Илюшечка. Да, русские. Я больше люблю русские. А вы?
Арданова. Скажите, Илюшечка, какого вы мнения об Долгове.
Илюшечка. Я не знаю.
Арданова. Не знаете?
Илюшечка. Я все обдумываю один план. Я ведь ужасно стихи люблю. Так вот, если, не дай Бог, папенька умрет и если, Бог даст, оставит мне состояние, так я непременно начну журнал издавать. Приглашу самых, самых лучших поэтов. Господи, как хорошо будет. Как славно.
Арданова (
Илюшечка. Нет, Елизавета Алексеевна, никогда не буду. У меня, Лизавета Алексеевна, когда я маленький был, гувернер был, француз мосье Бажу. Так он страшно пил и, чтоб я маменьке не выдал, потихоньку меня наливкой угощал. Ведь если б у меня склонность была, я бы привык, а вот, видите, меня не тянет. Так я принесу книжку, у меня в передней?
Арданова. Ну, хорошо.
Долгов. Вы одна?
Арданова
Долгов. Я хотел бы вам сказать… Елизавета Алексеевна, помните, недели две тому назад, вы как-то сказали, что любите красный мак. И вот… Словом, те цветы, которые вы получаете каждое утро… это я их вам посылал. Вот все, что я хотел сказать.
Арданова
Долгов
Арданова
Арданов. Ах, вы здесь, Андрей Николаевич. Идемте же.
Арданов. Представь себе, Лиза, Ворохлов непременно тащит меня отсюда в клуб. Да и Иван Андреич тоже собирается. Придется пойти, хотя я и дал тебе слово. Но ты сама понимаешь, как-то неловко отказываться. Играть я, конечно, не буду, я только так…
Арданова
Арданов. Так я иду. Поторопись с ужином.
Илюшечка
Арданова. Илюшечка. Милый.
Илюшечка. Что случилось с вами? Лизавета Алексеевна?
Арданова. Случилось, Илюшечка. Случилось.
Илюшечка
Арданова. Страшное случилось.
Илюшечка
Арданова
Илюшечка. Я не знаю, о чем вы, Лизавета Алексеевна. Я вижу только, что вы очень встревожены. Хотите, я вам стихи прочитаю?
Арданова
Илюшечка. Поэта Бальмонта.
Арданова. Он умер?
Илюшечка. Что вы, что вы. Он жив. Молодой.
Арданова. Как хорошо. А я почему-то думала, что все поэты давно, давно умерли…
Илюшечка. Ах нет, они живы. Они всегда живы.
Арданова
Илюшечка
Действие второе
Арданова
Арданов
Арданова
Арданов. Перестань. Раздражает это ужасно.
Арданова
Арданов. Радоваться, кажется, нечему.
Арданова. Какое бы то ни было хорошее настроение, достаточно тебя увидеть – все гаснет. Ты прямо какой-то ходячий огнетушитель. Тебя нужно рекомендовать пожарным обществам.
Арданов. Очень остроумно.
Арданова. Все к этому, очевидно, и ведется.
Арданов. Что такое ведется? Вечно ты вздор говоришь.
Арданова. Это у тебя, верно, такая примета – перед тем, как в клуб идти, нужно сначала со мной поссориться.
Арданов. Ах, перестань, пожалуйста. С тобой ни о чем говорить нельзя. Вечные придирки.
Арданова. Коля. Что с тобой? Когда я к тебе придиралась?
Арданов
Арданова. Ничего не понимаю.
Арданов. Ты никогда ничего не понимаешь.
Арданова. Я понимаю только одно. Только одно. Я понимаю, что ты меня не любишь, если тебе доставляет удовольствие изо дня в день сердиться на меня без всякой причины, без всякого смысла. Ведь это так тяжело и скучно.
Арданов. Я не виноват, что я нервный человек, а ты меня все время назло раздражаешь.
Арданова. Зачем ты так говоришь, ведь ты же знаешь, что это неправда. Ты делаешь все, чтобы я себя почувствовала лишней в твоем доме. Ты или уходишь на всю ночь, или злишься на меня. Что же мне делать?
Арданов. Во всяком случае, не делать сцен.
Серафима. Виновата, барыня, может, что прикажете?
Арданова. Что? Мне ничего не нужно.
Серафима. А я сижу да думаю, дай-ка я у барыни спрошу, не нужно ли им чего. Завтра гости рано придут, так может лучше, что с вечера приготовить. И знаете, барыня, ужасно у нас много на кухне дров жгут, и прямо такое воспаление, что дышать невозможно. И к чему так? И дрова тоже денег стоят, а у кухарки, у Агафьи, нет в дровах никакого проникновения. Смотреть на них, так за господское добро сердце на пятнадцать кусков рвется. Мне господское добро дороже своей руки либо ноги. Ей-Богу. Что мне врать-то, вот образ-то на стене…
Арданова
Серафима
Арданова. Ну, полно, Серафима Ананьевна, что вы расстраиваетесь. Никто же вас не обижает.
Серафима. Ах, барыня золотая, кабы не вы, давно бы они меня со свету сжили. Давеча почталион, уж на что сам холера в сапогах, а говорит: «От вашей Анантихи панафидой пахнет, ей, говорит, давно бы пора поросячий прыск под кожу делать, чтобы она, чучело, скорей поворачивалась». Ведь обидно это, барыня милая, ведь кабы не вы, заступница моя светлая…
Арданова. Ну, охота вам обращать внимание.
Серафима. Конечно, может, я теперь для людей и чучело стала, а не всегда я такой была. Росла я молоденькой у мамочки, любила меня мамочка моя. Фимочка, говорила, птичка ты моя райская. А и правда, я как птичка была. Все-то щебечу себе да прыгаю. И жених у меня был, очень светский был, из хорошего общества, телеграфистом служил, а сам, как бутон рослый. Фимочка, говорит, птичка ты моя райская, и где, говорит, птичка, твое приданое. Уж и плакали мы с ним, уж и плакали. Потому он очень благородный был и никак без приданого жениться не мог.
Арданова. Что такое?
Серафима. С мамочкой-то моей, какой конфуз вышел. Уж такой конфуз, что и за душеньку ее молиться не могу. Мамочка-то моя без погребения померла. Пошла она в Киев на богомолье, да и не вернулась. И где, и что, и не видал никто. Вот уж десять лет прошло. И куда она делась, не знаю. Может, тюкнул кто, на худобу ейную польстился – много ли ей надо, старушечке маленькой. Вот и не знаю, как за нее молиться-то – за живую, али за мертвую-то. То запишу в поминанье, то опять в за здравие. Вот никому не говорила, барыня милая, вам первой. Потому душу свою за вас отдать рада.
Арданов. Ну-с, я ухожу.
Арданова. Я этого ждала.
Арданов
Луша
Арданов. Проси сюда.
Арданова
Арданов. Пожалуйста, без сцен при посторонних людях.
Арданов. Здравствуйте, Андрей Николаич, вы меня извините – необходимо на пару часов по одному делу. Я даже не прощаюсь с вами, потому что надеюсь вас еще застать.
Долгов. Я только на несколько минут… Лизавета Алексеевна обещала дать мне «Русскую мысль».
Арданов. Нет, нет, уж вы, пожалуйста, посидите. И не забудьте, что мы ждем вас завтра к двенадцати на пирог. Кое-кто соберется.
Долгов. Как же, я помню. Непременно. День ваших именин. Непременно буду.
Арданов. Так пока до свидания. Я очень скоро вернусь.
Арданова
Долгов. Отчего вы покраснели? Неужели вам это не безразлично?
Арданова. Во-первых, я вовсе не покраснела.
Долгов. А во-вторых?
Арданова. А во-вторых – ничего.
Долгов. О женщинах давно известно, что они всегда говорят – «во-первых», как будто много-много хотят сказать, а хватает их только на это «во-первых».
Арданова. Вы хотите мне говорить дерзости?
Долгов. Да, хочу. Я очень рассердился.