Карусель памяти

– Готова, – сказала она, и Ванесса пошла за ней через двери.

Они прошли первый блок, затем начали потихонечку бежать. Любой бы, кто за ними наблюдал, счел Дарси более быстрым, легким бегуном. Она была на добрых шесть дюймов выше, чем Ванесса, с широкими плечами и длинными ногами, в то время как Ванесса худенькая и золотоволосая. Но Ванесса была гораздо выносливее ее.

– Итак, как там поживают дети? – спросила Дарси, когда они повернули с главной дороги на боковую улочку.

– Не слишком удачный день. Один из моих пациентов с ЦФ в плохом состоянии. – Джордану Уилли не стало лучше, несмотря на антибиотики. Прошла почти неделя, и она ожидала к этому времени заметить улучшение. – И мы нашли слабительные в плюшевом медвежонке одного из пациентов с анорексией.

– Ты шутишь! – Дарси улыбнулась, и Ванесса сама не удержалась от смеха.

– В самом деле. А я-то не могла понять, почему она совершенно не набирает веса. Дети так быстро соображают, из чего могут извлечь пользу.

В молчании они пробежали еще один блок.

– Кстати, – Дарси уже начинала сбавлять скорость, – я, кажется, нашла, как получить федеральное финансирование твоей подростковой программы.

– Правда? – Ванесса посмотрела на Дарси, боясь слишком воспрянуть духом.

– Угу. Ты слыхала об Уолтере Паттерсоне? Сенаторе из Пенсильвании? – Дарси выдавливала слова в перерывах между учащенным дыханием.

«Уолтер Паттерсон. Имя смутно знакомое».

– Я не уверена.

– Тебе нужно с ним связаться. Тебе и всем твоим сотрудникам. Он фанатик программ, которые помогают жертвам, и он всегда находит официальные источники спонсирования программ помощи женщинам и детям. Он мог бы замолвить за тебя словечко, по крайней мере, указать, к кому обращаться. Но я думаю, тебе нужно привлечь к этому всех. Знаешь, сделай из этого большое дело.

Ванесса сразу не ответила. Она думала о своей сети – этой неформальной группе врачей и медицинского обслуживающего персонала, которых она созвала со всех окрестностей, когда начала работать в «Ласистере». Они нашли общие интересы в сфере случаев насилия над подростками, а Ванесса была их неоспоримым центром притяжения. Она понимала, что ее подростковая программа – не единственная, средства на которую были урезаны. Программа Терри Руз в Сакраменто тоже под угрозой закрытия, а совершенно новый проект в Чикаго уже полностью закрыт. Дарси права – ей нужно привлечь всю сеть. Следует прощупать этого парня Паттерсона, а потом мобилизовать все силы, чтобы со всех концов страны к нему бы стали обращаться.

– Федеральный бюджет так мал, – наконец сказала Ванесса.

– Он и в прошлом году был невелик, когда моя сестра получила деньги на программу адаптации после изнасилования в Филадельфии. И именно Уолтер Паттерсон раздобыл деньги для нее.

– Действительно?

– Действительно. Моя сестра позвонила ему и привела статистику, со сколькими женщинами она в контакте и так далее, заполнила целую груду официальных бумаг и, в конце концов, получила то, что ей нужно.

Дарси прекратила бег и остановилась, чтобы перевести дыхание, в то время как Ванесса продолжала бежать на месте. Для Дарси было не характерно давать такую высокую оценку представителю мужского пола. Она всегда ко всему подходила критически – даже слишком критично – даже к собственному мужу. Паттерсон, должно быть, святой.

Ванесса снова побежала, наполненная энергией нового проблеска надежды, и Дарси догнала ее, когда они пересекали улицу. Длинная каменная стена кладбища материализовалась рядом с ними из темноты, а ветки кленов, с которых уже опали листья, почти доставали до их голов.

– Итак, все, что мне нужно сделать, это позвонить этому парню и очаровать его, чтобы он раскошелился? – спросила Ванесса.

Дарси рассмеялась.

– Не нужно очаровывать корову, чтобы получить от нее молоко, Ван, – сказала она. – Очаровывать – это не твоя стихия.

– Полагаю, что нет, – согласилась Ванесса.

Они бежали вдоль стены несколько минут, не разговаривая, и, когда Дарси снова заговорила, она тяжело дышала.

– Ну, – сказала она, – ты наверняка этому не поверишь.

– Не поверю чему?

– Я – беременна.

Ванесса остановилась, но Дарси продолжала бежать. Она поддразнивала Ванессу, оставляя все больше расстояния между ними. Ванесса испытывала смешанное чувство восторга и зависти, радости и потери. Ванесса хотела бы, чтобы Дарси всегда оставалась такой, как сейчас, – бездетной женщиной, как и она сама, преданной своей работе, у которой есть возможность совершать пробежки почти каждый вечер.

Она напряглась и скоро догнала ее. Поймав Дарси за руку, заключила ее в объятия.

– Поздравляю, Дарси. – Она почувствовала, что вот-вот расплачется, и закусила губу, чтобы не дать волю слезам.

Дарси высвободилась с улыбкой и прислонилась спиной к каменной стене, чтобы перевести дух.

– Я уже думала, что это никогда не произойдет. Все эти тесты. Я имею в виду, что когда я смотрю на тебя и Брайана и вижу, как вам обоим хорошо без детей, я думаю: «Ну, и мы с Дейвом можем жить точно так же, большое дело». Но разница в том, что мы действительно очень хотим детей, а вы нет, и…

– И что же заставляет тебя думать, что мы не хотим детей?

У Дарси был удивленный вид.

– Мне просто так казалось. Тебе тридцать восемь, а Брайану – сорок, правильно? И вы до сих пор не завели детей, и я поняла, что вы двое приняли решение, что дети для вас не играют никакой роли, и вы счастливы той жизнью, какую ведете.

Ванесса тоже прислонилась к холодной каменной стене и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем ответить.

– Мне бы очень хотелось иметь малыша, – сказала она. – Больше всего на свете.

Дарси смотрела на Ванессу таким пристальным взглядом, что та поняла, что никогда прежде не говорила со своей подругой о таких личных вещах. Она знала все, что касалось Дарси. Она знала о ее первом замужестве, которое окончилось самоубийством ее мужа. Она знала об абортах, которые повлекли за собой проблемы Дейва с алкоголем. А Ванесса мало чем делилась из своей прошлой жизни. Она не обсуждала подобных вещей ни с кем, кроме Брайана. И с Марианной, своим психоаналитиком, к которому она обращалась год назад. Даже тогда, с этими двумя людьми, которым она доверяла больше, чем всем остальным, ей было нелегко делиться своим прошлым.

– Ван. – Дарси слегка коснулась ее руки. – Я не знала. Почему ты никогда ничего мне не говорила об этом? Я не могу поверить, что ты все это хранила в себе, слушая обо всех моих испытаниях и несчастьях. Ты была у специалиста? Я могу посоветовать, к кому…

– Не в этом дело. – Ванесса покачала головой. – У меня может быть ребенок, насколько я знаю, даже несмотря на то, что я становлюсь смехотворно старой для этого. И я не сомневаюсь, что и Брайан сможет внести свой вклад в это дело. – Она посмотрела на тихий, обрамленный деревьями тротуар, чтобы избежать взгляда Дарси. – Я так боюсь, что нам придется расстаться, и у ребенка не будет полноценной семьи…

– Господи, Ванесса! – Дарси в сердцах всплеснула руками. – Вы с Брайаном живете вместе уже больше двух лет, но ты всегда говоришь так, будто сошлась с ним на прошлой неделе. Как будто вы все еще находитесь на стадии изучения друг друга, или что-то в этом роде.

Она была права. Никакой логики. Ванесса поняла это давно, но это ни в коей мере не уменьшало ее опасений. Она обняла рукой Дарси и пошла по направлению к больнице.

– Ну, я радуюсь, как могу, – сказала она, и в ее голосе послышалось нечто, давшее Дарси понять, что не стоит больше продолжать этот разговор.

Они поговорили об ультразвуковом обследовании, об именах и крестных родителях, и Ванесса попыталась сконцентрироваться на разговоре, отбросив роящиеся у нее в голове мысли. Она была уверена в Брайане, как ни в одном мужчине до него, но доверие было тем, что никогда не давалось ей легко. Вера в будущее. Вера в других людей. Она ожидала, что однажды утром она проснется и обнаружит, что Брайан от нее ушел. Ведь он оставил свою первую жену, не так ли? Конечно, он не ушел от нее в прямом смысле этого слова, но все же разрыв их брака произошел по его инициативе. Да, он не переставал уверять Ванессу в глубине своих чувств, но она знала, что никакие слова любви не смогут изменить ее отношения: она из тех, кого бросают.

8

Вена

В четверг, почти полторы недели спустя после ужасного происшествия на мосту, Клэр позвонила в ресторан «Дары моря» в Арлингтоне и попросила Рэнди Сент-Пьера. Женщина, которая подошла к телефону, ответила не сразу.

– Вы, должно быть, имеете в виду Рэнди Донована? – сказала она.

– Он владелец?

– Да.

– Тогда, пожалуйста. Мне бы хотелось поговорить с ним.

На некоторое время женщина замолчала, и Клэр от нечего делать стала листать свой ежедневник, лежавший открытым на ее постели.

Она услышала, как передали трубку на другом конце линии, и мужской голос сказал:

– Рэнди Донован слушает.

Первое, что поразило ее в брате Марго, это его голос. Глубокий, низкий, звучный.

– Извините за беспокойство, – начала она. – Мое имя – Клэр Харти-Матиас. Мне хотелось бы поговорить с вами, потому что я видела вашу сестру перед тем, как она… – Клэр хотела бы, чтобы нашелся какой-нибудь способ сказать об этом в переносном смысле, – …прежде, чем она лишила себя жизни. Я разговаривала с ней на мосту.

Линия молчала. Может быть, она не слишком ясно выразилась. Она уже было собралась попытаться объясниться снова, когда он заговорил:

– Да, – сказал он. – Мне рассказывали о вас. Клэр подошла к окну спальни и посмотрела на темнеющие деревья.

– Ну, оказалось, что мне трудно забыть о ней. Мне хотелось бы узнать, не смогли бы мы встретиться и поговорить? Мне бы хотелось понять ее лучше.

Рэнди Донован откашлялся.

– Боюсь, что вы ошиблись адресом. Мне никогда не удавалось понять свою сестру.

– Пожалуйста. Кроме того, у меня есть кое-что для вас, что раньше принадлежало ей. – Клэр посмотрела через комнату на постель, где рядом с ее ежедневником лежала фотография в рамке.

Он мгновение поколебался.

– Ну что ж, я мог бы встретиться с вами на несколько минут.

– Прекрасно. – Она снова подошла к постели и присела на нее, переворачивая страницы ежедневника. – Вы не могли бы сказать, где и когда?

– Как насчет завтрашнего вечера? – предложил он. – Только это будет довольно поздно. Я репетирую в пьесе театра «Чейн-Бридж» в Маклине. Вы не могли бы встретиться со мной после? Скажем, около девяти?

Этот голос. Она попыталась представить себе мужчину, которому он принадлежал, но у нее ничего не получилось.

Она согласилась насчет времени и места, и он объяснил ей, как найти театр.

– И, мистер Донован… – сказала она.

– Да?

– Я очень сожалею, что все так получилось с Марго.

Миниатюрный театр «Чейн-Бридж» был когда-то небольшим собором. Выстроенный из камней, собранных в поле, он стоял одиноко на углу улицы, его белый шпиль вглядывался в вечернее небо. Клэр припарковала свою машину рядом с несколькими другими на небольшой стоянке, покрытой гравием, и обошла здание, подойдя к широким входным дверям. Открыв одну половинку, она вошла внутрь и оказалась в фойе, прохладном и темном. Из-за закрытой дубовой двери, ведущей в глубину театра, эхом отдавались голоса. Складная афиша, едва заметная в сумеречном свете, стояла в углу фойе:

ТЕАТР ЧЕЙН-БРИДЖ В МАКЛИНЕ

С ГОРДОСТЬЮ ПРЕДСТАВЛЯЕТ:

ВОЛШЕБНИК ИЗ ДАССАНТА

22—30 января

Клэр пробирала дрожь от холода в фойе, и она рывком открыла тяжелую дубовую дверь. Войдя внутрь, постояла, давая глазам привыкнуть к темноте. Сцена была ярко освещена: светлый прямоугольник в темном своде собора. Мужчина и две женщины стояли почти в центре сцены, громко о чем-то споря.

Клэр расстегнула плащ, пока медленно шла по центральному проходу между рядами. Скамьи собора со спинками теперь служили зрительскими местами, и все они были пусты, за исключением переднего ряда, где сидели мужчина и женщина, лицом к сцене. Клэр выбрала место в центре, в самой середине зала, положила плащ на сиденье скамейки и сосредоточила свое внимание на действии, которое разворачивалось на сцене перед ней.

Актер на сцене был невысокий и приземистый. Она не могла вообразить, что Рэнди Донован мог быть толстым: мальчик на фотографии был худощавым. Однако если он стал владельцем ресторана, могло случиться так, что еда и на самом деле стала смыслом его жизни. По ходу действия на сцене разгорелась ссора между мужчиной и двумя актрисами, и высокий гнусавый голос не имел ничего общего с тем, который говорил с ней по телефону.

На сцену вышел еще один мужчина. Высокий, крепко скроенный, со светло-каштановыми волосами, бородой и усами, которые были так тщательно уложены и подстрижены, что на расстоянии казались просто нарисованными на лице. Его манера держаться – и весь решительный вид – соответствовали голосу по телефону. В нем было достоинство уверенного в себе человека, и, когда он заговорил, его голос разнесся по залу театра и смолк в темных углах. Клэр уселась попрямее. Если и был в этой пьесе волшебник, то это, определенно, Рэнди Донован.

Толстяк и женщины слушали его слова с восхищением, и Клэр поняла, что сцена близка к завершению. Через мгновенье все остальные герои ускользнули за кулисы, и Рэнди Донован остался на сцене один, предлагая маленькой аудитории монолог – что-то о магии и общности людей, и о преданности. Клэр не обращала внимания на сами слова, потому что она чувствовала себя потерянной в его присутствии.

Когда Рэнди Донован закончил речь, мужчина и женщина в первом ряду стали аплодировать. Рэнди сошел по лестнице сбоку сцены и что-то коротко им сказал, прежде чем посмотреть в направлении Клэр. Подняв плащ и холщовую сумку, которые лежали на краю сцены, он двинулся к ней, проскользнул на ее скамью и протянул руку.

– Вы, наверное, Клэр?

Она привстала, чтобы пожать ему руку. Что-то знакомое было в его облике, в ясных синих глазах. Его окутывал запах трубочного табака, приятный и довольно сильный. Она чувствовала себя с ним так, как будто знала его раньше.

– Да, Клэр – это я, – сказала она. – Вы были великолепны.

– Благодарю.

Он жестом попросил ее снова сесть, а потом и сам уселся. Положив свой плащ на спинку скамьи перед собой, он смахнул с темной шерсти невидимую пылинку, прежде чем открыть холщовую сумку на коленях.

– Мне необходим кофе, – сказал он, вытягивая зеленый термос и две пластиковые чашки из сумки. – У меня есть лишняя чашка. Из нее никто не пил. Не хотите присоединиться?

– Да, – сказала она.

Он налил им по чашке очень сильно разбавленного сливками кофе.

– Простите, – сказал он, протягивая одну чашку ей. – Тут почти половина сливок. Мне так больше нравится.

Она охватила чашку обеими руками, согревая о нее свои ладони, и глотнула слабый кофе с чувством большого облегчения, которое было неожиданно для нее и очень приятно.

Она подумала, что ей следовало бы начать с небольшого, ничего не значащего разговора, а не сразу начинать задавать ему вопросы о том, что ей хотелось бы знать.

– И давно это стало театром? – спросила она.

– Лет десять. – Он посмотрел на арочный потолок, белизну которого пересекали темные балки. – Само здание было построено в начале девятнадцатого века. – Он сместил свой взгляд с потолка и начал разглядывать ее. – Ну,– сказал он, – вы выглядите совершенно нормальной.

Она рассмеялась.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что Марго – моя родная сестра, но я не думаю, что у меня хватило бы выдержки висеть на краю моста в снегопад, пытаясь спасти ее. Я представлял вас эдакой суперженщиной со стальными мускулами или человеком, у которого не все дома.

– Ну, мне только хотелось остановить ее.

– Вы были обречены на неудачу, – сказал он со вздохом. – Давным-давно мне пришлось признать одно: Марго спасти уже нельзя. К сожалению, она достаточно хорошо понимала, какое пустое существование влачит. Жизнь, должно быть, стала для нее невыносима. Я на самом деле не виню ее за то, что она захотела положить всему этому конец.