Уничтожить бессмертных

Подполковник же Тайганин, сделавший только три выстрела, не оставил налетчикам шансов ни на сопротивление, ни на жизнь. Все пули попали в головы бандитам, хотя дистанция для стрельбы из пистолета была достаточная — около сорока метров. Да и цели он выбирал правильно, не задумываясь.

Савелий Вячеславович сначала стрелял в того бандита, который иначе получил бы возможность укрыться за машиной. Потом он положил второго, у которого такой шанс мог бы появиться только через несколько секунд. Только после этого подполковник завалил третьего, совсем открытого, но опасно вооруженного.

Допрос затянулся. По этой причине командующий и подполковник Тайганин потеряли много времени.

— Придется для тебя, Савелий Вячеславович, самолет заказывать, — посмотрев на часы, сказал Мочилов.

Молодой следователь, убирающий в портфель протоколы допросов, услышал эти слова и поинтересовался:

— Я так понимаю, что вы планируете уехать куда-то?

— Улететь. Служебная командировка, — ответил Тайганин.

— Придется отменить. Я сейчас возьму с вас подписку о невыезде за пределы Москвы. Я понимаю, что вы чувствуете себя героем, тем не менее предстоит еще проверить правомерность применения боевого оружия.

— Я не могу дать такую подписку. Меня отправляют в служебную командировку. Я подчиняюсь не вам, а своему командованию.

— В таком случае я просто оформлю сейчас ваше задержание. Сотрудники полиции еще не уехали. Они вполне в состоянии сопроводить вас в изолятор временного содержания.

— В этом случае вы завтра же расстанетесь со своей должностью и погонами, — спокойно сказал полковник Мочилов. — За превышение должностных полномочий. Обещаю вам это с полной серьезностью. И еще постараюсь, чтобы вас по приговору суда лишили возможности занимать ответственные должности. Налицо попытка срыва боевой операции. Такие ваши действия, скорее всего, приведут к тому, что погибнут люди. Так что, молодой человек, оставьте свои амбиции. Вы сегодняшние протоколы будете две недели в компьютер заносить. За это время подполковник Тайганин успеет вернуться.

— А вы кто такой, чтобы мне угрожать, товарищ полковник?! — возмутился молодой следователь. — Я ведь могу и это оформить как попытку воспрепятствовать следствию. А с вашим командованием, товарищ подполковник, я договорюсь.

— Не договоритесь, — возразил Мочилов. — Потому что я и есть его командир. Именно я отправляю его в командировку. Нет, на боевое задание!

Свидетелей, в том числе и полковника Мочилова, допрашивал другой следователь. Поэтому молодой человек не знал, с кем разговаривает. А полковничьи звезды на него особого впечатления не производили. Полковников много, а следствие в его понимании было одно, самое главное.

— Я так и не понял, кто вы такой, чтобы здесь командовать? — спросил следователь, на всякий случай слегка сбавив тон.

— Полковник Мочилов, командующий войсками спецназа ГРУ. Можете написать в рапорте, что, в связи с оперативной обстановкой, я запретил своему подчиненному давать подписку о невыезде. А что касается возможного задержания, то это вопрос спорный. Не рекомендую пробовать. «Скорая помощь» уже уехала. Обе машины. Увезли раненых и убитых. Если с вами сейчас, не дай бог, приключится несчастный случай, то медицинской помощи вам придется ждать долго. Можно и не дождаться…

Следователь вмиг понял, что этот человек с ним нисколько не шутит.

Он решил последовать доброму совету, поберечь свое драгоценное здоровье, поэтому резко сменил тон:

— Извините, товарищ полковник. Я на службе, стараюсь работать эффективно. Вы даете мне гарантию, что гражданин Тайганин вернется через две недели?

— Я не могу дать гарантии даже в том, что он вернется живым с боевой операции. Подполковник Тайганин, по большому счету, лучший спецназовец России. Но и он не застрахован от попадания пули. Я могу только обещать, что если Савелий Вячеславович вернется в здравии, то он сразу навестит вас, хотя бы позвонит и сообщит, где его искать. Этого достаточно?

— Этого достаточно, товарищ полковник. — Следователь защелкнул замок на своем портфеле. — Разрешите идти?

— Идите.

* * *

Все дела завершить, как и предположил командующий, они не успели. Задержка после расстрела бандитов-налетчиков оказалась слишком продолжительной.

— Придется тебе, Савелий Вячеславович, одному лететь. Я тут дела до конца оформлю. Если что, звони мне хоть днем, хоть ночью. Буду решать вопросы.

— Надеюсь, что хотя бы пилота в самолет дадут.

— А ты что, сам летать разве не можешь? — пошутил Мочилов.

— Только на вертолете. Могу подняться, лететь и стрелять. Посадке меня, конечно, тоже учили, но бесполезно. Два вертолета повредил, сам еле жив остался, и понял, что надо бросить это дело.

— С шифрами и со связью все уладили, и то хорошо, — сказал командующий. — А пилотов мы найдем, не переживай. Летишь до Краснодара военным бортом. Там тебя встретят и прямо на аэродроме пересадят на вертолет. Отправишься в Молькино. Вертолетчики тоже будут штатные. Они и садиться умеют.

О шифрах и связи полковник упомянул не зря.

Шифровальщиков в спецназе всегда катастрофически не хватало. Тем более в отдельных мобильных офицерских группах. В них эти обязанности традиционно возлагались на радиста. Но даже и таких людей обычно имела только одна группа из четырех, при всей несложности современных средств связи.

Людей у Тайганина было предельно мало. Поэтому он решил возложить обязанности шифровальщика и радиста на командира группы, то есть на самого себя. Савелий Вячеславович сам это предложил, поскольку имел небольшой опыт такой работы.

Связь, впрочем, осуществлялась в упрощенном режиме, через ноутбук, имеющий не совсем обыкновенную операционную систему и некоторые отличия в «железе». Специальный USB-модем работал не через традиционных операторов сотовой связи, как все подобные гаджеты, а через систему ГЛОНАСС, то есть армейские спутники. При необходимости можно было сделать переключение даже на GPS-модуль, но пользоваться услугами американцев рекомендовалось только в крайнем случае, если на спутниках возникнет какая-нибудь неисправность. Такое время от времени случается.

Перехват зашифрованного текста, отправленного даже через самую обычную электронную почту, в любом случае ничего не давал. Ведь современные шифры даже теоретически не имеют периодичности, поэтому разгадать их невозможно.

Конечно, каждая серьезная спецслужба мира обязательно имеет в своем штате мощный дешифровальный центр, который от силы раз в десять лет может перевести на нормальный язык закодированную телеграмму. Но зашифрованную — никогда[8]. Потому пользоваться открытой связью не возбранялось.

Перехват постоянно ведется и российскими радиопеленгаторными узлами, и натовскими, расположенными у наших границ. Значит, можно было не усложнять ситуацию.

Тут возникла еще одна чисто бумажная проблема. Срок прежнего допуска к секретной информации у подполковника Тайганина уже истек. Поэтому пришлось в срочном порядке оформить новый.

После этого Савелию Вячеславовичу пришлось еще два часа просидеть в шифровальном отделе. Там сержант читал подполковнику лекцию, конспектировать которую не разрешалось. Все требовалось уложить в память. За этим последовал непродолжительный урок работы на ноутбуке. Подполковнику под роспись был выдан сам этот агрегат и шифровальные диски к нему.

Ему осталось получить и изучить карты местности, где предстояло работать. Всю новую информацию Мочилов обещал передавать в бригаду спецназа, дислоцированную в поселке Молькино, где и был назначен сбор группы.

Глава 8

— Я слушаю тебя, Седой, — довольно резко, без показной вежливости, сказал эмир в микрофон мобильника.

Он поставил себе цель покрепче нажать на осведомителя, заставить его быть мягким и послушным, как пластилин. В прошлом разговоре у него это, кажется, получилось. Значит, следует продолжать в том же духе.

Иначе этот фрукт будет позволять себе всякие отговорки типа «не мог» или «некогда было», «находился на совещании». Такое уже случилось в истории с вертолетами.

Есть такой тип людей, которые чувствуют ответственность только тогда, когда на них постоянно давишь. Чуть ослабил нажим, и они уже считают себя свободными, всячески пытаются увильнуть от той самой работы, за которую получают деньги. А госдепартамент США, наверное, платит этому осведомителю гораздо больше, чем он имеет здесь за свои тяжелые погоны. Дело тут не в природной щедрости американцев, а только в том, что они определяют уровень оплаты не местными, а своими расценками стоимости услуг.

— Послушай, эмир, ты никогда себя волком не считал? — спросил Седой.

— Не понял. Ты о чем?

— Послушай меня. На твой отряд хотят натравить целую роту профессиональных волкодавов. Им пока ищут место базирования. Еще точно не решили, но, скорее всего, расположат их на кирпичном заводе, который теперь не работает. Может быть, у тебя есть желание подготовить торжественную встречу этим волкодавам? Хотя бы пару мин поставить на заводе?..

— Каких волкодавов? Я не понял. Говори без загадок.

— Видно, что ты много лет уже дома не был. По всему Северному Кавказу волкодавами зовут спецназ ГРУ. Это еще с чеченских войн пошло. Чеченцы именовали себя волками. Поэтому те ребята, которые их уничтожали, и стали волкодавами[9].

— Мне-то что за дело до спецназа ГРУ! Против меня уже две колонны спецназа посылали. От первой ничего не осталось, вторая уехала подштанники менять. Я их просто отпустил, хотя мог бы уничтожить столько же, сколько уже положил. Теперь еще один спецназ. Ладно. Спасибо за предупреждение. Я знаю, где находится старый кирпичный завод. Ты только точно мне сообщи, будут они там базироваться или нет и когда прибывают. Сможешь это сделать?

— По моим данным, спецназ должен быть готов к выступлению завтра к вечеру. Наверное, ночью они вылетят. На аэродроме их посадят на машины и отправят на завод. Если только точно будет решено, что им предоставят данное место. Этот вопрос сейчас решается. Проблема только в том, чтобы уломать хозяина завода. Очень упрямый и глупый человек. Всю работу развалил и вынужден был прикрыть завод. Но за решением дело не станет. На владельце столько грешков, что его сломают без проблем. Сам прибежит и начнет кровати спецназовцам застилать.

Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби подумал, что Седой, видимо, плохой дагестанец, если так радуется тому, что будет унижен его земляк. Покойный отец говорил мальчишке Мансуру, что любой уроженец Дагестана должен всегда горой стоять за своего соотечественника перед кем угодно, русскими или чеченцами. Иначе народу не выжить. Но своих соображений на этот счет Святой не высказал. Это была не та ситуация, в которую ему требовалось вникать.

— Хорошо. Я на этом заводе никогда раньше не был. Скажи, там есть подвалы?

— В административном помещении, насколько я помню, есть бойлерная. У них там своя котельная. Трубы оттуда тянутся под землей.

— А что, спецназ ГРУ имеет привычку обыскивать помещения, в которых желает расположиться? Они будут проверяться на предмет безопасности?

Седой, видимо, весьма уважал спецназ ГРУ или боялся его, поэтому ответил без раздумий:

— Там служат настоящие профессионалы. Они обязательно обыщут все подвалы. Там ты мины не спрячешь. Лучше поставь их где-то во дворе или в цехах. Хотя спецназовцы наверняка всю территорию будут осматривать.

— Я подумаю, что можно сделать. На это время у меня еще будет. А на сегодняшнюю ночь у нас с тобой другие планы. Ты не забыл насчет машины?

— Конечно, помню. Я сам подъеду.

— И хорошо. Значит, познакомимся лично. До встречи, Седой.

— До встречи, Святой.

— Подожди. Еще один вопрос. Может быть, ты знаешь. Мои люди наткнулись в горах на человека. Идет к какому-то старику-лекарю. Говорит, многие мимо нас к нему ходят. Ты ничего про старика не слышал? Один живет в горах. Только собака у него…

— Что-то слышал. Люди говорят, есть в горах какой-то человек. Лечит только тех, от кого врачи отказались. Тех, кто еще может на докторов надеяться, он не принимает. У него какие-то свои методы. Со странностями старик. Если к нему двое или трое приходят, например, родственники больного сопровождают, то он таких не пускает. Заставляет полуживых людей к нему костылять в одиночку, работать на себя. Сам он уже в таком виде, что и дров наколоть не может. А как лечит, я не знаю, но слышал, что настоящие чудеса творит. Бывает, что врачи человека разрежут и уже не оперируют, зашивают и отправляют умирать. Если эти люди сами до него доберутся, то он их на ноги ставит. Только вот я не знаю, где этого старика найти. Летом про него даже передача по телевизору была. С тех пор люди у нас много про старика говорят. Ты уж не трогай его, если столкнешься. Он — достояние всего Дагестана.

— Что же ты меня не предупредил, что в горах кто-то поселился?!

— А откуда я мог знать, где он живет. Я только краем уха разговоры о старике слышал, вот и все.

— А раненых он лечит?

— Не знаю. Слышал только, что рак способен исцелить.

— У меня двое серьезно раненных. Врача привезти не сможешь? Которого не жалко…

— Насовсем привезти?

— Насовсем.

Последовала долгая пауза, вызванная раздумьем.

— Сегодня не смогу. Но на перспективу вопрос решаемый. У меня у дочери муж — врач. У них в поликлинике есть хирург. Человек поганый, но очень хороший специалист. Он уже всех достал. Вот его-то я смогу к тебе отправить. Насовсем. Без возврата. Пару дней твои раненые потерпят?

— Нет, столько они не проживут.

— Наверное, и новые появятся?

— Да, обязательно. Доставляй врача. — Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби уже минуту топтался у входа в пещеру, продолжая разговор.

Каральбий и Зачерий, сопровождавшие его, уже прошли в убежище. Эмир передал им винтовку убитого снайпера, которую нес в левой руке, потому что его правое плечо сильно болело. Но показывать свое состояние всем бойцам отряда он не желал, поэтому очень старался не поморщиться.

Святой требовал врача-хирурга не столько для раненых, сколько для себя. Он расспрашивал Седого про старика-лекаря лишь потому, что сам хотел обратиться к нему за помощью.

Боль в плече вернула мысли эмира к лекарю и к тому человеку, которого задержал часовой. Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби был мусульманином, хотя и не фанатиком. Поэтому он с явным неодобрением относился к народным целителям разного рода. Многие имамы вообще призывали истребить их, считали лекарей язычниками и отступниками от истинной веры.

Но отношение к человеку должно формироваться на основе результатов его действий. «Всякое дерево познается по плоду своему». Так сказано в христианской священной книге, но ни один истинный мусульманин не будет спорить с этим утверждением. Поэтому Святой не спешил с выводами.

Как, к примеру, решать вопрос вот с этим больным, который шел к старику-лекарю? Часовой, конечно, виноват, но следует ли наказывать его? Боец хотел знать, что за человек здесь появился и куда он шел. Если бы не активность часового, то неизвестно, узнал бы когда-нибудь Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби о существовании целителя, так почитаемого во всем Дагестане.

Но этот больной был приведен в пещеру. Теперь посторонний человек знал, где скрывается отряд бессмертных. Что с ним делать? Ответ на этот вопрос для эмира был ясным и однозначным, не подлежал никакому обсуждению. Никак нельзя доверять неизвестно кому судьбу всего отряда. Даже если этот человек Аллахом поклянется, что будет держать язык за зубами.

С этими мыслями Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби убрал телефон в карман, протиснулся между двумя скалами в узкий проход и вошел в пещеру. При этом он постарался покрепче прижать к телу правую руку, чтобы не потревожить неосторожным движением больное плечо.

Около входа дежурили часовые. Все правильно, так и полагается. Один стоял за камнем с автоматом наперевес, второй лежал чуть дальше за пулеметом. Проход тут настолько суживался, что один пулеметчик мог бы сдержать атаку целой роты.

Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби помнил, что в российском спецназе рота может быть и совсем небольшой, а в обычной армии это значительное подразделение. Там оно состоит примерно из двух сотен солдат. Всех их может удержать всего-то один пулеметчик.

Это, как понимал эмир Святой, и есть тактика партизанской войны. Побеждает не количество, а ум. Командир должен хорошенько подумать, а потом единовременно и неожиданно бросить в бой все свои силы. Он прекрасно изучил эту тактику и умел ее применять.

Мансур уже доказал это на деле в той же Сирии, где война, вообще-то, шла совсем не партизанская, да и в Афганистане. Там он имел практически полную свободу действий, мог применять силу даже против американцев.

Этот факт сначала удивлял Святого, а потом кто-то из высокопоставленных талибов объяснил ему, что здесь все просто. Чем больше гибнет американских солдат, тем это заметнее. Значит, депутаты Конгресса обратят внимание на слабость армии и на необходимость ее усиления. На оборону будут отпущены бо́льшие средства, чем прежде. В США многие вопросы решаются с точки зрения денежных отношений. И не только в военной сфере.

* * *

В большом гроте горели три костра, вокруг которых и располагались бойцы отряда эмира Святого. Здесь можно было разводить огонь без всякой опаски. Дым просачивался наверх через небольшие щели, расположенные в разных местах высокого конического потолка. Они разделяли потоки нагретого воздуха. На поверхность выходила лишь незначительная доля тепла, да и то далеко, по другую сторону хребта, в соседнем ущелье.

Исследования с помощью тепловизора были проведены людьми, которые строили эти пещеры, готовили их для длительного проживания большого отряда. Официально строителей послали сюда талибы. О том, кто на самом деле принял такое решение, можно было только догадываться.

Чуть дальше по проходу размещался грот с кухней. Там что-то гремело. Наверное, люди мыли посуду. Судя по всему, бессмертные только что поужинали.

Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби присмотрелся и увидел у дальнего костра постороннего человека в окружении своих бойцов. Там же, у того же костра, лежали и сидели раненые.

В отряде был свой фельдшер. Он мог не только наложить перевязку, но и извлечь пулю из мягких тканей. Хотя обычно считается, что тут нужен врач-хирург.

— Мустапа! — позвал эмир бойца, сидящего к нему ближе других.

Тот обернулся, увидел Святого, сразу вскочил и шагнул к нему.

— Слушаю, эмир.

На поясе Мустапы висела связка матерчатых ножен, в которых моджахед носил свои ножи. Метать их так, как Мустапа, в отряде не умел никто. Сам Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби был раньше уверен в том, что метание ножей — это дело героев кинофильмов. Да и инструкторы, обучавшие его в американской спецшколе, говорили то же самое.

Убить человека таким вот способом практически невозможно. Нож входит в тело на пару сантиметров, и то лишь в том случае, если не наткнется на кость. А легкое ранение противнику сильно не навредит. Он даже не истечет кровью, потому что повреждение, нанесенное острием ножа, будет небольшим и недостаточно глубоким.

Именно поэтому вся наука ножевого боя сводится к режущим скользящим ударам, не позволяющим стальному лезвию застрять в теле. Мышцы человека, получившего такую рану, резко сжимаются от болевого шока и так сдавливают лезвие, что его бывает очень трудно вытащить. Пока ты будешь этим заниматься, противник может несколько раз ударить тебя скользящими движениями и нанести те самые ранения, которые не просто так называются несовместимыми с жизнью.

Но Мустапа и в Афганистане, и в Сирии не раз показывал эмиру Святому, что все эти размышления специалистов являются лишь теоретическими. Он обладал особым даром и убивал часовых точным и сильным броском ножа в горло. Ножи у Мустапы были специальные, с тяжелым лезвием и легкой, узкой рукояткой. Он постоянно точил их, чтобы они были предельно острыми и в случае небольшого промаха нанесли противнику сильное ранение хотя бы по касательной. Впрочем, эмир Святой ни разу не видел, чтобы Мустапа промахнулся.