Помоги проекту - поделись книгой:
— Он даже не заикался о том, что у него роман. И я ничего такого ни разу не заподозрил. Ни на секунду.
— А теперь? Теперь подозреваешь?
Фергюс в растерянности потер щеку.
— Честно? Элли, мне нечего сказать. Знаешь, я ведь заезжал к нему в офис в тот день, когда он погиб. — Фергюс разбирался в компьютерах и оказывал фирме Грега услуги. — Он вел себя как всегда. Говорил о тебе. Ни словом, ни жестом не вызвал у меня подозрений. И погиб в аварии вместе с женщиной, о которой никто из его знакомых даже не слышал. Ну что тут скажешь?
Заседание было назначено на десять утра во вторник, 15 октября, в коронерском суде неподалеку от Хэкни-роуд. При желании я могла привести с собой родных и друзей. В зале имели право присутствовать посторонние и представители прессы.
Я спросила у Гвен, готовы ли они с Мэри сопровождать меня.
— Конечно, если Мэри удастся договориться с няней, — добавила я.
Маленькому сыну Мэри еще не исполнилось и года. Пока был жив Грег, в наших с Мэри разговорах преобладали памперсы, первые улыбки, режущиеся зубки, трещины на сосках и прочие радости, затягивающие в пучину материнства.
— Разумеется, мы приедем, — пообещала Гвен. — Я тебе что-нибудь приготовлю.
— Я не голодна и не беспомощна. Почему все считают, что она была его любовницей?
— Не знаю. Но это еще ничего не значит. А что думаешь ты?
Я? Что без Грега я не выживу. Что он меня предал. Хотя, конечно, ничего подобного он не делал, и я это знала. Что он сам виноват, потому что куда-то ехал с другой женщиной, и что я свихнусь, если не узнаю, кто она такая, а если узнаю, свихнусь еще быстрее.
Милена Ливингстоун. Сколько ей было лет? Как она выглядела? Про нее я знаю только одно: что у нее был муж, который опознал тело в том же морге, куда увезли Грега. Я поднялась к себе, включила лэптоп и набрала в Гугле ее имя.
Я щелкнула мышкой на первой же ссылке, и экран заполнила заставка какой-то фирмы. Она обещала позаботиться обо всем вплоть до мелочей. Выбрать место. Приготовить угощение. Я прокрутила страницу вниз. Речь шла о широко разрекламированной компании, устраивающей банкеты для людей, которым некуда девать деньги. Был приведен пример меню. И сведения о владельцах компании.
С фотографий на экране мне улыбались двое. Лицо на левом снимке было бледным и треугольным, темно-русые волосы — подстриженными изысканно и коротко, нос — прямым, улыбка — сдержанной. Привлекательная женщина, умная и элегантная. Не она. Нет, та, кого я искала, оказалась обладательницей пышной рыжевато-каштановой шевелюры (крашеной, злорадно подумала я), высоких скул, белых зубов и серых глаз. Значит, она старше меня. Судя по виду, богата. Красива, но тип красоты совсем не тот, каким мог бы заинтересоваться Грег, по крайней мере так мне казалось. Милена Ливингстоун имела холеный, эффектный вид, ее брови приподнимались изящными дугами, улыбка была понимающей и многозначительной. Женщина, способная увлечь любого мужчину. Но не моего. Только не Грега. К горлу подкатила желчь, я выключила компьютер, бросилась в спальню и упала лицом вниз на свою половину кровати.
Сколько я пролежала в этой позе, не знаю, но в конце концов поднялась и подошла к шкафу. Одежда Грега висела справа. Ее было немного: костюм, который мы вместе купили к нашей свадьбе и который с тех пор Грег надевал лишь несколько раз, пара повседневных пиджаков, несколько рубашек. Я начала перебирать одну вещь за другой, ощупывала каждый карман, но нашла только счет двухнедельной давности за наш ужин в итальянском ресторане. И припомнила, что в тот вечер была на нервах, а Грег, напротив, казался воплощением терпения и оптимизма. Я выдвинула ящик, в котором хранились футболки и нижнее белье Грега, но не нашла ни чужих кружевных трусиков, ни компрометирующей любовной переписки.
Я встала перед зеркалом, осмотрела себя, и мне показалось, что я похудела. Потом взвесилась и выяснила, что чахну. Мне вдруг вспомнилось, что со дня смерти Грега я почти ничего не готовила. Яйца будут кстати, подумала я. Сварила себе яйцо, срезала верхушку, зачерпнула ложкой вязкий желток. Мне удалось уговорить себя съесть почти половину яйца, прежде чем тошнота вынудила меня остановиться. Желудок свело спазмом, в спине возникла знакомая тянущая боль, я бросилась в ванную. Лежа в горячей воде, я закрыла глаза. А когда открыла их, то увидела, как из меня вытекла и растворилась в воде кроваво-красная круто завитая струйка, за ней вторая.
Вот и все. Значит, не судьба. Опять не получилось, и это после стольких месяцев попыток и надежд. Я не беременна.
Глава 2
Моросил дождь. Гвен и Мэри прибыли пораньше и застали меня еще в халате. Мэри привезла булочек, я сварила нам большой кофейник кофе. Мы сидели за кухонным столом, макали булочки в кофе, и я вдруг вспомнила, как в студенческие годы мы точно так же сидели на кухне дома, который сняли вскладчину.
— Как я рада, что вы смогли приехать, — призналась я. — Для меня это много значит.
— А ты как думала? — с жаром отозвалась Мэри. Ее лицо от волнения раскраснелось. — Что мы бросим тебя в такую минуту?
Я думала, что расплачусь, но удержалась, и горе, которое до сих пор царапало горло застрявшей рыбьей косточкой, постепенно начало отпускать меня. Я спросила Мэри о ее сыне, и она ответила сдержанно и неловко, совсем не так, как раньше, когда была убеждена, что меня интересует каждое «агу» и отрыжка ее ребенка.
Я ушла наверх и выбрала одежду: черную юбку, серую полосатую блузку, черный шерстяной жилет, ботинки без каблука, колготки с рисунком. Волосы я зачесала и собрала на затылке. Я нервничала. Мне казалось, это меня будут судить: и правда, что я за жена, если в момент смерти мой муж был с другой? И что я за дура, если не имела об этом ни малейшего понятия?
Мы подъехали к коронерскому суду — низкому зданию современной постройки, более напоминающему дом престарелых. Ощущение нереальности происходящего продолжалось. Бесконечный коридор с вращающимися дверями привел нас в комнату с рядами кресел перед длинным столом. Там уже собралось несколько человек, в том числе двое полицейских.
Нам преградил дорогу седой незнакомец в костюме, с усами и манерами фельдфебеля.
— Можно узнать ваши фамилии?
— Я Элеонор Фолкнер, жена Грега Маннинга. А это мои подруги.
Мой собеседник представился сотрудником коронерского суда и указал нам места в первом ряду. Мэри села по одну сторону от меня, Гвен по другую.
Без нескольких минут десять в зал вошли еще три человека, которых встретил все тот же чиновник и препроводил к местам в первом ряду, неподалеку от нас. Самым старшим из троих вновь прибывших был мужчина средних лет, с волнистыми седеющими волосами, в шелковом галстуке, его сопровождали хрупкая молодая женщина с ниспадающими на спину светлыми волосами и нервно подрагивающими крыльями орлиного носа и парень с нечесаной темной гривой, в кедах с развязанными шнурками и пирсингом в носу. Закаменев, я вцепилась в руку Гвен.
— Это они, — прошипела я. — Ее родные.
И я во все глаза уставилась на мужчину. Через несколько секунд он почувствовал мой взгляд, обернулся, но тут же отвел глаза: кто-то шепотом позвал его. Вот как его зовут — Хьюго. Хьюго Ливингстоун. Представитель суда велел всем нам встать. Я думала, что увижу типичного судью в мантии и парике, но доктор Джеральд Сэмс был в обычном костюме, с кипой папок в руках. Заняв свое место за столом, он обратился к нам спокойным и ровным тоном. Первым делом он выразил соболезнования мне, а также мужу Милены Ливингстоун и двоим детям.
— Неродным, — громко поправил кто-то.
Затем судья перешел непосредственно к делу. Сказал, что некоторые подробности могут расстроить родственников, вместе с тем расследования такого рода часто оказываются полезными, помогают понять, что именно произошло, и придают трагическим событиям завершенность. Судья сообщил, что сейчас вызовет свидетелей, но, поскольку это не судебный процесс, любое заинтересованное лицо может задавать им вопросы, когда сочтет нужным.
Я вынула из кармана ручку и блокнот, открыла его и написала «Расследование» вверху чистой страницы. Подчеркнула написанное. Тем временем незнакомый полицейский прошел к столику возле судейского стола и на потрепанной Библии поклялся говорить только правду. Этот неприметный парень с прилизанными рыжеватыми волосами нашел моего мужа.
Сверяясь с записями, он монотонно, с запинками рассказал, как прибыл на Портон-Уэй, получив от кого-то из проезжавших мимо водителей сигнал о пожаре.
Доктор Сэмс попросил полицейского описать Портон-Уэй.
— Даже не знаю, что сказать, — откликнулся полицейский. — Раньше там были сплошь фабрики и склады, а теперь их почти все посносили. Правда, не так давно район начали перестраивать.
— В такое время суток движение на этой дороге обычно бывает интенсивным? — продолжал расспросы доктор Сэмс.
— Нет. Там нет сквозного проезда.
— Расскажите нам, что вы увидели.
— К тому времени, как мы прибыли на место, пожар уже утих, но дыма еще хватало. Машина скатилась по откосу дороги и перевернулась. Мы спустились к ней, увидели, что внутри находятся люди, но сразу поняли, что они уже мертвы. Мой напарник вызвал пожарных и «скорую помощь». Я на всякий случай обошел вокруг машины. Подойти близко я не мог: от машины все еще несло жаром.
Доктор Сэмс поминутно делал пометки в большом блокноте.
— У вас сложились какие-то представления о том, что произошло?
— Это было очевидно, — ответил полицейский. — Водитель не справился с управлением, машина вылетела с проезжей части, скатилась по откосу, ударилась о бетонное ограждение и вспыхнула.
— Я имел в виду скорее причины, по которым все это произошло, — уточнил доктор Сэмс. — Причины, по которым водитель не справился с управлением.
— Они тоже очевидны. После длинного прямого участка Портон-Уэй делает резкий правый поворот. Вдобавок там плохое освещение. Если водитель невнимателен — например, если он отвлекся, разговаривая с пассажиром, и так далее, — он может не вписаться в поворот и серьезно пострадает.
— Думаете, именно так все и было?
— Поскольку следов торможения на месте происшествия не оказалось, по-видимому, машина вылетела с дороги на значительной скорости.
Доктор Сэмс спросил, не желает ли свидетель что-нибудь добавить. Полицейский просмотрел свои записи.
— «Скорая» прибыла через несколько минут. Факт смерти находившихся в машине людей подтвердился там же, на месте.
— Нет ли у вас каких-либо предположений об участии в аварии другого транспорта?
— Нет, — покачал головой полицейский. — Если бы водитель не вписался в поворот потому, что пытался разъехаться с другой машиной, на шоссе остался бы хоть какой-нибудь след.
Доктор Сэмс перевел взгляд на нас, сидевших в первом ряду:
— Есть ли у кого-нибудь вопросы к этому свидетелю?
Моя голова буквально лопалась от теснившихся в ней вопросов, но я понимала, что полицейский вряд ли найдет ответы на них в своем черном блокноте. Вопросов не нашлось ни у кого.
Место полицейского заняла женщина в брючном костюме. На вид ей было лет пятьдесят, темные волосы казались крашеными. Вместо того чтобы клясться на Библии, она по бумажке зачитала обязательство говорить только правду.
Доктор Сэмс снова обвел нас взглядом, остановив его на мне, безутешной вдове, и на Хьюго, скорбящем вдовце.
— Доктор Маккей проводила вскрытие трупов мистера Маннинга и миссис Ливингстоун. Подробности ее показаний могут оказаться слишком тягостными для близких родственников. По желанию они могут покинуть зал.
Кто-то сжал мою руку. Я решительно покачала головой.
— Хорошо, — кивнул доктор Сэмс. — Доктор Маккей, расскажите нам вкратце о результатах проделанной вами работы.
Доктор Маккей положила перед собой папку и открыла ее.
— Несмотря на состояние тел, нам удалось провести полное исследование. В отчете полиции сказано, что два человека, найденные в сгоревшей машине, не были пристегнуты ремнями безопасности, и характер повреждений на трупах подтверждает это: при падении обоих бросило головами вперед, они ударились о детали машины изнутри. Результатом стали массивные травмы. В обоих случаях причиной смерти можно считать сдавление головного мозга, вызванное вдавленным переломом костей черепа.
Последовала пауза, доктор Сэмс что-то записывал.
— Значит, не пожар сыграл решающую роль?
— Я брала кровь у мистера Маннинга и миссис Ливингстоун. Результат исследования обеих проб на угарный газ оказался отрицательным. — Доктор Маккей посмотрела на нас в упор. — Это означает, что к моменту возгорания погибшие уже не дышали. Я исследовала дыхательные пути и легкие, но не обнаружила в них следов угарного газа. Возможно, для близких родственников утешением станет тот факт, что смерть обоих наступила практически мгновенно.
Я бросила взгляд на Хьюго Ливингстоуна: нет, он не утешился. Он не выглядел даже расстроенным. Только слегка хмурился.
Судья Сэмс задал доктору Маккей вопрос о содержании алкоголя в крови у Грега и услышал в ответ, что оно не превышало нормы.
На этом судья завершил допрос, доктор Маккей села на прежнее место. Нам объявили, что других свидетелей не будет, и спросили, нет ли у кого-нибудь из нас вопросов к суду. Последовала неловкая пауза.
Я посмотрела в свой блокнот: за все время заседания я не сделала в нем ни единой пометки. Спрашивать мне было не о чем, зато многое хотелось высказать. Грег всегда водил машину с предельной осторожностью. Даже в подпитии или увлекшись разговором, он сумел бы вписаться в любой поворот. Ремнем он пристегивался всегда, даже если требовалось переставить машину на несколько метров. Я могла бы заявить об этом суду, но тогда мне пришлось бы отвечать на каверзные вопросы: как вообще я могу оценивать поведение этого человека, если в момент смерти он находился в машине с другой женщиной? Неужели я понятия не имела о том, что у него есть тайная жизнь и связь на стороне? И если не имела, могут ли мои показания в суде иметь хоть малейшую ценность?
И я промолчала.
— Итак, — продолжал доктор Сэмс, — личность погибших, время и место их смерти установлены. Если у присутствующих нет возражений, предлагаю вынести следующий вердикт по делу Грегори Уилсона Маннинга и Милены Ливингстоун: смерть наступила в результате несчастного случая. Факт смерти установлен и зафиксирован, тела будут выданы близким для погребения. Всем спасибо за внимание.
— Верно, — произнесла я вслух.
Я заметила, что начинаю говорить сама с собой словно помешанная, пытаясь звуками человеческой речи разогнать могильную тишину в доме. Ну и пусть это выглядит странно. У меня есть цель: я изучу во всех подробностях жизнь Грега и выясню, что с ним произошло на самом деле.
После заседания я уговорила Гвен и Мэри оставить меня одну, заверив, что со мной ничего не случится. Гвен спросила, не собираюсь ли я снова взяться за работу, и я ответила, что как раз думаю об этом. Пожалуй, и вправду удачная мысль. Работа могла бы стать для меня лекарством. Я реставрирую мебель, любую — от ценного антиквариата до никчемного барахла. За это занятие платят гроши, и все-таки я его люблю. Прежде я спасалась работой от всех бед, уходила в нее, словно в раковину. Но не теперь.
Я начала с каморки в мезонине, расположенной по соседству с ванной и обращенной в сторону сада. Сад был маленьким и квадратным, с хлипким сараем в дальнем углу, где я работала и хранила мебель, пока приводила ее в порядок. Комната в мезонине служила чем-то вроде кабинета. Шкаф с выдвижными ящиками был забит счетами, полисами и другими бумагами, книжные полки заставлены справочниками, а на столе, который я нашла в лавке старьевщика в конце улицы, отчистила, отполировала и покрыла лаком, стоял лэптоп Грега. Я села к столу, нажала кнопку пуска и увидела, как на экране появляется россыпь иконок.
Первым делом — электронная почта. Но сначала я задала поиск по словам «Милена» и «Ливингстоун» и получила нулевой результат. При виде писем, пришедших уже после смерти Грега, я поморщилась. Их было около девяноста, большей частью реклама и спам, и одно от Фергюса, отправленное за полчаса до того, как я позвонила ему и сообщила горестную весть. Фергюс предлагал моему мужу на выходных пробежать полумарафон.
После этого я принялась методично разбирать содержимое электронных почтовых ящиков. Вся эта переписка не имела никакого отношения к работе: для деловых писем у Грега был заведен отдельный ящик. Сообщения от служб доставки, товары для дома, заказы билетов, подтверждения от турагентств… Несколько писем от меня я тоже посмотрела. Их интимный, непринужденный тон неожиданно царапнул меня, показавшись неуместным и странным. Смерть превратила Грега в чужого мне человека, я уже не могла воспринимать отношения с ним как должное. Отправителем десятков писем был Фергюс: он делился с Грегом сплетнями, посылал ссылки на сайты, которые они обсуждали, продолжал начатые разговоры. Само собой, Грегу писал и Джо. И другие знакомые и друзья: поздравляли с праздниками, договаривались о встречах. Иногда в переписке упоминалось обо мне: Элли передает привет, Элли что-то куксится (Когда же это было? Не помню). Когда мне попадалось хоть что-нибудь примечательное в письме, присланном Грегу, я нажимала на стрелку рядом с письмом и смотрела, что он написал в ответ. Грег всегда был немногословен и часто повторял, что тон электронного письма определить нелегко, значит, получатель может усмотреть иронию или сарказм там, где их и в помине нет. Поэтому он изъяснялся прямо и осмотрительно выбирал слова даже в письмах, адресованных мне.
Довольно регулярно Грег переписывался с некой Кристиной, бывшей женой давнего друга. С ней он иногда даже встречался и был менее осторожным в словах. Я поочередно открывала то его, то ее письма. Кристина посетовала на приближение тридцать шестого дня рождения, а Грег возразил, что теперь она куда привлекательнее, чем во времена их знакомства. Она поблагодарила его за помощь в починке бойлера, а он признался, что был только рад предлогу для новой встречи с ней. Она спросила, знает ли он, насколько он мил. И получила ответ: должно быть, это она пробуждает в нем лучшие чувства. За время отпуска он загорел, она похорошела. Он выглядит усталым — дома все в порядке? У нее, как всегда, цветущий вид, и меланхолия ей идет.
— Значит, дома у тебя полный порядок, Грег? — Я гневно уставилась на озабоченные строки Кристины и заигрывающие, уклончивые ответы Грега. — Ну-ка, ответь.
Я перешла к папке «Отправленные», но ответа на это письмо не нашла. Только узнала, что Грег заказывал мульчу для сада, серую краску для кухни и диск группы
Грег предусмотрительно избавлялся от старых писем — хранил их в ящике всего несколько недель, не более, а потом переправлял в таинственные глубины компьютерных архивов. Я упорно рылась в них, но чувствовала, что трачу время впустую. Мне попалась странная короткая записка от Тани: она писала, что не поняла вопрос Грега, и советовала ему обратиться к Джо.
Я прошла к телефону и позвонила Джо в офис.
— Да? — Его голос прозвучал резко, удивив меня.
— Это я. Значит, вот как ты обычно обращаешься с клиентами?
— А, Элли. — Голос смягчился. — Просто день сегодня неудачный. Я как раз собирался вечером позвонить тебе. Ну как прошло расследование? У тебя все в порядке?
— Скажи, у вас не было никаких проблем с бизнесом?
— Что ты имеешь в виду?
Я рассказала ему о письме, найденном в почтовом ящике Грега.
— Когда, говоришь, оно было отправлено?
— Неделю назад.
Последовала пауза.
— Я сейчас просматриваю почту, но не вижу никаких писем от Грега с вопросами или проблемами.
— Значит, все было в порядке?
— Смотря о чем речь. Если хочешь, могу все уши тебе прожужжать жалобами на клиентов, которые не платят вовремя. Или на налоговую, или на кошмарную бюрократию… Но для бизнеса все это — обычное дело.
— Так Грег засиживался в офисе допоздна вовсе не потому, что у вас были проблемы?
— А он часто работал допоздна? — Вопрос прозвучал осторожно, с ноткой сочувствия.
Поделиться книгой: