Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Насколько быстро мегаполисы будут развиваться в будущем – вопрос очень важный. Правительства по всему миру, особенно в развивающихся странах, в ближайшие 20 лет могут потратить до 35 трлн долларов на проекты гражданского строительства. Чтобы сделать это с максимальной отдачей для устойчивого развития, улучшения качества жизни и экономической конкурентоспособности, им придется комбинировать современные подходы к безопасности, экономии воды и энергии, распределению ресурсов и утилизации отходов, предотвращению и ликвидации последствий стихийных бедствий, строительству и транспорту. Некоторые мегаполисы планеты будут построены с нуля, что позволит с чистого листа проектировать и создавать инфраструктуру. Такой подход позволил бы наиболее эффективно использовать новые городские технологии – или воплотить все ужасы градостроительства, если технологии будут внедрены неэффективно.

В конце сентября 2013 г. миллионы жителей Дакара (Сенегал) остались без питьевой воды, когда произошел прорыв трубы, по которой вода в город доставлялась за 250 км. Бедственное положение, в котором они оказались, позволяет прочувствовать возможные масштабы катастрофы, если не поддерживать инфраструктуру в хорошем состоянии. Как в случае с Дакаром, где ситуация не разрешалась несколько недель, последствия могут быть серьезнейшими и повлечь огромные расходы. По сообщениям агентства Reuters, через две недели после аварии на улицы вышли группы протестующих. Они жгли покрышки и требовали воды{124}. Авария затронула около 3 млн человек в Дакаре и его пригородах. Управление ресурсами – больше чем локальная задача. Учитывая масштабы и быстрый рост городов, управление будет определять не только будущее мегаполисов, но даже исход всей глобальной битвы за эффективное использование ресурсов.

Я не стал поднимать тему электроэнергии, хотя у нее много общего с другими ресурсами, такими как вода и пища. Спрос на электроэнергию за следующие 15–20 лет существенно вырастет – почти на 50 %, – а связано это будет с резким экономическим ростом развивающихся стран. И все же в отличие от ситуации с водой и пищей есть больше уверенности в том, что растущее производство электроэнергии удовлетворит спрос. Существенную часть этого роста – и нынешнего оптимизма – определят нетрадиционные нефть и газ, добываемые на Североамериканском континенте.

Использование в промышленном масштабе двух технологий – горизонтального бурения и гидравлического разрыва пластов – подстегивает энергетический бум. Нефтедобытчикам давно известно о существовании сланцевой, или «нефтегазоматеринской», породы, из которой нетрадиционные газ и нефть медленно вытекали в резервуары на протяжении более миллиона лет. Не имея возможности добывать большие объемы углеводородов из материнской породы, люди сосредоточились на традиционных залежах. Как только появился способ комбинировать метод гидравлического разрыва пластов (более известный как фрекинг) и горизонтальное бурение, нам стали доступны огромные запасы нефти и газа из сланцевых месторождений.

История развития технологии фрекинга впечатляет сама по себе и наглядно демонстрирует, какое важное место в процессе инноваций занимает счастливая случайность и как сложен процесс. Это также отличный практический пример для футурологов, подчеркивающий трудность прогнозирования инноваций, особенно когда речь об уже существующих технологиях, для которых находится инновационное применение. За последние несколько лет комбинированные технологии фрекинга и горизонтального бурения стали переломным фактором для энергетики США и других стран с обширными сланцевыми месторождениями нефти и газа.

Впервые технология была разработана и введена в активное коммерческое использование в конце 40‑х. С тех пор совершено более 2 млн операций фрекинга для добычи нефти и газа. Жидкость, чаще всего вода, смешивается с расклинивающим агентом (обычно песком) и десятком других химических добавок для контроля технических параметров и закачивается в скважину. Под давлением в породе возникают трещины, расклинивающий агент держит скважины открытыми и позволяет газу выходить через пористую породу.

С тех пор технология претерпела немало изменений. В последнее время для фрекинга используются компьютерные симуляции, моделирование и карты микросейсмических трещин. Для максимальной эффективности технологию комбинируют с горизонтальным бурением, приемом, который с 80‑х стал стандартом добычи газа и нефти.

Благодаря этому прорыву нетрадиционные природный газ и нефть постепенно занимают все большую долю добычи в США, снижая потребление угля для получения электроэнергии, а также выбросы углекислого газа в атмосферу. Самообеспеченность энергоресурсами – для США задача вполне выполнимая в ближайшие 10–20 лет. Увеличение добычи нефти и сланцевая революция могут привести к самообеспеченности страны энергоресурсами, добыча уже взлетела на 50 % с 2007 по 2011 г., заставив обрушиться цены на природный газ в США. У страны более чем достаточно природного газа, чтобы покрыть внутренние потребности в нем на многие десятилетия вперед, а также обеспечить экспорт в мировом масштабе. А с новыми технологиями «суперотслеживания» производительность скважин может существенно возрасти.

Важно подчеркнуть, что добыча США сланцевой нефти все еще находится на ранней стадии, в полной мере потенциал этой технологии пока трудно оценить, но развитие ее идет семимильными шагами. Предполагается, что США превзойдут Саудовскую Аравию и к 2015 г. станут первым производителем нефти в мире, а к 2035 г. будут полностью удовлетворять собственные потребности в электроэнергии.

Крупнейшим препятствием для максимально масштабного поиска месторождений как в Северной Америке, так и во всем мире стало отрицательное воздействие на окружающую среду. Некачественное строительство скважин и цементирование, управление сточными водами и другие наземные риски будут по-прежнему приводить к авариям. Увеличение сейсмической активности в зоне разрабатываемых месторождений привлекло внимание общественности к возможным рискам. Она может заметно сказываться на целостности скважин и других конструкций, увеличивая риск загрязнения запасов питьевой воды метаном. Многих проблем для окружающей среды можно избежать, если следовать существующим технологиям управления и отвода сточных вод. Более жесткая законодательная база, которая сейчас начинает складываться в некоторых штатах, могла бы залатать дыры и помочь восстановить утраченное общественное доверие. Еще большее количество аварий на сланцевых месторождениях может привести к крайне негативной реакции общества и в результате – приостановлению использования фрекинговой технологии в ключевых зонах.

Есть и другие страны и регионы с существенными запасами сланцевых нефти и газа. По разным сведениям, Китаю принадлежит один из крупнейших запасов нетрадиционного газа в мире. Некоторые говорят, что китайские запасы вдвое превышают американские. Относительный недостаток оборудования, опыта и, возможно, нехватка ресурсов, необходимых для добычи, в первую очередь воды, могут также препятствовать развитию в этой сфере или существенно его замедлить.

Главы европейских государств не уверены, насколько приемлем сланцевый газ в Европе с геологической, политической, общественной, экологической и финансовой точек зрения. Например, процедура принятия этой технологии варьируется в разных странах ЕС, но в целом она строже, чем в Северной Америке. Правительство Польши считает сланцевый газ важным ресурсом для ликвидации зависимости от российского газа и выдало лицензии на разработку месторождений, а французское правительство запретило фрекинг.

Пожалуй, имеет смысл остановиться и посмотреть, где мы должны были бы оказаться сегодня в энергетической сфере, согласно прогнозам, сделанным несколько лет назад. «Глобальные тенденции» никогда не были сторонником теории «пика» добычи нефти, согласно которой запасы ископаемого топлива должны закончиться прежде, чем мы перейдем к альтернативным источникам энергии. Мы всегда считали и продолжаем считать, что многообразие технологических прорывов – включая более эффективные аккумуляторы, биотопливо и рост использования солнечной энергии в комбинации с политической волей – заставит нас постепенно отказаться от ископаемого топлива. Я опасался, что прежде чем это произойдет, мы станем слишком зависимы от ограниченного числа производителей энергоносителей, которые будут сосредоточены в потенциально нестабильных регионах, таких как Ближний Восток, Россия и страны бывшего СССР.

С началом добычи сланцевых нефти и газа этот ограниченный энергетический ландшафт полностью меняет очертания. В среднесрочной перспективе нам не стоит волноваться о том, что мы будем зависеть от сужающегося круга поставщиков. И даже несмотря на то что другие страны в вопросе о целесообразности эксплуатации своих сланцевых месторождений могут принять решение, отличное от того, что приняли США, они также извлекут выгоду из большего количества топлива на рынке благодаря росту добычи в США. Эксперты считают, что США могли бы экспортировать до 61,7 млн т сжиженного природного газа в год, что сделало бы их вторым по величине экспортером сжиженного природного газа в мире{125}. Традиционные поставщики газа в США, такие как Катар, сместили акцент своего экспорта в сторону Японии, тем самым увеличив энергетические возможности этой страны. Несколько лет назад Европа казалась полностью зависимой от российских энергоносителей, но растущая энергетическая независимость США и Канады означает все большее количество нефти и газа на рынке, что делает его в большей степени рынком покупателя и в меньшей – продавца и увеличивает количество источников энергоносителей для Европы. В результате российской агрессии на Украине может усилиться давление Европы на США, чтобы те увеличили экспорт энергоносителей. Да и сама Европа может прилагать большие усилия по разработке собственных сланцевых месторождений, особенно Польша и другие страны Восточной Европы.

Перспектива масштабных и более дешевых источников природного газа, который к 2030 г. мог бы заменить уголь, имеет несомненные преимущества: например снижение выбросов углекислого газа в атмосферу. С другой стороны, она вызывает беспокойство: не затормозит ли появление относительно дешевого сланцевого газа и нефти инициативы, направленные на поиск альтернативных источников энергии, таких как сила воды, ветра, солнечная энергия. Согласно базовому прогнозу Международного энергетического агентства (МЭА), к 2035 г. уровень использования возобновляемых источников энергии должен подняться до 18 % (с 13 % в 2011 г.). МЭА считает, что альтернативные источники энергии станут вторым по значимости до 2015 г. и к 2035 г. догонят уголь как основной источник, однако «на две трети этот рост доли электроэнергии, полученной из возобновляемых источников, будет приходиться на страны, не входящие в ОЭСР… рост показателя в Китае будет больше, чем в Евросоюзе, США и Японии, вместе взятых»{126}. Отчет МЭА за 2013 г. заканчивается мыслью о том, что рост доли возобновляемых источников энергии будет зависеть от масштаба субсидий на внедрение технологий, которые в случае с США законодатели могут не спешить гарантировать, учитывая имеющиеся запасы достаточно экономичных сланцевых газа и нефти, которых хватит не на одно десятилетие.

Дефицит или изобилие? Что же это? Сланцевая революция ведет нас к богатым источникам ресурсов. Достаточно протянуть руку и взять их. Солнечная энергия – ресурс, который в изобилии имеется на Африканском континенте. На технологической конференции в Ботсване я услышал о компании, разработавшей солнечные фермы Butterfly Solar Farms, удобные для сборки в полевых условиях и оснащенные панелями удвоенной эффективности. Они могут использоваться для систем опреснения воды, сушки сельскохозяйственных продуктов, питания морозильных установок на скотобойнях или молочных фермах. Компания предлагает широкий спектр проектов солнечных батарей в Кении, исходя из соображений, что этот регион может стать настоящей электростанцией на энергии солнца. Также ими разработан «Киотский ящик», компактная кухонная плитка, готовящая пищу за несколько часов без выделения углекислого газа. В Африке орошаются только 4 % ферм, экономичные насосы на солнечной энергии могли бы стать эффективным решением и этой проблемы. К тому же половина урожая пропадает из-за плохих условий хранения. Здесь могли бы быть полезны сушилки на солнечных батареях.

Однако большинству этих отличных идей необходимы разного рода правительственная поддержка или упрощение формальных процедур, в частности в сфере строительства дополнительной и более качественной инфраструктуры. Большой проблемой с чистыми и надежными кухонными плитами становится сложность их доставки по Африке. Их себестоимость невысока, но их дорого транспортировать через границы из-за высоких расценок на перевозки и таможенных пошлин. Какова вероятность того, что правительства проявят инициативу и попробуют справиться с этими инфраструктурными проблемами в и без того ослабленных странах? Скорее всего, у них ничего не выйдет. Они не просто катастрофически отстали – начнем хотя бы с полного отсутствия организационных структур. На пути им приходится сталкиваться с самыми серьезными испытаниями, включая стремительный рост численности населения, разрушительные климатические изменения и опустынивание окружающей среды, что приводит к нехватке пищи и воды. Для них без посторонней помощи будущее выглядит мальтузианским.

Есть и более масштабная угроза, которая может легко превратить ситуацию вызова для многих в печальную перспективу для всех. Исследование Королевского института международных отношений предупреждает, что борьба за жизненно важные ресурсы во многих уголках планеты уже разгорелась{127}. Мы наблюдаем это на примере попыток стран Ближнего Востока скупить сельскохозяйственные земли в Африке, Индии и Китае, приобрести права на разработку заграничных нефтяных полей или, как в случае с Китаем, монополизировать рынок редкоземельных элементов. Это соревнование может начать захватывать новые территории и усугубить проблемы со снабжением{128}.

Продукты питания, пожалуй, наиболее подвержены волатильности цен и дефициту. Мы видели, как такие производители сельскохозяйственной продукции, как Россия и Украина, набросились на экспорт, когда случилась засуха лета 2010 г. В 2011 г. взлет продовольственных цен подстегнул демонстрации «арабской весны». Более 30 стран использовали налоги, квоты и прямой запрет на экспорт, чтобы защитить запасы основных продуктов питания после кризиса цен в 2008 г. На деле эти протекционистские меры зачастую ухудшают ситуацию для всех, заставляя цены на продовольствие взлетать до небес. Усилия «Большой двадцатки» по сдерживанию волатильности цен в пищевом секторе сводились на нет, с одной стороны, странами, не желающими отказываться от использования ограничений и запретов, а с другой, в развитом мире производителями, не готовыми отказаться от щедрых субсидий на биотопливо и сельскохозяйственный сектор. Отказ от субсидий в США и Европе подстегнул бы рост сельскохозяйственного сектора в развивающихся странах.

Тот краткий визит в Абуджу дал мне очень многое. Если уж на то пошло, теперь я больше опасаюсь, что всем нам не удастся избежать мальтузианского будущего. Очевидно, многие общества не обладают ресурсами, чтобы справиться с нехваткой пищи или воды без существенной помощи извне. И непохоже, что технология как таковая в силах решить проблему. Как мы уже говорили, есть взаимосвязь между разными источниками, но существует и глобальный масштаб. Решать проблемы одного-единственного товара будет невозможно, не повлияв на снабжение им и спрос на него. Сельское хозяйство крайне зависимо от доступа к источникам воды, а также энергетически эффективным удобрениям и все чаще генетически модифицированным культурам. Новые источники «зеленой» энергии, например этанол на основе зерновых, создают угрозу того, что нехватка продовольствия только увеличится. Продолжающийся резкий прирост населения в наиболее проблемных зонах также необходимо сдерживать. Учитывая растущие запросы недавно разбогатевшего мирового среднего класса, похоже, нам вряд ли удастся сохранить западную мясную диету, не внеся существенные коррективы в процесс выращивания скота или без повсеместного внедрения «биопечатного» мяса (при его производстве используются последние достижения культивирования тканей для получения мяса без выращивания, забоя и транспортировки животных). И возможных побочных эффектов здесь ничуть не меньше, чем потенциала для положительных результатов. Пока ничто не говорит о том, что мы непременно движемся в мир дефицита, но всем нам – правительствам, бизнесу, ученым и людям в целом – нужно действовать на упреждение, чтобы такого будущего избежать.

Часть II

Поворотные моменты

Насколько хрупок мир будущего?

Историки частенько балуются фантазиями, начинающимися с «а если бы». Они создают так называемую альтернативную историю: можно прокрутить назад события и разыграть заново, так, будто какая-нибудь великая битва закончилась иначе или у руля оказался другой лидер. Если бы битва за Британию в 1940 г. была проиграна и Германия захватила Великобританию, каковы тогда были бы шансы США и союзников победить во Второй мировой? Если бы Север потерпел поражение при Геттисберге в 1863 г., был бы тогда Линкольн вынужден начать с Югом переговоры о мире? Если бы Китай был модернизирован и сумел отразить японских захватчиков, что тогда? Это непростые исторические примеры, решая которые мы проверяем свое понимание причинно-следственных связей и открываем новые перспективы для исторических исследований.

Критическое мышление может быть применено и для прогнозирования будущего. Нам известно достаточно о масштабных мегатенденциях, чтобы суметь распознать поворотные моменты в будущем. Например, если Китай вдруг серьезно оступится, это будет иметь серьезнейшие последствия для всех. А если начнется масштабная война, последствия будут еще более серьезными.

Я на сегодняшний день выделяю четыре фактора, способных кардинально изменить условия игры: Китай, неспособный справиться со следующим скачком развития; растущая вероятность войны; резкий прорыв в технологиях; США, которые не могут больше оставаться во главе сложного и разнообразного мира. Это угрозы для всех нас. Негативные последствия в любой из перечисленных областей могут изменить тренд глобального развития и направить его по нисходящей.

Надеяться, что худшего не произойдет, не стратегия. Понимание того, что может случиться, – первый шаг к предотвращению катастроф. Если бы европейские лидеры в 1914 г. понимали, какой будет грядущая война и к какой катастрофе она приведет, разве они не свернули бы с пути? Здесь проиграли даже победители, так велики были человеческие и материальные потери, цена, которую пришлось заплатить за победу. Поворотные моменты – серьезная штука, ставки слишком высоки.

Нельзя сбрасывать со счетов негативные последствия, но и позитивные результаты нужно правильно оценивать. Любой поворотный момент может принести благо. А если развитие Китая приведет к тому, что эта страна возьмет на себя больше ответственности в мировом масштабе? А если технология окажется самым большим благословением, с каким когда-либо приходилось сталкиваться человечеству?

В принятии решений на правительственном уровне, как и в повседневной жизни, мы часто увлекаемся мелочами. Вот действительно важные вопросы, и мы обязаны уделить им максимум внимания. Нам есть что терять, но и выигрыш нас ждет щедрый.

Глава 5

Революционный Китай?

Уже стало банальным утверждение, что, если бы Китай так стремительно не развивался, не ворвался на международную арену и в рекордные сроки не стал мировой экономической силой, будущее, по крайней мере с западной точки зрения, вызывало бы куда меньше опасений. Безусловно, это только одна из ряда новых сил, совершивших резкий и неожиданный скачок в развитии пару десятилетий назад. И все же есть несколько причин выделить Китай из общего ряда. Во-первых, его колоссальный размер, который волей-неволей делает эту страну особой. Он взял на себя роль лидера и экономически тянул за собой остальных за счет своих потребностей в ресурсах. Кроме того, Китай – страна недемократическая, но при этом быстро богатеет. Считалось, что авторитарные государства не могут достичь экономического успеха. Мы привыкли к тому, что упадок экономик стран коммунистического блока объясняется авторитарным строем. Китаю, как никому другому, удалось поколебать нашу уверенность в универсальности западных ценностей. И от того, как он будет использовать свое могущество, будет зависеть, ждет ли нас процветание и мир во всем мире или глобальная катастрофа. Китаю придется отвечать за многое – хорошо это или плохо.

По любым меркам Китай продемонстрировал внушительный подъем. В 1820 г. он был крупнейшей экономикой в мире, на его долю приходилось 32,9 % мирового ВВП{129}. За последующие полтора века он скатился до 5 % мирового ВВП, прежде чем в 1979 г. начать восстанавливать свои позиции. ВВП Китая может обогнать ВВП США уже к 2017 г., но по всем оценкам, скорее всего, это произойдет в 2020‑е. В период с 1979 по 2012 г. годовой показатель роста ВВП составил около 10 %, что позволило Китаю каждые восемь лет вдвое увеличивать объем экономики в реальном выражении{130}.

Эксперт Бруклинского института Хоми Харас сравнил скачок в развитии Китая с другими странами. По расчетам Хараса, в 2000–2020 гг. доля Китая в мировом ВВП будет увеличиваться на 5 % каждые 10 лет. Для сравнения: в первой половине XX в. США увеличивали свою долю на 2,5 % за 10 лет. В XIX в. Великобритания увеличивала свою долю ВВП на 1 % за 10 лет, послевоенная Япония – на 1–2 %. Для многих китайцев этот рост – всего лишь возвращение к тому, что у них и так должно быть.

И все же доход на душу населения в Китае в ближайшее время не достигнет западных показателей. Согласно паритету покупательной способности, ВВП Китая на душу населения в 2012 г. составил 9460 долларов, всего 18,9 % от показателя США. Согласно прогнозу компании Economist Intelligence Unit (EIU), этот уровень к 2030 г. вырастет до 32,8 %{131}. Ситуация здесь отличается от США и других стран, где рост экономики сопровождался высокими доходами на душу населения. Очевидно, что население Китая намного больше, и поэтому малый рост доходов на душу населения обусловливает огромный рост ВВП.

Большинство рядовых китайцев будет по-прежнему ощущать, что они пытаются догнать другие страны, а экономика их страны будет больше любой другой. К 2030 г. она будет на четверть крупнее американской, а доход на душу населения составит всего лишь треть.

И Запад ощутит последствия этой ситуации. Как уже говорилось, большинство западных средних классов чувствует, что теряет контроль над ситуацией, когда их доход перестает расти. Они смотрят на развивающийся мир и видят, как многие страны начинают сокращать расстояние, отделяющее их от развитых. Многие обвиняют в стагнации доходов конкуренцию с развивающимися странами. Однако, по ощущениям китайцев и не только, Китай продолжает нагонять потерянное в XIX и начале XX вв. время, когда страна погрузилась в нищету. Когда все чувствуют себя неудачниками, складываются оптимальные условия для того, чтобы одна сторона начала обвинять во всем другую.

Китай сталкивается и с другой проблемой – демографической. Как и во многих странах, население уже сейчас начинает стареть, и скорость этого процесса будет стремительно увеличиваться ближе к 2020‑м. На сегодняшний день 8 % населения Китая старше 65 лет, а к 2030 г. доля пенсионеров превысит 16 %. При этом процент китайского населения трудоспособного возраста (15–65 лет) уже достиг максимума в 72 % и к 2030 г. упадет до 68 %. Население в возрасте 15–20 лет сейчас составляет всего 30 % и к 2030 г. снизится до почти 21 %. Естественно, Китай – не единственная страна с уменьшающейся долей людей трудоспособного возраста. Более развитые экономики (Япония, Южная Корея и Германия) столкнутся с куда более серьезными проблемами.

Китайское правительство поняло эту проблему. Коммунистическая партия на прошедшем недавно Третьем пленуме одобрила внесение изменений в принятую 30 лет назад в Китае политику одного ребенка. Пока неясно, насколько масштабными будут изменения. Многие демографы задаются вопросом, сможет ли Китай избежать в будущем очень низкой рождаемости, даже если «политика одного ребенка» будет отменена. Все больше китайцев живут в городах, что обычно также приводит к более низкой рождаемости. Удивительно, но некоторые китайские высокопоставленные лица боятся демографического взрыва. Я помню, как однажды спросил китайского политика (еще до Третьего пленума), не пора ли пересмотреть «политику одного ребенка». Он признал, что у Китая возникла нехватка рабочей силы, но все равно придерживался мнения, что снятие ограничений приведет к резкому росту размеров семей, к чему Китай не готов. Как объясняют всем иностранным гостям, в Китае высока численность населения, но не хватает продовольствия, воды и энергии для его обеспечения.

Состарится ли Китай раньше, чем разбогатеет? Скорее всего, да, если мерить богатство западными стандартами. Страны «Большой семерки» в 2020 г., по прогнозам, достигнут показателя в 64 тыс. долларов на душу населения (Китай к этому моменту как раз будет переживать демографические кризис). Это в три-четыре раза выше уровня, которого может достичь Китай. По оценкам EIU, реальный рост ВВП Китая в ближайшие годы существенно замедлится, в среднем он будет составлять 6,4 % с 2013 по 2020 г. и до 3,6 % с 2021 по 2030-й{132}. Даже замедленный рост гарантирует, что Китай обгонит по общему объему экономику США в ближайшие 10 лет, но уровень жизни будет увеличиваться гораздо медленнее.

Китай рискует попасть в ловушку среднего уровня доходов. Многие страны Латинской Америки столкнулись с этой проблемой в 1980‑е и не смогли избежать социального неравенства и неспособности реструктурировать свою экономику. Китайские лидеры хотят избежать ловушки, продвинув страну вверх по цепочке добавочной стоимости промышленных продуктов. Они поддерживают науку и технологии, и Китай делает успехи в таких сферах, как нанотехнологии и исследования стволовых клеток. Уже сейчас китайские компании выходят за границы страны, чтобы подняться на новый уровень технических и административных инноваций. Для этого Китай осуществляет прямые инвестиции в других странах – логичный ход на нынешнем этапе развития и, возможно, единственный способ быстро продвинуться по цепи добавочной стоимости. Одним из объектов таких вложений являются США, но несколько попыток Китая инвестировать или купить американские компании были встречены крайне подозрительно и получили неодобрительную реакцию правительства, особенно в таких важных для национальной безопасности сферах, как коммуникации. Постоянно повышающийся уровень китайских кибератак можно рассматривать в рамках этого стремления получить необходимую технологическую информацию, чтобы стать экономикой инноваций.

Способы преодоления Китаем препятствий на пути к продвинутой экономике будут все важнее для будущего планеты. Вклад Китая в рост объема мировых инвестиций в полтора раза превосходит вклад США. По оценкам Всемирного банка, на долю Китая придется около трети роста мировой экономики до 2025 г. Это гораздо больше, чем может дать любая другая экономика{133}. Теперь ставший вторым по величине потребителем нефтепродуктов в мире после США Китай к 2020 г. будет крупнейшим нетто-импортером нефти в мире. Его потребности в энергоносителях и других ресурсах – которые, по мнению многих, стали постепенно замедлять рост – подпитывали экономический рост в других регионах Азии, Латинской Америке, Африке.

На долю Китая приходится почти четверть мировых выбросов углекислого газа (это высочайший в мире показатель). Он до сих пор не поддавался международному давлению с требованием взять на себя обязательства по снижению выбросов. По оценкам ВОЗ, загрязнение воздуха в Китае в 2008 г. стало причиной смерти более полумиллиона человек. С тех пор этот показатель еще увеличился. В январе 2013 г. почти в любой день качество воздуха варьировалось от «нездоровый» до «опасный». Было зафиксировано несколько дней, когда показатели зашкаливали{134}. Ситуация может постепенно начать меняться: китайское правительство недавно заявило, что рассматривает возможность ограничения выбросов в пятилетку с 2016 по 2020 г.{135} И все же Китаю придется на протяжении всей жизни обеспечивать медикаментами и лечением людей, подвергавшихся воздействию загрязнения.

Вокруг многих китайских городов разрастаются агломерации, что резко увеличивает количество автомобилей у населения, использование электроэнергии и повышает расходы на создание коммунальных систем и транспортных сетей. В Китае расположены семь из десяти самых экологически неблагополучных городов мира. Многие прибрежные города, как и везде в Азии, особо подвержены ударам стихии, связанным с климатическими изменениями. В результате все чаще случаются штормовые приливы и затопления низин.

Изменения, связанные с экономическими трудностями, чаще всего представляют собой и политическую проблему. Из-за снижения экономического роста на душу населения будет непросто оправдать растущие ожидания, что может привести к вспышкам недовольства. Политический кризис затруднил бы для Китая движение к его экономическим целям. А затянувшийся политический и экономический кризис может привести к тому, что Китай «уйдет в себя», начнет обвинять во внутренних проблемах внешние силы. Хотя руководство страны и большая часть среднего класса сейчас неразрывно связаны с миром благодаря успеху последних 30 лет, подозрительное отношение сохраняется. Как уже не раз случалось в истории человечества, эта подозрительность может стать еще более мощной политической силой, если китайское экономическое развитие застопорится.

Возможно, Китай подходит к непростому политическому поворотному моменту. По прогнозам, он должен перевалить через отметку в 15 тыс. долларов на душу населения в ближайшие пять или чуть более лет{136}. Мы знаем на основе других исторических примеров, что этот порог часто становится стартовой точкой для политической либерализации, особенно если ему сопутствуют высокий уровень образования и зрелый возрастной состав населения. В таких условиях не исключено бурное развитие национализма, что усугубило бы и без того напряженную обстановку между Китаем и его соседями. В долгосрочной перспективе, если институты закона будут укореняться, а политическая система стабилизируется и в ней не будет угроз, китайская «мягкая сила» может возрасти.

И все же история подсказывает, что демократизация в большинстве случаев не проходит гладко и нужно быть готовыми к встряске, в результате которой Китай может стать непростым соседом и партнером. Ключом к мягкому политическому переходу могла бы стать способность сохранить положительную динамику уровня жизни, что поможет избежать ловушки среднего дохода. Для большинства стран это было непросто. Из стран со средним доходом на душу населения в 1960 г. почти три четверти так и остались в том же статусе или деградировали к 2009 г. до низкого{137}. Большинство тех, кто сумел перейти в разряд стран с высоким доходом, – страны Западной Европы и Япония. Южная Корея вошла в число стран с высоким доходом меньше 10 лет назад, и многие считают, что удар, который нанес стране азиатский финансовый кризис 1997–1998 гг., заставил страну заранее начать необходимые финансовые реформы. Южнокорейская экономика в результате отошла от управляемой правительством инвестиционной модели с центральным планированием в пользу более рыночно ориентированной. Недавнее исследование Южной Кореи и других экономик со средним уровнем дохода на душу населения, которым удалось совершить скачок, показало, что гарантом успешной реструктуризации и модернизации был мощный социальный и политический консенсус{138}.

Третий пленум партии Китая прошел в ноябре 2013 г. и призвал к более «решающей» роли рынка, хотя в то же время подчеркнул и неизменную важность государственного сектора{139}. Так, например, государственные предприятия будут реформироваться, но пока непонятно, в каком объеме и в какие сроки. Многие «барчуки» – сыновья и дочери высокопоставленных партийных деятелей – глубоко вовлечены в деятельность государственных банков или госпредприятий. Если реформы будут завершены, это нанесет им существенный урон. Как ни странно, в отсутствие экономического кризиса, при котором бы резко снизились темпы роста и могла бы возникнуть угроза власти партии, сложнее сделать то, что нужно, чтобы подтолкнуть Китай от командной экономики в сторону рыночной.

Уже сейчас в обществе зреет недовольство. Опрос мнений Pew в 2012 г. показал, что 50 % китайских респондентов считают коррумпированных чиновников серьезной проблемой. В 2008 г. этой точки зрения придерживались 39 % опрошенных. Вскоре после вступления в должность председатель Си Цзиньпин начал антикоррупционную кампанию в ответ на растущее возмущение общественности, но в то же время усилил цензуру в чрезвычайно популярной среде микроблогинга{140}. Многие китайцы в микроблогах выражали недовольство коррупцией во власти и загрязнением окружающей среды{141}.

Недостаток законности – еще одна серьезная проблема, препятствующая развитию. Одним из лозунгов Третьего пленума была необходимость создать «страну законности». Китай должен «ускорить строительство справедливой, эффективной и авторитетной социалистической судебной системы, которая защищала бы права и интересы народа»{142}. Си Цзиньпин недавно вновь поднял тему необходимости «установления беспристрастной и авторитетной судебной системы», но присовокупил к этому исконный акцент на приоритете роли партии{143}. Это задача не из легких. По некоторым оценкам, в 2001–2010 гг. Китай был крупнейшим источником незаконных денежных потоков в объеме 3,8 трлн долларов{144}. Иностранные компании все чаще жалуются на трудности в работе на китайском рынке, что отчасти связано с недостаточной прозрачностью судебной системы.

Экономические модели, которые я создавал совместно с McKinsey & Company, продемонстрировали огромную разницу в уровне благосостояния в мире, где Китай терпит поражение, и в мире, где Китай успешен. Если Китай не оправдает надежд, совокупный мировой доход будет на 27 трлн долларов меньше, чем если события будут разворачиваться по оптимистичному сценарию. Перспектива коренных экономических и политических реформ останется туманной. Коррупция, социальная напряженность, слабая финансовая система и хронический недостаток инфраструктуры усугубятся. Несколько лет назад Азиатский банк развития разработал возможные сценарии развития Азии к 2050 г. Неспособные преодолеть ловушку среднего дохода Китай и Азия начнут терять почву под ногами, и западный уровень жизни станет для них недосягаемым{145}.

При позитивном сценарии, в котором Китаю удается избежать ловушки среднего дохода, мировая экономика практически удваивает объем. Китайский доход на душу населения продолжает расти. И это весомый аргумент в пользу американского среднего класса: возвращение американской мечты с ростом дохода на душу населения за 10 лет до 10 тыс. долларов.

За прошедшие восемь лет я провел в Китае немало бесед, представляя местным официальным лицам, ученым и экспертам разные версии «Глобальных тенденций». С самого начала они придерживались скептичного взгляда на глобализацию, явно видя огромные преимущества, которые она сулит Китаю, но в то же время опасаясь вытекающей из нее политической и социальной раздробленности. Китайская культура славится стремлением к равновесию. Согласно знаменитой концепции инь и ян, противоположности взаимосвязаны и взаимозависимы и им необходимо пребывать в равновесии. Иначе порядка не будет. С точки зрения китайцев глобализация усилила противоречия между странами и, главное, внутри стран, в том числе в самом Китае. Эти контрасты особенно заметны, если отъехать от побережья вглубь страны, где все еще царят страшная нищета и обездоленность.

«Я ощущаю, что начался период неуверенности, рисков и хаоса», – сказал мне один чиновник. Он считал, что такие идеи должны особенно подчеркиваться в «Глобальных тенденциях 2030». Но растет и раздражение: «Обама сказал, что мир бы не выдержал, если бы в Китае или в Индии жизненный уклад стал как в Америке. Но он ничего не сказал по поводу того, как нам не позволить людям стать потребителями среднего класса». Однако рост среднего класса в Китае мог бы «создать новые проблемы» из-за «потребностей в ресурсах и росте».

Черновые варианты доклада вызвали дискуссию о роли государства. Во всех выпусках «Глобальных тенденций» подчеркивается значение негосударственного сектора, будь то обладающие огромной властью личности, многонациональный бизнес, НГО или даже криминальные сети и террористические организации. Для китайцев негосударственный сектор был проблемной темой, которую трудно осознать. Эксперт из местного исследовательского института как-то заметил: «Нам нужно осторожнее рассуждать о сильном государстве. В Китае принято считать: раз у нас сильное государство и последние 30 лет нам сопутствовал успех, то уважать сильное государство – единственно верный путь для нас. Я в этом не уверен. Государство усиливает свое влияние во всех сферах, но при этом становится все менее эффективным и могущественным. В мире мы сталкиваемся со все большим числом проблем, однако способность правительства их решать ухудшается, а отдельная личность становится все сильнее и бросает вызов эффективности государства».

Многие беспокоились, что Китай не сможет сделать следующий шаг по направлению к созданию инновационной экономики, которой требовались бы усиление роли личности и сильный негосударственный сектор. Один китайский ученый, например, считал, что мне следует добавить в «Глобальные тенденции 2030» еще один сценарий: «Как насчет “назад в 1990-е”, где американские производственные сектора экономики оживают, в то время как Индия и Китай застряли в ловушке среднего дохода, возможно, в результате того, что усиление роли личности создало много внутренних проблем?» Других волновало то, что настоящие инновации «возникают периодически, не постоянно». Многие были обеспокоены тем, что даже через 10 или 20 лет Китай не сможет создать такой инновационный продукт, как, скажем, iPhone: «Последние несколько лет США не в лучшей форме, и все же они могут сделать iPhone и iPad. А этого не может пока ни одна другая страна, включая Китай и Индию».

Выдающийся ученый и высокопоставленный чиновник подытожил, где, по его мнению, сейчас находится Китай: «Нам еще предстоит долгий путь экономических, а также социальных и затем политических реформ. Экономическая реформа – задача относительно простая. Сейчас мы сосредоточились на социальной реформе – ликвидации социального неравенства. Политическая тоже началась раньше, еще в 1980‑е, но это самая сложная задача. Сегодня коррупция достигла невиданного размаха и стала огромным испытанием для Коммунистической партии и легитимности ее и однопартийной системы управления».

Во всех дискуссиях мои оппоненты высказывали общую озабоченность способностью международной системы переварить все эти стремительные изменения. Один высокопоставленный китайский чиновник сказал: «Мы выходим в незнакомые воды без карт, окруженные новыми для нас явлениями». Большинство собеседников не были настроены пессимистично, скорее осторожничали. «Мы надеемся на международное глобальное управление и на пользу технологий. Поначалу нас, возможно, ждет откат назад и распад, но надеемся, что потом мы начнем движение вперед совместными усилиями».

Их взгляд на будущие международные отношения тесно связан с тем, как Китай и США будут относиться друг к другу. Было высказано такое мнение: «Я не пессимист и не считаю, что будет новая/холодная война. Это не игра с нулевой суммой[9]. Однако мы оба [и США, и Китай] стремимся отгородиться – это худший сценарий развития событий. Меня беспокоит, что для обеих стран этот сценарий становится все хуже. Нам необходимо сгладить его и воспользоваться возможностями взаимодействия».

Другие не были так уверены, что хуже быть не может: «Напрашивается вывод, что нас ждет решающая схватка между Китаем и США – не обязательно военная, но одна сторона будет пытаться навязать другой свою волю. Если произойдет конфликт, это будет главная угроза региональной и мировой безопасности. Мне кажется, многие американцы думают, что развитие Китая усложнит его отношения с США».

Один партийный деятель считал, что «Китаю следует стремиться занять в Азии место США с менее китаецентрированной перспективой… Если новые мировые державы должны становиться более ориентированными на себя и напористыми, то могут ли развитые страны, такие как США, научиться идти навстречу интересaм этих стран, ведущих себя так, потому что чувствуют себя уязвимыми и неуверенными?»

Никто не считал мир «большой двойки» – в котором «править» будут США и Китай – жизнеспособным. Высокопоставленный китайский чиновник заметил: «В мире много игроков – как нам заставить их взаимодействовать? Необходимо дать лидирующие роли группе государств, а не только США и Китаю».

Высказывались большие опасения по поводу намерений США. Многие сомневались в том, что Америка будет рада Китаю в большой международной политике, но, по их мнению, США все же стоит попробовать встать во главе международной системы. «Америка не может перестать быть мировым лидером после 50 лет в этом статусе… Китай не готов так быстро взять на себя столь важную роль. У нас немало серьезных проблем, и для начала нужно навести порядок у себя. Так что пока роль лидера для нас проблематична».

Полное согласие – в том числе со стороны американских участников – было достигнуто в том, что США, Китаю и другим непросто быть «сверхдержавами»: «Для США и Китая проблемой становятся не одна угроза, а масштабы и разнообразие угроз. Тем, кто занимается политическим планированием в наших странах, нужно помнить об этом».

Многие из этих бесед имели место в мае 2012 г. Что изменилось с тех пор? Напряженность в отношениях с соседями усилилась из-за агрессивного поведения Пекина в отношении Японии по вопросу спорных островов в Восточно-Китайском море и с Филиппинами, Вьетнамом и Малайзией – в Южно-Китайском море. И эти страны бросились в объятия США, лишив Китай шанса укрепить свое положение в регионе. Так называемый поворот США в сторону Восточной Азии – результат в равной степени «притяжения» со стороны соседей Китая и «толчка» со стороны Америки, стремящейся закрепить свою позицию растущего центра экономического притяжения. Похоже, китайские лидеры считают, что наращивание националистической риторики сможет замаскировать растущие противоречия дома и мобилизовать народ на еще одно экономическое усилие. Но Китай платит огромную цену. Все, чего стране удалось добиться, следуя призыву Дэн Сяопина о добрососедских отношениях без угроз граничащим с ним государствам, теперь под вопросом. Если основная цель Китая – вытеснить США и стать доминирующей силой в Восточной Азии, то агрессивность его морских притязаний уже вызвала подозрения у соседей, которые непросто преодолеть.

Не совсем понятно, является ли агрессивная политика Китая частью тщательно продуманной стратегии{146}. Ему по-прежнему нужны другие страны, особенно США, чтобы совершить переход к инновационному обществу. Количество китайских студентов в американских университетах выросло за последние годы вдвое. Они отказываются от поступления в элитные университеты на родине ради учебы в США, и все больше китайцев приходит учиться в американские средние школы. Китай движется к тому, чтобы экономически еще более интегрироваться с соседями. Независимо от того, вступит он в американское Транстихоокеанское партнерство или нет, у Китая заключено соглашение о свободной торговле с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), ведутся переговоры о подписании трехстороннего торгового соглашения с Японией и Южной Кореей. Членство в Транстихоокеанском партнерстве может использоваться китайским руководством в качестве предлога для жестких структурных реформ, к которым оно уже примеривается.

У элит США недоверие к Китаю возросло. В середине 2013 г. опрос Pew показал, что отношение американцев к Китаю резко ухудшилось с 2011 г. 52 % американцев были настроены негативно по отношению к Китаю, и всего 37 % высказывались положительно. В 2011 г. соотношение было диаметрально противоположным: 51 % были настроены положительно и только 36 % давали Китаю неблагоприятную оценку{147}. Многие представители правительственных кругов, с которыми я обсуждал доклад «Глобальные тенденции», сомневались, нужен ли нам сильный или слабый Китай. Я не думаю, что тут есть о чем спорить. США в долгосрочной перспективе заинтересованы в сильном Китае. Слабый Китай – гораздо большая угроза мировой экономике и безопасности Восточной Азии. Националистические взгляды и поведение усугубятся в случае экономического краха, что может увеличить военные расходы США. А сильный Китай станет страной с большим бюджетом на военные нужды и будет чувствовать себя более уверенно для проведения политической реформы.

Наиболее вероятный сценарий для Китая таков: он не будет ни сильным, ни слабым, но на протяжении некоторого времени будет стараться перейти из одного состояния в другое. Он будет стремиться к статусу крупнейшей экономики, но народное недовольство станет расти по мере того, как замедлится рост доходов на душу населения и правительство начнет бороться с постоянно растущим числом особых интересов, направленных против слишком масштабных быстрых реформ. Способом сбросить напряжение останется национализм, но я не думаю, что начнется масштабная война. Большую озабоченность вызывает то, что при этом сценарии станет труднее спускать на тормозах мелкие инциденты. Правительству окажется нелегко избегать эскалации, особенно если в конфликт будут вовлечены японцы. Вражда с Японией особенно сильна из-за того, что японцы не раскаиваются в содеянном ими в Китае во время Второй мировой войны.

Изменит ли Китай существенным образом систему международных отношений? Вряд ли можно рассчитывать на то, что этого не произойдет, учитывая размеры страны. Так, например, Китай все больше зависит от импорта нефти с Ближнего Востока и постепенно станет более крупным ее потребителем, чем США, по мере того как Америка будет увеличивать собственную добычу. Китай строит военный флот, способный вести боевые действия в открытом океане, что позволит ему защищать морские пути, соединяющие экспортеров нефти из Персидского залива с потребителями в Азии. Было бы логично, если бы Китай взял на себя больше ответственности. Но многие его соседи, такие как Индия и Япония, опасаются, что это усилит его стремление доминировать в регионе. У многих американцев может возникнуть проблема. Зависимость Китая от импорта жизненно важных ресурсов – убедительный аргумент в пользу создания океанского военного флота, а удержание США всей полноты ответственности – оправдание для сохранения огромного военного бюджета. Переложить эту ответственность на кого-то для многих американцев означало бы отказ страны от ее международной роли. Включение Китая в систему региональной безопасности, учитывая, что раньше в этой системе доминировали США, – задача не из легких. Есть надежда, что удастся обойтись без серьезных военных действий ввиду наличия общих интересов, но обольщаться не стоит.

Более важный вопрос, возможно, заключается в том, хочет ли Китай переписывать базовые правила, по которым функционирует система международных отношений. Несмотря на мое двойственное и даже скорее отрицательное отношение к американоцентричному мировому порядку, не думаю, что у нынешних китайских лидеров есть видение нового порядка. Вместе с другими новыми мировыми державами Китай стремится получить больший вес в управлении такими всемирными организациями, как ООН и МВФ. Однако Китаю тут больше повезло, чем большинству из них: он уже постоянный член Совбеза ООН и обладает правом вето. В Совбезе Китай предпочитает оставаться в тени, за исключением случаев, когда затрагиваются его непосредственные интересы – в основном в связи с Тайванем. Он прячется за широкую спину России, когда та высказывается против санкций по отношению к таким государствам, как Сирия и Иран или делаются попытки вмешательства. Наиболее кардинально его позиция расходится с американской или позицией других западных государств, когда нужно подчеркнуть неприемлемость вмешательства во внутренние дела других стран. Однако Китай, когда-то критиковавший миротворческие операции ООН как вмешательство во внутренние дела других государств, разместил свою миротворческие войска на юге Судана и совсем недавно – на Мали.

Вспоминается недавний разговор с видным китайским профессором, преподающим в одном из элитных университетов страны. Он сказал: «Многие студенты уже не хотят ехать за границу, как было 10 лет назад». По его словам, «стратегическое мышление все больше сосредоточено на внутренних проблемах и развитии своей страны… китайцев никогда особо не интересовал мир за пределами Китая. США тоже были обращены внутрь себя до Первой мировой войны, а после нее стали мировой державой. Китай – мировой экономический гигант, но его руководство не особо интересовалось международной безопасностью и другими вопросами. Американцы думают, что могут изменить мир, а китайцы считают, что мир изменить невозможно, и думают прежде всего о себе».

Другой мой оппонент неплохо обобщил сказанное: «Китай обладает негативной силой, чтобы сказать “нет”, а не позитивной». Это отражает его собственные проблемы, в частности для Америки, которая ощущает себя перегруженной и рада была бы партнерам. Но угроза новой сверхдержавы, стремящейся перевернуть всю систему, слишком отчетливо замаячила на горизонте. «Китай считает: если мы можем избежать конфронтации, то уже достигли цели. Американцев это не удовлетворяет, они хотят сотрудничества и практических достижений».

Глава 6

Будет ли технология благом или проклятием?

Казино и курорт в Габороне (Ботсвана) был не совсем тем местом, где обычно проводят конференции, посвященные новым технологиям. Я приехал послушать, как Африка изменилась благодаря технологиям и как она меняла технологии сама. С одной стороны, хороших новостей было хоть отбавляй, и везение тут ни при чем. Один из столпов стратегии развития Ботсваны «Видение 2016» – «присоединиться к глобальным коммуникационным сетям»{148}. Представители правительства заявили, что в стране был создан Центр инноваций, который призван стать катализатором для технологических компаний, способных развить потенциал Африки. Исследовательский центр Microsoft уже запланировал свое появление в Габороне: он расположится на территории нового технопарка, который должен быть скоро построен.

Двухдневная конференция на многое открыла мне глаза: и на масштабы политических, экономических и экологических проблем, с которыми сталкивается Африка, и на технологический прогресс, которого удалось достичь в столь краткие сроки. Из положительных моментов: Алан Бошуаэн из ботсванского Центра инноваций поведал нам, что «Африка 80‑х и 90‑х – совсем не то же, что Африка сегодня… на нашем континенте на каждый проданный компьютер приходится четыре смартфона{149}. Проникновение мобильной связи на континенте составляло 65 %», и число абонентов мобильных телефонов в Африке удваивалось каждый год начиная с 2002 г. Сегодня в Африке вдвое больше сотовых телефонов, чем в США. И – кстати говоря – в Африке находятся многие из наиболее быстрорастущих экономик мира. Процент урбанизации стал резко расти, и с большой долей вероятности Африка в ближайшие лет десять превзойдет азиатские показатели.

И все же глава ботсванского Центра инноваций сообщил нам, что еще много белых пятен, которые технологическим компаниям только предстоит осваивать: правила расплывчаты, стратегии невнятны, полномочия не определены, а бюджеты правительствами не выделяются.

Какими бы многообещающими ни были изменения, многие участники беседы считали, что этого недостаточно. Один из выступавших предостерег нас: «Проблемы возможны, несмотря на технологии и улучшенный доступ к информации». Особое беспокойство у него вызывал рост численности населения. «К 2030 г. в Центральной Африке будет проживать около 1,5 млрд человек. Если нам не удастся подстегнуть экономический рост, мы не сможем удовлетворить потребности населения». Есть способы контроля рождаемости, но культура зачастую препятствует их широкому использованию.

Итак, здесь мы наблюдаем появление некоего сценария. Дело не только в изобретении или открытии новых технологий или устройств, не менее важен контекст. Изменение социальных и культурных норм иногда играет определяющую роль в том, изменится ли что-нибудь с появлением новой технологии.

Хорошая новость такова: мы частенько недооцениваем скорость, с которой внедряются новые технологии. Скорость, с которой люди способны осваивать новинки, быстро растет. Понадобилось около половины столетия, прежде чем четверть населения США стала использовать электрическое освещение после того, как оно было коммерциализировано в начале 1870‑х. Всемирной паутине, изобретенной в 1991 г., понадобилось каких-то семь лет. А главное, такое ускорение наблюдается и на гораздо менее благополучных континентах. В Африке смартфоны – для большинства способ попасть в интернет и все чаще – получить доступ к банковским услугам. Перемены начинаются снизу.

Вы также можете проследить это по распространению исследовательских центров во всем мире. Хорошая иллюстрация – исследовательские лаборатории IBM, над которыми никогда не заходит солнце, как когда-то было с Британской империей. Во время визита в отделение компании в Бразилии нам рассказали, как развивалась IBM – «от аппаратуры к сервису, затем к комплексным решениям и сотрудничеству для создания более разумной планеты» – и о том, как она вышла за границы США и распространилась по всему миру{150}. Первая иностранная лаборатория появилась в швейцарском Цюрихе в 50‑е, затем последовал Израиль в 60‑е и Япония в 80‑е. Черед Китая и Индии настал в 1996 и 1998 гг. Основными центрами исследований IBM с 2010 г. стали Бразилия и Австралия. Похоже, экспансия IBM шла в ногу с ростом экономик этих стран в мировом масштабе.

Лучше всего воспринимать инновации как феномен «полного цикла», от зарождения идеи до ее использования. Причем результат может уже толком не иметь ничего общего с изначальной идеей. Ученые не всегда хорошо представляют себе, как использовать их изобретения. Так нам сказали в бостонском Центре интеграции медицинских и инновационных технологий (Center for Integration of Medicine and Innovative Technology, CIMIT). CIMIT занимается разработками медицинского оборудования, воплощая инновационные идеи с нуля до внедрения и коммерциализации. Руководство обсудило с нами, как важно для продажи изобретения на определенном этапе отодвинуть разработчиков на второй план. «Когда мы переходим к этапу реализации проекта, ученые и медики уже не так важны». Здесь доминирующим игроком становится предприниматель.

Школьные познания о том, что атомы и молекулы находятся в постоянном хаотическом движении, быстро перемещаются и постоянно сталкиваются друг с другом, пожалуй, могли бы быть хорошей метафорой для инноваций и технологии. Мы привыкли считать, что между научными дисциплинами есть четкие границы, как и между наукой и законом, или городским планированием, или управлением организацией. Но эти границы стираются. Вместо них, как постоянно движущиеся и сталкивающиеся атомы и молекулы, различные научные дисциплины и другие сферы деятельности человека постоянно наслаиваются друг на друга и друг в друга проникают. Более того, попытки разделить их сегодня мешают думать о науке и технологии. Успешные предприниматели и новаторы, управленцы, политики и педагоги – да много кто еще – должны будут учиться, как усидеть на нескольких стульях.

Ставки выросли. Я уже говорил о многих масштабных технологиях – в частности, нанотехнологии, биотехнологии, ИТ, 3D-печати, искусственном интеллекте, новых материалах и робототехнике – и о том, что они сейчас резко пошли на взлет. Геном человека не мог бы быть расшифрован без предварительного наращивания вычислительной мощности компьютера. Революция в синтетической биологии и биоинженерии – а мы только на ее пороге – опирается на процесс трехмерной печати не меньше, чем на прорывы в секвенировании генома: и для того и для другого необходимы достижения в сфере ИТ. Так что образ атомов и молекул, хаотично мечущихся и составляющих разные комбинации, удачен. Он предполагает, что нас ждет бесконечная широта возможностей для столкновения, комбинирования и безумного творчества.

Разнообразие комбинаций расширяет спектр не только возможностей, но и рисков. Начнем с автоматизации и производственных технологий. Со временем они совершат переворот в природе труда. Масштаб изменений, которые мы наблюдаем в производственных технологиях, сопоставим с Третьей промышленной революцией{151}. Этот процесс может за 20 лет изменить наш мир даже сильнее, чем интернет за последние 20 лет. Очевидно, без него не было бы и новой волны индустриализации, но Третья промышленная революция обладает собственной мощью и выходит за рамки интернета, особенно если учесть масштаб прорыва в биотехнологиях.

Большинство историков считают Первой промышленной революцией появление в XVIII в. парового двигателя. Вторая началась с изобретения современного конвейера в начале XX в. Как и две предыдущие, Третья промышленная революция – а она уже началась – меняет способ, место и время производства продукта и способ распространения. Она снижает количество потребляемой энергии и сырья, а также уменьшает негативное воздействие на окружающую среду. Она влияет на общественные отношения, создает и уничтожает рабочие места и меняет отношение людей к продуктам. Она заставляет мир перейти от массового производства стандартных товаров к созданным на заказ, отвечающим конкретным индивидуальным требованиям. Она также трансформирует мировую экономику, предоставляет новые возможности как развитым странам, так и развивающимся. Но если какие-то страны не смогут адаптироваться к новым условиям, у них возникнут серьезные трудности.

Технология аддитивной печати – официальное название 3D– печати – включает группу технологий, позволяющих устройству создавать предмет, постепенно добавляя материал послойно. 3D-печать уже сегодня используется для создания моделей из пластика в таких отраслях, как производство товаров широкого потребления, автомобилестроение и космическая промышленность. Судя по всему, она постепенно заменит стандартное массовое производство, в частности для мелкосерийных продуктов или в сферах, где требуется массовое производство по индивидуальным заказам.

3D-устройства используют компьютерное моделирование (computer-aided design, CAD) и управляемый компьютером лазер, экструзионный пресс или печатающую головку, чтобы изготовить объект. Основа технологии на самом деле была изобретена 30 лет назад, но по-настоящему набрала обороты только после того, как стала использоваться с CAD. Принтеры могут генерировать геометрически сложные объекты с внутренними полостями или подвижными частями внутри, которые невозможно произвести при помощи традиционного оборудования. С 3D-печатью производители могут избежать значительных расходов на предварительную отладку оборудования и изготовление лекал. Файл CAD может представлять собой данные лазерного сканирования поверхности другого объекта или человека, а также содержать медицинскую информацию, например компьютерную томограмму (КТ) или данные магнитно-резонансной томографии (МРТ), что позволяет создавать объекты в форме и с функциями костей или внутренних органов.

Революция 3D-печати происходит в двух направлениях: сверху вниз и снизу вверх{152}. Ведущие мировые производители (General Electric, Boeing, EADS/Airbus, Ford) используют высокопроизводительные печатные машины 3D для решения разных задач – от быстрого создания прототипов до изготовления важных деталей самолетов, автомобилей и ветровых установок. Технология становится более демократичной за счет использования недорогих устройств и онлайн-магазинов 3D-объектов и расширяет возможности личности. Это напоминает нам о начале эпохи интернета, когда маленькие компании могли становиться могущественными. Технологию подстегнуло движение «сделай сам»: десятки тысяч пользователей стали покупать персональные 3D-принтеры для экспериментов или чтобы начать свой малый бизнес. «Технология 3D-печати может привести к возникновению большого числа микрофабрик сродни ремесленным гильдиям доиндустриальной эпохи, однако с современными производственными возможностями. Такие фабрики могли бы производить много продуктов, в особенности таких, на которые традиционно высоки транспортные расходы или длительны сроки доставки, а также укорачивать и упрощать цепи поставок»{153}.

3D-печать может открыть путь к новым экономическим возможностям, особенно на Африканском континенте, в странах, которые еще не были индустриализованы и сильно зависят от импорта, в том числе товаров первой необходимости. Расходы на создание простейшего производства с 3D-печатью – компьютер, принтеры, материал и доступ к интернету – существенно меньше 10 тыс. долларов, организация обычного производства потребует гораздо более серьезных капиталовложений. В отличие от традиционного производства 3D– принтер может производить неограниченное количество товаров, не требуя замены оборудования, и создавать продукты, подходящие для конкретного локального рынка. В некоторых развивающихся странах 3D-печать может стать в материальном мире тем же, чем сотовый телефон стал для мира цифрового, и поможет им перейти в разряд развитых.

В развитых странах 3D-печать также сулит много плюсов, включая снижение безработицы и уменьшение потребностей в аутсорсинге, особенно за счет снижения протяженности цепей доставки, однако может и вызвать эффект сродни ситуации с аутсорсингом: большое количество работников с низкой и средней квалификацией станут не нужны, что обострит социальное неравенство.

Мы уже обсуждали робототехнику в контексте того, как машины превосходят людей в части физических и умственных возможностей. Вместе с новыми автоматизированными и производственными технологиями они способны полностью изменить рынок труда, причем в основном в лучшую сторону. Правда, я опасаюсь, что его непосредственное воздействие может также включать негативные последствия, так как приведет к вымиранию некоторых профессий.

Сначала о хорошем. Как я уже упоминал, роботы превосходят человека по механическим возможностям и чувствительности. Это идеальные исполнители рутинных заданий. Промышленные роботы уже изменили многие производственные процессы. Домашние роботы пылесосят ковры и стригут газоны; в больницах роботы патрулируют коридоры и разносят еду; на вооружении американской армии тысячи роботов, используемых на полях сражений. Появляется новое поколение роботов для работы в сфере услуг, в том числе уборки, офисной рутины и ремонтных работ.

Разработчики расширяют возможности роботов, стирают границы между промышленными и непромышленными роботами. Много еще должно быть сделано, чтобы улучшить когнитивные способности роботов, но составные части футуристичной и чрезвычайно разрушительной системы вполне могут быть доступны уже к 2030 г. Такая робототехника может уничтожить целые сектора рынка труда в определенных отраслях, стоит только полной автоматизации стать выгоднее, чем производство продуктов в странах с более низким уровнем дохода. Даже в развивающихся странах роботы могут заменить местную рабочую силу в таких областях, как электроника, что отрицательно скажется на уровне местных зарплат. Компания Foxconn – китайский производитель продуктов Apple – как известно, планирует заменить 80 % сотрудников роботами. Компанию беспокоит рост затрат на рабочую силу и трудности в поисках надежных сотрудников за небольшие деньги. Процент удержания сотрудников начал снижаться по мере того, как стали появляться многочисленные возможности в других местах и возросли зарплатные требования китайских работников{154}. Использование роботов не будет ограничиваться рабочим местом или бытом{155}. Автономные двигательные аппараты, в том числе культовый беспилотный автомобиль от Google, могут уже в ближайшие 10 лет заполнить наши автострады. Долгосрочным последствием внедрения беспилотных автомобилей и других автономных транспортных средств может стать радикальное изменение способов использования автомобилей, отразиться на транспортной инфраструктуре и использовании городских территорий. Возможно, мы получим существенное снижение количества дорожно-транспортных происшествий и жертв на дорогах: более 90 % аварий случаются из-за человеческой ошибки{156}. На сегодняшний день на автомобили приходится до 60 % городского пространства. Эта цифра может существенно снизиться, если машины станут доступны по требованию, их можно будет вызывать при помощи приложений и они не станут простаивать. Такой подход резко уменьшил бы потребность в парковочных площадях, равно как и общее число автомобилей, которые как личные транспортные средства простаивают до 90 % времени{157}. Такие транспортные средства для личного пользования могут быть даже эффективнее общественного транспорта: машины будут отвозить людей туда, куда им нужно.

Беспилотные автомобили подтолкнули бы к реорганизации городов и изменениям в городском образе жизни. Роботизированные транспортные средства, особенно если вместе с их появлением меняются схемы владения ими и их использования, имели бы разрушительные последствия для мировой экономики, в первую очередь автомобильной промышленности. Некоторые производители могли бы извлечь выгоду из ситуации (либо появились бы новые производители), но может полностью измениться само представление о том, что такое автомобиль, если люди начнут ценить его за удобство, а не статусность{158}.

Какова вероятность перехода к беспилотным транспортным средствам? Большинство экспертов считают, что преодолеть социальные и культурные преграды будет труднее, чем достичь технического совершенства, так что переход может занять многие десятилетия. Более серьезным препятствием для массового производства и быстрого перехода к беспилотным транспортным средствам станут сомнения в безопасности и надежности, хотя на примере полетов мы уже знаем, что живые пилоты более склонны совершать ошибки, чем автоматические системы.

Переход к беспилотным транспортным средствам может начать набирать обороты в коммерческой сфере. Беспилотные грузовые колонны, составленные из нескольких грузовиков, могут двигаться по автостраде под управлением одного или двух водителей, которые будут контролировать процесс из первого или последнего грузовика. Беспилотные транспортные средства могут положить начало эре новой индустриализации в сфере добычи полезных ископаемых или в сельском хозяйстве, обеспечить повышенный спрос на сырье в развивающихся странах и избавить взрослых, а иногда и детей, в этих странах от непосильного физического труда.

Использование беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) – сегодня их чаще называют дронами – частое явление в военной отрасли. Скорее всего, они будут чаще использоваться в ближайшие 10 лет для решения гражданских задач. Недорогие БПЛА, оснащенные камерами и другими видами сенсоров, могли бы использоваться в помощь так называемому точному земледелию: подбору выверенного объема семян, удобрений и воды для конкретных возделываемых территорий – или для инспектирования отдаленных линий высоковольтных передач. Также возможно использование дронов для оценки и оптимизации схем движения транспорта. Основной проблемой будет не множество сфер использования, а сомнения в безопасности и надежности, особенно когда полеты осуществляются над густонаселенными территориями. Поэтому большинство органов государственного регулирования по всему миру жестко ограничивают использование БПЛА в гражданском воздушном пространстве.

Большую угрозу сулят прорывы в программном обеспечении, появление программ, которые могут выполнять работу высококвалифицированных работников быстрее и аккуратнее. Невероятные возможности поисковых машин, таких как Google Search или Microsoft Bing, основанных на мощных алгоритмах ранжирования, существенно превосходят человеческие: поисковики могут просеивать миллиарды точек данных в поисках ответа на запрос. Другие мощные алгоритмы заменяют адвокатов при помощи функции eDiscovery, сканируя миллионы юридических документов с огромной скоростью, невероятной точностью и меньшими материальными затратами, чем люди. Рентгеновские снимки компьютерами описываются намного более точно, чем рентгенологами. Постоянно повышается качество онлайн-переводчика Google Translate за счет анализа огромных объемов информации и продвинутых алгоритмов. Одним словом, многие профессии или даже сферы деятельности будут со временем полностью ликвидированы с появлением революционного программного обеспечения{159}.

Это подводит нас к важному вопросу: будет ли при этом создаваться больше рабочих мест, чем уничтожаться. На деле никто этого с уверенностью сказать не может, но опасения высказывают даже те экономисты, чьи теории предрекают появление из пепла уничтоженных рабочих мест таких новых профессий, какие мы сегодня и представить себе не можем. Недавний отчет ОЭСР открыл нам глаза на некоторые пугающие факты: согласно проведенным исследованиям, новые технологии были на 80 % повинны в произошедшем за последние 20 лет 4 %-ном уменьшении доли мирового ВВП, приходящейся на рабочий класс. Зато те немногие, кто обладал квалификацией и талантом в тех областях, где начали применяться новые технологии – а также менеджмент и владельцы корпораций, – приумножили свое состояние.

Я тут настроен оптимистично и верю, что будут созданы новые профессиональные направления. Однако увеличивающееся социальное неравенство во всем мире вызывает у меня опасения. Первая промышленная революция положила начало резкому росту благосостояния, но в то же время способствовала обнищанию ремесленников и помогла укрепить классовую систему Великобритании XIX в.{160} Романы Чарльза Диккенса описывают нестабильность жизни фабричного рабочего и других работников, которая сохранялась, даже когда средний класс начал разрастаться. История предостерегает нас от ошибочного представления о том, что ситуация выправится сама в ближайшей или средней перспективе. Те, кто пострадал от новых технологий, не всегда располагают средствами, чтобы приобрести новые навыки и знания. США и другие страны рискуют, в них могут появиться новые бедняки – класс, лишенный шансов на успех.

Помимо негативного влияния на рабочие места и оплату труда Третья промышленная революция влечет и другие негативные последствия. Технология 3D-печати привлекла к себе внимание Конгресса и общественности историями о том, как люди напечатали себе пистолеты и полный арсенал боевого оружия. Согласно сообщениям в прессе, «парламент наложил общий запрет на неопределяемое огнестрельное оружие в попытке Вашингтона взять под контроль эту новую и порой обескураживающую технологию»{161}. Очевидно, можно будет напечатать и другие опасные продукты, например самодельные взрывчатые вещества или взрывные устройства, что существенно затруднит контроль над безопасностью. Вокруг дронов уже было сломано немало копий благодаря их способности преследовать отдельных террористов. Разработали и впервые применили дроны в этих целях США, но технология становится все дешевле и доступнее по всему миру. К технологии создания и применения собственных дронов для нападения и наблюдения имеют доступ не только государства, но и негосударственные игроки. Сегодня стали реальностью роботизированные боевые системы, способные самостоятельно принимать решение о ликвидации объекта. Дело может дойти и до роботов-солдат. Компьютерный вирус Stuxnet, который, по слухам, был разработан и применен США и Израилем, чтобы уничтожить иранские урановые центрифуги, с большой вероятностью создал прецедент для разработки другого автономного оружия, которое может применяться для поиска и уничтожения физических объектов. Компьютерная атака на беспилотные транспортные средства – будь то автомобили или БПЛА и дроны – также может привести к уничтожению объекта.



Поделиться книгой:

На главную
Назад