Не верь себе, мечтатель молодой{76},Как язвы, бойся вдохновенья…Оно тяжелый бред души твоей больнойИль пленной мысли раздраженье.В нем признака небес напрасно не ищи:То кровь кипит, то сил избыток!Скорее жизнь свою в заботах истощи,Разлей отравленный напиток.. . . . . . . . .Не унижай себя. Стыдися торговатьТо гневом, то тоской послушнойИ гной душевных ран надменно выставлять{77}На диво черни простодушной.Какое дело нам, страдал ты или нет?На что нам знать твои волненья,Надежды глупые первоначальных лет,Рассудка злые сожаленья?Взгляни: перед тобой играючи идетТолпа дорогою привычной;На лицах праздничных чуть виден след забот,Слезы не встретишь неприличной.А между тем из них едва ли есть один,Тяжелой пыткой не измятый,До преждевременных добравшийся морщинБез преступленья иль утраты!..Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,С своим напевом заученным,Как разрумяненный трагический актер,Махающий мечом картонным…Заметьте, что здесь поэт говорит не о бездарных и ничтожных людях, обладаемых метроманиею, но о людях, которым часто удается выстрадать и то и другое стихотворение и которые вопли души своей или кипение крови и избыток сил принимают за дар вдохновения. Глубокая мысль!.. Сколько есть на белом свете таких мнимых поэтов! И как глубоко истинный поэт разгадал их!.. Кроме двух прекрасных стихотворений г. Лермонтова, в V № «Отечественных записок» есть четыре прекрасные стихотворения г-жи Павловой: «Неизвестному поэту», оригинальное; «Клятва Мойны» и «Гленара» – шотландские баллады, одна В. Скотта, другая из Камбеля; «Пойми любовь», из Рюкерта. Удивительный талант г-жи Павловой (урожденной Яниш) переводить стихотворения со всех известных ей языков и на все известные ей языки – начинает наконец приобретать всеобщую известность. В нынешнем году вышли ее переводы с разных языков на французский, под названием «Les preludes»[6] {78}, – и мы не могли довольно надивиться, как умела даровитая переводчица передать на этот бедный, антипоэтический и фразистый по своей природе язык благородную простоту, силу, сжатость и поэтическую прелесть «Полководца» – одно из лучших стихотворений Пушкина. Но еще лучше (по причине языка) ее переводы на русский язык; подивитесь сами этой сжатости, этой мужественной энергии, благородной простоте этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому.{79}
Гленара.О, слышите ль вы тот напев гробовой?Толпа там проходит печальной чредой.Вождь горный, Гленара, супруги лишен:Ее хоронить всех родных созвал он.И первый за гробом Гленара идет,И клан весь за пим, по никто слез не льет;Идут они молча, чрез поле, чрез бор,В плащи завернулись, потупили взор.И молча дошли до равнины одной,Где рос одинокий дуб черный, густой;– Жену хоронить здесь я место избрал:Что ж все вы молчите? – Гленара сказал.– Ответствуйте мне, что же все вы кругомПлащами закрылись? Так мрачны лицом? —Вождь грозный спросил их; плащ каждый упал,И в каждой деснице сверкает кинжал.«Мне снилось о гробе супруги твоей, —Воскликнул один из угрюмых гостей, —Гроб этот – пустым показался мне он.Гленара! Гленара! толкуй мне мой сон!»Гленара бледнеет, и гроб пред толпойОткрыт уж, и нет в нем жены молодой.И гость-обвинитель страшней повторил(Несчастную жертву он тайно любил):«Мне снились страданья супруги твоей,Мне снилось, что вождь наш бесчестный злодей,Что бросил жену на скале где-то он.Гленара! Гленара! толкуй мне мой сон!»Упал на колени преступник во прах,Открыл, где покинул супругу в слезах;С пустынной скалы возвратилась она,И вновь с нею радость друзьям отдана.Так-то дебютировали на сцене журналистики возобновленные «Отечественные записки». Если – чего и должно ожидать – продолжение будет еще лучше начала, то, при своих материяльных средствах, при своих выгодных отношениях почти ко всем нашим пишущим знаменитостям, «Отечественные записки», без всякого сомнения, не замедлят занять первого места в современной русской журналистике.
Внешность «Отечественных записок» очень красива, полнота содержания даже чересчур удовлетворительна, а поспешность, с какою летают книжка за книжкою, – изумительна. Все это делает честь неутомимости редактора и желанию его – сделать свой журнал вполне достойным того лестного приема, которым уже удостоила его публика.
В следующей книжке «Наблюдателя» надеемся поговорить о «Литературных прибавлениях» и «Галатее»{80}.
