Помоги проекту - поделись книгой:
Олег убегает. Рабочий день начался.
Завхоз приходит поделиться планами на сегодня. Кладовщица с печальным лицом сообщает, что не работает холодильник. Дежурный воспитатель просит автобус на экскурсию.
В проеме двери замелькали пальчики. Это здороваются девочки, пробегающие в медпункт. В кабинет входят и усаживаются на стулья ребята из моей группы: Олег, Оксана и Юра. Это выпускники. Скоро они уйдут от нас работать на производство.
Заглядываю в свой план. Дел на сегодня немало: ремонт клеток для кроликов, жатва на овсяном поле, в мастерской — изготовление булавок, монтаж вилок на электрошнурах. Все это нужно предварить беседой с ребятами, вызвать у них вопросы, вовлечь в диалоги, превратив каждый из них в общий разговор, а затем, уже после трудового дня, закрепить новые слова и обороты в сочинении под названием «Что я делал сегодня?».
Надеваю халат и направляюсь с ребятами во двор. Мы уже на пороге, когда раздается телефонный звонок. Звонят со станции — пришел вагон угля. Надо срочно оформлять документы, разгружать, возить, следить за его сохранностью. Объясняю ребятам ситуацию, прошу подождать.
Завхоз уже побежал на товарную станцию, я повис на телефоне, умоляя диспетчера автоколонны дать хотя бы одну машину, чтобы в течение дня перевезти уголь, завуч ищет воспитательницу, которая согласилась бы сопровождать машину. Нужно еще поставить сторожа.
Сколько таких неотложных дел возникает в течение дня! Хозяйственные хлопоты грозят захлестнуть, поглотить. В каких только ролях не приходится выступать. Бываю и плотником, и агрономом, и грузчиком, и садовником, и дворником, и администратором… Как важно в суете и круговерти повседневности не упустить главного — во имя чего существует и этот дом, и все хозяйственные службы, и наш труд, и мы сами. Как необходимо видеть основную цель споен деятельности а во всех делах — педагогический смысл.
Детдом представляется мне кораблем. Мы плывем на нем в сторону взрослости наших воспитанников. Наш корабль сотрясают их возрастные бури, мы наскакиваем на подводные рифы наших хозяйственных осложнений, попадаем в водовороты событий. И все-таки неуклонно идем вперед, идем…
Наконец-то мы с ребятами во дворе. Осматриваем клетки. Оторвалась от крыши планка, рубероид торчит рыбьим плавником, плохо запирается дверца, в одной из клеток нет поилки.
— Альвин Валентинович! Москва! — слышу я крик из открытого окна. Бегу в кабинет.
Из Москвы сообщают, что едет иностранная делегация, и я должен ее принять. Не успеваю положить трубку, как в кабинете появляется завхоз:
— Автобус сломался.
(Как всегда неожиданно.)
Что значит сломанная машина для детского дома — понять нетрудно. Призываю завхоза проявить собственную инициативу и спешно покидаю кабинет.
Воспитанники одни. Хорошо, что они уже приучены к самостоятельности и поэтому не разбредутся и бездельничать не станут. Но ведь нужно организовать еще и словесное общение. Я подключаюсь к совместной работе — ремонту клеток.
Мимо нас проходят дежурные, ответственные сегодня за различные участки нашего хозяйства. Юра Т. идет кормить кота Рыську. Он так и заявляет: «Олег — хозяин собаки, я — хозяин кота». Сколько гордости в это короткой фразе! Хозяин, — значит, ответственный за жизнь и здоровье любимого существа. Девочки из подготовительной группы несут в коробке вареное пшено, перемешанное с мелко нарубленными яйцами. Они сегодня ухаживают за цыплятами. Двое второклассников, взявшись за дужку ведра, тащат корм курам, третий, обгоняя их, мчится с банкой сухарей.
Хозяйство у нас безотходное. Ботва, очистки и хлебные корки — кроликам и овце, гуща от первых блюд — курам, а жидкость — в пойло. Кости грызут собаки.
Когда воспитанники на каникулах, корма животным не хватает, поэтому мы его заранее запасаем: осенью и зимой сушим из оставшегося хлеба сухари и складываем их в большие жестяные бочки. Приносят сухари и сотрудники из дома. Зато у нас всегда есть свежая крольчатина, а наш огород и теплица обеспечены навозом. А главное — дети осознают взаимосвязь в природе, целесообразность своих дел, привыкают к рачительности, бережливости…
Требуется срочно подписать документы. Я иду в кабинет, а когда возвращаюсь, застаю Олега на сеновале. Вместе с неугомонным Сергеем они прибивают крышку люка. На полу сарая валяется разбитый плафон, поблескивают осколки оконного стекла. Каждому хотелось сделать по-своему — вот и результат! Однако инициативу наказывать нельзя. Да и можно ли юирмать радость созидания? Помогаю убрать осколки п-лафоигц. а стекла предлагаю вставить самостоятельно. Работы прибавилось, но зато расширились возможности для общения.
А в это время на детскую площадку потянулись малыши. В руках лопаточки, совочки, ведерки, формочки для песка, игрушки. Так и хочется сказать: «Дети пошли на прогулку». Нет, это не прогулка. Это очень важная деятельность, дающая новые впечатления, развивающая координацию движений, закрепляющая навыки ориентирования в окружающей обстановке, обогащающая опытом общения, еще один шаг к самостоятельности. В жизни детдома нет мелочей. Все должно быть подчинено единой педагогической цели.
Вот малыш в очках с грохотом перетаскивает через порог сарая педальную автомашину и, важно усевшись, выруливает на асфальт. Сам! За ним движется целая кавалькада автомашин и трехколесных велосипедов.
Оксана бежит в швейную мастерскую, а я с мальчиками отправляюсь в столярную. Столярной она называется по традиции. На самом же деле в ней теперь стоит еще сборочное и штамповочное оборудование.
Олег забегает вперед, мы с Юрой идем рядом. Он касается ботинком бордюра дорожки, а левую руку положил мне на плечо. Крупные гроздья черноплодной рябины склонились и покачиваются над асфальтом. По обе стороны дорожки всеми цветами радуги полыхают осенние цветы. В ладошке листа настурции — большая капля росы. Легкий ветерок колышет лист, капля дрожит и переливается. В ней смешались голубизна неба, зелень листа и золото солнца. От этого она бирюзового цвета ‘.iiTUtSUbi^
Так вот почему море бирюзовое, вспыхивает догадка: небо, водоросли и солнце придают ему такой цвет. Капля и море — как они схожи!
Юра недоумевает, почему я остановился, и нетерпеливо теребит меня за плечо. А я стою, завороженный каплей. Как передать эту красоту Юре? Если дотронуться до капли, живая капля умрет и останется только ее холодный влажный след на кончике пальца.
Есть выход! Ведь капля и море так схожи! Значит, можно эту красоту ощутить всем телом через ласку волны, тепло солнечных лучей, запах и движение водорослей. Можно, конечно, звучит во мне нота скепсиса, но, ощутив все в отдельности, не воспримешь феномен их слияния в едином гармоничном явлении, неповторимом цвете, неуловимой для осязания форме.
Сознание услужливо подсовывает утешительную мысль: стоит ли разыгрывать трагедию, если миллионы зрячих ежедневно, ежечасно смотрят и не видят окружающей их красоты? Сколько людей, прошедших мимо, не увидели эту каплю и отраженного в ней неба. Они и само небо видят не каждый день. И ничего!
Нет, это не утешение. Но в то же время Юра острее воспринимает другие стороны явлений. Я вижу блеск воды, ее цвет, слышу шум прибоя, но от моего внимания ускользает запах моря, движение струящегося по ноге песка, шевеление водорослей, касающихся погруженного в волны тела, дуновение легкого нагретого солнцем ветерка, сотрясение дна от ударов прибоя. Слияние этих компонентов тоже дает целостное представление о явлении, мне недоступное. Зрение и слух подавляют другие чувства. Разве не закрываем мы глаза, когда хотим сосредоточиться или полностью отдаться гармонии иных чувств?
Очевидно, нужно учиться создавать целостные образы доступными воспитанникам способами восприятия мира, ощущать себя и окружающее в их положении. Это позволит осмыслить отношение детей к различным явлениям жизни, найти дополнительные средства обогащения их чувственного опыта…
Мы входим в мастерскую. У верстаков мальчики 12 лет усердно пилят, колотят, строгают, клеят. В итоге получаются кормушки, полочки, цветочные ящички, ящики для рассады, скворечники… В углу дожидаются ремонта стулья, тумбочки и прочая мебель.
Олег уже за штамповочным станком. Поворот рычага вправо — и готова пружина булавки. Толчок рукоятки вниз — на пружине крепко запрессована головка.
Юра садится за электроотвертку. Быстро мелькают его пальцы. Мастерскую наполняет гул мотора.
Юра поступил в детский дом в четырнадцатилетнем возрасте. У него полная слепота и тугоухость в тяжелой степени. Но если Юре громко кричать в ухо, то он что-то услышит, о чем-то догадается по ситуации. Однако гораздо проще общаться с ним дактильно. Юра немного говорит, но словарный запас его крайне, ограничен, а речь невнятная. К ней надо привыкнуть. Поэтому Юра иногда дублирует свою речь на пальцах. Мальчик отличается трудолюбием и многое умеет делать сам. Его родители, простые, но дальновидные люди, еще дома снабдили ребенка инструментами, и он по заданию отца мастерил нехитрые поделки. Юра помогал родителям по хозяйству, перенимал движения рук, занятых трудом…
Я оставляю ребят с инструктором по труду Виктором Сергеевичем. Дети его боготворят. Объяснение тому — руки, которые могут делать все. Язык умелых рук понятен любому ребенку. Этими руками делаются игрушки, излечиваются велосипедики и школьная мебель, осуществляются многие мальчишеские надежды.
Виктор Сергеевич всегда доброжелателен, спокоен, выдержан. Я люблю встречать его, идущего на работу, во дворе детдома. Энергичное рукопожатие Виктора Сергеевича словно вселяет уверенность: все будет хорошо!
Эту уверенность я стараюсь передать воспитанникам через такое же крепкое рукопожатие. Рукопожатие! Казалось бы, мелочь. Пожал руку мимоходом, прошел, и следа от него не осталось. Нет! Очень важно вкладывать в него чувство ободрения и поддержки. Рукопожатие воспитателя и воспитанника для нас — один из путей передачи духовной силы, энергии, дружеского участия.
Иду в кабинет. В маленьком вестибюле толпятся воспитанники. Значит, сегодняшняя почта уже на столе. Ждут моего появления. Гурьбой идут за мной следом. Сажусь за стол, рассматриваю конверты. Напряжение нарастает. Кто-то проталкивается вперед, кто-то тянет руку. Наконец последнее письмо переходит к самому нетерпеливому. И детей как ветром сдуло! Только топот по лестнице и редкие отрывистые возгласы радости долетают до кабинета.
Письма… Можно ли пройти мимо столь эмоционально богатой стороны жизни воспитанников? Как хочется прочитать письмо, понять каждое слово! И скорее написать ответ, иначе не жди быстрых вестей из дому. Каждый прочитывает эти листочки от начала до конца по нескольку раз. Бегает с ними по детдому, делясь своей радостью и семейными новостями. Письмо от мамы совсем не то, что книжка, в которой много непонятных слов, далеких от повседневного опыта ребенка. В мамином письме все знакомое и близкое. Ребенку невдомек, что это одна из находок нашей педагогики: так выращивается потребность в чтении. Каждому родителю мы предлагаем почаще писать письма, постепенно усложняя и разнообразя тематику. Эпизод, заимствованный из книжки и слегка адаптированный, но как будто бы случившийся с домашней Жучкой, читается ребенком куда с большим интересом, нежели в книжке.
А как хочется порадовать родных своими успехами! Дети всегда пишут о себе лучше, чем они есть на самом деле: не будешь же огорчать маму. Поэтому каждое их письмо — это и перспектива развития, ближайший рубеж нравственного роста, к которому нужно подтягиваться. Письма — это и самосознание, и самосовершенствование, общение и уединение.
Забегает Света Г. С порога выкидывает вперед руку: спрашивает, буду ли я обедать. Света ежедневно записывает желающих воспользоваться нашей кухней. Я утвердительно киваю головой. После обеда она пойдет собирать деньги с обедавших. Света знает, что мои деньги лежат на столе в кабинете. В мое отсутствие она сама отсчитывает необходимую сумму. Мелочь. Но она укрепляет доверие.
Выхожу из кабинета и поднимаюсь на второй этаж по застланным ковровой дорожкой мраморным ступенькам. В коридоре тихо: заканчивается последний урок. Но тишина не та, что в обычной школе. В ближайшем классе стрекочет печатная машинка, лязгают клавиши брайлевской. На ней выпуклым шрифтом ученики печатают упражнения. Из технического кабинета слышится трескотня комплекта брайлевских строк. С помощью этого уникального устройства проводится фронтальная работа с группами слепоглухонемых. С разных сторон доносятся невнятные возгласы. Не слышно лишь речи учителя.
Одна из дверей приоткрыта. Лес поднятых рук с шевелящимися пальцами. Идет беззвучный разговор. В классе три группы. Но никто друг другу не мешает. Полированные однотумбовые столы в каждой группе образуют букву П. В пространстве между столами сидят педагоги. При таком расположении столов можно сомкнуть руки в дактильном общении с каждым из трех учеников.
Мягко зашелестели лопасти вентиляторов. Их включило автоматическое устройство, в памяти которого заложен режим дня. Поток воздуха зашевелил вихры: урок окончен. Сломя голову понеслись вниз мальчишки. Чинно шествуют к лестнице первоклассницы. По помещению разносится запах ананасов — сигнал на обед. Это опять сработала автоматическая полисенсорная сигнализация, распыляя в воздухе пахучий аэрозоль.
Обед для нас — продолжение учебного и воспитательного процесса. Вот рука Феди разыскивает на столе стакан чаю. Ребенок поступил в детдом из Башкирии: он очень любит чай, предпочитая его другим напиткам. Воспитатель перехватывает руку мальчика и дактилирует ему в ладонь слово «чай». Федя застывает на секунду. Воспитатель берет другую руку малыша и пытается сложить его пальчики в дактильное слово. Федор склоняет голову набок, словно прислушиваясь, но усилий к совместному действию не прилагает. Воспитатель снова и снова складывает непослушные пальчики ребенка в короткое слово, губы воспитателя в отчаянии беззвучно шепчут: «Чай, чай». Наконец, пальчики малыша напряглись и буква «и» венчает совместные усилия. В руках счастливого Федора желанный напиток. А может, и не было усилий ребенка? Может, воспитателю, страстно желающему успеха, это только показалось? Сколько усилий придется еще приложить, пока результат будет очевиден!
А кто бы мог подумать, что такой строптивой может быть обычная столовая ложка? За соседним столом идет упорная борьба малыша с этой помехой, вложенной ему в руку. Ведь куда легче хватать пищу руками. Но педагог неумолим. Он сжимает правую руку ребенка с зажатой в ней ложкой и побуждает его к активности. Но сообразительный малыш, нащупав в тарелке пищу левой рукой, ею же стремительно отправляет еду в рот.
Успех в этом деле приходит далеко не сразу. Подсчитано: чтобы научить слепоглухонемого ребенка пользоваться ложкой, педагог должен сделать его рукой около 30 тысяч движений!
Вот Мишенька, чем не рационализатор! Вместо выполнения сложного вращательно-поступательного движения ложки в тарелке он левой рукой норовит наполнить ложку, а затем уже с помощью педагога препроводить ее в рот. И все-таки здесь основные трудности позади. Главное — ребенок уже научился прилагать собственные усилия в совместном с педагогом действии. Теперь важно лишь закрепить и распространить эту с таким трудом вызванную активность на другие действия, прежде всего связанные с удовлетворением естественных потребностей. Эта сфера деятельности доступнее пониманию ребенка. Но и здесь победы так тяжело достаются, что воспитатель помнит каждую ступеньку восхождения ребенка к человеку и любит рассказывать о сообразительности своего питомца, о его забавных выходках и проказах.
На столах все меньше посуды. Каждый относит ее на мойку, самым младшим помогают старшие товарищи — дежурные. Они же вытирают тряпками столы.
Наступает тихий час — период страданий и попыток самоутверждения. Все «становятся» взрослыми, и никому не хочется ложиться в кровать. И вот оно — непослушание. Начинается с характерного категорического жеста: ребром ладони по горлу — «Не хочу! Не хочу!», а затем следуют обычные детские слезы. Приходится идти на нарушение режима. Спрашиваю наиболее стойких в своих притязаниях: «Что вы хотите делать?» Конечно, у мальчишек дел невпроворот: в домике остались недоделанными полки, два окна не законопачены на зиму. Кто-то подсказывает, что в сарае оборвалась веревка, на которой висят овсяные снопики. Вспоминают, что у Бимки подрастает щенок и что в детском гараже стоят автомашины и велосипедики. Нет, так не годится! Есть дело для всех, нужны добровольцы. А уж потом каждый займется своим.
Вывожу счастливцев во двор, и, надев рукавицы, мы присоединяемся к старшим, которые вместе с нашими шефами перетаскивают на носилках и складывают в аккуратные стопки празднично красные кирпичи. В ход пошли тачки, тележки. Суматоха, беготня, смех и веселье! Дорвались!
Нет у нас естественных стимулов к труду, вытекающих из условий жизни ребенка. Всегда он вовремя накормлен, одет, обут. Сложно эти стимулы изыскивать в современной обеспеченной жизни. Но их надо искать, чтобы воспитать в детях повседневную потребность в труде.
Для старших после обеда — свободное время. Но оно также не свободно от деятельности. Каждый должен иметь любимое занятие. Нет его — сотрудничай, с тем, у кого такое занятие есть. Учись любить труд.
Мальчики потянулись в «Сережин домик». Лена Б. несет в большой консервной банке кости собакам. Огонек встречает ее нетерпеливым лаем и кидается грудью на стенку вольера. Бимка путается в ногах, мешая идти. Кролики сердито стучат задними лапами о деревянную решетку клеток.
Через весь двор преследует Рыську чужой огромный кот. У нас прозвали его Кривым. Лицо хозяина Рыськи обращено в сторону события, но он безучастен к драматическому положению своего подопечного. Юра не видит грозящей коту опасности. Кошачья интуиция подсказывает Рыське единственный выход — он кидается в ноги хозяину. Юра вздрагивает, нагибается, гладит кота. Преследование прерывается.
Из парадного выбежали старшеклассницы с книжками в руках и устремились под ветки боярышника на садовый диван.
Под яблоней присел на бревно Витя К. На коленях — транзисторный приемник. Невидящие глаза слегка прикрыты, рука лежит на передней панели, лицо задумчивое: слушает музыку. Это только непосвященным может показаться странным. Но что тут удивительного? По вибрации можно воспринимать ритм, темп, силу и высоту звучания. Очевидно, в этом тоже есть своя гармония. А если еще потренироваться? Мы избалованы зрением и слухом — вот и пренебрегаем вибрационными ощущениями. И зря! Наша кожа может дать нам массу дополнительной информации о богатстве и разнообразии окружающей жизни.
Подходит время полдника. Ребята забегают в столовую и быстро возвращаются к прерванным занятиям.
Откуда-то доносятся звуки гитары. Это Радж выпросил инструмент у наших друзей — московских шефов и воображает себя настоящим цыганским музыкантом.
Автоматика неумолима: потоки воздуха от вентиляторов, вспышки софитов — сигнал к началу вечерних занятий. Старшие расходятся по классам, младшие усаживаются в групповых комнатах. Теперь до ужина.
К семи вечера уже темнеет. В сарае зажигается электричество. Цесарки пробегают цепочкой через двор и одна за другой исчезают в светящемся пятне лаза. Животных надо загонять на ночлег. На собачьем поводке Радж ведет Катьку в сарай. Катька срывает по пути травинки и натягивает поводок. Радж нагибается, ощупывает скулы жующей овцы и чему-то улыбается.
Клушка никак не может собрать свой выводок в облюбованный ею ящик из-под печенья. Вова помогает ей, выставив ладонь с овсом и присвистывая в свисток. Вовсе не обязательно подманивать кур традиционным «цып-цып», кошку — «кис-кис». Все животные отлично реагируют на свист, который они слышат с более далекого расстояния.
Ребята с воспитателями остаются еще на улице. Я иду в кабинет. Мысленно перебираю события дня. В дверях появляется Мария Георгиевна, воспитательница Раджа. По выражению ее лица я догадываюсь: что-то случилось. Первая же фраза подтверждает мое предположение.
— Альвин Валентинович! Не хотела вас огорчать…
— Что случилось? — вырывается у меня.
— Да не знаю, как и сказать.
— Успокойтесь, говорите как получится, — намеренно тихо произношу я, мобилизуя собственную волю.
— Позавчера Радж опять трюк выкинул, да я все не решалась вам рассказать…
Встретив мой нетерпеливый взгляд, она продолжает Скороговоркой:
— Стоило мне на минуту отойти за наглядным пособием, он такое натворил…
— Да не тяните же! — взмолился я. В голове у меня проносились всевозможные варианты Раджиных проделок и бед.
— Уши проколол, — выдыхает воспитательница.
— Кому?
— Себе!
— Зачем?
— Сережки повесил.
— Сережки? — переспрашиваю я, замечая, что мое изумление доставляет ей удовольствие. Теперь, когда все страхи для нее позади, она в душе гордится своим неугомонным питомцем.
— Ну, не сережки, а булавки. Взял в мастерской да прямо на уроке и проколол уши. Глянула на него, да так и обомлела! Он сидит довольный, и булавки с двух сторон из ушей торчат. Я ему: что ж ты сделал? А он улыбается лучезарно и жестом показывает, — мол, как у тебя, одинаково
Только теперь я замечаю в ушах Марии Георгиевны красивые сережки и поражаюсь еще больше. Из нас двоих Радж первый их «увидел»!
— И что же вы сделали?
— Он сам булавки из ушей вытащил, я его в медпункт отвела. Там ему проколы обработали. Вот и все. Когда в класс вернулись, он мне такое сказал… Смешной!
— Что же?
— Ты, говорит, Мария, — трус, как заяц.
— Давайте-ка его сюда.
Через несколько минут в сопровождении Марии Георгиевны появляется встревоженный Радж. Он нащупывает стол и тянет к директорскому месту повернутую ладошкой вниз правую руку. Его рука встречает мои пальцы. Действительно, в мочках ушей виднеются красные точки, которые я не заметил утром. «Так вот почему он ко мне подлизывался со своими шуточками», — мелькает у меня догадка.
— Ты зачем уши проколол? Радж пожимает плечами.
— Ты же умереть мог! Булавки-то грязные! Радж молчит.
— Больно было?
— Нет, — выдавливает он голосом.
— Совсем?
— Чуть-чуть, — показывает он жестом.
Поддаю ему под зад ладонью. Облегченно улыбаясь, Радж удаляется. Вот ведь сила подражания!
Со двора доносятся дребезжащие звуки. Это Миша Н. вставляет стекла в сарае.
Родители привезли двенадцатилетнего Мишу из глухой удмуртской деревни, оставили в детдоме и забыли о нем. Миша — глухонемой. А видит чуть-чуть только левым глазом, узкий зрачок которого непрерывно дрожит. Правого глаза нет совсем. Навыки общения у Миши отсутствовали полностью. Если ему нужен был какой-нибудь предмет, Миша хаотически размахивал руками, подпрыгивал, тряс головой, издавал гортанные звуки, а затем направлялся в сторону привлекшего его внимание объекта, оглядываясь и поджидая ведомого. Эти особенности Мишиного поведения настораживали незнакомых людей, заставляя их держаться от него на почтительном расстоянии.
Умственное и языковое развитие Миши продвигалось с необычайным трудом. Он и на занятиях весь дергался, тряс головой, отвлекался, а дрожащие пальцы не складывались в буквы.
Было, однако, замечено, что у Миши есть увлечение — столярное дело. Решено было снабдить его инструментом, материалами и выделить место под личную мастерскую. С любимым делом пошло быстрее и языковое развитие. Миша по собственной инициативе, насколько позволяло ему остаточное зрение, рисовал на бумаге требующиеся ему инструменты и отдавал рисованную заявку завхозу, сопровождая ее оживленной жестикуляцией. По несовершенным Мишиным рисункам не сразу можно было расшифровать его желания. Но как только это удавалось, рисунок обводили жирной контурной линией и сопровождали надписью, соответствующей изображенному инструменту. Затем Миша усердно воспроизводил на пальцах название, пока не запоминал. Его просьбу удовлетворяли незамедлительно.
Желающих воспользоваться. Мишиными услугами становилось все больше: кому ящик посылочный сколотить, кому замок или стекло вставить, а то и просто гвоздь забить. Мишины познания в языке от такого общения пополнялись, столярное искусство совершенствовалось. Он научился читать простенькие чертежи, пояснения к ним и письменные просьбы, адресованные к нему.
Михаил уже пять лет работает на конвейере учебно-производственного предприятия Всероссийского общества слепых. Он сборщик телевизионных плат. В свободное от работы время Миша торопится в детдом. У него и сейчас есть своя мастерская, где он может заниматься столярным делом, оказывая существенную помощь нашему хозяйству. Появляясь в детдоме, он прежде всего изучает все изменения во дворе, бродит, поглаживая углы, стены, головы детей и животных, вглядывается в солнечные диски подсолнухов.
На редкость радостное растение — подсолнух. Любят его добрые чудаки да дети. Может быть, поэтому кто-то таинственный каждый год высеивает семечки по всему нашему двору.
Перед уходом домой обхожу двор и ловлю себя на мысли, что уходить не хочется. Сажусь на скамейку.
Теперь жизнь в детдоме устоялась, сложился дружный, творческий коллектив воспитателей. Но было время, когда всякие поиски вызывали непонимание и противодействие.
Поделиться книгой: