман слегка оттопыривался от конверта с банкнотами в пятьсот евро.
По сигналу матроса в трюме кран заработал, и оттуда показался ярко-оранжевый «Ламборгини-Галлардо»; выглядел он так, словно мчался по скоростному шоссе. От своего контакта в Роттердаме, где загружали машины, Кабрильо знал, что этот автомобиль угнан возле Турина у некоего итальянского графа; сам граф одолжил ее у дилера-мошенника, который заявил, что машина украдена из его демонстрационного зала.
Глядя, как «ламбо» блестит в слабом свете, Макс Хенли улыбнулся.
– Машина выглядит отлично, но что за ужасный цвет!
– О вкусах не спорят, друг мой, – сказал Хуан и махнул рукой, веля крановщику поставить последний груз на землю. Вскоре портовый лоцман должен вывести корабль.
Сверкающую машину поставили на бетон причала, и принимающие контрабандисты освободили ее от креплений, стараясь не поцарапать; Хуан согласился – цвет у машины дикий.
Третьего человека, стоявшего на мостике старого фрейтера, звали Анхель. Ему было двадцать с небольшим, одет он был в брюки из какого-то блестящего материала, похожего на ртуть, и белую рубашку навыпуск. Такой худой, что отчетливо видны были очертания автоматического пистолета, который он засунул на спине за пояс.
Но, возможно, он поступил так специально.
С другой стороны, Хуана не слишком беспокоила возможность обмана. Контрабанда – это бизнес, основанный на репутации; достаточно одного глупого поступка Анхеля, чтобы он больше никогда не участвовал в сделках.
– Лады,
Один из них забрал из кабины трейлера сумку и направился к трапу, а остальные принялись грузить машины в трейлер. Кто-то из матросов встретил гангстера на трапе и провел по двум пролетам ржавых ступенек на мостик. Туда же вместе с ними вошел и Хуан. Единственное освещение давал экран древнего ретранслятора сигналов радара, он придавал всему болезненно зеленоватую окраску.
Бразилец поставил сумку на стол для карт, а Кабрильо добавил света. Волосы Анхеля заблестели не хуже его брюк.
– Оговоренная плата – двести тысяч долларов, – сказал Анхель, открывая потрепанную сумку. Этих денег почти хватит на покупку одного нового «Феррари». – Было бы больше, если бы вы согласились доставить три машины в Буэнос-Айрес.
– Забудь об этом, – сказал Хуан. – Я и близко туда не подведу мой корабль. И удачи капитану, который на это согласится. Дьявольщина, да теперь и законный груз нельзя везти в Байрес, какая там контрабанда!
Шагнув вперед, Кабрильо голенью задел стол. Послышался неестественный скрип. Анхель настороженно посмотрел на него, приблизив руку к рукояти пистолета.
Хуан мазнул рукой – «спокойно!», наклонился и закатал штанину. На три дюйма ниже колена его нога была заменена сложным протезом, похожим на реквизит из фильма «Терминатор».
– Профессиональный риск.
Бразилец пожал плечами.
Наличные были в пачках по десять тысяч. Хуан разделил их пополам, протянул половину Максу, и следующие несколько минут на мостике слышался лишь шелест пересчитываемых купюр. Все это были подлинные стодолларовые банкноты.
Хуан протянул руку.
– Приятно было иметь с вами дело, Анхель.
– Это мне было приятно,
Остальную часть фразы заглушил резкий писк в динамике. Едва различимый голос вызывал капитана вниз, в кают-компанию.
– Прошу извинить, – сказал Хуан и повернулся к Максу. – Если не вернусь, когда придет лоцман, руль на тебе.
По внутренней лестнице он спустился на палубу. Внутри старое грузовое судно выглядело не лучше, чем снаружи. Стены десятилетиями не знали свежей краски, а на полу, где матросы в отдаленном прошлом пытались стереть пыль, виднелись пыльные полосы. Кают-компания освещалась чуть ярче, чем коридоры, на стены были налеплены устаревшие постеры. На одной стене – доска для объявлений, увешанная листками бумаги, предлагающими все что угодно: от уроков игры на гитаре у механика, покинувшего корабль десять лет назад, до напоминания о том, что 1 июля 1977 года Гонконг перейдет под контроль Китая.
В примыкающей кухне из вентиляционной решетки над печью свисали сталактиты затвердевшего жира толщиной в палец.
Кабрильо прошел через необитаемое помещение, а когда приблизился к стене, в той открылась совершенно незаметная дверь. За ней в прекрасно оборудованном коридоре стояла Линда Росс, оперативный вице-президент Корпорации. В иерархии она занимала третье место после Хуана и Макса. Крошечная, с маленьким курносым носом и склонностью менять цвет волос. Сейчас они, черные как смоль, густой волной падали ей на плечи.
Линда – ветеран флота, она плавала на ракетном крейсере и служила в Пентагоне; благодаря уникальному опыту и набору умений превосходно подходила для их работы.
– Что случилось? – спросил Хуан, когда Линда пошла за ним. На каждый его шаг приходилось ее два.
– У телефона Оверхольт. Похоже, дело срочное.
– У Лэнга все всегда срочное, – ответил Хуан, извлекая изо рта вставные зубы и ватные прокладки – часть своей маскировки. Под помятой форменной курткой на нем был дорогой костюм; на голове седой парик.
Лэнгстон Оверхольт IV – ветеран ЦРУ; он проработал так долго, что знает, где зарыты все скелеты, в прямом и переносном смысле; многочисленные директора ЦРУ, политические ставленники, пытались отправить его на вольные хлеба, но в конце концов оставили в Лэнгли советником. Он был боссом Кабрильо, когда тот служил полевым агентом, а когда Хуан оставил Агентство, именно Оверхольт уговорил его найти Корпорацию.
Самые сложные дела Корпорация получала от Оверхольта, а крупные суммы выплачивались из «черных» статей бюджета, таких закрытых, что аудиторы именовали себя золотоискателями в память о золотой лихорадке в Калифорнии.
Они дошли до каюты Кабрильо. Хуан остановился, не открывая двери.
– Пусть в оперативном центре приготовятся. Лоцман должен скоро быть.
Хотя мостик несколькими палубами выше выглядел функциональным, это была всего лишь маскировка, рассчитанная на морских инспекторов и лоцманов. Руль и машину контролировал компьютер, связанный с оперативным центром, который и был реальным мозгом корабля. Именно отсюда поступали все команды, касавшиеся управления движением, именно здесь распоряжались смертоносным оружием, которым было оснащено с виду безобидное старое судно.
«Орегон» походил на грузовое судно, перевозящее лес с западного побережья Америки в Японию, но, после того как с ним поработала команда судостроителей и мастеров, он превратился в одно из самых современных судов, предназначенных для сбора информации и проведения тайных операций.
– Хорошо, Председатель, – сказал Линда и пошла дальше по коридору.
Несколько месяцев назад «Орегон» выдержал опасный бой с ливийским военным кораблем, и после этого сочли необходимым провести серьезный ремонт. Броню судна пробили не менее тридцати артиллерийских снарядов. У Хуана не было претензий к «Орегону». Стреляли в упор. Воспользовавшись ремонтом, Хуан переоборудовал свою каюту.
Сначала ливийские снаряды, а потом плотники сняли все дорогие деревянные панели. Теперь стены покрывало нечто вроде штукатурки, которая, впрочем, не осыпалась при резких движениях судна. Двери поставили изогнутые. Добавили переборок, и все это сделало семисотфутовую каюту более уютной. Приобретя отчетливо арабский налет, теперь интерьер каюты напоминал об американском кафе Рика из любимого фильма Хуана – «Касабланки».
Он бросил парик на стол и взял бакелитовую телефонную трубку.
– Лэнг, говорит Хуан. Как дела.
– Ужасно.
– Ваше нормальное состояние. Что случилось?
– Прежде всего, скажите, где вы.
– Сантос, Бразилия. Это порт города Сан-Паулу, на случай, если не знаете.
– Слава богу, вы близко, – со вздохом облегчения сказал Оверхольт. – К вашему сведению, в шестидесятые годы я помог израильтянам схватить в Сантосе нацистского военного преступника.
– Туше. Так в чем же дело?
По голосу Оверхольта он понял, что предстоит нечто очень серьезное, и уже чувствовал первые признаки поступления адреналина в кровь.
– Шесть часов назад ракета «Дельта IV» в Ванденберге должна была вывести спутник на низкую полярную околоземную орбиту.
Одной этой фразы Хуану оказалось достаточно, чтобы сделать вывод: ракета потерпела неудачу где-то над Южной Америкой (поскольку полярные орбиты уходят на юг от Калифорнийской военно-воздушной базы), и теперь чувствительное шпионское оборудование могло не сгореть; а раз Оверхольт обратился к лучшим из известных ему оперативников, спутник упал в Аргентине.
– Техники пока не знают, в чем причины неудачи, – продолжал Оверхольт. – И вообще это не наша проблема.
– Наша проблема, – сказал Хуан, – то, что крушение произошло в Аргентине.
– Вы сами это сказали. Примерно в ста милях к югу от парагвайской границы, в самых дебрях джунглей Амазонского бассейна. И вероятнее всего аргентинцы об этом знают, потому что мы предупреждали все страны, над которыми должна была пролететь ракета.
– Мне казалось, после переворота у нас нет с ними дипломатических отношений.
Поделиться книгой: