— Почему именно этот остров? — неожиданно спросил он.
— Резной медальон нашли здесь. В этой долине, — откликнулся Торвальд.
— Но сегодня мы не нашли здесь ничего…
— Значит, этот остров — только начало.
Начало чего? Они что, будут искать на всех островках гряды, и больших, и маленьких? И как они смогут безопасно плавать от острова к острову, когда небо прочёсывают Троги? Сегодня они уже могли стать отличной мишенью, когда битый час искали проход в рифах. Шэнн устало потянулся, посмотрел на свои руки в слабом свете маленького костра. Потрогал пальцем зудевшие ладони. Тут были бы пузыри, если бы эти руки сызмальства не привыкли к тяжёлой работе. А завтра ещё грести… Но это будет завтра. А сегодня им не нужно бояться никакого нападения Трогов — Торвальд уже гасил костёр. Шэнн свернулся на подстилке из листьев. Ночь стояла тихая. Он слышал только шёпот моря, тихую убаюкивающую песню, колыбельную глубокого сна без сновидений.
Лучи солнца ослепили Шэнна. Он повернулся на бок, разомлев от тепла, потягиваясь, словно кот. Потом юноша вспомнил, где он, и окончательно проснулся. Примятая трава, зола вчерашнего костра. Но ни Торвальда, ни росомах.
Он был не просто один — Шэнна охватило чувство, что его бросили. Что Тэгги, Тоги и Торвальд исчезли. Шэнн вскочил, тяжело дыша, и с тревогой бросился вверх на гребень котловины, откуда был виден пляж, где они вчера спрятали каноэ.
Ветки и пучки травы, которыми они накрыли лодку, были в явной спешке отброшены в сторону. И не очень давно…
А каноэ — каноэ, качаясь на волнах, двигалось к рифу, и весло часто мелькало в руках гребца. Внизу, на морской гальке, взад–вперёд, поскуливая, носились росомахи.
— Торвальд!..
Шэнн заорал изо всех сил, так, что эхо отразилось от скал за его спиной. Но человек в лодке не оглянулся, и весло всё так же быстро двигалось в его руках.
Шэнн бросился вниз по склону, несколько последних шагов он катился кубарем.
— Торвальд! — снова заорал он, но тот так и не обернулся. Шэнн стащил с себя одежду, пнул в сторону ботинки.
Он даже не задумывался над тем, что в воде могут таиться морские чудовища, он просто плюхнулся в воду и поплыл вслед за каноэ, которое уже вплотную приблизилось к рифам, направляясь на юго–запад, к выходу из лагуны. Шэнн был неважным пловцом, но взял неплохой старт, зато потом ему пришлось тяжело и он испугался — Торвальд наверняка достигнет выхода из лагуны, прежде чем Шэнн догонит лодку. Он больше не тратил сил, чтобы докричаться, вкладывая все усилия в то, чтобы догнать лодку.
И он почти догнал раковину, его рука уже коснулась шеста балансира. Пальцы Шэнна сжимались вокруг скользкого дерева, когда он поднял глаза на Торвальда и разжал руку как раз вовремя, чтобы спасти свою жизнь.
Он отпрянул, неловко нырнул, вода накрыла его с головой, но перед глазами Шэнна всё ещё стояла эта картина, совершенно невероятная, настолько невероятная, что он просто остолбенел.
Торвальд наконец–то прекратил грести — весло понадобилось ему для других целей. Если бы Шэнн не отпустил руку и не ушёл под воду, этот грубо обструганный кусок дерева раскроил бы ему череп. Он отчётливо видел весло, занесённое обеими руками, и лицо Торвальда, искажённое гримасой гнева, и потому казавшееся каким–то нечеловеческим, почти Трожьим.
Шэнн вынырнул, отплёвываясь и тяжело дыша. Весло снова мерно загребало воду, и каноэ двигалось дальше, а его пассажир не обращал внимания на того, кто остался за спиной, как будто он избавился от плывущего вслед за ним. Плыть дальше значило напрашиваться на еще одну атаку, и во второй раз Шэнну могло и не повезти. Он был слишком плохим пловцом, чтобы попытаться опрокинуть каноэ, а у Торвальда, наоборот, достанет опыта, чтобы расправиться с таким противником.
Шэнн устало поплыл обратно к берегу, где его ждали росомахи. Он никак не мог понять, почему Торвальд напал на него. Что с ним случилось? Какие мотивы подтолкнули офицера, чтобы бросить Шэнна и животных на этом острове? На острове, который Торвальд назвал начальной точкой поиска аборигенов Колдуна? Или вся эта сказка была выдумана свихнувшимся офицером для какой–то тайной цели? Против этого говорил только резной диск, да и то — о том, что его нашли здесь, сообщил всё тот же Торвальд.
Юноша на четвереньках выполз из воды и растянулся на берегу, хватая воздух ртом. Тэгги принялся лизать ему лицо, тихо, испуганно повизгивая. Над их головами кружились и кричали кожеголовые птицы, испуганные и рассерженные вторжением в их гнездовье. Землянин закашлялся, выплюнул воду и сел.
Лагуна была пустой. Торвальд, наверное, уже обогнул южную оконечность острова, и сейчас уже у самого выхода. Может быть, он уже выгреб за рифы. Не останавливаясь, чтобы подобрать одежду, Шэнн пополз наверх.
Он влез на гребень и только там встал на ноги. Солнце слепило глаза, отражаясь от волн. Приложив к глазам руку, Шэнн ещё раз увидел каноэ, уже за рифом, направляющееся вдоль гряды островов, а вовсе не к берегу, как он думал. Стало быть, Торвальд всё ещё ищет. Но что? Что–то реальное, или то, что существует только в его помутившихся мозгах?
Шэнн уселся. Он проголодался, а этот заплыв через лагуну отнял все силы. Он оказался, как в тюрьме — на островке в два раза меньше, чем долина, в которой стояла их база. И насколько юноша знал, единственным источником воды здесь служила та лужица вонючей дождевой воды, которая в такую жарищу быстро высохнет. А между ним и берегом лежало море, море, в котором обитают такие чудища, как тот вилохвост, которого выбросило на берег.
Торвальд держал курс не на следующий островок в цепи, маленькую голую скалу, а на тот, что лежал следом. Он явно торопился. Только вот куда… и зачем?
Шэнн встал и снова спустился на берег. Теперь он знал, что офицер не вернётся, а он — он опять остался один, и только от него зависит, выживет ли он, и вырвется ли с этого островка.
Ловушка для ловца
Шэнн поднял кусочек белого, мягкого, как мел, камня, и провёл на красном валуне ещё одну палочку. Итого три палочки, три дня, как Торвальд бросил его. И с того утра берег материка не приблизился ни на шаг! Он сидел рядом с камнем, хотя знал, что надо лезть на скалы, искать «птичьи» гнёзда. Трое пленников острова, человек и росомахи, уже подчистили все гнёзда, что были на берегу. При одной мысли об этих «яйцах» желудок Шэнна скрутило в спазмах и его вырвало.
С тех пор, как Шэнн проводил взглядом Торвальда, плывущего к западу, меж двух островов, он больше не видел лодки с офицером. Слабая надежда на то, что тот вернётся, умерла. На берегу, в нескольких футах от юноши, лежали плоды его отчаянных попыток соорудить хоть какое–то средство побега.
Вибротопор уплыл вместе с Торвальдом, как и остатки пищи. Шэнн попробовал соорудить подобие плота и срубил ножом несколько низеньких деревцев. Но он не нашёл здесь никаких лиан, чтобы связать плот вместе, и все его старания пошли прахом, когда он испытал плот в лагуне. Он не смог связать плот, который удержал бы его на плаву пять минут, не говоря уже о том, чтобы доставить троих пассажиров хотя бы на соседний остров.
Шэнн разочарованно пнул остов своей последней конструкции. Он старался не вспоминать о том, что в естественном резервуаре над слоем грязи осталось чуть больше дюйма чистой воды. Прошлым вечером он попробовал копать в самом центре котловины, где густые растения обещали хоть какую–то воду. Ничего. Сначала влажная земля, потом немного грязной жижицы. Слишком мало для него и для животных.
В лагуне точно должна водиться рыба. Интересно, подумал Шэнн, есть ли в сыром мясе морских тварей вода? Да и как их поймать, без сети, без лески, без крючков? Вчера он сбил станнером птицу, но она оказалась такой костлявой, что даже росомахи, уж на что неприхотливые, отказались её есть.
Звери обшаривали песчаный берег, и Шэнну показалось, что они охотятся за какими–то моллюсками — время от времени они принимались яростно рыть землю. Тоги этим сейчас и занималась, из–под передних лап фонтаном летел песок, когти старательно разгребали землю.
И её старания разбудили в Шэнне слабый лучик надежды. Тоги зарывалась в яму с таким воодушевлением, что юноша не выдержал, подошёл и заглянул в яму сам. Под слоем песка показалось что–то коричневое. Шэнн не выдержал и вскрикнул.
Тэгги скатился вниз по склону и присоединился к подруге. Шэнн склонился над краем ямы, которая быстро увеличивалась. Коричневое пятно тоже стало больше, превратившись в купол коричневого цвета, поднимавшийся на дне. Землянину даже не понадобилось прикасаться к нему руками, чтобы понять, что это. Раковина, такая же, как и та, выброшенная штормом, из которой они сделали каноэ.
Росомахи копали очень проворно, но раковина почему–то всё не показывалась целиком, как полагалось бы. Более того, сторонний наблюдатель заметил бы, что она погружается в песок всего лишь чуть–чуть медленнее, чем её откапывали. Заинтригованный, Шэнн сходил к неудавшемуся плоту, подхватил одну из жердей и вернулся, чтобы использовать её как импровизированную лопату.
Теперь они копали втроём, и коричневый горб раковины показался почти целиком. Шэнн попробовал подсунуть под край палку, чтобы перевернуть её, и к его удивлению, палку схватили и чуть не вырвали у него из рук. Он изо всех сил дёрнул обратно, палка подалась и Шэнн упал на спину. Папка освободилась, но сё конец оказался изжёванным и расщеплённым, словно попал в зубчатую передачу.
Только теперь Шэнн сообразил, что они имеют дело не с пустой раковиной, занесённой песком, а с раковиной, внутри которой всё ещё сидит её хозяин, для которого эта раковина служила естественным домом, и с которой тот не собирался просто так расстаться. И одного взгляда на расщеплённую палку хватило, чтобы понять — хозяин раковины вполне может постоять за себя.
Шэнн попробовал отозвать росомах, но они уже вышли из–под контроля, самозабвенно выкапывая новую добычу. Он знал, что если оттащить их силой, в охотничьем запале росомахи, не задумываясь, бросятся на него самого.
Чтобы хоть как–то защитить их, Шэнн снова спустился в яму, уже не пытаясь перевернуть раковину. Тэгги вскочил на купол раковины, царапая поверхность когтями, а Тоги подкапывалась вокруг. Из–под её лап то и дело взлетали фонтаны земли, но теперь она рыла с осторожностью, словно ожидая неожиданной атаки.
Теперь моллюск был почти весь на виду, хотя раковина все ещё крепко держалась в земле, и они не знали, кто под нем скрывается. Она была меньше, приблизительно две трети от размера той раковины, которую Торвальд превратил в лодку. Но и этого бы хватило, чтобы доставить их на материк, если бы Шэнн смог сделать такое же каноэ с балансиром.
Тэгги соскочил на землю, и обе росомахи озадаченно закружили вокруг раковины. То и дело они пробовали купол когтями, но когти не оставляли видимых следов, кроме небольших царапин. Они могут бесконечно кружить вокруг раковины, подумал Шэнн, но это ни к чему не приведёт.
Он сел на корточки и пригляделся повнимательнее. Яма с тварью в раковине располагалась приблизительно в трёх ярдах над уровнем моря, и всего несколько футов отделяло ее от линии, вдоль которой плескались волны. Шэнн задумчиво глядел, как волны накатываются на мелкий песок и отползают обратно. Может быть… может быть, там, где их совместные усилия ни к чему не привели, им поможет само море.
И Шэнн начал рыть канал от моря к яме с раковиной, конечно, тварь, живущая в ней, может и не бояться морской воды — Но зачем–то же она зарылась в песок на берегу, вне досягаемости морских волн? Значит, морская солёная вода может выманить её. По крайней мере, попробовать стоило. Юноша принялся за работу, по собачьи разгребая песок, жалея только, что не может объяснить росомахам свою идею, чтобы те помогли ему.
А те по–прежнему крутились вокруг пленника, стараясь подрыть песок под раковиной. По крайней мере их попытки отвлекут животное и не дадут ему ускользнуть. Шэнн отодрал от своего плотика ещё одну деревяшку, и стал работать ей как лопатой, выбрасывая фонтаны песка и гальки. Пот мокрыми пятнами проступил на рваной рубашке, липкие солёные капли стекали по рукам и лицу.
Он закончил канаву, выведя её с уклоном, так что — как он надеялся — вода потечёт в яму, как только он пробьёт перемычку. И Шэнн пробил её, плюхаясь в зелёной воде.
Его расчёт оказался правильным — вода хлынула быстро растущим потоком, пенясь вокруг раковины. Росомахи с фырканьем выскочили наружу. Шэнн наскоро привязал нож к палке попрочнее, соорудив некое подобие копья. Он склонился у ямы, с этим копьём наготове, не зная ещё, чего ожидать. И когда раковина отреагировала на его водяную атаку, ответ получился столь неожиданным, что застал его врасплох.
Раковина подпрыгнула вверх, в фонтане песка и воды. Пучок коричневых суставчатых ног вспенил воду, отталкиваясь ото дна. Но вода ослабила эту атаку — стенка ямы осела вниз, придавив край раковины, опрокинув её. Передний край раковины поднялся кверху, лапы животного мелькнули в воздухе.
Шэнн ударил копьём, чувствуя, как острие ножа входит всё глубже, так что он уже не мог вытащить его обратно. Вытянутая лапа щёлкнула в дюйме от его ног, но юноша изо всей силы налёг на древко. Этот удар и закончил битву. Раковина опрокинулась на спину, упав в грязь на дне ямы. Отчаянные попытки животного перевернуться только глубже вдавливали купол в песок.
Землянин смотрел на сегментированное брюхо твари с несколькими парами ног. Он никак не мог сообразить, где у неё голова, куда бить. Шэнн растерянно вытащил станнер и ударил сначала по одному концу, потом по второму, а затем — для верности — прямо в середину брюха, надеясь, что один из этих посланных наобум лучей всё–таки заденет центральную нервную систему животного. Он так и не понял, какой из лучей попал в цель, но отчаянное дёрганье ног замедлилось и вскоре совсем остановилось — словно кончился завод у заводной игрушки. Ноги животного теперь неподвижно торчали вверх под странными углами. Возможно, оно ещё было живым, но станнер его успокоил.
Тэгги только этого и ждал. Он вцепился в одну из ног, сжал челюсти, крутнул головой и оторвал ногу от тела. В отличие от спины, брюхо этой твари было совсем не защищено, и росомахи с радостью прикончили её.
Выковыривать животное из раковины было неприятным, очень грязным занятием, и Шэнна всё время мутило. Но он преисполнился решимости заполучить эту раковину, единственное средство побега с острова. Росомахи с удовольствием пожирали зеленовато–белое мясо, но сам юноша не смог заставить себя даже попробовать его, вместо этого полез на скалы в поисках яиц, и вознаградил себя за труды пучком съедобного лишайника.
К середине дня он почти дочиста отскоблил раковину, а росомахи закопали в землю то, что не смогли съесть сразу. Лысые птицы обнаглели до такой степени, что стали хватать кусочки мяса, которое он бросал в воду, вырывая его у всплывавших со дна проголодавшихся обитателей лагуны.
К вечеру Шэнн отволок испачканный кровью, скользкий трофей вверх по берегу и как следует спрятал его между камней, не желая потерять своё сокровище с приливом. Затем он разделся и вымылся, оттирая руки и плечи песком до тех пор, пока кожа не зазудела. Он всё ещё не верил своему счастью. Из плавника он легко сделает балансир. Ещё день работы — от силы два — и он сможет уплыть. Юноша выжал рубашку и посмотрел вдаль, на полоску берега материка. Как только его каноэ будет готово, он уплывёт. Ранним утром, пока над морем ещё держится туман — это укроет его от флаеров Трогов.
Этой ночью Шэнн спал глубоким усталым сном. Ему ничего не снилось, и даже атака Трогов не разбудила бы его. Утром он вскочил со странным чувством вины. В яме, которую он вырыл в котловине, скопилось несколько глотков жидкости, отдающей землёй, но Шэнн уже успел позабыть вкус чистой воды. Кусая зажатый в кулак лишайник, он заторопился на берег, втайне опасаясь, что раковина за ночь исчезла.
Раковина не только оказалась там же, куда он её засунул, она ещё и заметно очистилась от остатков мяса. Какие–то насекомые бросились прятаться под камни, несколько птиц взлетело — эти пожиратели падали облегчили его задачу. Шэнн увидел, что раковина стала гораздо чище, и в голову ему пришла ещё одна идея.
Стащив раковину вниз, к воде, юноша притопил её у берега, прижав сверху камнями. И уже через несколько секунд рядом показалась стайка рыбок с острыми хвостами, жадно бросившаяся на добычу. Оставив находку для окончательной очистки, Шэнн выбрался на берег и направился к остаткам плота, выбирать материал для балансира. Как и раньше, ему не хватало лиан, которыми можно было бы связать дерево. Когда он, наконец, решился пожертвовать для этого своей одеждой, на глаза ему попался Тэгги, вытянувший откуда–то суставчатую ногу, которую росомахи зарыли вчера.
Сейчас Тэгги снова вытащил её на прибрежную гальку, крепко прижав лапами, стараясь оторвать кусок. Но судя по всему, эта задача оказалась не под силу даже его зубам, и в конце концов зверь с разочарованием бросил её, отправившись на поиски более удобоваримой пищи. Шэнн подошёл поближе, разглядывая остаток ноги с тремя суставами.
Оказалось, что панцирь на ноге мягче, чем хитин или раковина, и чем–то напоминает жёсткую кожу, натянутую на кости. Шэнн попробовал отодрать кусок шкуры ножом, и после кропотливой работы, потребовавшей большого терпения, — кожа рвалась, если тянуть слишком быстро, — в конце концов удалось срезать несколько полосок по футу длиной каждая. Взяв пару таких полосок, он связал две деревяшки вместе и, решив ещё поэкспериментировать, намочил пробную конструкцию в воде, а потом выставил её на солнце.
Когда час спустя юноша попробовал узел, оказалось, что кожаные полоски стянули вместе две палки не хуже клея. Шэнн на радостях сплясал и отправился проверить, как идут дела с раковиной. Хищники хорошо потрудились, осталось раз, от силы два, пройтись по ней скребком, и та будет готова.
В эту ночь Шэнну вновь приснился сон. Но в этот раз он уже не взбирался на гору–череп. Он оказался на берегу, и работал под чьим–то ошеломляющим принуждением, создавая некую конструкцию для совершенно непонятной цели. Он работал с отчаянием раба, понимая, что губит что–то, сделанное своими же руками. Но остановиться Шэнн тоже не мог, потому что где–то совсем рядом, почти у него за спиной, чья–то превосходящая воля мёртвой хваткой держала его.
Он очнулся на рассвете, неизвестно как очутившись на берегу. По телу стекал пот, все мышцы болели, словно он и не отдыхал после работы всю ночь.
Когда же Шэнн увидел, что перед ним разбросано, ноги у него подогнулись. Остов балансира, почти готовый вчера вечером, был разобран — нет, исковеркан. Все кожаные полоски, которые он с таким трудом вырезал вчера, были разорваны в мелкие кусочки.
Юноша понёсся к раковине, которую вчера опять вытащил на берег и спрятал. Её круглый купол лежал на том же месте, целый и невредимый. Он недоверчиво провёл руками по искривлённой поверхности. А затем медленно вернулся к кучке сломанных палок и драной кожи. Шэнн был уверен — даже чересчур уверен в одном. Он сам, своими руками разрушил свою работу. В своём сне он строил, повинуясь желанию врага, а наяву он разрушал, и это, наверное, тоже играло на руку врагу.
Сон стал частью реальности. Но кто или что могло послать такой сон и настолько овладеть его телом, что, по сути, он предал сам себя? А что могло заставить Торвальда бросить его здесь? Впервые Шэнну пришло в голову новое, жуткое объяснение бегства офицера. Сон — и тот диск, который так странно на него подействовал. Предположим, что всё, о чём говорил Торвальд, оказалось правдой! Что диск действительно был найден на этом самом острове, и что где–то здесь, рядом, должен быть спрятан ключ к загадке!
Шэнн облизал губы. Допустим, Торвальд был отослан столь же сильной волей, как та, что управляла Шэнном этой ночью. Но если офицера отослали, чтобы защитить какой–то секрет, почему тогда оставили его? Может быть, Шэнн кому–то нужен здесь, нужен настолько, что когда он нашёл средство побега, его заставили сломать его? Это могло быть сделано по двум причинам: чтобы удержать его здесь… или чтобы показать, насколько он бессилен.
Бессилен! Огонёк несгибаемой воли вновь затеплился в груди юноши. Ладно, таинственные «они» заставили его сделать это. Но «они» недооценили его, легкомысленно или высокомерно открыв своё присутствие. Он теперь предупреждён, он знает о них и, вооружённый этим знанием, может нанести ответный удар.
Шэнн склонился над обломками, обдумывая эту мысль, машинально перебирая щепки. Любой шпион с удовлетворением увидел бы, что его жертва впала в отчаяние. Шпион, вот оно! Кто–то или что–то должен наблюдать за ним. Если бы такого наблюдения не было, не было бы сделано и ответного хода на его вчерашнюю работу. А если здесь прячется такой шпион… Вот и разгадка. Поймать этого, шпиона. Это, возможно, ему и не под силу, но это единственный подходящий ответ.
Теперь ему придётся притворяться. Следовало не только обыскать остров, чтобы найти шпиона, требовалось ещё проделать это так, чтобы у того не возникло никаких подозрений. Росомахи помогут ему. Шэнн встал, нарочито опустил плечи и с побитым видом поплёлся вверх, свистнув Тэгги и Тоги.
И поиск начался. С показным усердием он искал длинные палки, подходящие молодые деревца, вместо тех, которые сломал под принуждением. И не забывал время от времени поглядывать на росомах, надеясь по их реакции определить, где же может прятаться наблюдатель.
Они с Торвальдом впервые высадились на большой песчаной отмели, как раз там, где он убил тварь в раковине. На острове же имелась и вторая отмель, поменьше; это был скорее узкий язык, выступавший в лагуну, покрытый довольно большими валунами. Но в прошлый раз Тэгги и Тоги беззаботно носились по отмели, со своим обычным любопытством заглядывая между камней. А сейчас оба животных оставались на берегу, явно не собираясь спускаться к воде.
Шэнн поймал за шиворот Тэгги, потянув его следом за собой. Самец завертел головой, заскулил, но вырывался не так отчаянно, как от запаха Трогов. Впрочем, землянин и не думал, что всё случившееся — дело их рук.
В конце концов Тэгги подчинился, хотя и без всякого энтузиазма. Когда Шэнн подтянул его поближе к двум камням, сходившимся кверху наподобие арки, зверь не выдержал и заворчал. Между камней высовывался кусок плавника, и это было вполне подходящей причиной подойти поближе. Шэнн отпустил росомаху, нагнулся за деревяшкой, и покосился в тень между камней.
Сразу за камнями плескались волны: как будто естественная дверь в лагуну. Солнце ещё не заглянуло в тень, если его лучи вообще туда попадали. Шэнн протянул руку за куском дерева и, словно невзначай, провёл пальцем по плоской поверхности камня — этот камень должен был послужить порогом, на который неминуемо наступил бы любой, выходивший на берег этим путём.
Мокрый! И это означало, что гость прибыл совсем недавно… или просто хлестнула волна. Про себя, впрочем, Шэнн был убеждён, что нашёл место, где на остров выбирался разведчик. А нельзя ли устроить здесь западню? Он подобрал ещё несколько кусков плавника, прежде чем вернуться к скатам.
Ловушка… Юноша прокрутил в уме все известные ему виды ловушек. С приманкой он уже решил — его лодка. Если план удастся — а надежда, как известно, умирает последней — то в этот раз его труды не будут напрасны.
И Шэнн занялся тем же, что и вчера; в дело пошли последние кожаные полоски, которые вчера он отбрасывал в сторону. Юноша строгал, подгонял детали и думал о ловушке. К вечеру он уже знал, что будет делать и как.
Землянин не представлял себе, каким окажется невидимый противник, но, казалось, уже догадывался о двух его слабых местах. Первое — враг полностью уверен в своём успехе; вряд ли существо, которое могло так полностью, абсолютно управлять Шэнном в прошлую ночь, будет ожидать от жертвы ответного удара.
И второе — самоуверенный враг не удержится от искушения подглядеть за действиями пленника–марионетки. Землянин был уверен: его противник устроится где–то неподалёку от места, к которому приведёт свою усыплённую жертву, чтобы ещё раз разрушить всю его работу.
Шэнн вполне мог ошибаться как в первом, так и во втором, но был уверен, что не ошибается. Теперь оставалось дождаться темноты, чтобы соорудить свою ловушку, простую настолько, что враг даже не догадается о ней.
Колдунья
По ночам в котловине мерцали огоньки фосфоресцирующих кустов. В другое время Шэнн обрадовался бы этому слабому свету; сейчас же, притворяясь спящим и прикидывая свой маршрут, он старался запомнить каждый из предательских светлячков.
Он специально устроился в тени, рядом с росомахами. Когда подойдёт время ставить ловушку на заранее выбранное место, его отсутствие будет не так заметно. Лежавшая на груди рука сжимала замысловатую сеть, сплетённую из остатков кожи, добытой с таким трудом. Уже скоро!
Теперь, когда он проложил в уме путь в обход всех светящихся кустов, можно было трогаться. Землянин легонько прижал ладонь к голове Тэгги, мысленно дав ему команду, которой тот не мог ослушаться, — команду оставаться на месте.
Потом, протянув руку к Тоги, он отдал такой же безмолвный приказ. Медленно Шэнн пополз наружу, дюйм за дюймом приближаясь к узкой тропе на краю котловины. Там проходил единственный путь для существа, вышедшего на сушу на том берегу, чтобы дойти до этого пляжа, где лежала его недостроенная лодка.
Весь план строился на догадках, но лучшего не было. Пока Шэнн растягивал сеть, вздрагивая при каждом шорохе, его сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. Проверив все узлы, он снова припал к земле, прислушиваясь уже не только ушами, но и разумом и телом.
Шорох волн, шум ветра, сонное бормотание какой–то птицы… Размеренный плеск! Рыба в лагуне? Или тот, кого он ждал? Землянин пополз обратно в котловину, стараясь не шуметь.
Запыхавшись, с бешено бьющимся сердцем, он скатился к росомахам; во рту пересохло, как от долгого бега. Тэгги заворочался и вопросительно ткнулся носом в руку. Но тоже не издач ни звука, словно и он понимал, что со стороны лагуны движется какая–то напасть. Только бы пришелец пошёл по тропе с ловушкой! А может, он ошибся? И враг уже подкрадывается с другой стороны? Рукоять станнера скользила в потной ладони; он еле терпел это ожидание.
Каноэ… какая неумелая, безобразная работа! Всё придётся переделать. Ха, теперь–то ему понятно, в чём он ошибался! Вся конструкция была неверной с самого начала, но теперь он видел правильную конструкцию, как будто у него в голове появился чертёж. Изображение в голове!
Шэнн встал, оба зверя беззвучно завозились. Изображение в голове! Но в этот раз он не спал, ему не снился сон — коварный предательский сон. И существо, которое вложило в его мозг идею о новой конструкции, казалось, не подозревало о том, что он не спит. ОНО было уверено в том, что землянин полиостью под контролем. Ну, что ж, он сыграет свою роль. Он должен сыграть, если хочет заманить охотника в ловушку.
Шэнн убрал станнер в кобуру и, не скрываясь, не прячась в тени от светящихся растений, вышел на тропинку, которую он уже успел протоптать к лодке. Он изо всех сил старался идти так, как по его мнению, должен был бы идти человек под ментальным контролем.
Юноша поднялся на край котловины, лицом к берегу, отчаянно сражаясь с искушением обернуться и посмотреть, не идёт ли кто сзади. А ведь лодка–то и в самом деле была паршивая, неудачная, но сейчас он её переделает — и утром сможет сбежать из этой тюрьмы.
Давление чужой воли стало сильнее. И землянин почувствовал, что эта самоуверенность — часть характера чужака. Тот, кто направлял Шэнна уничтожать свою собственную работу, считал его простым орудием, вроде силового топора или ножа, не подозревая, что жертва не совсем размякла. Шэнн бодро зашагал вниз по склону. И тут он со страхом подумал, что враг может взять верх, — он всё больше попадал под его контроль, несмотря на то, что не спал. Землянин попытался вытащить станнер, но вместо этого его рука сжалась на рукояти ножа. Шэнн вытащил нож, и паника холодной волной окатила его. Он недооценил силу чужака…
Вспышка страха заставила его позабыть обо всех своих планах. Он должен был освободиться от чужого контроля! А нож помимо воли уже взлетел в его руке, чтобы рассечь связывавшие дерево кожаные полоски.
Беззвучный вздох, вспышка страха сотрясла его, но теперь это был чужой страх. И давление сразу же резко ослабло; Шэнн освободился. А чужак — нет! Всё ещё сжимая нож в руке, Шэнн повернулся и бросился вверх, потянувшись другой рукой к фонарю. На фоне светящихся кустов он уже различал очертания бьющейся, извивающейся фигуры. И испугавшись, что чужак сможет освободиться и сбежать, уже не думая ни о Трогах, ни о том, что чужаков может быть несколько, землянин осветил пленника лучом фонарика.
Чужак скорчился, явно испуганный неожиданной вспышкой света. Шэнн застыл на месте. Юноша не имел ни малейшего представления, кто мог попасть в его ловушку, но этот пленник оказался столь же странной, непохожей на человека тварью, что и Троги. Свет фонаря отражался от его кожи, как от панциря, играл на ожерельях блестящих камней, разноцветных полосах, спускавшихся от горла по груди, вокруг пояса и бёдер; целая сокровищница, и она казалась частью тела чужака. Кроме этих узорных поясов, полос и лент, на нём больше не было никакой одежды, разве что на поясе вокруг тонкой талии висело несколько кармашков, и ещё какие–то странные штуки, свёрнутые кольцами.
И всё же эта фигура больше напоминала человека, чем Троги. Верхние конечности вполне походили на руки Шэнна, только на них было по четыре пальца. А вот лицо выглядело совершенно другим, по очертаниям напоминая рептилию. Большие глаза, ярко–жёлтые в свете фонаря, с вертикальными прорезями зелёных зрачков. Вытянутый нос, сросшийся с челюстями. Сзади, над головой, два острых нароста в виде буквы V, вытянутые, загнутые назад и вниз, расширяющиеся к лопаткам, чем–то похожие на два крыла.
Теперь пленник спокойно сидел, опутанный сетью Шэнна, не отрываясь глядя на землянина, словно свободно мог смотреть на яркий луч фонаря. Странно, но Шэнн не почувствовал к внешнему виду этой рептилии того отвращения, какое испытал, впервые увидев жукорылого Трога. Неожиданно он положил фонарик на камень и шагнул в луч света, чтобы посмотреть в лицо этой твари, вышедшей из моря.
Не сводя глаз с Шэнна, пленник пошевелил верхней конечностью и машинальным движением поправил свой пояс. При виде этого жеста Шэнна поразила неожиданная догадка, и он пристальнее вгляделся в пленника. Несмотря на чужое строение костей и нечеловеческую кожу, существо производило впечатление грациозности и своеобразной красоты. Хрупкие конечности только подтверждали догадку Шэнна. Теперь им руководило уже не давление чужой воли, а собственное понятие о приличиях — Шэнн наклонился и разрезал державшие сеть верёвки.
Пленник, не отрываясь, смотрел, как Шэнн прячет нож, протягивает к нему руку. Немигающие желтые глаза глядели без всяких следов страха или паники, скорее со сдержанным любопытством и уверенностью в своём превосходстве. Шэнн сам не знал, почему, но он был уверен в том, что морское существо продолжает контролировать ситуацию и не пытается сопротивляться только потому, что не видит в нём никакой опасности. Странно, но эта подсознательная самоуверенность не вызвала у него раздражения — напротив, он был удивлён и озадачен.
— Друзья? — Шэнн заговорил на общем галактическом языке, Бэйсике, изобретённом Разведкой и Вольными Торговцами, семантика которого использовала верно выбранные интонации речи, выручавшие даже тогда, когда слова были незнакомы.