Джинкс

– Любознательность в природе человека, – сказала София. – Ты не можешь винить его за это.

– Вообще-то могу. И если ты хочешь и дальше совать нос в мои дела, может быть, тебе стоит переехать сюда на жительство?

– Я не хочу жить в этих краях, – ответила София. – Тут слишком холодно. И не надо смеяться над моим носом.

Оса пробралась по шее Джинкса за затвердевший воротник рубашки.

– Я ни слова не сказал о твоем носе.

– Ты сказал, что…

– Это просто оборот речи!

Теперь оса перебралась Джинксу на нос. Та самая, что в глаз заглядывала, – она прошлась по щеке, и сейчас Джинкс смотрел на нее, скосив глаза. Другая, заползшая под рубашку, прогуливалась по ключице, и каждый ее шаг обострял предчувствие нового укуса. В уже ужаленных местах пульсировала боль. Джинкс изо всех сил старался внушить Софии, чтобы она перестала пререкаться с Симоном и вспомнила о нем, Джинксе, – он был совершенно уверен, что без понуканий Софии Симон никогда его не разморозит.

– Симон, будь любезен, разморозь ребенка, – сказала София.

Повисла пауза, в которой чувствовалось что-то вроде пожатия плеч.

– Ну, раз ты так вежливо просишь… – наконец, произнес Симон.

Одежда Джинкса снова обмякла. Однако он как стоял, так и стоял. Не хватало еще ос разозлить.

– Он даже не шелохнулся, – сказала София и шагнула к нему. – Джинкс, с тобой все в поряд… Ой! Симон, ребенок весь покрыт осами!

– Нечего было осиную банку открывать, – отозвался Симон.

– Ты держишь ос в банке?

– Ну, не так чтобы держу… – ответил Симон тоном, говорившим, что объяснять это слишком долго.

– Немедленно убери ос с ребенка!

Новая пауза, Джинкс понял: Симон окидывает жену долгим, неторопливым взглядом, в котором так и кипит гнев.

– Ну хорошо, прошу тебя, убери с ребенка ос, – произнесла София. – Будь так любезен.

Осы разом снялись с Джинкса – даже та, что бродила под рубашкой, жужжа, выбралась наружу, – и просто растворились в воздухе.

– Зачем ты открыл сосуд, Джинкс? – спросила София, нагибаясь, чтобы поднять его с пола. – Тут же сказано: «опасно».

– Любознательность в природе человека, – заметил Симон.

– Я не слышал, чтобы он это говорил, – ответил Джинкс.

– Как-как? – София подняла сосуд к глазам Джинкса и потрясла. – Вот здесь написано: «Опасно» – большими красными буквами.

Она обернулась к Симону:

– Это что же, ребенок читать не умеет?!

Раскаленное добела пламя гнева, которое она метнула в Симона, ошеломило Джинкса.

– В Урвальде грамотность не в почете, – ответил Симон.

– Ты ничем не лучше всех остальных! Скрывать знание! И у тебя здесь все-таки не Урвальд!

– Разумеется, Урвальд, – с горечью сказал Симон. – Думаешь, мне позволили бы поселиться где-нибудь еще?

– Волшебники умеют читать, – заявила София. – И ты умел читать еще до того, как пришел в Самарру искать ответы на все свои магические вопросы. Знание – сила.

Она бросила ему эти два слова как вызов, и они повисли в воздухе, держась на восходящем потоке ее ярости.

Волны гнева так и гуляли по комнате, и пусть в этот момент направлен он был не на Джинкса, у мальчика все равно заболел живот. Слова «знание – сила» стояли перед мысленными взорами Симона и Софии, и Джинкс чувствовал: слова эти слишком колки и горячи, чтобы к ним можно было притронуться.

– Ты думаешь, что я ничем не лучше их, – произнес, наконец, Симон. – А они думают, что я хуже.

– Конечно, я так не думаю, – возразила София. Голос ее дрожал. – Но если ты не научишь мальчика чтению… ну, ведь именно так они и поступили бы. Они считают, что неведение – это так очаровательно, когда невежды – не они сами.

Что это еще за чтение такое, Джинкс не знал. Лучше бы София велела Симону научить его волшебству. Но этого от нее не дождешься. Она и Симона не очень-то жаловала за то, что он знает магию.

– Ты в долгу перед ним. Привел его сюда, забрал у родных…

– Которые собирались убить его, – подсказал Симон.

– Что?

– Собирались его убить.

София повернулась к Джинксу:

– Это правда, Джинкс?

Он до сих пор не пошевелился. Ему казалось, что по нему так и ползают осы. Наверное, еще не одну неделю казаться будет. А может быть, и до скончания дней.

– Что ты с ним сделал? Он говорить не может!

– Да может он говорить. Ответь ей, Джинкс.

Слова Симона оглушили Джинкса. «Которые собирались убить его». Жители прогалины вовсе не пытались его убить! Никто не угрожал ему ни топором, ни ножом. Это только отчим отвел его в лес, чтобы бросить, – а вовсе не все жители прогалины. Правда… никто остановить Бергтольда не попытался, ведь так? А все, по правде сказать, понимали: если кого-то отводят в Урвальд и бросают там, пиши пропало.

– Да, – выговорил Джинкс. Он просто никогда прежде так об этом не думал.

– Но почему кому-то понадобилось убивать такое милое дитя? – недоумевала София.

Джинкс внутренне сжался: милое дитя, это ж надо! Как будто осы залезли в голову и ползают там.

– Наверное, потому, – предположил Симон, – что он забирался в чужие мастерские и устраивал там кавардак.

– Но тогда… тогда ты сделал по-настоящему доброе дело, – сказала София. – Приведя мальчика сюда, я имею в виду. Выкупив его.

– Попробуй не так сильно удивляться, – посоветовал ей Симон.

– Ты спас ему жизнь.

– Даже у нас, злых чародеев, случаются приступы доброты.

Наполнявший мастерскую гнев утекал сквозь стены, а взамен в нее вливалось мирное и теплое синее чувство. Джинкс наконец-то шевельнулся. Тело затекло и болело там, где в него впились осиные жала.

– Ты ведь научишь его читать, правда? – спросила София.

– И волшебству! – выпалил Джинкс.

Наступила тишина, в которой светилось оранжево-зеленое недовольство Софии и ярко-синее пятно удивления чародея, почему-то имевшее форму бутылки. Ясно было, что он никогда прежде не думал об этом.

– Симон, ты же не можешь…

– Не указывай мне, что я могу и чего не могу! – перебил ее Симон. – Это мой мальчишка. Его нашел я.

Однако прозвучало это почти как обещание.

Глава шестая

Зимний путь

Чтение Джинкс освоил быстро, и в этом ему повезло, потому что особо терпеливым учителем Симон не был. Когда Джинкс не понимал чего-то, Симон сердился, решал, что мальчишка слишком туп, потому и непонятлив, и от объяснений отказывался. Однако Джинксу не потребовалось много времени, чтобы понять: буквы и звуки, которым учил его Симон, – это на самом деле своего рода препятствия, которые нужно обойти, чтобы услышать, о чем говорит книга. После этого чтение пошло легко. И увлекло его – Джинкс читал о магии, о чужих, лежавших за пределами Урвальда, землях.

Дверь в комнаты Симона больше не запиралась, Джинксу разрешено было туда ходить, что, впрочем, прибавило ему работы – теперь он мел полы и вытирал пыль и там тоже. Джинкс подозревал, что прежде Симон проделывал это с помощью магии. Теперь же чародей рассчитывал, что это будет делать Джинкс – с помощью метлы и щетки.

Впрочем, Джинкс не возражал, поскольку получил возможность наблюдать, как Симон творит волшебство: смешивает снадобья, жжет какие-то непонятные сухие кривые штуки, дающие пурпурный дым, и бесконечно листает переплетенную в красную кожу книгу, бормоча себе что-то под нос. Чародей тратил кучу времени на испытание разных заклинаний и, как думал Джинкс, на изобретение новых. Случалось, что он забывал вовремя отправить Джинкса в постель и спохватывался лишь близко к полуночи.

Каменная стена, через которую проходили Симон и София, так каменной стеной и осталась. Мальчик подумывал спросить у Симона, не желает ли тот, чтобы Джинкс наводил порядок и в комнатах, находящихся за нею, – но не решался. Симон и сам чем-то походил на каменную стену, и задавать ему вопросы, которые уводят за нее, не стоило.

– Не трогай ничего из стоящего на полках, – приказал ему Симон, – там многое может убить тебя.

Джинкс теперь уже знал, что на большинстве тамошних сосудов значится «Опасно», и буквы на некоторых были крупнее и ярче, чем на осиной банке.

Симон подолгу просто сидел на высоком табурете и записывал что-то в книгу. На Джинкса это нагоняло скуку. Сам он сидел на полу рядом с черепом и читал разрешенные Симоном книги. Иногда он протягивал руку к новой, и Симон, коротко взглянув на него, говорил:

– Эту не надо.

И Джинкс, услышав это от Симона, просто дожидался другого раза, когда чародей будет не так внимателен.

Если же Симон ничего не говорил, Джинкс брал книгу – с большой осторожностью, а ну как загорится, – раскрывал ее и читал. Некоторые были написаны не на урвийском и не на самарране, а на разных других языках. Он быстро понял, что это большого значения не имеет, – надо просто слушать книги, вот и все. По временам Джинкс гадал: сколько же на свете языков и сколько земель кроме Урвальда?

София, появляясь в доме, непременно расспрашивала его о прочитанном. Иногда она разговаривала с ним на языках, которые он знал только по книгам. Джинкс, прежде чем ответить ей, внимательно вслушивался в вопрос, – далеко не все слова произносились так, как он ожидал.

– Симон, мальчик самостоятельно выучил уже четыре языка, – говорила София.

– Мгм… – отвечал Симон.

Некоторые из обсуждаемых ими книг были написана на самарране. И очень многие из них были посвящены магии, поэтому Джинкс решил, что Самарра – место самое что ни на есть волшебное. Однако, когда он спрашивал о Самарре Софию, та только мрачнела.

– Самарра не имеет никакого значения, Джинкс. Читай об Урвальде.

– Как же «не имеет», если там живешь ты? – не согласился Джинкс.

Синие с серебром мысли Софии закувыркались, как акробаты, точно она нервничала.

– Урвальдийцам, Джинкс, не место в Самарре.

– А почему? – разговор шел на самарране, а Джинкс только что прочитал самарранскую книгу про слонов, волшебных животных, которых ему очень хотелось увидеть.

– Потому что нас там знать не желают, – отрывисто произнес, не отрываясь от своей писанины, Симон. – Шел бы ты, Джинкс, чердак подметать.

Однако бóльшую часть времени Симон не мешал Джинксу читать, разве что отдавал иногда какое-нибудь распоряжение.

– Подай-ка мне Кальвина, – сказал он однажды.

– Э-э… кого? – спросил Джинкс. Кроме них и черепа в мастерской никого не было. Череп заговорщицки ухмылялся.

Симон нетерпеливо пощелкал пальцами. Джинкс встал и вручил его Симону.

– Так его, э-э… Кальвином звали?

– Это его сейчас так зовут. Кальвин – мой старый враг.

– А… – произнес Джинкс. – И ты, э-э… убил его волшебством?

– Лишить кого-нибудь жизни волшебством очень и очень трудно.

– А… – повторил Джинкс.

– Я, знаешь ли, не разгуливаю по свету, убивая людей, – сообщил Симон, и в голове его на миг засветилось лиловое пятнышко, означавшее, что он подшучивает над Джинксом.

– Ну, а что же тогда с ним случилось?

Симон подбросил череп в воздух, потом раскрутил его на пальце.

– Нечто гораздо меньшее того, что он заслужил.

Вопрос, похоже, не вызвал у Симона раздражения, однако и отвечать он не собирался.