Как воспитать незаурядную личность

Самые жизнестойкие, целеутверждающие установки – это очень часто по своей сути есть реализованные родителями акты поддержки каких-либо шагов своих детей. Отчетливо иллюстрируют это закрепление родителями раннего литературного опыта Владимира Набокова, Николая Гумилева и Дмитрия Мережковского. Известно, что первый сборник стихов пылкий семнадцатилетний Набоков «издал на свои деньги». Как раз в это время он получил наследство от дяди, но трудно себе представить, чтобы молодой поэт не обсуждал этот вопрос с родителями и не получил от них сигнал одобрения. Похожий акт поддержки сделали родители Николая Гумилева – неординарного поэта с трагической судьбой (и первого мужа Анны Ахматовой). Издание сборника «Путь конквистадоров» осуществилось за деньги родителей, за год до окончания гимназии – этот шаг убедил юношу, что он сформировавшийся, самобытный поэт с блестящим будущим.

Но еще более ярко выказал поддержку сыну отец писателя Дмитрия Мережковского. Он часто «воспитывал высмеиванием» младшего сына Дмитрия, но когда тринадцатилетний сын выплеснул свои первые душевные переживания ямбами и хореями, всегда державший дистанцию родитель поступил несвойственно своим прежним убеждениям, решив покровительствовать творческим начинаниям сына. Отец издал сборник стихов Дмитрия в дорогом кожаном переплете с золотым тиснением и не раз с гордостью демонстрировал его своим знакомым. Своей поддержкой отец закрепил у Дмитрия осознание своей «избранности». Когда же юноше исполнилось пятнадцать, старший Мережковский организовал ему встречу с непререкаемым литературным авторитетом – Федором Достоевским, который, правда, не особо благоволил к начинающему поэту и настоятельно советовал ему… «страдать». Не прошел мимо юноши еще один эпизод, связанный с отцом: тайный советник государя не выдержал радикальных взглядов своего первенца Константина и в горячке семейной ссоры выгнал непримиримого сына из дома. Заодно отец окончательно отвратил от родительского дома «мрачного, как могила», наполненного суровым диктатом и «неумолимым гневом» хозяина и Дмитрия. Много лет спустя писатель сам проявил унаследованную от родителя отчужденность и нарочитую бесстрастность при получении вести о его смерти… Но это уже другая история. В формировании же личности будущего блестящего исследователя жизни Леонардо да Винчи отец сыграл исключительную роль. Он как бы подстегнул едва проявившиеся способности к фееричному развитию, чего юноша добился не только усердием, но и переданной отцом верой в собственный талант.

Уникальным случаем может считаться появление сверхзавышенной самооценки и активной установки у русского поэта Сергея Есенина – человека противоречивого и сумбурного, при всей своей притягательности обладающего набором отрицательных качеств. Феномен Есенина состоит в том, что его личность сформировалась исключительно под влиянием установок, созданных малообразованными людьми на фоне полной и безоговорочной свободы действий Сергея. Последнее, к слову, стало причиной его деструктивных, саморазрушительных порывов, буйного характера и ощущения полной безнаказанности за любые, пусть и асоциальные, аморальные поступки. Отсутствие же «внутренних тормозов» часто сопровождает созданные родителями установки на крупные достижения. Однажды отец как-то привез из Москвы две стеклянные рамки – для почетных бумаг своего сына. Туда, как сообщает один из исследователей жизни знаменитости Исаак Эвентов, были помещены свидетельство об окончании училища и похвальный лист. «Вставленные в рамки, эти бумаги были прикреплены на самом видном месте в избе» – такое не могло пройти мимо впечатлительного юноши. Представляется не случайным, что уже через пару лет сам Есенин почувствовал осознанную тягу к творчеству – подсознательно он ожидал вознаграждения за удачные акты самовыражения. Тем более, что вознаграждение в виде социального признания тотчас выделили бы его из всего общества, сделали бы почитаемым – это для яркой личности был самый сладкий из всех возможных плодов. О том, что избыток сладости окажется для него ядовитым, Есенин попросту не подозревал – в нем развивались лишь интуитивные, так сказать, народные знания, имеющие радужную оболочку, но лишенные глубокой платформы размышлений и синтеза. Но такая, рано порожденная установка на звездные достижения позволила юному Есенину бросить конторскую службу наперекор воле отца (который считал сочинение стихов пустым занятием), не устрашиться нищеты и перспектив голода. Не возымела успеха даже главная, несколько закамуфлированная цель отца – определить юное дарование в институт. Тайное, непрерывно растущее желание писать стихи и печататься привело молодого человека в типографию влиятельного тогда издателя Ивана Сытина, что представляется следствием явного стремления приблизиться к любимому делу, нежели действием случая. Когда же юноша вблизи рассмотрел детали книгопроизводства, вообразив завораживающие возможности самовыражения, его вера в себя не просто выросла – он убедил себя в своем великом предназна– чении.

В предыдущей главе уже упоминалась слепая любовь матери к Николаю Гоголю. Ее установка на исключительность сына оказалась сильнее невежества молодого Гоголя, который, как утверждал Вересаев, по выпуску из гимназии «не знал спряжений глаголов ни на одном языке», «особенно плох был по языкам». Невероятно замкнутый, всегда неряшливый, страдающий, по определению Дмитрия Мережковского, «щегольством дурного вкуса», он под влиянием установки на великое достижение был одержим мыслью о своей гениальности. Установка позволила амбициозному неучу сосредоточиться на цели и обучаться на ходу, используя необыкновенную наблюдательность. Он был подстегиваем единым, жгучим, как болезнь, желанием блистать во что бы то ни стало. Не случайно Гоголь стал, как метко выразился Аксаков, «добычей сатанинской гордости». На самом деле, его победа – прямое действие материнской установки. Не любя учиться, он по крупицам собирал материалы, например, в письмах выспрашивая мать о различных мелочах в одежде, быте, традициях малороссов.

Превосходно на эту тему высказалась Марина Цветаева, определив роль родителей в формировании взглядов на мир: «Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно – заклясть». Это и есть установка. Это и значит – создать установку.

6

Очень часто установка на активную деятельность – результат усилий нескольких людей, окружающих ребенка в ранние годы. Скажем, если бы в жизни Жана Поля Сартра не существовало деда (в предыдущей главе была отмечена слепая материнская любовь к избалованному мальчику), его будущее могло бы оказаться не столь значимым. Именно дед передал мальчику крепкое мужское начало, корни которого уходили глубоко в духовно-интеллектуальное миропонимание, наполненное музыкой, литературой и обязательной мыслительной деятельностью. Дед дал установку на чтение и творческое самовыражение, удачно породил недоверие к авторитетам, создал будущему философу как бы подсветку предназначенному ему пути.

Если внимательно присмотреться к Альберту Эйнштейну, можно обнаружить, что его установки во многом были созданы матерью, которая старалась оградить мальчика от друзей, заставляла обучаться игре на скрипке, игнорировала слабые достижения в школе и стимулировала любые проявления самостоятельности, включая споры юного сына с преподавателями. Неустанная материнская опека и демонстрация любви к сыну, которого многие окружающие считали заторможенным в развитии, создали такие важнейшие установки, как самостоятельное мышление и неприятие авторитетов. Однако опека матери была своеобразной, и ее неотъемлемой частью было воспитание у малыша самостоятельности… методом оставления его наедине с собой. Любопытный нюанс: мать всячески поддерживала интроверсию сына, спокойно относясь к его более глубокой дружбе с книгами, чем со сверстниками. В итоге, стимулируемый ее поощрениями Альберт к 12 годам стал отвергать Библию на том основании, что написанное в самой значительной книге цивилизации «не может быть правдой». Эти мысли явились не только результатом чтения научно-популярных книг, как принято полагать. В гораздо большей степени на сформированные убеждения повлияла сознательная позиция родителей, и прежде всего матери. Основной книге человечества он предпочел учебник геометрии, а тот факт, что в среде сверстников он оставался изгоем, его совершенно не беспокоил благодаря поддерживающей и ободряющей позиции родителей. Несколько позже отъезд семьи в Италию укрепил самостоятельность юного Эйнштейна и, что еще более важно, позволил ему убедиться в комфортности этой самостоятельности.

Кроме матери, на формирование установок Эйнштейна определенное влияние оказал дядя, который еще в раннем детстве увлек племянника решением замысловатых задачек по алгебре. «После того как Альберт решал их, он издавал триумфальный вопль – наподобие футболиста, забившего невероятный гол», – описывает процесс этого судьбоносного общения Дэнис Брайен. Дядя не только открыл мальчику мир математических конструкций, но сумел ненавязчиво убедить в том, что тот обладает незаурядными способностями, по сути, талантом к этой науке, столь непостижимой для большинства. Таким образом, наиболее близкие к юному Эйнштейну люди каждый по-своему делали прививки от обыденности. Все они поощряли его непохожесть с большинством, превращая его социальную слабость в сильную черту. Приблизительно к 12–13 годам, когда подросток взялся за геометрию и по совету учителя литературы обратился к Шиллеру, Шекспиру и Гёте, он уже считал себя исключительным: не отстающим, как полагал кое-кто из окружающих, но превосходящим всех. Его уверенность в себе еще больше усилилась после того, как обедавший у Эйнштейнов студент открыл для ненасытного в своей пытливости юноши Иммануила Канта. Интеллектуальное превосходство молодого человека уже подкреплялось наблюдениями – лишь немногие оказывались способными говорить с ним на одном языке. Фактами, подтверждающими реальное действие установок, стали нашумевшие споры юного Эйнштейна с преподавателями (больше это проявилось уже в студенческие годы в Цюрихской Политехнике, куда он, кстати, поступил лишь со второго раза). За эти-то знания, замешанные на непрошибаемой независимости, его и невзлюбили дотошные преподаватели. Но, разумеется, главным достижением раннего окружения Эйнштейна были вовсе не знания. Сердцевину его неповторимой личности составляли как раз установки: «Я – лучший», «Я способен делать то, что недоступно другим», «Я могу и должен сделать то, что не может никто».

7

Итак, психологические установки, которые родители или учителя могут внушить детям, следует отнести к основным критериям роста личности. Они становятся универсальной и, возможно, самой действенной формой активизации мышления. Нередко при создании психологических установок эффективно используют образы выдающихся личностей или реальных знакомых людей, которые являются бесспорными авторитетами в обществе. Скажем, отец Франклина Рузвельта представил семилетнего сына президенту США, что произвело неизгладимое впечатление на мальчика, причем основополагающим был именно факт представления ему, мгновенно изменивший его статус: Франклин неожиданно обнаружил себя совсем другим, потенциально значимым человеком. Точно так же можно оценивать общение известного общественного и научного деятеля Михаила Драгоманова со своей одаренной племянницей Ларисой Косач, ставшей впоследствии легендарной поэтессой Лесей Украинкой.

Если процесс движения к высокой цели напоминает стрельбу снайпера, причем цель, в которую он метит, – это продвигаемая в мир идея, – то установками тут будут все лучшие качества стрелка: сосредоточенность, выдержка, зоркость и вера в свои способности. Так же, как и снайперу, каждому из нас стоит сконцентрироваться, затаить дыхание, правильно и предельно точно выбрать точку прицеливания, сделать поправки на ветер и траекторию полета пули, без дрожи в пальцах нажать на спусковой крючок.

Многие педагоги рекомендуют следить за игрой ребенка – на том простом основании, что она тоже – прообраз творчества и содержит уникальные встречи – часто воображаемые, придуманные, которые, если подметить, можно легко перевести в реальность. Одна из задач на пути создания ценных установок – создание бесчисленного числа встреч. Речь не только о встречах в системе «личность-личность». Встречи на самом деле – все то, к чему ребенок прикасается на пути самопознания и формирования своего мировосприятия. Так вот, те контакты, которые могут утвердить его, повысить самооценку, развить уверенность в себе, оказываются самыми важными. Для одного – это возможность объездить норовистого коня (вспомним юного Александра Македонского), для иного – утвердиться в социально значимом поступке (как семилетний Никола Тесла, исправивший помпу пожарного насоса). Опыт родителей, желающих стимулировать встречи, учит: и особые подарки могут стать дорогой к установкам. Так, Эрнест Хемингуэй в три года получил рыболовные снасти, в четыре – охотничье ружье, в пять – микроскоп. Избирательные подарки в значительной степени определили формирование миропонимания и увлечений будущего писателя.

Высокая самооценка – одна из ключевых установок. Ее можно привить поощрением, любовью и сознательной интерпретацией действий ребенка. Иными словами, любовью, выказываемой несмотря ни на что. Как в случае с Альбертом Эйнштейном. Конечно, чаще всего образы, которые начинают доминировать в сознании, управляют значительной частью поступков. Акты чужой воли вдохновляют и несут прочные установки. Скажем, великого конструктора самолетов Олега Антонова навсегда приковал к небу образ легендарного летчика-конструктора Луи Блерио, а Уолта Диснея – реальные животные, обитавшие на родительской ферме и обладавшие определенными чертами характера.

Поразительно, но мудрый родитель способен заставить служить благому делу любое потрясение. Например, стресс от испытываемой нищеты в раннем возрасте при правильной подаче информации и верном определении вектора деятельности может также оказаться лучшей установкой. Благодаря родителям Джордж Сорос, Джек Лондон и Мария Склодовская-Кюри извлекли из детских периодов безденежья поистине уникальные уроки.

А иные родители способны создавать новые возможности путем путешествий, как, например, отцы Альфреда Нобеля и Артура Шопенгауэра, в результате чего сыновья получили неоценимый опыт.

В этой главе упоминалось, что даже прикосновение к смерти при умелой расстановке акцентов открывает новое понимание бытия, вынуждает переоценить мгновения и вечность. Как известно, смерть сестры перевернула все представление о жизни и предназначении у Пабло Пикассо, в то же время явилось его новаторство как живописца: разделять на полотнах тела на составные части.

Способность формирования психологических установок – основная задача родителей и учителя. Обрамлением к ее выполнению как нельзя лучше подходит точный афоризм Монтеня: «Ребенок – не сосуд, который нужно наполнить, а факел, который нужно зажечь».

Глава четвертая

Приобщение к деятельности. Безоговорочное доверие

1

Приобщение ребенка к собственной деятельности является самой старой, самой простой и, не исключено, самой действенной формой воспитания после формирования психологических установок. Последнее обусловлено тем, что родитель выступает первым живым примером и внедряет в жизнь блестящий, почти беспроигрышный принцип «Делай, как я!» Именно «почти беспроигрышный», потому что главным фактором доверия к родителю становится авторитет. Однако этого авторитета при всей позитивности действий родителя (родителей) может не хватить, если в поле зрения ребенка появится более весомая личность или новые технологии откроют путь в такие заманчивые дали, перед которыми блекнет родительское дело. Кроме того, родитель может действовать слишком активно, с известной грубостью и бестактностью, и тогда он получит обратный эффект – решительный отказ.

Именно потому немало примеров такого отказа от родительских моделей – вследствие раннего формирования собственных приоритетов. Скажем, Билл Гейтс не захотел стать юристом, несмотря на высокий уровень профессионализма родителей, а Эрнест Хемингуэй не пожелал быть врачом, хотя отец формировал в сыне эту идею с первых лет жизни. Подвергающий все анализу Эрих Фромм не стал виноторговцем, как его родитель: будущий великий мыслитель ХХ века взял за ориентиры деятельность деда и прадеда, почитаемых на его родине раввинов. Артур Шопенгауэр с насмешкой относился к коммерции собственного отца, хотя некоторое время вынужден был заниматься ею. Чаще всего отказ следовать родительским идеям и примерам возникает тогда, когда сами отец или мать навязывают ребенку собственные нереализованные фантазии, путь, который сами они не прошли или прошли не так, хотелось бы. К началу ХХІ века Умберто Эко, оригинальный писатель и солидный ученый, профессор целого ряда университетов, приобрел всемирную известность. Небезынтересно, что его отец был бухгалтером, который для блага сына настаивал на получении им юридического образования. Причины отцовского давления банальны: Джулио Эко был одним из тринадцати детей в семье и хорошо знал (как ему казалось), что необходимо для благосостояния и стабильной жизни. Он считал, что без высшего образования сын будет обречен на тяжкий труд для обеспечения сносного уровня жизни. Так вот, Умберто выполнил настоятельную просьбу отца и поступил в университет, однако избрал, возможно, не самое прибыльное дело – средневековую философию и литературу. Скорее всего, именно потому, что Джулио Эко был не известным юристом, а работягой-счетоводом. Но разнопрофильность итальянской знаменитости связана, по-моему, как раз с психологической защитой – неосознанным атавизмом, невольно сохраненным после фильтрации увещеваний отца (безотносительно от интереса к наукам, в которых он преуспел). Вообще, такая ситуация типична, просто каждый решает ее на индивидуальном уровне. Для убедительности вспомним Николая Рериха, которого отец фактически заставил идти в университет. Но, влюбившись в живопись и археологию, молодой Рерих «тянул» сразу два направления: навязанное отцом (в силу традиций рода он не посмел ослушаться родителя) и сформированное по призыву сердца. Но отец Рериха более понятен в своем настаивании на юридическом факультете Петербургского университета – сам он был известным и востребованным в городе нотариусом. Однако и здесь отцовские наставления не возымели действия, как представляется, по двум причинам. Первая связана с небывалой свободой и поддержкой свободомыслия в гимназии Карла Мая, где (как, впрочем, и в семье) формировали интересы детей и поощряли их развитие. Вторая причина в самом отце – он не сумел увлечь сына своей работой, да и не старался этого сделать. Оттого отцовская деятельность не зацепила Николая, она была отторгнута изначально. Другими словами, опыт людей, проигнорировавших родительские рекомендации, прямо указывает на проблему самих родителей – те попросту не смогли увлечь своих детей либо начали процесс вовлечения слишком поздно.

Но эти примеры нисколько не умаляют использование родителями механизмов осторожного втягивания в свою деятельность, формируя интерес ребенка к ней. Более того, такая деятельность может оказаться уникальным опытом, который сын или дочь обязательно используют в своей жизни. Главное – помнить: важно не само дело, а качество деятельности и формируемые характеристики личности. Кто действовал таким образом, чаще всего выходил победителем в скрытой борьбе за будущее собственного чада.

2

Благосклонная и многогранная история открывает родителям перспективы благодаря более детальному изучению опыта других родителей. Тех, которым удалось приобщить детей к своему делу на все сто процентов. Чудо становится обыкновенным, когда проходит через сердце и когда это происходит вовремя. Великолепный пример – жизнь и деятельность Елены Косач (Елены Пчилки), матери легендарной украинской поэтессы Леси Украинки. Мать – писательница (издавала альманах «Первый венок») и отец – юрист, влюбленный в литературу и живопись, создали дома благодатную почву для развития интереса ребенка к литературе. Пространство, наполненное новаторскими стихами и прозой, хорошо дополнялось соответствующим общением, – весь окружающий мир был непосредственно связан с творчеством или исследованиями в области филологии. Вполне естественно, что при наличии духовной и психоэмоциональной близости матери и дочери, при незыблемом авторитете матери (подтверждаемом окружающими) и доверительных отношениях Леся пыталась копировать действия человека, которого любила больше всего на свете. Биографы упоминают «ласковый характер» и покладистость юной Леси, что также многое объясняет успех матери в процессе приобщения дочери к творчеству – он осуществлялся вовсе не по принципу обучения. Мать выступала старшей подругой, ободряя и поощряя детское желание выразиться. Конечно, подстегнула Лесю и тяжелая болезнь, принесшая физические страдания и необходимость спешить жить, спешить творить. Хотя первое свое стихотворение Леся написала в 9 лет еще до того, как заболела туберкулезом костей (болезнь началась за полтора месяца до 10-летия), именно боль и растянувшаяся на всю жизнь скорбная, драматическая борьба формировали ее характер, сделали Лесю поэтессой мирового уровня. И эта же болезнь еще больше сблизила мать и дочь, а стихи и литературная жизнь с ранних лет стали отождествляться девочкой с самой жизнью, открыли смысл существования. Но вот брат Михаил (он был старше сестры на полтора года) не стал литератором, хотя воспитывались и обучались он и Леся вместе (их дома даже называли в шутку Мишелосие). Взрослея, Михаил развивался в области, более понятной физически здоровому и эмоционально стабильному мужчине. Он смотрел на отца, в чем-то равнялся на дядю Михаила Драгоманова и в итоге выбрал дело, более подходящее для будущего добытчика средств и отца семейства. «Способный математик, он проявил себя и в литературе. Михаил успешно вел научную деятельность, а прекрасные лекторские данные, умение влиять на молодежь сулили блестящую профессорскую карьеру», – так справедливо описывал перспективы Михаила Анатоль Костенко. Но планам честолюбивого молодого человека не суждено было сбыться: он внезапно заболел воспалением легких и угас за считаные дни.

Очень похожий принцип вовлечения ребенка в свое дело можно зафиксировать при исследовании процесса становления Вольфганга Моцарта. Его отец Леопольд Моцарт был блестящим придворным музыкантом с новаторским мышлением. С рождением сына он отважился на необычный эксперимент – воспитание ребенка-гения, для чего практически полностью сосредоточился на его судьбе (хотя Моцарт-старший увлеченно занимался и с дочерью, именно с сыном он связывал возможность достижения глобального успеха). В свои тридцать шесть родитель уже не надеялся на собственную яркую самореализацию. А вот идея вырастить музыкального гения не просто поглотила его, но стала навязчивой мыслью. С некоторых пор он видел в идеальном развитии сына собственную реализацию. И в этом моменте, кстати, кроется объяснение, отчего Вольфганг достиг уровня гения, тогда как его не менее одаренная сестра – нет. Как и в случае воспитания Леси и Михаила Косачей, тут сработал принцип пола и связанные с этим неосознанные усилия. Ведь очень часто родитель, не замечая и не отдавая отчет своим действиям, словом, жестом, малоприметным поступком вселяет или не вселяет уверенность ребенка в будущих победах.

Биографы, среди прочего, отмечают тщательный подбор методов воспитания, объясняя успех эксперимента наличием у Леопольда Моцарта долговременной практики занятий с другими детьми. Он слыл опытным педагогом, реализовывая небезопасную затею на основе благоговейной любви к своим детям. Трепетное отношение отца подкреплялось некоторыми тяжелыми и одновременно определяющими обстоятельствами: Вольфганг был первым и единственным мальчиком в семье, где после шести тяжелых мучительных родов уцелела лишь одна девочка – его старшая сестра. Поэтому, как в большинстве семей, где до рождения одного ребенка умирали другие дети, родители относились к новорожденному не просто как к посланнику Божьему, а можно сказать, как к самому божеству. Это обостренное восприятие детей почти всегда служит стимулирующим фактором для воспитания сильной личности (иногда, правда, и деструктивной, если в семье нет правил-ограничителей). Что касается Моцарта, можно не сомневаться: кирпичики любви соединялись цементом устоявшихся традиций и сугубо немецким семейным порядком. Звук музыкального инструмента был самым первым воспоминанием будущего мастера, а жизнь в мире высокой музыки создавала особое ее восприятие, возбуждая с каждым шагом любопытство и восторг. Маленький человечек попал под вечное обаяние чарующих звуков и оставался околдованным ими до конца своих дней. Отец стимулировал и немедленно поощрял интерес к овладению музыкальными инструментами. К моменту, когда начинает формироваться личность, музыка органично стала такой же неотъемлемой частью жизни юного Моцарта, как обед или сон ночью. Маленькому музыканту повезло вдвойне: неутомимый, деликатный и любящий отец и впечатляющие успехи на музыкальном поприще у его сестры, которая была почти на пять лет старше. Пытаясь копировать сестру и догонять ее, Вольфганг проходил ее путь в несколько раз быстрее. Да и отец уже отточил методику вовлечения в мир музыки, так что семейную атмосферу без натяжки можно считать уникальной, наполненной музыкальной гармонией. Детское соперничество всегда результативно. Когда же у младшего ребенка таким образом формируется мотивация (пусть и искусственно), он действует так, словно получил Божье благословение. Главным в семье Моцарта было то, что дети не уставали от музыки, – их игра поразительным образом совпала с жизнью. Они испытывали счастье от того, что умели играть, были наделены великим даром – понимать и создавать музыку. Их таланты – исключительная и безоговорочная заслуга отца.

3

Форма вовлечения ребенка в деятельность отцов – полководцев или правителей, – несомненно, более жесткая. Как правило, она отвечает идеологии самой жизни вблизи войны – во временном, а не пространственном отношении. Возможно, в силу определенного изменения самой идеологии войн эта форма несколько устарела. Но она все же не может быть обойдена, поскольку часто переносится в современном мире на жизнь корпораций и крупных компаний, когда родители намереваются использовать все возможности для создания условий преемственности. И часто, как Генри Форд, ошибаются с воспитательными мерами. Так что опыт Ганнибала и Александра Македонского, как кажется, еще не настолько устарел, чтобы быть выброшенным на свалку истории.

Ганнибал, родившийся в семье авторитетного карфагенского полководца Гамилькара Барки, вместе с младшими братьями готовился отцом к военному делу практически с первых лет жизни. Известна история, когда Гамилькар Барка однажды, глядя на разыгравшихся сыновей, воскликнул: «Вот львята, которых я ращу на погибель Риму!» Дети, естественно, знали о своем предназначении и не только ему не противились, но всячески старались проявить себя, и в том числе, демонстрируя качества, необходимые на войне. Знаменитый историк Тит Ливий писал о Ганнибале: «Никогда еще один и тот же характер не был так приспособлен к различным делам – повиновению и повелеванию. […] Никакая тягость не могла утомить его тело или победить душу. […] Он далеко опережал всадников и пехотинцев, первым вступал в бой, последним покидал сражение». Эти качества воина воспитывались отцом целенаправленно и беспрерывно, подтверждались собственным примером.

Фактически с девятилетнего возраста Ганнибал начал принимать участие в походах отца, где приобретал необходимый военный опыт и привыкал к опасности. Любопытная история связана с первой поездкой Ганнибала. Гамилькар, полагая, что старший сын жаждет быть с ним во время походов, спросил его об этом перед отъездом в Испанию. И, услышав восторженное подтверждение, фактически заставил сына в возрасте девяти лет дать клятву быть врагом Рима. Таким образом отец, можно сказать, готовил сына к конкретной миссии, но готовил многогранно: отец предугадал, что Ганнибалу придется управлять многоплеменным и многоязычным войском, оттого при воспитании много уделялось психологической подготовке, языкам и литературе, – сын, решил отец, должен превосходить окружающих во всем, чтобы быть подлинным, а не назначенным лидером. Согласно биографу Корнелию Непоту, Ганнибал был известен и как литератор; он написал несколько книг на греческом языке. Отец не ошибся в своих чаяниях. После трагической гибели Гамилькара Барки Ганнибал некоторое время провел в Карфагене, затем вернулся в войско и стал начальником конницы. И лишь потом возглавил войско. Примечательный факт: он был не назначен, а избран командиром самими солдатами. Отец воспитал именно того, кого хотел воспитать.

Множество томов написано и об Александре Македонском – авторы чаще всего видят в нем больше величия, чем пороков. Не дискутируя о демоническом в его личности, все же нельзя не признать его силы, одержимости и самобытности. Ему повезло: в детстве он получил любовь матери и всецелое ободрение отца. Царь Филипп при всей противоречивости своего часто невыносимого характера проявил высшую отцовскую мудрость. Формирование у Александра положительной установки на успех, ориентир на военные победы и всяческое поощрение его взрывной натуры стало основой в создании личности полководца-захватчика. Каждый поступок мальчика Филипп обрамлял в рамку блестящих легенд, как бы предвосхищая появление выдающегося диктатора и государственного деятеля. Отцу же принадлежит и великолепная идея приглашения известного учителя – Аристотеля. И хотя мудрый философ учил Александра несколько иным вещам, знания дополнили возможности Александра и на некоторое время уравновесили его буйную личность.

Поощрительно-побудительных импульсов отца было бесчисленное множество. Вовлекая его в дела армии и управления государством, царь всячески подчеркивал, что Александр призван к выдающейся миссии. Достаточно вспомнить, как Филипп однажды решился доверить Александру самый важный и опасный участок в серьезном сражении с союзными греческими войсками‚ назначив восемнадцатилетнего сына командиром тяжелой конницы. Этот случай вообще едва ли не самый уникальный во всей биографии полководца, ибо не будь решительной победы в тот день, преобразователя карты Древнего мира из него могло бы не получиться. В истории формирования гениальных натур, пожалуй, трудно найти более яркий случай, ибо после такой победы человек уже не способен смириться с поражением. Говорили, что мудрый Филипп подстраховал Александра на этом чрезвычайно важном участке для дальнейшей судьбы всей Македонии: сына сопровождали в бою опытные полководцы.

4

Естественно, идея приобщения в свою профессиональную область распространяется на все виды деятельности, включая современные технологии. Естественно, что в таких случаях дети должны изначально быть нацелены на развитие дела своих родителей, как, например, Фердинанд Порше, прославленный конструктор самого популярного автомобиля ХХ столетия – «фольксваген-жук», или владелец медиа-империи Руперт Мердок. Рассмотрим детальнее, как это было.

Довольно забавно, что отец Фердинанда Порше был мастером-жестянщиком и имел крошечный ремонтный цех. Он был явным авторитетом в маленьком городке (ныне расположенном в Чехии) и даже избирался его мэром. В этой мастерской фактически выросли Фердинанд и его старший брат, который должен был унаследовать небольшое, но довольно прибыльное семейное дело. Вопрос участия в работе даже не оговаривался – это был естественный процесс ведения семейного бизнеса. Так было принято, и Фердинанд перенимал навыки, порой безропотно работая с отцом и братом по 12 часов в сутки. Но так приобретались необходимые знания, так проходила закалка трудом, и так возникла близость, трепетная душевная связь с отцом. Удивительная история произошла, когда Фердинанду было 15 лет: он сам настолько досконально сумел разобраться в электричестве, что, как волшебник, зажег в доме Порше сияющий свет (во всем городке только в ратуше и у Порше было электричество). Этот случай показывает, что идея Антона Порше вовлечь сына в свою деятельность давала всходы. Но так случилось, что старший сын погиб в результате несчастного случая, после чего наследником дела стал именно Фердинанд. Более того, вследствие нелепой смерти старшего брата заметно вырос уровень его ответственности перед семьей, хотя подсознательно в течение продолжительного времени он готовил себя к иной роли. Поэтому не стоит удивляться, что со временем Фердинанд решил поступать в техническое училище. Говорят, что некоторое время ему удавалось выполнять двойную миссию: с утра работать в мастерской отца, а под вечер ехать на велосипеде в училище в соседний городок. Затем пришло время обучения в Венском университете, и интерес юноши к настоящему инженерному делу все возрастал. И опять одновременно с университетом он трудился в местном конструкторском бюро Людвига Лонера, – Фердинанд поистине фантастическим образом умел совмещать учебу с работой, к которой отец приобщил его с раннего возраста. Но, возможно, секрет заключается в том, что эта работа – инженерное дело, конструирование, реализация технических проектов – ему попросту нравились. Отец сформировал интерес, закалил сына, демонстрируя на собственном примере, как нужно работать. А затем… отпустил. Неудивительно, что уже в 23 года Фердинанд Порше представил разработку электромобиля и получил должность главного конструктора у Лонера. Впоследствии «Лонер-Порше» получил Гран-при Парижской всемирной выставки 1900 года. Папаша вполне мог гордиться сыном. Но разве не он развил у сына такой высокий уровень самооценки и уверенности в себе, позволивший Фердинанду работать на заводе у самого Лонера, куда и с дипломом инженера не всякий бы отважился прийти? Кстати, именитый инженер-конструктор настоял на посещении юношей Венского университета – сам-то юный герой пребывал в уверенности, что его знаний и навыков хватит, чтобы «покорить мир» (о таком желании он заявил матери перед отъездом). Не менее любопытно и то, что сам Фердинанд Порше перенес на своих детей идеологические установки старика Антона Порше, а именно: приобщив сына (тоже Фердинанда Порше) к работе в конструкторском бюро, теперь уже Фердинанд Порше совершил великое дело в становлении сына (к слову, Генри Форд тоже приобщал своего сына, но слишком авторитарно, унижая и подавляя его, что закончилось трагично). О Фердинанде же рассказывают такую историю: когда 12-летний сын пришел к нему и попросил для себя автомобиль, тот… предложил сыну самому создать его. Разумеется, не контролируя и помогая мальчику идеями и решением технических, производственных нюансов. Это был уникальный поступок, навсегда вовлекший Порше-младшего в автомобилестроение. А, заинтересовав дочь Луизу делами предприятия, он, по всей вероятности, даже не подозревал, что впоследствии брак дочери с предприимчивым, исключительно деловым юристом Антоном Пихом даст новую жизнь его детищу. Вот какую семейную традицию заложил жестянщик Антон Порше.

Как и для Фердинанда Порше, для Руперта Мердока дело отца казалось наполненным особым смыслом. Мальчика потрясала неимоверная власть и авторитет отца – владельца трех небольших местных газет. Артур Мердок добился, чтобы выхода очередного номера его газеты «Геральд» ждала вся страна, и для сына он был не просто образцом успеха, но почти богом. Что сделал старший Мердок для становления сына? Для начала обеспечил самым главным – знаниями, уверенностью в себе и пониманием необходимости дисциплины. Элитный интернат с начальной военной подготовкой призван был приучить мальчика к ограничениям. Затем последовала учеба в не менее престижной школе-пансионе Джилонга, которую мальчик люто ненавидел. То, что мальчик ее окончил, скорее заслуга непреклонной матери: «Я думаю, что пансион научит тебя жить среди чужих людей и быть менее эгоистичным». В самом деле, таким образом родители содействовали появлению у Руперта самостоятельности и независимости, а также умения терпеть воздействие неблагоприятных обстоятельств. Хотя он вспоминал не раз, что порой его просто душили приступы одиночества, а наладить отношения со сверстниками оказалось делом крайне сложным. Затем отец сознательно ввел сына в мир, где создавались газеты. Известна многое проясняющая фраза Руперта Мердока: «По субботам я наблюдал за тем, как отец сдает газету. С тех пор я даже представить не мог, что могу заниматься чем-то другим». Потом еще почти два года практического знакомства с отцовским делом – в виде реальной работы в газете. Наконец родители отослали повзрослевшего сына в британский Оксфорд, чтобы он постигал азы политики и экономики, изучал философию да и вообще набирался новых знаний и впечатлений. Подобные родительские эксперименты чрезвычайно важны и порой дают колоссальный результат (в этом смысле организованное отцом Нобелем путешествие Альфреда по Европе можно считать классикой жанра), даже несмотря на некоторые отклонения детей от заданного направления. Что касается Руперта Мердока, то его «отклонения» были просто потрясающими. Как указывают биографы, в Великобритании «Руперт разгулялся по полной», он даже «спускал деньги в карты и выпускал подпольную газету». Но на этом этапе становления родительская инъекция уже действовала. И, как Фердинанд Порше изумил опытного Лонера самоуверенным предложением взять его конструктором на крупнейшее предприятие страны, так поражал окружающих и молодой Мердок. Так однажды он приехал в гости к другу отца на «роллс-ройсе», между делом заметив: «Я позвонил им и сказал, что если фирма «Роллс-ройс» одолжит мне машину, я посвящу им обозрение в одной из наших газет». Вот они, главные качества, которые должны передать родители, приобщая детей к своей деятельности. А поэтому неудивительно, что мозги молодого человека «встали на место», когда его сразила весть о внезапной смерти отца (Руперт был тогда еще студентом). Ответственность за дело отца автоматически перешла к нему, он стал другим человеком, вмиг повзрослевшим лет на десять. Получив небольшой опыт в одной из лондонских газет, он со всей решимостью взялся за выпуск газет в родной Австралии, чтобы через три десятилетия превратиться в крупнейшего медиа-магната с мировым именем.

5

В классических версиях построения семейных отношений судьба отца всегда много значит для сына, так же, как судьба матери имеет фундаментальное значение для дочери. В семьях с традиционными ролевыми функциями даже при известной силе личности матери ее влияние осуществляется неприметно, тогда как именно роль отца всячески подчеркивается. Показательными семьями такого плана можно считать, скажем, семьи Рерихов или Набоковых. Впрочем, патриархальная семейная концепция не мешает матерям оказывать заметное воздействие на детей, достаточно вспомнить, например, влияние матери на становление личности Николы Теслы. Тем не менее, когда речь идет о приобщении ребенка к профессиональной деятельности родителя, определяющей в нашей культуре остается как раз роль отцов.

Мудрые родители умеют вовлечь в семейное дело так ненавязчиво, что дети сами могли бы диву даваться, обнаружив себя в роли ключевых игроков. Скажем, Эммануил Нобель, сам отличный изобретатель и ученый, явно готовил себе смену. Своему третьему сыну, будущему изобретателю динамита, он не только постарался дать знания по основным необходимым (по его мнению) дисциплинам, но и отправил учиться за границу, в очень специфическое путешествие. А по возвращении сына тут же аккуратно вовлек его в дело семьи – Альфред Нобель фактически исполнял роль менеджера на семейных фабриках, которые выполняли заказы в интересах русской армии. Тут можно наблюдать и оказанное доверие, и поэтапный процесс наделения сына полномочиями, фактически «обкатка танками» нового бойца промышленного фронта. Немаловажный факт, отразившийся на становлении Альфреда Нобеля: Эммануэль Нобель разорился за год до рождения Альфеда (дом и все имущество Нобелей сгорели во время огромного пожара)‚ но сумел серией удивительных инноваций в разных областях не только вернуть утраченное социальное положение‚ но и основать в России семейную промышленную империю. Как уже отмечалось ранее, Нобель-отец изобрел разборные деревянные домики и разнообразные станки‚ системы отопления с циркулирующей горячей водой‚ аппарат для измерения давления воздуха‚ мины, усовершенствовал барометр и манометр. Когда он‚ перебравшись в Россию‚ продемонстрировал мощь собственных изобретений в военной области‚ российский генералитет обеспечил должное финансирование его исследований. В этом смысле Нобель-отец был исключительным примером для сыновей. Образ родителя, вовлекающего детей в свою деятельность, часто становится ключевым фактором, поскольку порождает мотивацию соответствия.

Близкие идеи и мотивационные импульсы имели место и в семье, из которой вышел Мстислав Ростропович. Формирование шкалы ценностей молодого Ростроповича чрезвычайно тесно связано с ориентацией на отцовскую судьбу, конечно, не только потому, что Леопольд Ростропович был блистательным мастером игры на виолончели. Как и в случаях Моцарта и Нобеля, на переднем плане перед ребенком разворачивалась судьба отца, а титульной страницей собственного жизненного плана стали отцовские критерии миропонимания. И только потом сработал рычаг, который мы ошибочно считаем основным, – воплощение отцом уникальной идеи, согласно которому сын стал «ранним музыкальным чудом». Довольно весомым шагом Ростроповича-старшего, отражающим его понимание «потрясений и переворотов», явился поспешный отъезд семьи из искалеченного революцией Петрограда, – Леопольду Ростроповичу была чужда как борьба масс за самоопределение, так и борьба групп интеллектуалов-фанатиков за власть. Музыка несла особую волну самодостаточности, она исключала обязательность участия в борьбе, как бы уводя в иную плоскость бытия; хотя не подменяла и не избавляла от следования жизненным принципам. Это было то неотъемлемое и бесконечно ценное, помимо самой музыки, что удалось Ростроповичу-старшему вложить в голову взрослеющему сыну. И конечно, связь отца и сына была скреплена даром мальчика: он, повторяя биографические вехи далекого Моцарта, с четырех лет справлялся со сложнейшими клавишными мелодиями. Тут обязательно стоит отметить своевременность приобщения Мстислава к музыке. Ведь даже в таких сильных воспитательными традициями семьях, как у Пастернака или Сикорского, дети при высоком уровне образования были предоставлены самим себе, поскольку родители предпочли дать им полную свободу выбора. Любопытно в этом контексте еще раз отметить, что Борис Пастернак долгое время не мог выбрать между музыкой и литературой, и лишь отсутствие у него абсолютного слуха решило дело в пользу литературы (в то же время важно другое – наличие мотивации стать кем-то, достичь уровня отца, который, как известно, был маститым художником).

Однако вернемся к Ростроповичу. Мать юного Мстислава, Софья Федотова, слыла талантливой и удачливой пианисткой, и ее музыкальный дар определенно способствовал и профессиональной ориентации сына. Пожалуй, удивительным можно назвать упоминание о Леопольде Ростроповиче женой Мстислава Галиной Вишневской – она назвала свекра «слабовольным». Возможно, что так оно и было в обыденной жизни. Но это отцовское слабоволие ничуть не помешало дружить с сыном, иметь с ним доверительные отношения, находиться на одной волне и с ранних лет увлечь игрой на сложном, оригинальном музыкальном инструменте. История словно закрепляет определенные условия успеха, повторяя элементы в исходных данных: Мстислав Ростропович, как и Вольфганг Моцарт, тоже имел старшую сестру, правда, разница в возрасте у них была меньшею. Но именно на мальчика отец делал ставку, это подтверждает и переезд в Москву, когда Мстиславу, по мнению отца, понадобилось системное обучение. Мальчику исполнилось пять лет, а он, благодаря отцу, находился уже в эпицентре современной музыкальной среды. Музыкальная школа Гнесиных с учебой у лучших мастеров стала первой вехой в его становлении и первым местом, где его оценили как талантливого виолончелиста. Не прошло и года с момента поступления в Гнесинку, как Мстислав с сестрой уже играл в Колонном зале, умиляя высокопоставленных чиновников страны Советов. Первые успехи, ободрение отца и необозримые перспективы отныне подстегивали самолюбие мальчика, стимулировали его к еще большей усидчивости. Прямым следствием волевых усилий стал прием Мстислава в училище при Московской консерватории.

Роли в семье Ростроповичей распределились традиционным образом (еще одно подтверждение, что вековые традиции при воспитании детей имеют свой важный кодифицированный смысл). Как и в семье Теслы, именно мать дала сыну веру в будущие достижения, при помощи ее воли в нем родилось устойчивое чувство уверенного в себе мужчины. Мать надежно загрунтовала доставшуюся мальчику от отца едва проглядываемую в минуты отчаяния слабинку духа. Но именно отец сыграл ключевую роль в приобщении сына к миру музыки. Фактически жизнь Мстислава Ростроповича была организована таким образом, что никакого иного выбора, кроме карьеры музыканта, ему не было предопределено. Но опять, анализируя воспитательную конструкцию «отец – сын», стоит упомянуть, что у Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской было две дочери. Но, несмотря на строгость и педантичность родителя, вдумчивого педагога, «постоянно занимавшегося их воспитанием», – никакой вовлеченности в профессию тут не случилось. Как не вышло с дочерьми у Леопольда Моцарта и Леопольда Ростроповича. Но примеры, приведенные ниже, все-таки отражают возможности отцов при вовлечении дочерей в область своего действия. Сама деятельность тут отличается наличием коммуникации – это та форма общественной и социально значимой активности, где женщина легко преуспевает, часто превосходит мужчину.

6

Не менее интересна история вхождения в политику Индиры Ганди. Ее пример прямо указывает на возможности неклассической формы близости – когда дочь больше привязана к отцу, а сын – к матери. Такие версии психоэмоциональной связи в первую очередь зависят от силы личности одного из родителей. Кроме того, такая форма близости часто проявляется в семьях, где речь идет об единственном ребенке, или когда в семье были прежде смерти детей. Именно так сложилась судьба Индиры Ганди, единственной дочери первого премьер-министра Индии Джавахарлала Неру. Так же как мальчики, обласканные в детстве женщинами (матерями, бабками, нянями), так и девочки, всецело поддерживаемые мужчинами, с детства воспитываются в уверенности в собственной значимости и с ощущением высокой самооценки. С ранних лет Индира была любимицей деда Мотилала Неру, который баловал девочку, покровительствуя и поощряя любые проказы. В свое время он позаботился о блестящем образовании сына, с момента же рождения внучки считал своим священным долгом заниматься развитием ее интеллектуальных способностей. Но детские забавы оказались непродолжительными. «Моя память не сохранила детских игр», – напишет она много лет спустя, когда станет известной. В доме деда часто собирались общественные деятели для дискуссий о независимости государства. Говорившие сменяли друг друга, увлекая воодушевленными речами, ораторскими приемами и неповторимой экспрессией паралингвистики, – эти представления нравились маленькой девочке. «Моя общественная жизнь началась в трехлетнем возрасте. Моим любимым занятием было произносить громовые речи перед слугами», – ребенок, поощряемый дедом, выразительно и трогательно подражал взрослым.

За вовлечением в общественную жизнь последовало органичное втягивание в политику, которая стала неотъемлемой частью жизни семьи. Аресты, обыски, описи имущества, пребывание родителей и родственников в тюрьмах и общие притеснения со стороны властей способствовали раннему взрослению Индиры, проявлению самостоятельности и самоопределению. Бывали периоды, когда едва ли не все члены семьи находились в тюрьме, и девочка невольно проникалась семейными идеями. Независимость родины и развитие Индии с ранних лет не были для нее некой абстракцией, а, напротив, отождествлялись с вкладом семьи и личной ролью в процессе противостояния и борьбы. Многое изменило в жизни юной Индиры смертельная болезнь матери. И не только потому, что это позволило ей получить европейское образование (когда ей было 9 лет, родители выехали в Швейцарию для лечения туберкулеза Камалы), но и способствовало формированию персональной системы ценностей. Вместе со смертью мамы все представления о материальных благах, удовольствиях и романтизме отошли на второй план, поставив на первый убежденность в собственном предназначении. Индире в то время только исполнилось 18 лет.

По примеру отца и по его настоянию девушка завершила образование на Западе. В Сомервильском колледже Оксфордского университета она встретила (знакомого, впрочем, с детства) Фероза Ганди, за которого вскоре вышла замуж. Но хотя она успела родить двух сыновей и искренне благоговела перед материнской ролью, душа ее уже давно принадлежала политике. Потому, когда ее отец стал премьер-министром (первенцу в то время было лишь три года, а второму сыну – только год), Индира стала частой гостьей в Дели. Джавахарлал Неру поручал дочери все более важные дела, а однажды обнаружил, что попросту не может (и не желает) без нее обходиться. Подготовка иностранных визитов, встреча делегаций, сопровождение глав правительств в поездках по стране, проработка сложных решений – как личный секретарь премьер-министра Индира была надежной и умелой, великолепно ориентируясь в международной и внутренней политике. Наконец настал день, когда она с детьми поселилась в доме отца в Дели. Можно спорить, нужна ли была женщине такая судьба. Казалось, Индира была не способна к выполнению только традиционной в Индии роли женщины, жены, и семья ее жила по другим законам. А через десятилетие, после смерти мужа от инфаркта, Индира полностью сосредоточилась на государственной деятельности. В 48 лет она стала самым молодым премьер-министром гигантской державы, снискала славу выдающегося политика в сари, а в 66 лет пала жертвой заговора от рук своего же охранника. Впрочем, она следовала своей миссии, в формировании которой приняли участие дед и отец. Одним словом, это был ее выбор, и он оказался частью программы, заложенной еще в детстве родительской рукой.

7

Порой приобщение к своему делу детей у родителей происходит по необходимости, например, в силу родительского эгоцентризма, когда дочь или сын служат придуманным родителями идеалам. В некотором роде и вовлечение Индиры Ганди в служение политике, а по сути – отцу, именно таково. Родители апеллируют к чувствам детей, вызывая у последних желание играть роль помощников. Чаще всего это происходит в системе отношений «отец – дочь», поскольку девочки более покорны патриархальным традициям. В этом отношении показателен пример младшей дочери Зигмунда Фрейда, вовлеченной в орбиту его психоаналитических идей. Шутка ли, Анна стала (наряду с Мелани Кляйн) одним из основателей детского психоанализа – не выйдя замуж, не создав собственной семьи, не родив ребенка (похоже, до самой смерти отца она и играла роль ребенка, область чувств которого исследовала). Впрочем, не лучше было положение у Мелани Кляйн, в браке которой родилось трое детей, однако семейная жизнь сложилась неудачно. Считается, что тяжелый характер этой женщины не позволил ей стать хорошей матерью. В результате ее дочь Мелитта, тоже ставшая психоаналитиком, навсегда порвала отношения с матерью и даже проигнорировала ее похороны. А старший сын трагически погиб в горах, причем, согласно утверждению Мелитты, он покончил с собой, отчаявшись найти взаимопонимание с матерью. Вот такие примеры порой демонстрирует нам история. И, пожалуй, отцам стоит лишний раз подумать, вовлекать ли дочерей в такую деятельность, которая на фоне профессиональной (социальной) самодостаточности перечеркнет способность реализовать себя в традиционной роли, заретуширует все возможности счастья в личной жизни.

Итак, Анна Фрейд стала заниматься делом отца по необходимости. Будучи младшим – шестым ребенком в семье, она более остальных была привязана к отцу. Избрав первоначально профессию учительницы в начальной школе, Анна вскоре под влиянием отца оставила это занятие. Вместе со стареющей матерью и тетушкой Минной она постоянно находилась в родительском доме, тогда как остальные дети, ее братья и сестры, завели собственные семьи. Почему так произошло именно с нею? Ирвинг Стоун в книге о Фрейде превосходно описывает те формализованные отношения, которые установились у мэтра психоанализа с детьми. Скажем прямо: он и не собирался воспитывать неординарных личностей (кстати, в своей самодостаточной сосредоточенности он во многом напоминает Льва Толстого). «Он давал им карманные деньги, заботился о том, чтобы они хорошо одевались, что, на его взгляд, важно для их психологического комфорта» – это описание Стоуна можно было бы дополнить еще пятью-шестью пунктами в том же духе. Одним словом, Зигмунда Фрейда всерьез интересовала только одна личность – его собственная. Но правда и в том, что именно с меньшей дочерью, Анной, у профессора Фрейда установились особые отношения. Во-первых, взросление Анны совпало с приходом к Фрейду известности. Он чаще стал переключать мысли с завоевания своего места под солнцем посредством психоанализа на более простые, и в то же время важные вещи – отношения с близкими людьми. Во-вторых, Анна, как младший ребенок, была более заласкана – она росла во всех отношениях той хорошей девочкой, которой прилежание, отсутствие сильного дерзкого характера, выразительности приносят проблемы при устройстве в жизни. Наконец, в-третьих, период ее запоздалого самоопределения сначала был заметно скомкан войной, а затем – навсегда перепахан роковой болезнью отца. Как дочь, истово любящая отца, она больше вникала в его жизнь, открывая по ходу его проблемы и тревоги. Именно у нее на глазах разворачивалась драма соперничества внутри психоаналитического сообщества, уход от угасающего Фрейда учеников (который он с неизменным, тщательно скрываемым озлоблением интерпретировал как предательство), из всего этого и возникла потребность помогать отцу. Но эти неприятные и болезненные открытия произошли у Анны вовсе не в силу ее желания жить интересами отца; просто слабеющий Зигмунд Фрейд стал делиться с ней своими проблемами, поскольку ближе нее в данный момент у него никого не было.

После нескольких операций настал момент, когда стало ясно: Фрейду необходим человек, который сумеет, как точно выразился Ирвинг Стоун, «скрашивать старость». Ни жена Марта, ни ее сестра Минна на эту роль не подходили – не только потому, что они были слишком далеки духовно (речь не о душевной теплоте, но о понимании дела мужчины и способности продолжать его, как, например, Козима Вагнер после смерти мужа). Нужен был не просто собеседник, но человек, способный развивать дальше идеи психоанализа. Нужен был ему! И Анна согласилась – из жалости и из желания помочь. А еще – из-за неспособности поставить свой жизненный проект выше отцовского. Она решилась посвятить себя отцу, став его помощницей, секретарем, сиделкой, другом, безропотной и заинтересованной собеседницей. Было бы наивным полагать, что приход Анны Фрейд к психоанализу произошел быстро. Даже при ее способностях и желании воспринимать отцовскую концепцию понадобились годы, прежде чем дочь из универсальной сиделки превратилась в ученого и продолжателя идей. Ее неистовое, неугасимое желание было порождено одним: жаждой угодить смертельно больному отцу. Еще при жизни превратившегося в легенду отца, к сорока годам Анна выдала свою, окончательно оформившуюся идею, оставив мечты организовать личную жизнь, приняв на себя продолжение миссии. Роль отца в этом восхождении переоценить невозможно – как психоаналитик Зигмунд Фрейд сформировал свою дочь, передав ей даже свою хватку – инструмент борьбы за первенство в избранном направлении (Фрейд был еще жив, когда Анна с трибуны клеймила Мелани Кляйн за «вульгарный подход» к психоанализу – отец мог бы гордиться дочерью). Она достигла многого, но всю жизнь провела одна, без спутника жизни, а ее работа с детьми была в значительной степени компенсацией за поражение на личном фронте.

Конечно, случай Анны Фрейд относится к редким исключениям, подтверждающим, что родители определяют ту степень добра, которой одаривают своих детей. Впрочем, встречаются и совершенно уникальные случаи. К таковым следует отнести появление выдающегося врача Николая Ивановича Пирогова. Из шестерых выживших в семье казначея детей он был самым младшим. И своим образованием Николай был обязан… знакомому семьи – известному московскому врачу, профессору Московского университета Е. Мухину. Сей достойный муж приметил способности любознательного мальчика и стал заниматься с ним индивидуально, постепенно вовлекая в медицину. В результате четырнадцатилетний юноша, прибавив себе два года, поступил на медицинский факультет Московского университета. Однако Николай Пирогов учился легко – его впечатляли громадные перспективы медицины. Когда же ему удалось устроиться на должность прозектора в анатомическом театре, он окончательно решил посвятить себя хирургии.

Поддерживающий все начинания своего ребенка, любя и ободряя его, родитель не должен настаивать, чтобы тот наследовал его деятельность, но он обязан дать ему импульс – двигаться. Что-то делать, действовать, зная, что любим. Тут можно вспомнить, что отец индийского духовного лидера Вивекананды был профессиональным юристом с обширной практикой, вел активную светскую жизнь. Но он не настаивал, чтобы сын шел по его стопам, давая ему возможность делать выбор. Зато известно, что их отношения всегда оставались теплыми и гармоничными. Более того, подметив незаурядные способности сына, отец, который сам превосходно владел вокалом, научил сына петь. Вместе они разучивали песни, которые потом очень пригодились будущему духовному вожаку для настроя, достижения состояния воодушевления и эйфории.

7

Что ж, опыт родителей знаменитых детей прямо указывает: отец и мать способны сформировать не только увлечение ребенка, но и дело всей его жизни.

Чем большим авторитетом обладает родитель в социуме, тем более охотно ребенок поддастся его влиянию. Возраст и способы привлечения в область собственной деятельности имеют исключительное значение. Влияние других авторитетных лиц и их ободрение несут с собой дополнительные мотивационные стимулы.

Чем более деликатным оказывается родитель, тем больше психического равновесия и комфорта испытывает ребенок, тем чаще он полагает, что это его собственное решение. И тем больше гармонии в его жизни.

Всякому родителю следовало бы подумать, стоит ли наделять своего ребенка возможностью социальной самореализации по проторенной отцом или матерью тропе. Особенно если такой мирской успех явно эфемерен – в силу запрограммированного отказа ребенка от формирования собственного пути. Кстати, иногда даже явно одаренные дети с трудом одолевает родительский сценарий, чувствуя дискомфорт в течение всей жизни. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с жизнью Дмитрия Набокова, сына автора известной «Лолиты».

Наконец, близким к идеалу вариантом остается предоставление ребенку полной свободы выбора – на фоне максимального привлечения к собственной формуле самореализации. Именно так появились великий композитор Вольфганг Моцарт, оригинальный изобретатель Альфред Нобель, самобытный музыкант и дирижер Мстислав Ростропович, по таким законам жила семья легендарного автомобилестроителя Порше.

Глава пятая

Создать окружение и благоприятную среду. Открыть учителей

1

Подобно тому как семя злаковой культуры в благодатном черноземе производит на свет совершенный, освященный самой природой росток, так и неискушенное сознание, помещенное в наполненное идеями пространство, прорастает исключительными идеями.

История человечества изобилует примерами, указывающими, как должно создавать среду и какая среда может оказаться тлетворной, разлагающей юную душу. Всякий раз она дает новую аранжировку мотива, но суть воздействия окружения неизменна с бесконечным течением времени. Каждый ребенок до определенной поры живет в воображаемом мире, имея специфическое, персонифицированное представление о реальности. И именно его первое окружение, первичная среда обращают его в ту или иную веру, создают то или иное миропонимание. Эта реальность пускает в сознании такие прочные корни, что попытки заменить ее годы спустя будут цепляться за воспоминания детских лет, попадать в невообразимые ловушки самых первых впечатлений.

Что же касается возможностей родителей в воспитании своего ребенка, всякий раз им предстоит сложная шахматная партия, в которой они только вначале расставляют фигуры вокруг своего отпрыска. Затем, с каждым новым ходом, уже приходится учитывать все перемещения на доске. Говорят, шахматисты могут часами увлеченно разбирать логику построения игры удачливых предшественников, а знаменитые партии становятся ориентирами, эталонами игры. Если так, то почему не использовать опыт интеллектуальной игры для построения собственных воспитательных конструкций, или хотя бы для выработки принципов? Ведь жизнь цивилизации полна неожиданных событий, в которых, если присмотреться, всегда можно отыскать причину и следствие. И роль окружения во всех этих примерах не просто чрезвычайно важна, она – рамка картины, в которой изображена личность (короля создает свита). Кто читал Льва Толстого, его «Анну Каренину», помнит, как за границей на водах княгиня Щербацкая проявляла чрезвычайную осмотрительность при выборе окружения для дочери. «Узнав все эти подробности, княгиня не нашла ничего предосудительного в сближении своей дочери с Варенькой, тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые хорошие: отлично говорила по-французски и по-английски, а главное – передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться с княгиней», – так описывает нравы литератор-мыслитель. Знания, предупредительность, соответствующий уровень воспитания, наличие светских манер – необходимость этого понимала даже самая обычная мать семейства из знаменитого романа, желая, чтобы ее ребенок получал только позитивные импульсы и был лишен дурного влияния. В жизни стандарты межличностного общения близки к описанным.

Есть и другие примеры. Марк Аврелий, правитель громадной Римской империи, и его распутный сын Коммод явили миру противоположные облики. Отец – титан, оставшийся в истории великим философом и успешным императором; сын – презренный и убогий душой гладиатор, тащивший империю в бездну до тех пор, пока не был убит своим же ближайшим окружением. Как отец и сын оказались столь разными? Марк Аврелий родился в сенаторской семье, и хотя его отец умер рано, прадед Катилий Север дал внуку прекрасное образование, пригласив к ребенку домашних учителей. Это был удачный ход, потому что наставники сумели увлечь юное создание своими идеями. Старик не жалел ни средств, ни сил, ни искреннего внимания, воспитывая мальчика. Получая домашнее образование, общаясь с определенным кругом людей, будущий император был огражден от влияния чувств. Именитые философы с деликатной настойчивостью сформировали интересы и устремления будущего автора бессмертных размышлений «Наедине с собой». «Его юность протекала среди сельской природы; под наблюдением Фронтона он занимался изучением латинской риторики. Однажды философ Юний Рустик дал Марку из своего книгохранилища «Разговоры» Эпиктета. Эта книга сделала его стоиком. […] Вопросы долга и нравственности были единственными, которые волновали и захватывали всю его душу», – так описывает становление философа-императора Дмитрий Мережковский. Что ж, Марк Аврелий с юности жил аскетом, избегая всего показного, размышляя о целях бытия и собственной миссии. Он так рьяно исполнял требования воздержания (укладываясь спать на голые доски с «глазами, утомленными работой»), что мать умоляла его воспользоваться хотя бы звериной шкурой во время сна. Потом, много лет спустя, он, презирая войну, исполнял долг полководца, и даже тут удача ему сопутствовала. «Народ его боготворил, несмотря на то, что император не делал черни ни малейших уступок, никогда не искал ложной популярности!» – дает оценку Мережковский. Но, как это часто бывает, достойно исполняя долг правителя, следуя миссии философа, выдающийся человек оказался несостоятельным в исполнении отцовского долга, возможно, не менее важного. Конечно, тут были и психологические причины: его отец умер рано, не научив роли родителя. Философия уводила Марка Аврелия в сторону от мирского, к поиску своей миссии и ответам на ключевые вопросы бытия. Возможно, он слишком разуверился в людях, уйдя в глубины своего «Я». Так или иначе, его любимый сын рос совсем в другом окружении – с неограниченной свободой, с неутолимыми желаниями испробовать все, с полным отвержением знаний и необходимости мыслить, принимая решения. «Это был его ребенок – кровь от крови, плоть от плоти: он узнавал свои черты в чертах бессмысленного атлета с молодым, цветущим телом, с кровожадным сердцем. Марк Аврелий, возлагавший последнюю наивную надежду на воспитание, окружил Коммода знаменитейшими учителями философии и морали. Тот слушал их, по выражению Ренана, как слушал бы молодой лев, зевая и показывая острые зубы. Наследник Марка Аврелия чувствовал себя вполне комфортно только среди мимов, наездников цирка и гладиаторов, которых он превосходил силой и грубостью». Судьба посмеялась над философом – он просто упустил время, когда первое окружение уже испортило ребенка, потакая ему во всем, и последующие усилия отца были тщетны. Марк Аврелий не смог сдерживать негативные раздражители, действующие на низменную природу личности сына.

В итоге, Комод, став императором, практически не занимался государственными делами, предаваясь развлечениям и разврату. И оставил по себе лишь сомнительную славу буяна, который на глазах народа дико хрипел, убивая хищных животных, превращаясь в самого отъявленного зверя. Немудрено, что по возрасту он пережил Нерона всего на год и на три года – безумного Калигулу, точно так же убитого недовольным окружением.

История Древнего Рима поучительна в первую очередь тем, что показывает, как окружение формирует систему ценностей. На этих примерах отчетливо видно, что ориентиры на те или иные жизненные ценности в итоге становятся для проявления личности более важными, чем ориентиры на знания и форму деятельности. А учителя в жизни того же Марка Аврелия выступили не столько носителями знаний, сколько пропагандистами определенного способа жизни и мировоззрения. И именно через социальные установки учителей возникла потребность в новых знаниях, а вслед за этим и формирование определенного образа жизни. Личность вышла в мир как качественный продукт своего окружения. Тут любопытна и роль матери: понимая позитивную силу и направление воздействия окружения, она, любя сына, поддерживала его, не мешая окружению действовать.

2

Действительно, роль первичной среды чаще всего исключительна в формировании установок и пробуждении такого образа мышления, которые принято считать креативным. Ведь именно такую роль первого, самого влиятельного окружения играли дед у Жана Поля Сартра, дяди у Альберта Эйнштейна и Софьи Ковалевской, тетя у Нильса Бора, учителя у Альфреда Нобеля.

Но функции первого, самого значимого окружения, исполняют, как правило, сами родители. Таким образом, семья становится автономной, самостоятельно функционирующей средой. Чаще это происходит в больших семьях, в которых один или оба родителя исполняют объединяющую, развивающую роль. Иногда создается впечатление, что ростки таланта и гениальности потому и прорастают на фоне семейной традиции, что каждый маленький коллектив создает и отшлифовывает свою неподражаемую технологию производства «большого корабля» с тем, чтобы потом отправить его в «большое плавание». В качестве иллюстраций семей, в которых была сформирована убедительная развивающая среда, а сами дети играли роль самодостаточного окружения друг для друга, можно вспомнить семьи Склодовских (Мария Склодовская-Кюри), Алексеевых (Константин Станиславский), Сикорских (Игорь Сикорский), Ульяновых (Владимир Ульянов-Ленин).

Иногда в крепких счастливых семьях создание благоприятной среды для развития личности и приобщение к знаниям органично переплетаются, становясь семейной традицией и домашней игрой одновременно. Примером такого незаурядного подхода при формировании жизненных ценностей и фундаментальных знаний в семейном кругу может служить семья дипломированного врача, преуспевающего профессора психологии Киевского университета (мать тоже была врачом, но предпочла полностью отдаться воспитанию детей) Ивана Сикорского. Его сын Игорь, будущий изобретатель вертолета и основатель признанного в мире вертолетостроительного брэнда Sikorsky родился пятым по счету ребенком. Родители завели замечательное правило: за семейным столом вести продолжительные беседы о вещах возвышенных – литературе, искусстве, науке – с горячими дискуссиями и похожими на мозговые штурмы пылкими выступлениями участников. Непременно стоит упомянуть о наличии обширной библиотеки, музицировании на рояле и полной свободе выбора. Дерзость и самобытность проявлений личности в этом доме не только поощрялись, но и фактически стимулировались. Свобода действий и свобода выбора возводились в культ, что особенно отразилось на младшем сыне, как бы завершившем своим появлением создание семейного клуба. Также нельзя обойти вниманием глубокую религиозность семьи (кстати, сам глава семьи написал несколько произведений по теологии, а живописец Васнецов использовал его в качестве модели при росписи Владимирского собора). Именно эта уникальная домашняя атмосфера и плодородная почва для развития личности позволили Игорю Сикорскому без колебаний бросить Политехнический институт, чтобы со всей решимостью взяться за конструирование летательных аппаратов в собственной мастерской и лаборатории.

А классикой создания познавательно-обучающей среды можно назвать образовательные традиции в семье Владислава Склодовского. Мать будущей великой исследовательницы получила блестящее образование и работала сначала учительницей, а затем возглавила варшавскую школу-пансион. «Она хорошего рода, благочестива, деятельна, к тому же музыкантша: играет на рояле и прелестным томным голосом поет современные романсы», – писала о ней внучка Ева Кюри. Таков и отец, который «по примеру своего родителя получил высшее образование в Петербургском университете, а затем вернулся в Варшаву и стал преподавать математику и физику». Через год после рождения Марии, младшей из пяти детей, он получил престижное место субинспектора мужской гимназии. Не стоит удивляться, что в такой семье мотивация к знаниям почиталась более всего, образование относилось к области «благоразумия», то есть признавалось его прямое действие на организацию успешного будущего. Эта мотивация у Марии резко обострилась вследствие ранней смерти матери и старшей сестры, а также внезапного ухудшения материального положения семьи. Так или иначе, но вся атмосфера дома была посвящена знаниям, об этом твердили все, и каждый в семье делал главные ставки на получение основательного образования – без учета его применения. В обособленной атмосфере дома возник райский островок с излучениями сакральных вибраций. Всеобщая любовь была основополагающей «мантрой», молитвы же обращались к могущественным знаниям.

«Пять часов пополудни. Горничные убрали стол после обеда и зажгли висячую керосиновую лампу. Сын и дочери учителя остались в столовой, превращенной в комнату для занятий, раскрыли тетрадки и книги. Через несколько минут в комнате раздается бормотание, невнятный, назойливый, нудный гул; он так и остается на целые годы лейтмотивом всей жизни в этом доме», – так пытается передать Ева обстановку в семье Склодовского и почтительно-трепетное отношение к знаниям, которые каждый из детей считал спасательным кругом. Затем, после обязательных занятий, приходит время чтения. И младшая дочь, самая одухотворенная и более всех страдающая, забывается в чтении, словно находится под наркозом. Ей было всего 12 лет, когда у нее на глазах умерла мать, и, скорее всего, она острее чувствовала и переживала смерть и выпавшие невзгоды семьи. Идея знаний, доминирующая в семье, захватила ее полностью. Отец сумел привить детям привычку учиться, а после двух смертей в семье ответственность каждого из детей выросла в геометрической прогрессии. Идя след в след за братом и сестрами, Мария не могла отклониться от курса. «Отец преподает в гимназии, Броня окончила гимназию, Юзеф – в университете, Эля – в пансионе. Да и собственная их квартира что-то вроде школы! Сама Вселенная должна бы представляться Мане как огромная гимназия, где живут преподаватели с учениками и господствует единый идеал: знание!» Ева Кюри совершенно точно отражает обстановку, царящую в семье; и этот дух знаний в каждом уголке жилища, в каждой складке детской души, несомненно, сыграл основную роль в дальнейшем самоопределении Марии Склодовской.

Подобно тому как отец Марии Склодовской создал в семье культ знаний, мать Марины Цветаевой подобным образом сформировала окружение дочерей. «Мать поила нас из вскрытой жилы Лирики…», «Мать залила нас музыкой» – главные воспоминания самой Марины. Идеи, действующие на сознание, – как обжиг вылепленного из глины гончарного изделия. Конечно, фигурами на семейной шахматной доске в доме Цветаевых разыгрывали совсем иную партию, чем в доме Склодовских. Нельзя, к примеру, игнорировать тот факт, что окружение Марины состояло не только из младшей сестры Анастасии, но и из старших детей главы семьи от первого брака (Валерии и Андрея). Валерия вспоминала об «отчужденных» отношениях с мачехой. Атмосфера была наэлектризована, насыщенная слишком богатым спектром эмоций, чтобы быть спокойной. Музыка и лирика – это только отлакированная поверхность отношений, под которой в глубине прятались ментальная напряженность, состояние между отчаянием и дисгармонией, близкое к истерическому. Как-то поэтесса написала о матери: «Мать залила нас всей горечью своего несбывшегося призвания, своей несбывшейся жизни, музыкой залила нас, как кровью второго рождения». Вот уж действительно специфические ощущения, парадоксальное восприятие мироздания (как-то, оценивая произведения, Марина Цветаева одно назвала «ливнем», а другое – «ожогом»). Мать умела быть с детьми решительно-суровой, пытаясь исполнить навязчивое желание сделать из старшей дочери пианистку (младшая больше болела, поэтому меньше подвергалась муштре). И все-таки обостренная восприимчивость Марины стала ее бесспорным козырем. Все ее детство и время формирования личности – сплошной и загадочный параллакс. Ее окружение казалось лучше, понятнее ей самой. С детства в Марине, по воспоминаниям сестры, странным образом уживалось хорошее и дурное, «со страстью к чему-то и в непомерной гордости она легко и пылко делала зло». Именно ее чаще и воспитывала мать, остальных – гувернантки и учителя в гораздо большей степени. Но идея окружения, ограниченного семейным кругом, действовала. Правда, с явным перекосом. Эта идея дала уникальные знания и с ними полную социальную неприспособленность. Законсервированный мир всегда противоречив – родителям это полезно знать. Если перекос Марии Склодовской заключался в полной зацикленности на учебе, знаниях и достижениях (Резерфорд за то и не любил ее общество, что ни о чем, кроме физики, поговорить не получалось), то у Марины Цветаевой – в шокирующей многих сексуальной раскованности.

К моменту окончательного оформления личности будущей поэтессы окружающий мир, выстроенный матерью, стал рушиться. Отчуждение матери, ее горькое ожидание фатального исхода, уход в себя отца, занятого исключительно созданием Музея изящных искусств, – все это означало переход в новую реальность, но в то же время на практике подтвердило, что 14 лет (возраст, когда умерла мать) вполне является тем рубежом для личности, когда возможно дальнейшее движение без штурмана. Впрочем, материнская попытка создать замкнутый окружающий мир в рамках семьи слишком неоднозначна, чтобы быть принятой для слепого подражания. Сама Цветаева много позже признавалась, что больше жила в своем выдуманном мире, чем в реальном: «Во всем виноваты книги и еще мое глубокое недоверие к настоящей, реальной жизни… Я забываюсь только одна, в книге, только над книгой! Книги дали мне больше, чем люди». Так-то оно так, но жить только в мире книг, без людей – на поверку оказалось слишком душно. Хотя опыт матери поучителен: подменить семьей весь социум можно, но только лишь до определенного момента, иначе столкновение с реальностью рано или поздно окажется очень болезненным.

В этих примерах упомянут ориентир семьи на знания. На самом деле, знания никогда не выступают на первый план в общении, не являются самоцелью. Я намеренно не говорю тут о проблемах в каждой из таких семей: фатальная ошибка отца Сикорского и последовавшая за этим драма, ранние смерти матерей Марии Склодовской и Марины Цветаевой, смерть старшей сестры Марии Склодовской. Эти события, разумеется, влияли на судьбы героинь этой книги, и их нельзя не учитывать, говоря о формировании характеров этих неординарных женщин.

3

Все же гораздо чаще под активно функционирующим окружением подразумевают тесное взаимодействие сверстников или детей с небольшим возрастным разрывом, которые встречаются в рамках искусственно или спонтанно созданных сообществ для каких-либо целей. Это может быть учебный класс или спортивная команда, группа по интересам или спаянный для туристических походов коллектив. Если группу объединяет какое-то дело, то внутри нее обязательно имеет место определенная коммуникация, на деле не менее важная, чем занятия. Другими словами, в среде происходит взаимодействие личностей; и спорадически возникающее состязание за лидерство, а затем влияние лидеров обеспечивают вместе со знаниями и навыками закалку личности. Но оговорка-предостережение. Родители, делающие ставки на подобные коллективы, должны неустанно держать ситуацию под контролем. Коллектив коллективу рознь: один может насытить ребенка баснословными идеями, другой – подавить психику и породить массу комплексов (стоит лишь вспомнить пример маленького Редьярда Киплинга). Родители должны стремиться, чтобы их ребенок не растворил свою формирующуюся личность в коллективе, как жемчужину в вине, а приобрел красоту камня, который прошел филигранную огранку. Для этого не столько необходима осмотрительность и проницательность, сколько доверительные отношения с ребенком (а значит, искренняя к нему любовь) и живой интерес к его делам. Мы же в духе развернутого повествования займемся поучительными примерами.

В пять лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, Анна Ахматова научилась говорить по-французски. Это превосходный (и типичный) пример копирования навыков, когда существует тайное соперничество детей за любовь и признание окружающих. Но это и одновременно – отличный результат действия окружения. А Софья Ковалевская благодаря старшей сестре приобщилась к чтению не по возрасту серьезных книг. Примеров «цепной реакции», возникающей за пределами действий взрослых, более чем достаточно. И если так, то почему бы не стимулировать избирательное общение своих детей с талантливыми, одаренными детьми? Подбор достойного окружения – вот задача для ответственных родителей. Если проанализировать, к примеру, с кем общалась в детстве и юности Леся Украинка, то станет понятно, что по-другому ее интересы попросту не могли бы сформироваться.

Однако чаще всего и сам родитель занят решением своих собственных насущных задач. Но даже тогда он может и должен посильно влиять на выбор для непоседливых отпрысков наиболее качественного окружения. Яркую, бескомпромиссную оценку роли окружения дает австрийский писатель Стефан Цвейг. Его отец, состоятельный текстильщик, решив дать сыну классическое образование, отправил его в гимназию. Но за кажущейся обыденностью обнаружилось довольно-таки неординарное окружение. «В том, что после начальной школы меня отправили в гимназию, не было ничего удивительного. Каждая состоятельная семья, хотя бы из соображений престижа, настойчиво стремилась к тому, чтобы дать сыновьям «образование»: их заставляли учить французский и английский, знакомили с музыкой, для них приглашали сначала гувернанток, а затем домашних учителей», – вспоминал писатель через много лет. В то же время отмечал: «…педантичная заданность и черствый схематизм делали наши уроки неживыми – бездушная обучающая машина никогда не настраивалась на личность…» Однако важно, что подростковый мир не отвергал полностью знаний, но действовал избирательно: блокировал навязываемые модели и напряженно, неустанно искал свои собственные. Писатель вспоминает, что «под обложками латинских грамматик лежали стихи Рильке», под партой взахлеб читали Ницше и Стриндберга, а из-за походов на премьеры Рихарда Штрауса и Герхарда Гауптмана «две трети учеников заболевали». Здесь потребности знаний рождались из индивидуально-коллективных исканий: «Нами, словно лихорадка, овладела страсть все знать, докопаться до всего, что происходит в искусстве и науке». Тут ковка личности происходит на фоне коллективного протеста, но для его возникновения необходимо было, как минимум, появление в одном месте нескольких развитых детей. Естественно, что опыт родителей в данном случае содержит элемент случайности – ведь мог же Стефан Цвейг и не попасть в столь пытливое сообщество. С другой стороны, у родителей есть возможность управлять созданием окружения для своих детей, заведомо имея четкую оценку тех или иных воспитательных конклавов или, тем более, влияя на их формирование.

Периодически взрослые предпринимают мудреные усилия. Когда, например, намереваются создавать для избранных детей идеальные конклавы закрытого типа. И для групповой обработки собираются исключительно перспективные дети (то есть добротно подготовленные в домашних условиях), сообщество личностей, посвященных в таинство титулованных мужей. В этом контексте из всех школ, лицеев и гимназий, которые помнит история, Царскосельский лицей занимает особое место. Он появился как исключительный образовательный проект – создание продуманно выстроенного учебного заведения, элитарного и на редкость амбициозного, предназначенного для взращивания неординарных личностей. По задумке тогдашнего министра Михаила Сперанского, довольно прозорливого государственного мужа, в двадцати верстах от российской столицы было создано особое учебное заведение закрытого типа для ограниченного числа дворянских детей. Последняя деталь ключевая – речь идет не о массовом образовательном проекте, а об отдельном, специальным образом подготовленном и организованном заведении всего на тридцать мест. Поэтому, на самом деле, образование Александра Пушкина никак нельзя отнести к обычному, стоит лишь вспомнить невиданный ажиотаж, вызванный открытием лицея. В учебное заведение попали фактически только дети из самых известных в то время семей. Не вследствие отбора одаренных, а благодаря отменно работающему тренду предпринимать много усилий для системной подготовки детей в домашних условиях, ибо отличная образовательная подготовка ребенка в состоятельных семьях считалась святым родительским долгом. Впрочем, факт предварительного отбора детей в лицей также нельзя игнорировать, поскольку искусственно создавалась едва ли не взрослая конкуренция, состязание за личную презентабельность и неординарность. На фоне формального свободомыслия и поощрения индивидуальности каждый старался по-особенному проявить себя. На примере Царскосельского лицея был отработан на практике феномен воздействия среды с самым авторитетным преподавательским составом. Конечно, для мальчиков это была особая форма экстравагантной игры, в которой присутствовала и, хотя не явно, но стимулировалась конкуренция. Опыт Царскосельского лицея дает представление о том, что во всяком учебном заведении важнее всего сформированное окружение. Не случайно одноклассник Пушкина по лицею записал о будущем великом поэте, что он, «живши между лучшими стихотворцами, приобрел много в поэзии знаний и вкуса».

Не стоит, однако, вдаваться в детали учебы и становления Пушкина – они известны и, как случается с формированием гения, слишком многоплановы и фактурны, чтобы можно было вычленить из них непосредственно учебу. Но определяющая роль среды в формировании противоречивой и многогранной личности великого русского поэта несомненна. В его жизни лицей явился одним из значимых факторов лепки не только основных черт личности, но и самой судьбы. Небезынтересно, что лицей не пытался искоренить худшие черты характера Пушкина, сформированные в первые годы жизни. Ведь доподлинно известно, что с раннего детства и до последних дней поэт оставался эгоцентричной, деструктивной и крайне дерзкой личностью. В лицее юный Пушкин не стал менее раздражительным, а его неустойчивая психика с цикличными сменами настроения не способствовала росту симпатии к нему. Другими словами, Пушкин вовсе не желал быть покладистым, внимательным, заслуживающим доверия и похвал взрослых наставников лицеистом. Напротив, благовоспитанность он легко заменил ершистостью, а уверенность в собственной одаренности он вынес гораздо раньше – с раннего детства. Поэтому лицей как воспитательная система не оказал на Пушкина сдерживающего влияния, и именно в этом главный итог учебы непокорного гения. Этот нюанс должен быть важным для всех родителей, жаждущих поместить свое чадо в законсервированное пространство со средой, кажущейся исключительной. Там не должно быть прежде всего посягательств на свободу! Часто поддаваясь суггестии образовательных стереотипов, родитель совершает главную ошибку: теряет душевные, доверительные отношения с ребенком, подменяя искреннюю любовь блеском раздутого рекламой, иллюзорного образовательного карнавала. Кстати, отцам и матерям не лишне принимать во внимание, что сильная личность и гармоничная личность – две едва ли не полюсные категории. Скажем, Наполеон, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Рихард Вагнер, Пабло Пикассо и еще ряд добившихся признания личностей были невыносимыми в общении, с набором неисправимых, ужасных для ближайшего окружения качеств.

4

Создание некой уникальной ситуации для ребенка похвально: выбор окружения, книг, современного учебного заведения, влияние на выбор его друзей… Но каждый, кто знаком с парадоксами воспитания, не станет отрицать, что эталоны столь же редки в нашей реальной жизни, как сами гении. Как же быть с окружением в этом случае? Как помочь растущему поколению сделать правильный выбор? Четких, однозначных ответов явно нет. Но есть смысл наблюдать за происходящим, анализировать парадигмы прошлого, моделировать развитие оригинальных идей будущего. Одним словом, быть «в теме», держать руку на пульсе жизни своего ребенка.

Иногда полезно отказаться от рафинированных схем, прибегая к самой результативной формуле воспитания – оперативного реагирования на меняющиеся ситуации. Так поступали родители Михаила Салтыкова-Щедрина, известного писателя ХІХ века. Живя в условиях провинции, родители-дворяне, люди состоятельные, решили воздействовать на пробуждающуюся личность сына, своего шестого ребенка, при помощи крепостного живописца. Тут явная ставка на духовное развитие, на формирование системы ценностей, так как художник в крепостной России был почти всегда лицом одухотворенным, равным церковному служителю. Он и дал юному созданию азы общения с миром. Потом по просьбе родителей аксиомы мироздания дополнили старшая сестра и священник соседнего села. Опять прослеживается желание родителей не определенные навыки развить, а качества души, сформировать правильный и точный настрой мыслей. И только потом были призваны гувернантка и студент Московской духовной академии. Вот откуда глубокий, осмысленный и проницательный взгляд мастера слова, бережно переданный художником-портретистом через много лет после детства. Когда сыну исполнилось десять лет, родители отправили мальчика в Московский дворянский институт, где он к 12 годам показал себя одним из лучших и прилежных учеников, за что был поощрен невообразимо – переведен за государственный счет в Царскосельский лицей, где и начал свою литературную деятельность. Вот так поступательно менялось окружение Салтыкова-Щедрина, и пример этот четко демонстрирует победу родителей. Они максимально использовали возможности для обучения сына в той или иной возрастной период, до тех пор, когда механизм пробужденного сознания не заработал сам собой, пока не включился разум напористого и трудолюбивого провинциала, жаждущего движения вперед для себя и для родителей, ибо перевод в лицей был двойным поощрением для честолюбивого юноши.

Далеко не всегда в окружении детей родители играют определяющую роль. Иногда близкие семье, неравнодушные люди могут совершить переворот в душе в принципе чужого ребенка, вовлекая его в свою сферу. Таким способом формировалась судьба классика современной украинской поэзии Максима Рыльского. В 7 лет он потерял отца, видного общественного деятеля и публициста. Но тот факт, что Рыльский-старший был в добрых отношениях со многими представителями киевской творческой интеллигенции, сыграл решающую роль в жизни сына (здесь можно говорить о «волновом эффекте» жизни родителей, находящем отражения в судьбах детей). Если этнограф Ревуцкий и театральный режиссер Саксаганский оказали влияние на формирование мировоззрения юного Рыльского, то проведенное время в семьях музыканта Николая Лысенко и этнографа, фольклориста Александра Русова стало ключевым, определившим всю его дальнейшую судьбу. Известный собиратель песенного фольклора сам прошел подобный путь, поэтому не мог оставить без внимания любознательного мальчика. Поучителен и путь становления Лысенко. С раннего детства благодаря усилиям дедушки и бабушки мальчик полюбил не только поэзию и народные песни, но и музыку, затем последовало систематическое домашнее образование под материнским надзором. Большую роль сыграло и знакомство с известным поэтом Афанасием Фетом. С его же подачи с пяти лет музыкальное дарование Николая стали активно развивать. Вероятно, он на всю жизнь усвоил урок воздействия на свою судьбу знаменитого человека. И когда у самого Лысенко появилась в жизни такая возможность, он ее без колебания использовал. Таким образом, Максим Рыльский во многом обязан своим развитием товарищам отца.

Конечно, родители не могут спланировать подобные жизненные сюжеты. Но вводить детей в круг собственных знакомых и друзей – значимых в обществе людей, – под силу многим. Кстати, при помощи такого убедительного приема, как, например, совет (он может быть заранее оговоренным) авторитетного товарища, адресованный непосредственно сыну или дочери, можно воздействовать возникновению у ребенка уникальной идеи, которая, может быть, окажется ориентиром на всю жизнь. Но если из такой затеи ничего конкретного не выйдет, все равно родительские попытки не проходят бесследно. Мы на самом деле никогда достоверно не знаем, где, когда и каким образом прорастут зерна идей, которые мы с ответственностью и смелостью сеем в сознании наших детей или внуков.

5

В чем состоит задача создания благоприятной среды, и какой смысл можно вложить в слово «благоприятная»? Если мы возьмем за основу утверждение, что, с одной стороны, необходимо поддерживать общую мотивацию к той или иной деятельности, а с другой – развивать желание действовать в каждый момент отведенного для этого времени (это можно назвать и стимулированием вдохновения), то ответы на вопрос о среде, скорее всего, не будут однозначными.

Говоря современным языком, создание адекватной для раскрытия и развития личности среды состоит в том, чтобы возбудить соответствующие по силе воздействия и заряду энергетические вихри, создать некое магнетическое поле, с великой мощью воздействующее на всех, кто в нем оказывается. Важная оговорка состоит только в том, что сама творческая деятельность должна быть социально значимой, весомой и интересной. Стоит вспомнить небезынтересный и во многом специфический опыт отдельных семей. Тут система развития идей состоит прежде всего в организации среды и первоначальном копировании идеи.

Знаменитый живописец Святослав Рерих учился с самого раннего возраста под опекой отца, который привил интерес сына к рисованию, стимулировал любознательность, но при этом никогда не давал уроков рисования (!) – речь шла только о создании в доме исключительной среды. Известно письмо восьмилетнего Святослава к отцу: «Я сейчас пишу тебе письмо, а в нашем саду страшный ветер и гроза. Я сижу в детской. Мне очень интересно узнать, кто этот Чертиков. Мы сегодня поймали стрекозу, крылья у нее ультрамарин-блау. Грудка отливает золотым, брюшко – синим, зеленым и желто-зеленым. У нас есть большой огород, все в нем развилось. Не видно ли на горах диких козлов? Какие жуки и камни?» Предлагаю обратить внимание на уровень восприятия природы и развитую, как у взрослого, способность описывать ее. Несомненно, все это результат родительской проработки. И отец, и мать очень старательно подходили к исполнению своей родительской роли, и акценты делались именно на оформление среды, на создание необычной атмосферы, которая может стимулировать творческие импульсы, развить чудесные идеи. «Я очень интересовался орнитологией, зоологией. Елена Ивановна собирала мне все нужные книги, которые только могла найти. Она покупала нам чучела птиц, собирала для нас коллекции насекомых, жуков. Кроме того, меня привлекали красивые камни. Она тоже собирала для меня всевозможные уральские и другие камни. […] Таким образом, наш маленький мир тогда был насыщен замечательными впечатлениями». Мир «насыщен замечательными впечатлениями» – вот ключевые слова. Они – руководство к действию для родителей. Неудивительно, что в 12 лет Святослав уже помогал отцу натягивать на подрамники холсты и готовить краски. Кроме того, отец часто брал его с собой в археологические поездки по древнерусским городам, чем также стимулировал впечатления. «Его эстетический вкус формировался на минералогической и археологической коллекциях, на роскошных образцах «малых голландцев», картины которых родители упорно разыскивали по аукционам и антикварным магазинам. Елена Ивановна обычно осуществляла реставрацию приобретенных холстов», – так написал Николай Скиба в статье к столетию со дня рождения представителя этой уникальной семьи. Создание такой среды в доме особенно поучительно одной любопытной деталью – отец и мать подменили собой среду сверстников. Конечно, еще был брат, но в целом можно говорить о некой системе «закрытого семейного клуба».

Не факт, что такой подход самый лучший, а изолированность детей от социума обязательно даст положительные результаты. Родители должны моделировать свой подход творчески, не копировать, но брать на вооружение те элементы, которые хорошо вписываются в собственное миропонимание. В качестве примера для дополнительной оценки такого метода формирования среды можно упомянуть опыт Клары Миллер, матери знаменитой писательницы Агаты Кристи. Брат и сестра Агаты были значительно старше ее и большую часть времени проводили в закрытых школах. Безмерно обожая младшую дочь, мать решилась на совершенно удивительный эксперимент. Отказаться от посещения Агатой школы вообще! Такое смелое решение женщина приняла на фоне разочарования в британской системе образования того времени. Невообразимо, но акценты Клара Миллер сделала на воспитание «девочки из хорошей семьи», будущей жены и матери – именно эти качества оказались не совсем востребованы позже. Но любопытно то, что Агата преимущественно не общалась со сверстниками, живя в законсервированном пространстве. Рано научившись, она чрезвычайно много читала, любила одиночество и предпочитала его общению. Присутствовало, правда, домашнее музыкальное образование да образовательный осколок в виде французского колледжа. Еще больше одиночество 11-летней девочки обострилось, когда умер ее отец. В итоге получилась девушка крайне стеснительная, неисправимо замкнутая в собственном мире, избегающая общения, но с насыщенным внутренним миром, который позволил ее назвать в 2010 году одним из самых публикуемых авторов в мире (после Библии и Шекспира). Хорош ли этот материнский опыт, решать самим родителям. Но то, что он существует, должно вынуждать нас к индивидуальному синтезу всяких успешных попыток.

6

Не только мотивация определяет возможности движения и последующую результативность одаренных мальчиков и девочек. Фактически, глобальный вопрос для них состоит в том, как преодолеть точку бифуркации, когда возможны два варианта: превратить врожденную одаренность каждого в реализованный индивидуальный талант или потерять задатки, данные природой.

Поэтому, если предположить, что учитель должен сформировать, кроме мотивации, силу духа, стойкость характера, способность держать удар, то и отношение к созданию среды может существенно измениться. То есть среда для будущего таланта должна быть не столько благоприятной, сколько эмоционально насыщенной. Она предполагает переживания, состязание, конкуренцию и даже высшее напряжение сил. Это идеи, противоположные описанным замкнутым семейным системам Рерихов и Клары Миллер, реализовываются ситуативно, скорее не системно и характерны для случаев, когда по каким-либо причинам (вследствие бедности, болезни, войны и т. п.) невозможно создавать гармоничную среду. Позитивная целенаправленность действий родителей в таком случае заменяется естественным образом на одну-единственную прививку – мужества. Если доверительные отношения родителей и детей не растворяются в жизненных трудностях, если любовь находит выход в условиях, кажущихся невыносимыми, то ребенок вырастает сильной и реализованной личностью. Прекрасными примерами такого «боевого» воспитания являются Джек Лондон или Джордж Сорос, Жорж Сименон или Чарли Чаплин. Но даже в этих случаях родители умудрялись создавать окружение – ситуативно, почти случайно.

Иногда случается, что идея создания позитивно воздействующего окружения может реализоваться родителями как непредвиденный курьез. Взять хоть бы уникального в своем роде Жоржа Сименона, одного из рекордсменов по количеству написанных детективов (перу плодовитого и не ведавшего усталости мастера принадлежит 330 романов). А как все начиналась? Скандально непримиримая мамаша будущего литературного титана, дабы скрыть от окружающих удручающую бедность семьи, стала сдавать часть квартиры иностранным постояльцам – бедным неунывающим студентам, умеющим жить широко и беззаботно. Были среди них и парни из России – лихие, дерзкие, одухотворенные, успевающие читать серьезную литературу. В зрелом возрасте писатель вспоминал, что именно от этих молодых людей он впервые услышал магические имена: Гоголь, Достоевский, Чехов. Любознательному подростку было 13 лет, когда он стал познавать другое измерение бытия – параллаксы внутри сознания, вызванные великими книгами, сделали его другим человеком. Вот так неожиданно мать повлияла на выбор сына. Какой тут урок для родителей? Бывает, что благотворное условие для будущих удач лежит на поверхности: создать детям как можно большее число встреч любым способом, стараясь, конечно, выбирать сильные личности, которые способны оказать влияние, увлечь, явиться примером для подражания.

То же можно сказать и о рождении такого выразительного актерского таланта, как Чарли Чаплин. Мальчик вырос за кулисами театра, а потому рано познал специфическую театральную среду, что воспитало в нем невиданную жизненную цепкость. Стойкость и умение решать проблемы помогли ему реализоваться во многих сферах деятельности: знаменитый автор неповторимого, неподражаемого образа (весь мир знает его «маленького человека»), он проявил себя как отличный режиссер, деловитый, весьма предусмотрительный продюсер и удачливый бизнесмен. Более того, считается (и пожалуй, справедливо), что Чаплин был одним из крупнейших творческих авторитетов своего времени, значительно повлияв на направление развития кинематографа. Трудно поверить, что этот мужественный коротышка был практически человеком без образования. Его знания – это сама театральная среда, в которой он родился и рос. Лишь на непродолжительное время он отвлекался от мюзик-холла, изредка посещая школу, подрабатывая продавцом газет, печатником или помощником врача. Была ли заслуга родителей, артистов варьете, в том, что им пришлось приобщить своего малолетнего сынишку к театральному миру, использовать для решения вполне взрослых задач? У них не было выхода. Так, в пятилетнем возрасте мальчик заменил в комическом дуэте мать, когда голос у нее стал срываться. Затем бесстрашный малыш запел популярную в тех местах песенку, которую знал от родителей, и публика моментально зачислила его в артисты. Крайне важно, что успешное боевое крещение свершилось под присмотром родителей. Неоспоримый успех первой попытки и ободрение родителей впоследствии помогли ему пережить последовавшие трагические события и годы невзгод.

Как указывает в биографии Чаплина Жорж Садуль, сначала его отец пристрастился к алкоголю и умер в 37 лет, оставив 30-летнюю женщину с двумя детьми на руках. Потом у Ханны Чаплин окончательно пропал голос, и наступивший период ужасающей нищеты и безысходности немало способствовал прогрессированию душевной болезни. На два нескончаемо долгих года ее поместили в психиатрическую клинику, а дети оказались в сиротском приюте. Но эта несчастная, брошенная ангелом удачи женщина сумела найти в себе силы вернуться к сыновьям, заботиться о них и дарить материнскую любовь. Кажется, талант и стойкость Чарли выросли из ее любви, а мир театра стал незаменимым окружением. «Первой большой любовью Чарли Чаплина была его мать. Этой любви он оставался верен всю жизнь. Даже свой успех он ставил в заслугу главным образом матери», – считает Садуль. А вот воспоминания самого Чаплина: «Она была самой поразительной мимисткой, какую мне довелось видеть. Именно глядя на нее, наблюдая за ней, я научился не только воспроизводить чувства при помощи жестов и мимики, но и постигать внутреннюю сущность человека. В ее наблюдательности было что-то чудесное». И что из того, что они ютились в крохотной комнатушке, питались жалкой едой, обходясь порой бесплатным супом? Мать давала любовь и много общалась с сыновьями, а ранняя обкатка средой дала неожиданно щедрые всходы. Главное, что он не боялся сцены. Благодаря материнской поддержке он умел выкладываться полностью, поражать отсутствием скованности.