3. Тошнота и рвота – весьма показательный пример желудочного симптома, позволяющий с легкостью обнаружить два неразрывно связанных, «совпадающих» полюса (греческое слово symptoma можно перевести как «совпадение»):
Тошнота возникает в том случае, когда эти два полюса приходят к «пассивному» (неосознанному) компромиссу. Человеку пришлось «проглотить» нечто такое, от чего он хотел бы избавиться. В результате возникает симптом – своего рода договор, «мировая», которая должна одновременно отвечать двум взаимоисключающим требованиям. Зачастую мы закрываемся именно тогда, когда имеет смысл открыться, чтобы принять (проглотить) нечто необходимое, и наоборот – безропотно глотаем (иногда в больших количествах) что-то неприемлемое, вместо того чтобы отвергнуть это и защитить себя.
Симптом тошноты является болезненной, конвульсивной попыткой объединить два противоположных полюса. Человек, который относится к происходящему в теле разумно, имеет шанс рано или поздно установить гармоничное равновесие. Для этого нужно всего лишь определить, какое место в жизни действительно должны занимать процессы принятия и отторжения. Иными словами, надо понять, когда и при каких обстоятельствах следует «глотать», а когда «отплевываться». Человек, сумевший объединить противоположности, может в нужный момент сказать «нет» (возможно, для того, чтобы позже, тщательно взвесив и обдумав свое решение, все-таки произнести «да»).
Симптом ясно показывает, какой из полюсов доминирует в данный момент и, соответственно, какой принцип будет воплощен в жизнь. Если человек страдает от тошноты, актуальной темой является защита.
4. Не каждый «неутешительный» результат медицинского обследования можно назвать симптомом. В симптом он превращается лишь тогда, когда «становится причиной» страданий. Так, само по себе высокое содержание холестерина – это еще не симптом. А вот избыточный вес может быть симптомом. Например, в том случае, если человек посредством избыточного потребления «хлеба насущного» пытается восполнить пустоты, образовавшиеся на духовном уровне. Здесь действует принцип «недостает внутри – добавим снаружи». Однако избыточный вес может иметь и противоположное значение – быть выражением внутренней удовлетворенности и приносящей наслаждение телесности. Тогда так называемый живот Будды является отнюдь не симптомом, но выражением внутреннего ощущения в соответствии с принципом «как внутри, так и снаружи».
Закрепив в сознании такой подход к оценке симптомов, мы сумеем избавиться от связанных с ними предрассудков, перестанем ужасаться им как некому «проклятию» и разрушим связанную с этим мрачную картину жизни. И если изначально мы смотрели на симптомы как на «несчастливую случайность» или «удар судьбы», то теперь сможем воспользоваться ими как путеводной нитью и даже воспринять их как ниспосланную нам благодать.
II
Введение в мир пищеварения
В немецком языке слово
С точки зрения учения о сигнатурах[7], пищеварительный тракт, если рассмотреть все его части совокупно, подобен змее. Ее «голова» – это рот человека, ее «тело» – это последовательно соединенные пищевод, желудок, двенадцатиперстная кишка, тонкий кишечник, толстая кишка и прямая кишка. В естественном состоянии желудок имеет серповидную форму. Двенадцатиперстная кишка получила свое название, поскольку ее длина соответствует ширине двенадцати сложенных вместе пальцев руки. Тонкий кишечник – это самая протяженная, многометровая часть пищеварительного тракта человека. Он состоит из изогнутых петлями (наподобие змеи) тощей и подвздошной кишок. От них отделена клапаном толстая кишка, которая огибает тонкий кишечник наподобие подковы. Толстая кишка переходит в прямую кишку, которая заканчивается сфинктером, действительно напоминающим по форме кончик змеиного хвоста. Интересно, что пищеварительный тракт не только внешне похож на змею. Его волнообразные мускульные движения, служащие для перемещения пищи (перистальтика), также схожи с движениями ползущего пресмыкающегося.
Кроме того, пищеварительный тракт, как и змея, соответствует принципу превращения. Но не только. Здесь пересекаются три центральных принципа. Первый – женский (материнский) принцип принятия, символом которого с древнейших времен являются Луна и богиня Венера. Второй – мужской принцип агрессии, символом которого принято считать бога войны Марса. И, наконец, третий – принцип превращения, отсылающий нас к миру преисподней, в котором правит Плутон.
В символическом смысле путешествие пищи через тело этой «змеи» аналогично классическому пути героя, описанному в сказках и мифах. Герой – то есть пища – подвергается многочисленным испытаниям, претерпевает ряд превращений и в конце концов одерживает победу над самим собой. Чтобы возродиться на новом уровне, герой должен умереть. Поэтому, жертвуя собой, он одновременно обретает себя.
Возможно, сам образ героя, который почти не борется, не совершает «настоящих мужских поступков», но с легкостью жертвует собой и буквально распадается на части, выглядит непривычно. Но логика развития вполне узнаваема. Символически пища больше соответствует женскому образу, и ей уготовано много испытаний.
Начало путешествия кажется вполне безмятежным. Губы – чувствительный орган, который первым прикасается к пище, – символизируют испытание наслаждением. Но сразу вслед за ним наш герой сталкивается с первой опасностью, попадая в сферу влияния агрессивного бога войны Марса, – ему необходимо преодолеть ряд острых зубов. Первый же укус передних зубов (резцов) отрезает путь к прежнему защищенному миру. (В подобном положении оказался Парцифаль[8], покинув свою заботливую мать Херцелоиду.)
Дальше «приключения» следует одно за другим. Едва пройдя через резцы и клыки, герой попадает в «мельницы Сатурна» – коренные зубы (моляры) и познает на собственной шкуре, что «мельницы богов мелют медленно, но неумолимо». На этом этапе от него требуются терпение и выдержка. Происходит обработка внешней оболочки. Древнейший принцип, согласно которому освобождение невозможно без разделения на части, требует своей первой дани. Подобно древнеегипетскому богу Осирису[9] наш герой рассекается на части и дробится на мелкие куски. Затем его путь направлен вниз: глотка раскрывается, и бездна поглощает его.
Преодолев первые ловушки и совершив прыжок, а точнее, падение «в неизвестность», герой оказывается в похожем на уединенную пещеру желудке. Вначале это место может напомнить о защищенности и надежности материнского мира. (В истории Парцифаля это соответствует времени, когда он завоевал принцессу и королевство, которое намеревался сделать своим домом.) Но и здесь подстерегают опасности. Желудок оказывается настоящим адом. На героя обрушивается поток разъедающих, но также и очищающих кислот (в основном соляной). Пища размягчается, делается текучей – в прямом смысле начинает перевариваться. Чем более текучей становится телесная оболочка нашего героя, тем больше он меняется и внутренне, обретая духовное содержание.
Но наш герой не может долго задерживаться на одном месте. И вот уже он попадает в двенадцатиперстную кишку, где начинает утрачивать индивидуальные черты. Образно говоря, продвигаясь по пищеварительному тракту, пища постепенно «утрачивает Эго».
Следующий этап путешествия – проход через тонкий кишечник. Здесь, уже разделенная на мельчайшие части, пища подвергается окончательному разложению. Значительная часть питательных веществ впитывается стенками кишечника и через «шлюзы» тощей кишки направляется в кровь. Теперь путешествие перестало быть направленным только во внешний мир и становится путешествием внутренним. (Парцифаль понимает, что ответ на вопрос о Граале он может найти лишь в самом себе.)
Существует еще один древний мифологический сюжет – рассказ о встрече героя с хранителем (стражем) перехода, который открывает герою, что только внутренний мир истинно ценен, поэтому все внешнее следует преодолеть – в том числе все свои индивидуальные особенности, свое драгоценное Эго. Только неотличимое, вневременное имеет право на существование. И «настоящий» мифологический герой, и пища в итоге приходят в соответствие с этим условием. Первый – ведомый судьбой по лабиринту жизненного пути, вторая – перемещаясь по пищеварительному тракту.
В конце концов пища оказывается в печени – огромной алхимической лаборатории, где обретает новую жизнь, превращаясь частично в новые структурные компоненты тела, частично в чистую энергию, поддерживающую жизненные процессы – мускульную работу, теплообмен и т. д. Каждый герой должен умереть в своей индивидуальности, в своем Эго, чтобы потом возродиться к вечной жизни. И в этом путь пищи принципиально не отличается от пути любого другого героя.
Но возродиться, стать «живым богатством» пища может только после очищения. Все, что не относится к истинной сущности, – оболочка Эго, которая, словно луковая шелуха, наслоилась на него и стала балластом, остается в кишечнике и превращается в грубую материю. То, что невозможно переварить и непригодно для истинного пути, признается мертвым и должно быть отдано.
Двигаясь по замысловатому лабиринту кишечника, пища то и дело рискует застрять или пойти ложным путем – например, забрести в тупик слепой кишки, «вооруженной» опасным червовидным отростком (аппендиксом). Но наконец через узкие ворота клапана остатки пищи (= останки героя) переходят в «преисподнюю» толстой кишки. Здесь, в подземелье ада, из них, уже лишенных внешней формы, выжимаются последние капли «духовного содержания» – в основном вода. Но также именно в этом мире, полном испарений и токсичных газов, возникающих в результате брожения и гниения, из остатков пищи рождаются
Согласно принципу «часть вместо целого»[10] отдельные этапы «героического пути» пищи можно сопоставить с ключевыми моментами жизни человека. Момент поглощения пищи аналогичен акту зачатия, а дефекация – рождению. Роды могут быть легкими или мучительными. Когда ребенок не хочет выходить на свет, это грозит разрывом плоти. Такая же угроза существует при запоре. А чувство легкости после опорожнения кишечника может в некоторой мере напоминать чувства, которые нередко возникают после родов.
Мы проследили путь нашего героя по преисподней тела, то есть по толстой кишке. Однако распространенный мифологический сюжет о путешествии в Царство мертвых (где пришлось побывать Орфею и Тезею, Персею и Гераклу) можно рассмотреть как рассказ о трансформации души: от индивидуальной обособленности к общности, от полярности к единству.
1. От обособленности к общности
Как на человеческом пути развития, так и на пути превращения пищи все начинается с «особенного», «индивидуального», а заканчивается «обобщенным», «архетипичным». Форма, цвет, вкус и аромат очень важны, но только в самом начале. В процессе пищеварения – от этапа к этапу – эти качества все больше утрачивают значение. В итоге некогда разнообразная пища превращается в совершенно однородную массу, из которой невозможно выделить обладающие индивидуальностью части. Из самых разных продуктов организм извлекает одни и те же аминокислоты, молекулы углеводов и жирные кислоты. Чем глубже и тоньше становятся процессы, обеспечивающие пищеварение, тем меньше остается в пище «особенного» и тем больше возрастает степень ее однородности (= обобщенности). Таким образом, она проходит путь от индивидуального, то есть обособленного, к
Этот феномен затрагивает и другие аспекты бытия. Так, внешне каждый человек неповторим. Это можно сказать о чертах лица, телосложении, отпечатках пальцев, линиях на ладони. Но если углубиться в изучение тела, на определенном уровне мы обязательно столкнемся с «менее индивидуальными», «архетипичными» свойствами живого организма. В целом печень одного человека отличается от печени другого, но вот клетки, из которых состоит ткань печени, уже вряд ли.
То же самое можно сказать о психике. Манерой поведения люди сильно различаются между собой. Но чем глубже постигаешь побудительные причины, тем больше обнаруживаешь схожих по содержанию стереотипов и «болезненных» тем. Выясняется, что проблемы практически всех людей связаны с древнейшими принципами и что речь идет о действительно
2. Полярность пищеварения
Проходя через тело, пища подвергается воздействию, соответствующему целому ряду изначальных принципов. Как в архетипическом образце зодиакального круга мужские знаки чередуются с женскими, так же и пища поочередно поступает в распоряжение мужского и женского полюсов.
В системе чисел мужскому принципу соответствует единица, а женскому – двойка. Типичное мужское действие – анализ, стремление разложить целое на части; его объект – женский полюс. В свою очередь, типично женские устремления нацелены на синтез, переход от двойственности и многообразия к единству.
Функции пищеварительного тракта можно рассмотреть с точки зрения полярности – взаимодействия между принимающим женским и отдающим мужским началом (между Инь и Ян), происходящего в соответствии с древней алхимической формулой
Вначале пища подвергается разрушительному и разлагающему воздействию агрессивных «атрибутов Марса» – зубов и пищеварительных соков. Затем она освобождается от всех непригодных для использования составных частей, чтобы в конце концов стать основой для синтеза нового биологического материала.
Если задаться вопросом о том, какое место занимает пищеварительный тракт в полярности всего тела, мы должны будем признать, что он относится скорее к женскому полюсу, так как в целом представляет собой предназначенную для принятия систему «труб и резервуаров», в которой силы Марса выполняют лишь вспомогательные функции. Это подтверждается и тем, как организовано управление его работой со стороны парасимпатической нервной системы – вагуса, являющегося женским полюсом вегетативной нервной системы. В задачу вагуса большей частью входит поддержание внутренних функций организма, выполняющихся даже тогда, когда человек внешне остается абсолютно пассивным, в том числе всех процессов, направленных на воспроизводство и требующих относительного покоя, – таких как зачатие и вынашивание плода, а также пищеварение. Именно вагус отвечает за перистальтику, выделение пищеварительных соков и усвоение (ассимиляцию) питательных веществ. Обладающая мужской природой симпатическая нервная система, обеспечивающая работу сердца, сокращение скелетной мускулатуры и прочие активные (мужские) процессы, играет роль связующего звена между пищеварительной системой и организмом в целом. Таким образом, в полной мере функции органов пищеварения определяются взаимодействием полярных сил.
Исходя из сказанного, мы уже можем сделать определенные выводы относительно состояния пищеварения типичного представителя современного цивилизованного общества. В сегодняшнем мире деловой активности предпочтение безоговорочно отдается мужскому полюсу, соответственно, все, что имеет отношение к полюсу женственности, отодвигается на второй план. То же происходит и в организме среднестатистического цивилизованного человека: симпатикус (симпатическая нервная система) берет верх над вагусом (парасимпатической нервной системой). Именно этим можно объяснить, почему сегодня столь широко распространена проблема запоров. Для здорового пищеварения необходимы время и покой, которых постоянно не хватает в наше суетное время. Организм современного человека в большей степени настроен на постоянную борьбу и достижение результата активными средствами. Восстановительным процессам и пищеварению отводится второстепенная роль. Поэтому типичными проблемами наших современников стали повышенное давление и запоры.
III
Отделы пищеварительного тракта: символика и функции
Полярность, о которой шла речь в предыдущей главе, прослеживается в строении и функционировании всех органов системы пищеварения.
Так, в архетипически женской
Но и
С двенадцатиперстной кишкой протоками соединены печень и поджелудочная железа. Вырабатывающаяся в
Пищеварительный сок, поставляемый
Последний отдел пищеварительного тракта –
Символика и функции отделов пищеварительного тракта
В более упрощенном символическом варианте прохождение пищи по пищеварительному тракту можно разделить на пять основных этапов:
1) рот – «внешняя оболочка разрушается»;
2) желудок и двенадцатиперстная кишка – «душа тает»;
3) тонкий кишечник – «интеграция во внутренний мир»;
4) толстая кишка – «тайна падения»;
5) прямая кишка и задний проход (анус) – «прощание».
IV
Уровни непринятия при приеме пищи и выделении отходов
1. Отвращение
Самый первый уровень защиты обслуживают глаза и нос. Если вид и запах пищи кажутся отталкивающими, нам омерзительна сама мысль о том, что это можно съесть. Однако чувство отвращения не относится к объективным явлениям. Во многом оно обусловлено тем, в каких культурных традициях воспитан человек. Например, коренные филиппинцы с удовольствием едят собак, а особенным деликатесом почитают «мумифицированные» куриные яйца, много лет пролежавшие в земле. При виде традиционного бразильского блюда – густого супа с цельными свиными хвостами – иного впечатлительного европейца может вывернуть наизнанку, хотя, возможно, кто-то просто не сможет оторвать глаз от такого забавного зрелища.
Однако и в рамках европейской культуры не существует единомыслия относительно кулинарных пристрастий. Ценители рыбных блюд с наслаждением высасывают глаза из голов форели, а поклонники французской кухни обгладывают лягушачьи лапки, даже не замечая, что у кого-то из сотрапезников при виде этого пропал аппетит. Знатоки охотничьих блюд настаивают на том, что дичь должна быть с легким душком, хотя у большинства из нас одна мысль об этом вызывает омерзение.
Но пока мы с содроганием изучаем «дикие нравы» носителей других культур, эти люди с подозрением, а иногда и с отвращением взирают на наши кулинарные традиции. Так, житель Японии ни за что не признает свежими мясо и рыбу, что лежат на наших европейских прилавках.
Тем не менее реакция отвращения, возникающая у разных людей при разных обстоятельствах, имеет и общие черты. В конце концов, это почти всегда здоровая реакция организма, позволяющая защитить не только желудок, но и саму жизнь от опасности. Кроме того, способность человеческого организма демонстрировать защитную реакцию отвращения вполне соотносится с эволюционным развитием общества. Наши далекие предки еще не могли себе позволить пренебречь падалью в качестве продукта питания. Вероятно, они, подобно гиенам, были приспособлены к тому, чтобы противостоять действию содержащихся в ней вредоносных веществ и возбудителей инфекций. Время шло, человек отказался от подобной пищи, его система пищеварения приспособилась к новым условиям, в результате чего появилась нужда в рефлексе, который бы предупреждал об опасности, таящейся в несвежих продуктах (падали).
Сегодня «цивилизованный» ребенок с младенчества слышит от родителей: «фу», «бяка», «нельзя». Помимо прочего, подобным образом ребенку прививается отвращение по отношению к собственным экскрементам. Оно также защищает организм – от содержащихся в фекалиях возбудителей, способных вызывать кишечную инфекцию. И это важно. Достаточно сказать, что заражение глистами нередко происходит в процессе игры через грязные руки и рот. (Разумеется, кроме сугубо практического смысла, беспокойство взрослого человека по поводу возможности подобного заражения и отвращение к фекалиям могут нести и символическую нагрузку, указывая на то, что изнутри его что-то гложет, как ненасытный глист.)
Наконец, необходимо вспомнить о спонтанно возникающем отвращении перед доброкачественными, но неприемлемыми для конкретного человека блюдами, – например, перед жирным куском мяса. Это заслуга так называемого «внутреннего врача», который заботится о том, чтобы человек избегал пищи, не подходящей его организму.
Кроме функционально обусловленных причин отвращения, существует еще и смысловая сторона проблемы. Прежде всего, мы испытываем отвращение перед чем-то «низшим», приземленным. Как только некий предмет (вещество, субстанция) встает на путь разложения, ведущий назад – к состоянию бездушной материи, он становится в наших глазах отвратительным. Точно так же нам неприятно все то, что олицетворяет возвращение в лоно Матери-Земли или к бесформенному хаосу, – то есть все склизкое (выделяющее слизь), бесформенное, землистое. Даже то, что лишь в переносном смысле напоминает о подобном возвращении или распаде, мы клеймим как отвратительное, недопустимое (неприемлемое) и зачастую в буквальном смысле накладываем табу. Один из ярких примеров – инцест, ставший центральной темой мифа о царе Эдипе, который, женившись на матери (то есть обратив свою мужскую силу к земле), становится виновным в регрессе и упадке, навлекая несчастье на все общество. Но еще более живой пример всеобщего отвращения перед распадом – боязнь старости и стремление скрыть следы возраста.
Все, что напоминает нам о краткости и бренности земного бытия и указывает на нашу органическую связь с землей, вызывает у нас отвращение. Мы стремимся к высшим сферам. Все твари, что ползают или скачут, касаясь животом земли, – змеи, ящерицы, лягушки, слизни и т. п. – вызывают в нас необъяснимый страх. Чем длиннее лапы у животного, тем терпимее мы к нему относимся. На животных, которые плотоядны (как и мы сами), распространяется еще одно табу: их нельзя есть. Кроме того, собак и кошек защищает то, что они стали нашими «друзьями» и «домашними любимцами», а, как известно, приличные люди друзей не едят.
Особую гадливость вызывает у нас вид и запах кала – этого низменного «итога жизни» любой пищи, побывавшей в преисподней тела. Удивляться нечему: эта субстанция прошла уже б
Мысль о разложении и неизбежном возвращении к Матери-Земле оказывается неудобоваримой на общечеловеческом уровне. Мы как можем отгораживаемся от нее, стараясь не замечать символов этого возврата. С одной стороны, такое поведение вполне разумно, поскольку мы должны двигаться вперед по жизненному пути, то есть прогрессировать, а не наоборот. В пережевывании того, что уже было в употреблении, нет пользы для развития, этот процесс скорее опасен. С другой стороны, ставшая притчей во языцех «борьба с возрастом» показывает, что наше общество еще не нашло верного пути развития и потому бессмысленно сражается с естественными процессами. Сознательно отвергая один из полюсов жизни, мы бросаем вызов самой природе, и чувство отвращения ясно на это указывает.
Но далеко не всегда удается распознать неподходящую для организма пищу по виду и запаху. На тот случай, если глаза и нос не смогут поставить верный диагноз, у организма есть другие механизмы неприятия. В сущности, только визуальное неприятие является осмысленным (и то лишь отчасти). Если же не годная в пищу субстанция попала в рот, отторжение произойдет почти неосознанно.
2. Сплевывание
Желание выплюнуть обычно бывает в некоторой степени осознанным (в отличие от рвоты). Если глаза и нос не заметили в тарелке что-то сомнительное, на защиту организма встают нёбо и чувствительные вкусовые рецепторы языка. Вызвавшая отвращение негодная пища отторгается и выбрасывается наружу.
Со стороны процесс выглядит крайне непривлекательно. Поэтому воспитанный человек предпочитает не оказываться в такой ситуации. Человек, который то и дело беззастенчиво сплевывает пищу, рискует стать изгоем. Детей иногда приходится наказывать, чтобы отучить от подобной манеры выражать неудовольствие. Некоторые родители воспринимают это всего лишь как причуду, шалость или недостаток воспитания своего чада. Однако, если ребенок постоянно выплевывает пищу, этому можно найти другое истолкование. В конце концов, и некоторые взрослые всю жизнь продолжают «играть» в отказ и сомнение, правда, выражая это иным, менее очевидным способом.
Кроме того, отвращение может идти об руку с презрением. Вспомним типичного «злодея» из вестерна, демонстрирующего свое презрительное отношение, чувство превосходства над окружающими и протест периодическим сплевыванием табачной жвачки. Символическое значение этого жеста очевидно: если ты считаешь кого-то ниже себя, легко показать это, сплюнув ему под ноги. На Западе плюнуть на землю перед человеком значит унизить его самым грубым образом. Оскорбительнее может быть только непосредственное оплевывание, а наихудший вариант – плевок в лицо.
3. Удушье при глотании
Эта следующая ступень протеста организма относится к области горла. Этот протест еще менее осознан и может быть обусловлен как материальным качеством самой пищи, так и заключенной в ней символикой. Человек уже совсем было собрался проглотить пережеванный кусок, но тело честно отказывается это делать и реагирует спазмом в горле, сопровождающимся удушьем. Как говорят в народе, «кусок застревает в горле». Можно ли выразить яснее, что человек в действительности не хочет его глотать? При определенных условиях подобный приступ удушья может случиться всего лишь при мысли о чем-то (или о ком-то).
Риск, которому организм подвергает себя при удушье, показывает, насколько в данный момент значим этот протест. Перекрывая горло, организм заявляет, что он лучше задохнется, чем примет эту пищу.
4. Рвота
Уровень пищевода
Если глотка оказалась для неприемлемой пищи «пройденным этапом», уровень протеста перемещается, в прямом и переносном смысле, еще глубже.
У организма все еще есть шанс опомниться и защититься. В пищеводе, этом мускульно-мембранном шланге, мы в первый раз встречаемся с типичным для всего пищеварительного тракта двигательным феноменом – перистальтикой. Движения, подобные движению змеи, проходят по мускульному шлангу и перемещают пищевую кашицу. При рвоте направление ее движения меняется на противоположное, возвращая ее к исходному пункту, то есть в ротовую полость и далее – наружу. Иногда, если рвота возникает на уровне верхнего отдела пищевода, пища выбрасывается буквально фонтаном.
Рвота может быть обусловлена неготовностью самого пищевода к приему пищи, например, при ахалазии – спазматическом сужении входа в желудок. Об осознанном протесте речь уже не идет. Ситуация развивается на уровне бессознательного. Все уже проглочено, и, казалось бы, процесс идет наилучшим образом, как вдруг организм меняет решение.
Символика процесса достаточно прозрачна: сужение входа в желудок указывает на то, что человек в состоянии принимать и интегрировать пищу (как материальную, так и духовную) только маленькими порциями. Все остальное неумолимо отвергается и отсылается назад.
Уровень желудка
Следующая ступень протеста характерна тем, что уже начавшийся процесс переваривания внезапно прерывается. Желудок, который можно представить себе в виде продолговатого, расширенного книзу пузыря, как будто переворачивается. Причем человек это именно так и ощущает.
Выходящие из желудка рвотные массы обычно имеют кислый вкус и запах. Они ужасают и самого человека, и окружающих больше, чем просто выплюнутая пища.
Рвота, возникающая на уровне желудка, – достаточно сложный и хорошо отлаженный физиологический процесс. Пищевод сильно расширяется, тонус стенок желудка и сфинктера, замыкающего вход в желудок, ослабевает. Происходят резкие (а с точки зрения человека еще и «внезапные») сокращения диафрагмы и мышц живота, и содержимое желудка, словно из катапульты, выбрасывается наверх. Одновременно в пищеводе возникают перистальтические движения, направленные от желудка к горлу, отчего тошнота усиливается. Давление, возникающее в результате этой антиперистальтики, так велико, что пища не может задержаться во рту и исторгается наружу сразу в большом объеме.
В отличие от ахалазии, речь идет скорее не о хроническом процессе, а о внезапно возникающей – острой ситуации. Какова же символика такого извержения? Она может указывать на некие неприемлемые, отвратительные для человека обстоятельства: «При таких условиях я ничего не могу воспринимать и демонстративно прекращаю переваривать то, что мне пытаются скормить». В таком случае задача, которую симптом ставит перед человеком, заключается в том, чтобы он нашел в себе силы и смелость выразить
Уровень тонкого кишечника
Добравшись до тонкого кишечника, пища все еще имеет возможность вернуться назад, – если человек не может больше мириться с тем, что только что проглотил. Это последний шанс выбросить проглоченное наверх. Пища уже частично переварена, а возможно, подверглась еще и воздействию желчи. Поэтому рвотные массы могут иметь неприятный зеленоватый оттенок.
Когда человек извергает желчь, к ней может быть примешан и яд (в прямом или переносном смысле). Если организму что-то показалось ядовитым, он предпочтет избавиться от этого, вместо того чтобы отравить себе жизнь. И не имеет значения, как далеко уже продвинулся процесс переваривания.
Зачастую после рвоты люди чувствуют себя необыкновенно легко, словно освободившимися от тяжкого груза. Если нам достанет ума освободить процесс рвоты от негативной оценки и не относиться к ней как к опасному и к тому же омерзительному симптому, мы увидим, что она дана нам во благо. Человек получает возможность быстро избавиться от того, что тяготило желудок, а может быть, и душу. И организм всегда честно это признает.
Рвота – самый действенный и честный способ лечения от тошноты. Неудивительно, что с древности в народной медицине искусственно вызванную рвоту применяли в качестве терапевтического средства. Когда человек
Задача, которую ставит симптом, – осознанно отказаться, отпустить, отдать, освободиться от чего-то подавляющего. Такая добровольная капитуляция есть истинное освобождение и проявление высшей степени доверия.