Жертва особого назначения

– Ты чего там про свадьбу говорил? Шо, реально? С этой, ваххабиткой твоей?

– Что значит ваххабиткой? – возмущенно говорю я. – Во-первых, она моя жена, попрошу с уважением. Во-вторых, она не ваххабитка, ее ваххабиты на прицеле держат, как и нас всех. Она им как кость поперек горла. Она из дружественной разведки.

– Ох, нарвешься. Дружественных разведок не бывает. Лишат допуска и таких бздей навтыкают! И мне заодно. За потерю бдительности и развал работы с личным составом. Тут уже какой-то… Пушкин, чтоб его… Телегу написал, что у нас тут беспредел полный, эскадроны смерти действуют. И ты еще со своей…

– Пусть на улицу пойдет, поработает. Эскадрон смерти…

В нашу сторону начинает двигаться москвич, и Павел Константинович замечает это.

– Все, иди с глаз…

Вот тебе и медовый месяц. С поздравлением от начальства заодно.

* * *

Станиславский, который вел работу по Аль-Малику, пока мне и Амани не удалось выследить и завалить его на сирийской границе (та еще мясорубка была), был и в самом деле человеком очень серьезным.

Он не подчинялся даже резиденту, а выходил напрямую на АТЦ «Москва». Для неразумеющих – Антитеррористический центр «Москва», управление ФСБ, реорганизованное из управлений «А» и «В», которые, в свою очередь, берут начало от легендарных советских групп «Альфа» и «Вымпел».

Станиславский встретил меня в своем кабинете – он сидел с отдельной охраной и в отдельном блоке. Был он совсем не героического вида – полный, ниже меня ростом, в очках, с усами и небольшой, как у арабских шейхов, бородкой. Мы поздоровались – по местному, не по-русски, коснувшись губами щеки друг друга.

– Ас-саламу алейкум.

– Ва-алейкум ас-салам…

Генерал показал на стул.

– В связи с последними событиями, – сказал он, – я пробил через Москву создание ВСОГ[4]. Назовем ее «Самум». Группа создается с целью… Для начала вопрос. Вы верите в гибель Аль-Малика? Вы, лично.

Хороший вопрос.

– Сомневаюсь, товарищ генерал.

– Почему? Вы же стреляли в него.

Да уж. Вот это-то мне и не дает покоя. Стрелять-то я стрелял. С крыши из винтовки Драгунова. Дистанция – метров семьдесят, можно камнем докинуть, не то что пулей. Только не один он был – с ним двое охранников из местного бедуинского племени. Они за него отвечали и с оружием были. Могли начать во все стороны стрелять, людей положить, а это недопустимо. Я первыми их снял, а вот по Аль-Малику не уверен, что вообще попал. Верткий он, гад… Был.

– Стрелял, но не попал, товарищ генерал, он среагировал быстрее. Он был в машине, машина взорвалась, но секунд пять-семь она была вне моего поля зрения.

– То есть вы хотите сказать, что Аль-Малик мог и выпрыгнуть из машины?

– Мог, товарищ генерал.

– Даже с учетом того, что машина находилась под прицелом вашей… гм… сопровождающей?

– В такой ситуации можно что-то и пропустить, товарищ генерал. Паника, крики, перестрелка, быстрое движение машины.

Генерал открыл ящик стола, перед этим набрав код. Достал какую-то папку.

– Сегодня утром получил. Заключение из Центрального военного госпиталя по образцам ДНК, найденным в сгоревшей машине. Один из этих образцов имеет прямое родственное сходство с образцом ДНК, присланных нами из Москвы. Вероятность совпадения – более девяноста процентов. Вы все еще настаиваете на своем утверждении?

– Так точно. Можно быть уверенным, что Аль-Малик мертв, только если увидишь его труп. Да и то не до конца.

– У вас с ним личные счеты? – прищурившись, спросил генерал.

– Так точно.

– Какие именно?

– С Сирии, товарищ генерал, – мне хотелось встать и уйти. – Он вычислил и взорвал нашу оперативную базу в Дамаске.

– И вы хотите отомстить.

– Так точно.

Генерал смахнул папку обратно в стол.

– Что ж, в таком случае мы с вами сработаемся, – констатировал он.

Вот это номер.

– Первое, что мне нужно от людей, – сказал Музыкант, – это наличие четкой мотивации. В условиях, когда идеологии нет как таковой, месть – наиболее сильная из возможных. Второе – это несогласие со мной. Мне не нужны те, кто будет стараться угадывать, что я хочу услышать. Это не разведка, а…

Слово было таким, которого от генерала никак не ожидаешь услышать.

– Единственное, что вы должны помнить, – мне нужен результат, а не оправдания. Оправдания – для проигравших, ясно?

– Так точно.

Для генерала, тем более его возраста и тем более российских спецслужб, – мысли на удивление здравые. Будь таких побольше – глядишь, не мы, а Вашингтон проиграл бы холодную войну. Большинство у нас – шаркуны с Арбатского округа. Хотя есть и зубры тот же Шаманов.

Генерал вышел в соседнюю комнату, оставив меня одного в думах тяжких. Вроде бы то, что я и хотел. Дело, а не шарканье и интриги. Вот только остаться бы в живых. Такие, как Музыкант, пошлют в самую мясорубку, не дрогнув.

Бог не выдаст, свинья не съест, в общем.

Генерал вернулся со старинным подносом, на котором было все приготовлено для чаепития. Даже сахар – правильный, тростниковый, коричневый.

– Кубинские друзья прислали, – пояснил генерал. – К счастью, не всех друзей растеряли.

Генерал разлил чай по чашкам. Первую в знак уважения предложил мне, что в общем-то не положено. Если даже не принимать во внимание разницу в званиях – он старше меня по возрасту. Видимо, как хозяин угощает гостя…

– Рахмат…

– Мне тоже не нравится эта история с Аль-Маликом, – сказал генерал. – Какая-то она незавершенная. Террорист такого класса просто так не погибает.

Я пожал плечами.

– И на старуху бывает проруха. Тот же Аз-Заркави[5]выскочил из кольца в Рамади, но погиб от удара бомбардировщика вскоре после того, как его родственники отреклись от него и, скорее всего, выдали его местонахождение иорданскому Мухабаррату. Всякое бывает…

– Теперь вы противоречите и мне, и даже самому себе, – сказал генерал. – Для Аль-Малика здесь могла быть только одна достойная его внимания цель. Саммит глав государств. И он погибает, причем погибает очень странно. Какого черта он полез в тот район? Какого черта он связался с этими, можно сказать, детьми? Он же подставил себя!

– Чтобы умереть? – предположил я. – Или чтобы все так думали?

– Вот именно. Чтобы все так думали. Возможно, это был запасной план, который он активировал после того, как вы едва не взяли его на вокзале. Возможно, он импровизирует. И одновременно с этим резко активизируются ЦРУ и МОССАД. И почему-то выходят на вас. Почему?

Я покачал головой.

– Ошибка. Это я вышел на ЦРУ. После того, как погиб мой агент. Выхода у меня не было, надо было заставить их действовать. И я заставил. МОССАД послал человека, который ходил со мной в один класс. Может, другого не нашли.

– Или искали под вас? – предположил генерал.

– Может, и так.

– Ваш агент. Назовете?

Я назвал. Генерал присвистнул.

– И вы вели его? Один?!

– Так точно. Вспомните Потеева, товарищ генерал. Сколько еще может быть таких?

В этих стенах мои слова, конечно, были наглостью.

– Как вы проводили полученную от него информацию?

– Как полученную от агентов с улицы. На самом деле это была информация глобальных систем перехвата. Американцы скармливали ее нам на реализацию.

– Скармливали? Кто первый пошел на контакт? Вы или он?

– Трудно сказать, товарищ генерал. Я давно присматривался к американцам. Но на контакт первым в общем-то пошел он. Точнее, первым предложил помочь.

Генерал взял паузу, подлил чая в мою чашку. Я в ответ подлил ему.

– Все правильно, – сказал он. – Американцы давно не знают, что им дальше делать. Для кого-то враг есть враг, и уничтожать его надо любыми методами и любыми средствами, пусть даже и нашими руками. Для кого-то нет врагов и нет друзей, а есть лишь интересы. И дестабилизация всего евроазиатского континента чужими руками – приз очень даже существенный, чтобы продолжать игру. Тем более если это приносит еще и деньги.

Откровенно говоря, тут я в душе не согласился с генералом, хотя и промолчал. Мотивация американцев представляется нам именно так, но, на мой взгляд, нельзя подходить к этому так упрощенно. Не надо забывать, что Америка, прежде всего, страна разнообразия. Разные люди, и у них разные интересы. И что самое скверное – американский образ и стиль жизни дает им возможность проводить эти интересы в жизнь. Практически любой высокопоставленный разведчик, любой руководитель крупной корпорации, имеющий возможность нанять наемников, любой влиятельный генерал Пентагона или руководитель предприятия ВПК имеет свою долю влияния во внешней политике. Долю, которую в свое время отобрал у коминтерновских товарищ Сталин – просто физически их уничтожив. А вот в Америке этого не было, и каждый способен и готов действовать так, как считает нужным. И считает, что это правильно. А если тут еще и деньги… Джейк говорил о том, что в спецслужбах существует группа людей, давно и плотно завязанных с исламистским движением. Он, кстати, тоже погиб – нелепо и странно. По виду – в автокатастрофе, но если учесть, что в это же время бомбу в машину подложили и мне… Джейк не был предателем, во многом он был идейным, хоть я ему и платил. Он передавал мне закрытые данные американской разведки об активности джихадистов в Ираке, а мы их реализовывали. Так он мстил. Но теперь его нет – и важный источник данных для нас теперь потерян.

– Джейк говорил о том, что в спецслужбах существует группа людей, давно и плотно завязанных с исламистским движением. Он представлял группу с противоположными интересами.

– И вы вышли с ними на контакт.

– Так точно.

– А МОССАД?

– Они ждут информацию.

– Какого рода?

Я сказал – какого.

– Губа не дура…

Генерал прищурился, прикидывая варианты.

– А что сами планируете делать? – вдруг выдал он.

Да… Наверное, завтра снег пойдет, не иначе. В Ираке, кстати, бывает снег – зимой, в пустыне. Но летом. Это когда же начальство интересовалось у подчиненного, что он собирается делать? Это как так можно? Ведь из начальственного кабинета виднее, что делать, верно?

Я сказал, что собираюсь делать.

– Рискованно, – оценил генерал.

– Но иного выхода нет. Ведь такой пакет информации, который просит МОССАД, я не получу, верно?

– Тоже верно. Что же, это можно принять за основу. – Генерал поднял трубку, набрал короткий, в четыре цифры номер, буркнул «зайди». – Я дам человека в помощь для координации действий. В интересах операции, а также для удержания контакта с иноразведками я считаю, что вам пока разумнее действовать в одиночку.

* * *

К вечеру я чувствовал себя как выжатый лимон.

Мой запрос относительно личностей Борека-еврея вместе с его украиноговорящими ухарями-телохранителями, которые додумались меня похитить от самого американского посольства, переподписали цифровой подписью самого Музыканта и отправили по назначению в Главный информационный центр, созданный для преодоления межведомственной раздробленности. Я отправлял этот же запрос за собственной подписью, но до сих пор ответа не получил. В этот раз ответ пришел через два часа.

Борек – мой бывший одноклассник, а теперь активный участник израильской бизнес-активности – занимался и занимается самыми разными проектами, что указывает на вероятность отмывания денег. С момента алии он (загибайте пальцы): торговал недвижимостью, принимал туристические группы из России, занимался торговлей продуктами питания, тоже с Россией, совершал сделки по купле-продаже драгоценных камней. На него было два сигнала: первый – это когда в 2005-м его имя фигурировало в деле об организованном сутенерстве в Тель-Авиве: группа предприимчивых репатриантов из СССР устроила сеть проституции, в которую вербовали как бедствующих соотечественниц, так и завозили с Украины группы под видом туристок (отдохнешь и заработаешь заодно). Второй раз еще серьезнее – его имя всплыло в расследовании ФБР, связанном с алмазами из Анголы, это был 2011-й. Оба этих случая дали нам, циничным, основание выстроить гипотезу, что в первом случае Борю завербовал Шабак, а в другом – к нему подкатились уже американцы. ФБР просто так свои жертвы не оставляет, тем более если речь идет о связях предполагаемых фигурантов с финансированием «Аль-Каиды». Значит, согласился стучать на американцев. И в связи с этим возникает резонный вопрос: а кого он представляет сейчас? Американцев? Или израильтян? Может, и тех и других разом? Что же касается его сподручного – он единственный, кого я мог опознать. После перебора возможных вариантов я опознал его как Птуха Василия Владимировича, 1986 года рождения, сержанта украинской армии. Его биография – дальше ехать некуда. Проходил службу в Первой аэромобильной дивизии Украины, в ее составе был направлен в Ирак, затем, после возвращения из Ирака и расформирования дивизии, перешел в отряд специального назначения «Беркут», откуда его уволили в 2010-м. А уже в 2011-м украинская прокуратура объявила его в розыск по подозрению в заказном убийстве. Быстрая проверка по базе данных Интерпола показала, что Птух до сих пор числится в розыске.

Дальнейшее не составляло труда додумать. Из Одессы в Хайфу ходят теплоходы, немного денег и – здравствуй, Земля обетованная. Возможно, обзавелся еврейской женой, которая, как известно, не столько жена, сколько средство передвижения. А может, и так приехал. Там, в Израиле, наверняка и вышел на Борька с его грязными алмазными и прочими делишками. Нужен такому солидняку, как наш Борян, бодигард? Вопросов нет – нужен…

И когда встала задача навести шорох в Багдаде, Птух, скорее всего, подобрал или даже вызвал в Израиль нужных людей и быстро сколотил нелегальную группу. Проблем с этим нет – украинская армия представляет собой нечто такое, что в большей степени существует на бумаге. При том, что они очень активны и в миротворчестве, и в наемничестве. Проблем подобрать людей у Птуха не было.

Размышляя дальше, пришли к тому, что Борян все-таки работает на американцев под израильским флагом. Эта гипотеза объясняет то, как троглодиты Боряна сумели глушануть моего водителя в прямой видимости от ворот посольства США. Возможно, даже не они глушанули, а охранники из Блэкуотерс, заранее проинструктированные – эти тоже работают. Подошли, попросили документы, ударили или прыснули, или «Тазером» ткнули. Эта гипотеза объясняет то, как у Боряна оказалась информация об американском агенте в Москве в самых верхах. Кто-то из ЦРУ ее и сдал через меня – для начала переговоров. Причем кто-то, у кого есть доступ к информации самого высшего уровня. Никакого МОССАДА в схеме нет – одни американцы из двух сцепившихся группировок. Эта гипотеза объясняет то, что и Борян, и Джейк попросили, по сути, одно и то же – двум группировкам нужна одна и та же информация, зачем – непонятно. Но нужна настолько, что ради этого они готовы сдавать сети в Москве. Эта гипотеза объясняет практически все, и потому ее стоит принять за рабочую.

Вопрос в том, что делать дальше.

За основу плана приняли необходимость играть на стороне той группировки, которую раньше представлял Джейк, а теперь представляет приехавший в Багдад церэушник. Может быть, представляет – это мы узнаем по ходу. Для достижения максимального оперативного результата стало необходимым столкнуть эти группировки, с тем чтобы по результатам проявленной активности разматывать этот змеиный клубок дальше. Никакого сочувствия ни по отношению к тем, ни по отношению к другим я не испытывал: я сочувствие в седьмом классе на жвачку «Бубльгум» сменял и ничуть о том не жалею…

Первым делом надо было подготовить наживку – то есть то, что заинтересует обе стороны. По крайней мере, даст повод для дальнейшего разговора. Всю информацию сливать нельзя – тогда разговор на этом и закончится, но часть должна быть. Мы примерно обрисовали, какая именно часть, после чего я посмотрел на часы и обнаружил, что времени уже восемь вечера или два три нуля по армейскому обозначению. Позвонил вниз и нарвался на обиженного Вована, который целый день играл по собственной программе действий и теперь ждал внизу, чтобы сопроводить меня домой[6].

* * *

Амани приехала раньше меня. На столе меня ждал ужин – баранина, запеченная с травами. Вряд ли она готовила это сама, смысла нет – купила по дороге в знакомой едальне у торговца, может, даже у дальнего родственника. Как-то необычно даже… Я всегда питался сам, тратил на это минимум времени – что приготовилось, то и приготовилось. Или питался в едальнях в городе или в столовой. Приходить домой, когда твоя женщина приготовила ужин, это совсем непривычно как-то.

Я сел, по привычке пробормотал благодарность Аллаху за еду и принялся есть. Амани тоже немного поклевала. Когда я закончил со своей порцией, она смотрела на меня.

– Спасибо… вкусно.

– …

– Что? – не понял я.