Помоги проекту - поделись книгой:
Проекции размытые, проекции восстановленные?
Аналогично в других симптоматических паттернах: во внезапной вспышке страсти, нервозном переключении внешних интересов, попытках притупить болезненность чувств алкоголем или сверхурочной работой, в депрессии, проблемных взаимоотношениях мы обнаруживаем общий знаменатель – размывание, а то и полный крах проекций. Проекция возникает из внутренней ценности, проигнорированной, но сохраняющей свою динамику. Как правило, проекция в сущности бессознательна, но наделена определенной энергией. Не удостоившись сознательного внимания, она избегает вытеснения и объявляется во внешнем мире как надежда, замысел, программа, фантазия или возобновление ожидания. Никто не просыпается поутру со словами: «Сегодняшний день я посвящаю проекции», но на деле мы именно так и поступаем. То, что находится в бессознательном, по-прежнему заряжено смыслом и обладает определенной динамической автономией. Оказавшись отвергнутым внутри, оно проявится под определенной личиной в нашем внешнем окружении. Как следствие, мы проецируем свое видение того, что должна представлять собой стоящая жизнь, или же видение наших родителей, или культуры, на карьеру, супругов и детей, на дом и имущество, при этом даже не подозревая, сколь многого просим от них. Мы рассчитываем на то, что они сделают нас счастливыми, наградят успехом, самореализацией, смыслом жизни, и – кто знает? – возможно, даже позволят еще немного побыть наивными детьми. Но нет ничего внешнего, что было бы способно достаточно долго нести подобный груз ожиданий. Работа, которая стоила стольких жертв и усилий, оказывается требовательной, монотонной, неинтересной; супруг – сумасбродом, контролирующим и раздражительным, недалеким и убогим; а дети и вовсе не собираются радовать нас, повторяя и подтверждая наши ценности, они хотят жить только своими интересами.
Наши проекции возникают из проблем, ценностей, задач, которые мы не открыли сознанию, тем самым позволив им спонтанно всплывать из бессознательного, представая перед нами в самых соблазнительных образах. Вот так и получается, что мы перескакиваем с работы на работу, возлагая радужные надежды на повышение, новую должность или на то, что на новом месте получится все начать с чистого листа. Или же новый знакомый из фитнес-клуба внезапно окружается неземной аурой и волшебным образом обещает исполнить архаическую программу, пока реальный супруг чем дальше, тем больше видится ограниченным, капризным и недостойным внимания. Или может оказаться так, что для ребенка, по-прежнему живущего внутри нас, станет настоящем потрясением рождение на свет внешнего ребенка – того самого
родительскую нарциссическую программу.
Проекции всегда проходят через пять четко различимых стадий. В самом начале они приносят ощущение чего-то волшебного, буквально меняя чувство реального, и обладают просто неотразимой силой. Их способность подчинять становится очевидной лишь впоследствии, да и то не всегда. Все выглядит таким образом, словно мы получаем силу от некоей жизненной энергии или ценности, скрытой в бессознательном. Как следствие, мы всегда так или иначе, но проецируем какой-то значимый, жизненно важный аспект на другого независимо от того, кто понимается под этим «другим»: карьера, супруг или ребенок. Другими словами, мы упорно видим непознанную часть себя во внешнем мире – и неудивительно, что сила этого притяжения оказывается столь неодолимой! (Всякий раз с выходом новой книги мне доводится отвечать на письма людей, которые пишут мне, что хотят стать юнгианскими психоаналитиками. И это при всем том, что сами они даже часа не уделили личному психоанализу, не говоря уже об основательной многолетней работе. Желание вполне объяснимое: на самом деле эти люди стремятся к углубленным отношениям со своей душой. Однако это стремление проецируется на определенный род занятий, имеющий как положительные стороны, так и свою немалую цену, впрочем, как и любая другая работа. Я не говорю уже об очень трудоемком процессе профессиональной подготовки. Существует немало других путей начать углубленный диалог с душой, причем куда более отвечающий особенностям индивидуальной психе.)
После того как мы достаточно натешимся блистательной силой проекции, ее вторая стадия приносит с собой утрату иллюзий. Оказывается, другой вовсе не собирается оправдывать ожиданий: и делает не то, и ведет себя не так, как нам бы хотелось. И уже на третьем этапе мы из кожи вон лезем, чтобы укрепить проекцию, восстановить ее прежнюю привлекательность: выкладываемся с удвоенной силой на работе, стремясь подняться еще выше по карьерной лестнице, обхаживаем, придираемся, пилим, контролируем или отдаляемся от супруга или от ребенка, лишь бы подогнать их под спроецированные ожидания. Но в любом случае затея обречена на провал, потому что другой постоянно оказывается не таким, как содержание и программа нашей проекции. Эта стадия проекции заведомо ведет к дальнейшему конфликту, взаимному разладу и недоразумениям, отчуждению и нередко к травмирующему поведению.
Четвертый этап – мучительный отзыв проекции. Эта стадия почти никогда не бывает добровольной, в первую очередь потому, что мы сами не понимаем, что имели дело с проекцией. Мы отзываем проекцию, так как ничего больше не остается делать. Проще говоря, реальность другого никогда стопроцентно не совпадает с программой нашей фантазии. И это болезненное несоответствие становится фактом, отрицать который уже невозможно. Другой – это в лучшем случае
На пятой стадии, если мы вообще до нее дойдем, понемногу становится очевидным, что мы имели дело с проекцией. Звучит просто, на деле же, как правило, все оказывается куда как сложнее. По большей части, мы просто возобновляем проекции, поскольку эти программы залегают глубоко и несут в себе немалую энергию. Размывание проекции протекает по предсказуемой траектории: несоответствие между намерением проекции и реальностью другого человека, несогласие или разногласие, разочарование или гнев, возобновленное усилие и переживание крушения ожиданий. В такие мгновения мы всегда оказываемся перед приглашением к большей сознательности. Меня накрыла депрессия после того, как мои цели оказались достигнуты или же не достигнуты – что именно в таком случае мое Эго спроецировало на окружающий мир? И на какой путь хочет направить меня душа? Мой спутник жизни постоянно разочаровывает меня – увижу ли я в таком случае, что в первую очередь разочарован самим собой, что исправить себя реалистичней, чем другого? Смогу ли избавить своих детей от груза моей непрожитой жизни, освободить их, как в свое время самому хотелось свободы от родителей?
Каждая неудачная проекция – это заряд энергии, нашей энергии, программа роста или программ исцеления, а также задача, которую снова предстоит решать. Когда проекция будет извлечена на белый свет из своего укрытия, сможем ли мы признать ее своей, увидеть, насколько нереалистична, инфантильна, возможно, даже неоправданна ее программа, а затем перенаправить свой курс в сторону более полной, более ответственной жизни?
Говорить всегда легко. Редко когда бывает так, что мы знаем себя настолько хорошо, бываем в достаточной степени сильны или сознательны, чтобы постоянно работать над этой задачей. В психе каждого из нас достаточно таких областей, которые стремятся возвеличить, исцелить, усилить или даже удовлетворить то, что Фрейд называл «тяга к повторению». Старая психологическая травма оказывается притягательна, так как обладает немалой энергией, привычным сценарием и связана с предсказуемым итогом, и мы чувствуем, что просто обязаны возродить ее или передать детям. Поэтому-то мы ищем для себя такую работу, которая подтвердит нашу неуверенность в себе, или таких партнеров, которые охотно поддержат нашу заниженную самооценку, и т. д., невзирая на логику и здравый смысл – так велика сила этой обособившейся энергии. И все-таки каждая проекция представляет собой нечто важное, что-то такое очень мощное
Не исключено, что самая большая услуга, которую мы можем оказать своим коллегам, своей семье и детям, – отвечать самим за содержание и проблемы, материализовавшиеся в размытых проекциях. Сняв с других бремя нашего бессознательного трафика, перестав вмешиваться в их жизнь, мы даем им свободу быть собой, следовать своему предназначению, а не нашим желаниям. Этот принцип очищения собственных задворков в той же степени применим к конфликтам между религиями, народами, между общественными системами, как и к отдельным людям. Но часто ли лидерам наций, этнических групп, религиозных учреждений достает мудрости и отваги, чтобы поднять вопрос проекции, призвать своих последователей отчитаться за прошлые дела, не впутывать неизвестного, но такого пугающего другого в свою бессознательную динамику и дать ему свободу жить своей жизнью? Сколько войн было развязано по причине того, чего мы не захотели увидеть в самих себе? И кому из нас хватит сил, или высокой нравственности, чтобы признать, что мы – это самая большая наша проблема?
Аннулированный контракт иова
Двадцать шесть столетий назад неизвестный еврейский поэт взял сюжет, в древности хорошо известный на Ближнем Востоке, и создал его новую версию, оспорив ортодоксальные взгляды своего народа. Плодом этих усилий стала архетипическая драма, известная теперь как история Иова – история праведника, никому не причинившего вреда, на долю которого выпали всевозможные несчастья. Естественно, Иов мучительно ищет ответ, за что ему эта кара и как восстановить справедливость, какой он понимает ее, и прежнюю спокойную и предсказуемую жизнь. Иова навещают так называемые утешители, представляющие ортодоксальную традицию, основанную на том, что род человеческий заключил контракт, или завет, с Богом. Если люди ведут себя надлежащим образом, утверждают ортодоксы, Бог благословит их. Поскольку же Иов подвергся таким лишениям, то, исходя из этого контракта, следует единственно возможный логический вывод: Иов где-то сбился с пути, в чем-то тяжко согрешил. Когда же Иов отвергает эти предположения, настаивая на своей невинности, утешители обвиняют его в том, что он просто не знает за собой этих грехов или же скрывает их. Иов даже призывает Бога в свои главные свидетели, что ни в чем не преступил закона и, следовательно, не заслужил такой кары. Наконец, Бог является ему в образе голоса из бури. Он говорит Иову, что его убежденность в существовании какого-то договора – домысел и не более. Скорей, все выглядит таким образом, что Творец Вселенной не связан никаким договором, по крайней мере тем, какого придерживаются люди. Для Иова это становится откровением, подлинным мировоззренческим переворотом. Он признает теперь, что в основе его пресловутого благочестия в действительности лежало самонадеянное предположение, что угодливое поведение вынуждает Бога быть ему в чем-то обязанным. Иов понимает, что никакой сделки не было, что мысль о возможности такой сделки – высокомерная выдумка Эго в угоду привычной своей программе, ставящей на первый план безопасность, насыщение и постоянство.
Теперь уже Иов – не прежний послушный мальчик перед лицом строгого, но предсказуемого божества, но взрослый человек, потрясенный до глубины души. Он коренным образом пересматривает прежние взгляды на мир и свое место в нем, иначе говоря, переживает то самое крушение устоев, что ожидает и всех нас в самых различных областях. С детских лет каждый, подобно Иову, отдает дань магическому мышлению, с полной уверенностью, что можно заключать сделки с миром и его божествами. Такие «сделки» отчасти представляют собой попытку защитить уязвимое Я перед лицом всемогущей и зачастую непостижимой вселенной. (В молодости и я верил, что правильное поведение, правильные устремления и прилежная учеба помогут выстроить жизнь в нужном направлении. Но у психе были свои планы. Смириться перед психе – первый шаг к тому, чтобы увидеть различие между знанием и мудростью.) Однако подобные сделки с вселенной – не более чем наши фантазии и едва ли имеют какое-то отношение к реальности. Подобно тому как мы изобретаем выдумки масштабом поменьше, чтобы чувствовать себя в безопасности, такие «сделки» с миром непроизвольно принижают и нас, и окружающих стремлением ограничить и контролировать их автономию.
Современных версий контракта, якобы заключенного со вселенной, существует немало. Для одних это предположение начинается с уступчивости в отношениях с родителями и далее с их суррогатами в виде общественных институтов, неприкрыто навязывающих кодекс поведения, обещающих награду послушному. (Вот откуда берется уверенность в том, что нас-то точно не выставят за ворота, когда начнутся сокращения в компании, которой отдано столько сил и трудов.) Другие же убеждены в том, что за добро всегда и везде воздастся только добром и никак иначе. Для кого-то еще предполагаемый контракт выливается в ожидание того, что здоровые привычки, здоровая духовность, здоровая диета плюс регулярный психоанализ помогут уберечься от рака. И все же рано или поздно жизнь поставит нас не просто перед разочарованием – это будет нечто худшее, полное крушение иллюзий в отношении того самого негласно подразумевавшегося «контракта», которому мы так старательно служили. Кто не чувствовал себя преданным самой Вселенной, особенно когда непосредственный источник «предательства» было не так просто определить? Кто не опускал руки в отчаянии, убедившись, что житейские ориентиры, надежная карта реальности, четкий план действий и ожидание закономерного результата – все в единый миг оказывалось перечеркнуто? И сколько бы ни было страданий во внешнем мире, это другое, духовное страдание, утрата азов понимания мира и того, на чем он зиждется, куда больше потрясает устои прежней веры.
Время от времени все мы теряем из виду эту перспективу, свой навык бороться с трудностями и выходить из борьбы победителем. Каждая из крупиц негативного опыта будет восприниматься как кризис; собственно, это и есть кризис мировоззренческой системы. Подобные потрясения оказываются не только экзистенциальной травмой, но и способны глубоко ранить духовно. Кризис выражается и во внешнем страдании – мы мучительно переживаем утрату непосредственного смысла жизни, и чувства взаимной связи с загадкой мироздания. Друзья, на которых мы рассчитывали, личная безопасность, которая продлится, как казалось, целую вечность, спокойная уверенность в том, что нам помогут стать на ноги, если мы упадем, – все эти предположения в сотнях и тысячах вариаций однажды развеются как дым. Этот возможный поворот событий и коллективное разочарование выразил Роберт Фрост в своем насмешливом двустишии:
Это предательство со стороны другого – Бога, любимого, друга, корпорации – по сути оказывается изменой упованию на предсказуемость мира и возможность управлять им. Становясь старше, мы становимся свидетелями того, как раз за разом оказывается посрамлено наше чувство Я, убежденность в собственном всесилии и способности контролировать исход событий. В свое время ребенку казалось, что его желания правят миром, а юноша полагал, что отвага города берет. Ну, а второй половине жизни поневоле приходится утешаться более трезвой мудростью, основанной на смиренном понимании собственной ограниченности и непостижимости мира. И не оттого ли так просто бывает опустить руки, отказаться от риска в серьезных делах или с легкостью опуститься до цинизма, язвительных насмешек над надеждой или оглушать себя алкоголем в страхе перед болезненной утратой еще одной иллюзии?
И снова же в опыте страдания возникает и приглашение к чему-то большему. Как узнал наш брат Иов, все эти надуманные контракты – не более чем иллюзорная попытка Эго держать все под своим контролем. Мы узнаём, что жизнь куда сильней и загадочней, несет в себе больше риска, чем можно было помыслить. Да, такое открытие может кого угодно лишить покоя, однако смирение и трезвый взгляд на положение вещей лишь расширит духовные горизонты. Мир более загадочен и менее предсказуем, более автономен и менее управляем, он многообразен и сложен, бесконечен и непознаваем, и в этом мире нам по плечу куда больше замечательных свершений, чем мечталось даже в молодые годы.
Соперничающие программы
Согласно эпическому преданию, на своем долгом пути домой Одиссею довелось преодолеть немало преград. В их числе были сталкивающиеся скалы – Симплегады, грозившие раздавить его легкое суденышко. Так и мы с вами подчас оказываемся в тисках соперничающих сил, противоборствующих ценностей и со страхом ждем, что они вот-вот раздавят нашу хрупкую душу. Даже делая самые первые самостоятельные шаги в жизни, нам постоянно приходится сталкиваться с соперничающими программами. Как мы уже убедились, первая половина жизни в большинстве случаев проходит под знаком социальной программы, которую можно сформулировать следующим образом: «Как мне вступить в этот мир, как отделиться от родителей, найти спутника жизни, свою карьеру и общественную самоидентичность?» Можно сказать и по-другому: «Чего требует от меня мир и какие ресурсы могу я мобилизовать, чтобы соответствовать его требованиям?» Но во второй половине жизни стрелка компаса отклоняется, и программа смещается к переосмыслению личного опыта в контексте более широкого порядка вещей, а заодно меняется и постановка вопроса: «Чего просит от меня душа? Ради чего все это, какой смысл во всем том, что мне довелось пережить и испытать?» Вопрос о смысле со всей необходимостью ставит задачу появления иной программы. Если программа первой половины жизни –
Психология первой половины жизни мотивируется
Незавидная ситуация обычного человека, который оказывается в тупике, когда одна за другой отпадают прежние роли и уходят люди, поддерживавшие его чувство Я, прослежена в фильме «О Шмидте» с Джеком Николсоном в главной роли. Фирма, в которой работал герой фильма, спроваживает его на пенсию, жена умирает, дочь уезжает, выходит замуж и начинает жизнь своей жизнью, и он остается в полном одиночестве в стенах дома. Как зомби, он шарахается из стороны в сторону. Наконец ему удается нащупать ту призрачную нить, единственную духовную или человеческую связь, которая еще остается у него, – это сирота, которого он поддерживает в далекой Африке. Связь крайне непрочная, но она предполагает, что просто необходимо искать те новые пути, какими может проявить себя душа. В противном случае депрессия приведет его к преждевременной кончине. К чести создателей фильма, лента обошлась без типичной голливудской развязки – скорей, зрителю дают понять, что прежняя жизнь героя закончилась, а задача создания новой лишь только начата. Вот только была ли у Шмидта эта прежняя жизнь, вне тех структур поддержки, на создание которых ушли годы и десятилетия? И с какой целью они создавались – не для того ли, чтобы помочь уклониться от прямых и откровенных вопросов? И поможет ли ему новая жизнь уяснить для себя, как быть дальше и что теперь делать в новом мире? Пожалуй, это уже тема для другого фильма. Раньше или позже, но все то, что мы отложили в долгий ящик, непременно вцепится в задницу бульдожьей хваткой, и это прекрасно показано в фильме «О Шмидте».
Какими бы ни были наши симптомы, как бы ни отличались наши истории, подобный поворот ожидает каждого во второй половине жизни. Прежнее чувство Я со временем изнашивается, а новое еще не открыто. Как правило, подобные кризисные моменты бывают очень болезненны, но через них Эго приглашается к переосмыслению своих приоритетов. Да, Эго будет упорно отказываться от этого приглашения, но однажды ему ничего не останется делать, как принять его.
Эти «поражения», следующие одно за другим, в конечном итоге могут подвести Эго к той точке, когда оно начнет задавать другого рода вопросы. Когда Эго становится достаточно сильным и сознательным или уже изнемогает под ударами, которые сыплются со всех сторон, оно все чаще задается вопросами: «Что нового мне следует узнать о себе и о мире? Я все чаще попадаю в затруднительное положение, из которого выходить бывает все трудней и трудней. И от моего прежнего понимания здесь мало проку. Так чего же просит от меня душа, посреди всей этой сумятицы?» Да, Эго редко когда оказывается настолько сознательным, чтобы самому сформулировать эти вопросы. Обычно оно подводится через страдание, неудачи и поражение к безотлагательной необходимости дать на них ответ. Если мы перестанем мчаться вперед без оглядки и обратимся, наконец, к решению этих вопросов, то следствием будет не поражение, а обновление, и мы будем расти, подчас сами того не желая. В конечном итоге, кто или что задает эти вопросы? Раз уж не Эго задает их, раз уж их ставит не наша культура – в таком случае не иначе, как они исходят от самой души.
Такие вот «коллизии» мы переживаем регулярно; на самом деле это выражение конфликта интересов природного, инстинктивного Я и условной личности с сопутствующими установками и адаптивными стратегиями. И поскольку мы отождествляем себя со второй, встреча с первым в лучшем случае покажется нежелательной и обычно воспринимается как унизительное поражение. Подобные коллизии происходят не только в среднем возрасте, но и на протяжении всей жизни. И если мы способны признать этот факт, тогда смятение оказывается лучшим свидетельством того, что
Когда Эго берет верх, оно начинает препятствовать переменам, что однажды приведет к духовной стагнации, к движению вспять. И даже если мы сознательно не хотим ничего менять в жизни и цепляемся за привычное, когда душа включается в работу, мы будем меняться, невзирая на сознательные желания. В «Двенадцати шагах» об этом сказано так: «То, чему противишься, упорствует», – иначе говоря, однажды может лечь тяжким бременем на нас или на наших близких. Что-то такое в этой вселенной безостановочно делает свое дело, некая значительная энергия, о которой нам почти ничего не известно и которой нет дела до наших осторожных планов или сознательного понимания, что в свое время очень хорошо уяснил для себя Иов.
Глава четвертая
Преграды на пути к трансформации
Раз уж психе запрограммирована на рост, почему же тогда так сложно оказывается воплотить в жизнь программу развития? В чем причина того, что мы то и дело создаем себе трудности, натыкаемся на самих себя, повторяем самих себя, воссоздаем родительские паттерны, оставшиеся, как нам кажется, в далеком прошлом? Почему мы игнорируем желания трансцендентного, пульсирующего в каждом из нас?
Для начала не помешает еще раз вспомнить, что основное, универсальное послание, которое мир направляет ребенку, выглядит следующим образом: «Я велик, а ты нет, я силен, а ты нет; а теперь подумай, как быть в этой ситуации». И независимо от того, на какой ответной стратегии мы остановим выбор: приближение/уклонение, доверие/недоверие, дерись/беги, контролируй/подстраивайся – в любом случае она имеет тенденцию выкристаллизовываться как корневая парадигма взаимоотношений с окружающей средой, рефлективная стратегия выживания и способ реализации эмоциональных нужд. Чем более прочные корни в бессознательном пускают эти прочтения себя и мира, тем более автономными они становятся. Как следствие, мы начинаем повторяться, создаем паттерны, воспроизводим одни и те же установки всякий раз в новой форме.
В более поздний период жизни Эго не раз придется с немалым ущербом для своей гордыни признавать тот факт, что вся наша так называемая взрослая жизнь прошла в обслуживании этих адаптивных паттернов. Вспоминается случай во время семинара для социальных работников, который был посвящен психологии личностной истории. Выполнив те упражнения, которые мы предложили на нашем семинаре, одна из участниц, опытная медицинская сестра, не смогла удержаться от слез: «О Боже, да вся моя жизнь прошла зря!» Возможно, с учетом момента эта реакция была несколько преувеличенной, тем более что жизнь она посвятила прекрасному благородному делу. Но ясно также было и то, что потребность нести исцеление родительской семье вылилась в совершенно безосновательный вывод, что ее предназначение – продолжать играть ту же роль во взрослой жизни. Она просто приняла стечение обстоятельств за знак судьбы. Впрочем, все мы нередко путаем обстоятельства с судьбой, не видя разницы между тем, что досталось от жизни, и подлинным своим призванием. Здесь важно не осуждать себя, поскольку не от нас зависело, в какие условия мы были поставлены в детстве. Куда более важно уяснить, с работой каких автономных корневых представлений мы имели дело все это время, чтобы дальше не оставаться у них в плену. Теперь, когда рубеж середины жизни уже перейден, мы – хозяева своей судьбы, и теперь только мы ответственны нравственно и психологически за то, в каком направлении будет продолжаться наше путешествие. И ответ за это придется держать не только перед внешним миром, но и перед психе тоже. Во внешнем мире придется иметь дело с последствиями прошлых поступков, возможно, даже немало поработать над исправлением последствий. Во внутреннем мире мы будем страдать от болезни, которая возникает из-за насилия над задачей души.
История пишет свои послания на нас и через нас. Их можно увидеть в нашей неврологии, в поведенческих паттернах и предпочтениях, в нашей системе ценностей. Мы – это история нашей личности, но не только. Да, силу истории невозможно переоценить, ее действие отпечатывается в нас и через нас, что было подмечено уже в глубокой древности. Образное мышление авторов древнегреческой трагедии раскрывает многое, что с этим связано. Еще в глубокой древности люди знали, что определенные следствия поступка продолжают идти по роду, словно круги, расходящиеся по водной глади, и отголосок их порой бывает поистине ужасающим. Как же пояснить все это? Греки давали всему метафорическое объяснение: некое оскорбленное божество накладывало проклятие на семью, и проклятие это переходило от поколения к поколению, пока кому-то из рода в немалом страдании не открывались причинные факторы. Далее следовала уплата компенсаторной дани тем ценностям, которыми пренебрегли в свое время, и цепь оказывалась разорвана. Даже теперь некоторые психотерапевты, работая со своими клиентами, прибегают к помощи генограмм, или некоей общей схемы фамильных паттернов, насколько их можно проследить в прошлом. Генетическая предрасположенность, циклически повторяющиеся аддиктивные привычки и медицинские проблемы, паттерны супружеских отношений и прочие повторения – все обнаруживает себя тем отчетливее, чем полнее и точнее сама генограмма. И если кто-то гордится своей автономностью, свободой выбора, уверен, что всем в своей жизни обязан своим талантам и усилиям – его нередко ожидает смиренное признание того, что архаические паттерны по-прежнему продолжают свою игру через нас. Но если не мы, то кто же направляет нашу жизнь? И почему, как это нередко бывает, с такими плачевными последствиями?
Всем нам знакомо слово
С другой стороны, эти отколотые личности, подобно министрам теневого кабинета, нередко узурпируют власть Эго, вынуждая воспроизводить прежние стереотипы, и делают пленниками личной истории. И даже выводя комплекс к сознанию, мы можем по-прежнему оставаться в плену его кумулятивной силы. Почему человек оказывается столь подвержен тому или иному настроению? Задействуется комплекс, и его неисследованное, необработанное содержимое мощным потоком обрушивается на сознательную жизнь. Почему пьяницы столь склонны к сентиментальности, раздражительности или к безудержному веселью? Воздействие химии ослабляет нормальную ингибирующую силу Эго, и непрожитая жизнь, прежде находившаяся под спудом, выплескивает на поле теперешней реальности свою историческую программу.
Проявление комплекса в своей крайней форме хорошо видно на примере антисоциального расстройства личности. Все такие люди прошли через ранний опыт насилия. Это всепоглощающее страдание превратилось в линзу, через которую воспринимаются все без исключения окружающие. «Ты здесь для того, чтобы причинить мне боль, – такой сигнал посылает этот рефлективный фильтр, – и я должен первым подчинить тебя, прибегнув к силе или к манипуляции». Чем архаичнее этот сигнал, чем мощнее повторяется, тем меньше шансов, что сознание сможет уловить и исправить его. Это раннее послание, таким образом, отравляет всякую новую попытку сблизиться с другим человеком, с ужасающим постоянством приводя все к тому же печальному результату.
Комплексы, их присутствие и сила уже давно были подмечены народной мудростью. Вот откуда взялись, например, поговорка «Семь раз отмерь – один отрежь» или неписанное правило с недельку подождать, прежде чем бросить письмо в почтовый ящик. Мы уже давно привыкли к тому, что под настроение способны на что угодно: можем влюбиться с первого взгляда или огорчиться от любой мелочи. Но настроение уходит столь же внезапно, как и появляется. Так что же мы действительно представляем собой, независимо от перепадов настроения? Если я и состояние моего Эго в настоящий момент – не одно и то же, тогда кто я?
К сожалению, мы редко понимаем, что в данный момент находимся во власти комплекса. Энергии через комплекс всегда выбрасывается с избытком, хотя человеку, попавшему под влияние комплекса, обычно кажется, что эмоциональный выброс соответствует реальной ситуации. (Например, вспышка гнева водителя в дорожном конфликте может оказаться внешним выражением аффекта, уходящего корнями к прошлым обидам: «Как ты посмел подрезать меня! Вот из-за таких-то все мои проблемы! Ну, попадись ты мне в следующий раз!» Водителю кажется, что его гнев вполне оправдан. На самом деле, этот всплеск эмоций – не что иное, как «перенесенный гнев», неадекватный конкретной ситуации, хотя последствия его могут оказаться вполне ощутимыми.) Больше того, активность комплекса всегда сопровождается и определенными телесными проявлениями: перехватывает горло, начинает сосать под ложечкой, становятся потными ладони. Но подобный сигнал, если и замечается вообще, то лишь некоторое время спустя, когда появляется возможность спокойно обдумать случившееся. Если же научиться распознавать его в момент, когда захлестывают эмоции и начинают сжиматься кулаки, можно избежать тирании истории. Вот только научиться видеть себя со стороны, когда история проявляется в полную силу, оказывается не так-то просто. Ницше однажды заметил не без иронии, что никудышная музыка и ни на что не годные доводы звучат просто замечательно, когда нужно «выступать в поход на врага». Не только отдельные люди, но целые нации могут оказаться под властью комплекса, оставляя будущим поколениям расхлебывать последствия своих опрометчивых решений.
Комплекс активизируется тогда, когда поступает некий бессознательный стимул. По пути на работу вы привычно включаете радио в машине, не особенно вслушиваясь в музыку, но в офис уже входите с определенным настроением. Откуда вам знать, что песня по радио затронула глубокую струну вашей души. Меланхолия, игривость, раздражительность, рассеянность – какое угодно настроение может овладеть вами вроде бы без всякой внешней причины.
И как тут поймешь, что именно песня стала стимулом, который активировал подсознание и произвел заряд энергии, достаточный, чтобы заполнить собой настоящий момент и овладеть вниманием. (Уместно будет вспомнить, что слово
И нет ничего удивительного, учитывая тот факт, что мы не перестаем черпать мотивацию из личностной истории, что в ответ на полученный стимул психе рефлективно задает вопросы: «Когда мне приходилось быть здесь прежде? На что это может быть похоже? Что из известного мне в прошлом может проигрывать эту старую пластинку?» Этот исторический фильтр, даже если мы не осознаем его, изменяет актуальный стимул и искажает его, подстраиваясь под личную историю.
Каждый из нас, покопавшись в своем прошлом, сможет определить, в каких случаях комплекс держал его во власти, даже если состояние «одержимости» на тот момент не было очевидно. Скажем, выходя с какого-нибудь совещания, вы мысленно браните себя за то, что не решились высказать свое мнение. Что помешало вам высказаться? Страх осуждения, уничижительной оценки, даже наказания – порождение далекого прошлого – и сейчас, не дожидаясь приглашения, во всех смыслах слова продолжает затыкать вам рот. (У меня была одна пациентка, которая все время непроизвольно подносила ладонь ко рту, в буквальном смысле как заслонку, когда с ее уст готово было сорваться что-то эмоционально заряженное.) Или, к примеру, вы испытываете необъяснимое влечение к человеку, которого совершенно не знаете. Едва ли вы отдаете себе отчет, что его седые волосы так похожи на отцовские, тем более что отца уже давно нет с вами. А сколько семей эти осколочные истории превратили в поле битвы? Вызванные к жизни, они заполняют настоящий момент ревностью, упреками, несбывшимися желаниями прошлого и замещают сознательное взаимодействие архаическими драмами истории. Взрослея, стремясь разобраться в своих чувствах, мы понемногу начинаем различать наиболее часто повторяющиеся комплексы, даже открываем для себя, как можно совладать с их самовластием. Но многие комплексы, вероятно глубочайшие из них, так и останутся неузнанными.
Когда комплекс приводится в движение, стимул не только активирует накопленный аффект, связанный с данной проблемой, но также распространяет его на более широкий спектр личного опыта, в особенности на области переполнения и оставления, о которых речь шла раньше. В этом расширившемся круге комплекса оказываются не только специфические детали нашей личной истории, пусть даже и бессознательно влияющие на нас. Обобщению подвергается и более широкий спектр ценностей, таких как доверие/недоверие, приближение/уклонение. Эта масса необработанного аффекта начинает затапливать сферу сознательного и выходит на поверхность сознания как поведенческая, физическая или оценочная реакция. Достаточно мгновения, чтобы эта цепь активировалась и замкнулась! Из автономной активности этих корневых идей, из взглядов на себя и окружающий мир, несущих определенный заряд, из этих некогда правильных пониманий, чрезмерных обобщений или ложных прочтений возникают паттерны. Да, подобная повторяемость совсем не входит в наши планы, однако на благо или во вред нам они продолжают жить своей независимой жизнью, удерживая нас в узких рамках личной истории, закрывая куда более просторную перспективу будущего. Это происходит не в последнюю очередь потому, что мы не осознаем их присутствия и их силы. То, что скрыто от нас, получает власть над нами.
Даже выведя комплексы к сознанию, мы обнаруживаем, что прежние архаические истории образуют субличности, расщепленные идентичности, нередко склонные действовать вопреки нашей воле или интересам. И мы, столь высоко ценящие свою независимость, с немалым разочарованием узнаём, что некое теневое правительство полным ходом продолжает издавать свои указы. Ведь каждый из нас в своем представлении – управляющий и директор частной корпорации. Но, как выясняется, есть и еще члены исполкома, многочисленные незримые партнеры, каждый из которых при удобном случае не прочь воспользоваться правом голоса, неважно, известно нам о его присутствии или нет.
Все дело в том, что эти невидимые, хотя и порожденные личной историей кластеры энергии снова и снова активируют те самые паттерны, которые словно бы живут своей собственной жизнью и редко выбираются нами осознанно. По этой причине наши предки пришли к выводу, что в таких случаях дело не обошлось без оскорбленного божества. Современный человек, оказавшийся от веры в богов, склонен скорее видеть в таких повторениях случайность, придумывать рациональные объяснения – словом, видеть в них все, что угодно, но только не свой собственный выбор. Но не лучше ли будет спросить себя: «Если не мы выбираем свою жизнь, тогда кто же?»
Невозможно жить поистине сознательной жизнью, не имея хотя бы отдаленного представления о том, какие успели сформироваться комплексы к настоящему моменту, какие обломочные личности совершают выбор независимо от эго-сознания. Очевидно, что юношеские годы, тот самый переходный возраст из детства во взрослую жизнь, нисколько не освобождают нас психологически от уз детской зависимости, как мы некогда надеялись. В первой половине жизни эти бессознательные силы просто бьют ключом и все же человек склонен оставаться в энергетическом поле семьи происхождения, даже если удален от нее на многие километры. (Согласно одной дзэнской поговорке, «Куда бы ты ни шел, ты уже там».)
Что ж, если это тайное правление истории так долго формировало нашу жизнь, стоит ли ждать, что ее вторая половина хоть в чем-то будет отличаться? То, что я в одной из своих книг назвал «перевалом в середине пути»[17], может произойти лишь тогда, когда человек начнет замечать, что все повторения и компенсации, его попытки установить лад в своей жизни коренятся не в сознательной жизни, а в бессознательной истории. Подобное открытие всегда действует отрезвляюще, поскольку все мы успели немало вложить в фантазию личной независимости. В своих глазах мы, люди самостоятельные, всего достигли своим трудом и талантами, а тут все больше выясняется, что мы не те, кем ожидали себя увидеть. А мы-то привычно считали, что сами прокладываем свой курс в жизни.
Мудрость начинается с признания, что все эти отколовшиеся части личности жили и живут сами по себе. Воруя энергию у сознательной жизни, они вынуждают нас обслуживать исторические паттерны вместо того, чтобы наслаждаться полнотой настоящего момента со всем его богатством выбора. Подобно персонажу древнегреческих мифов Иксиону, мы оказываемся прикованы к колесу повторения, и, пока не выведем эти фрагменты заряженной истории к сознанию, не вступим с ними в диалог, не станем внимательными наблюдателями того, как они работают в нашей жизни, не стоит и надеяться на то, чтобы выстроить свою жизнь так, как хотелось бы ее видеть.
Мы просто не можем позволить себе недооценивать силу этих расщепленных личностей, этих «подгрупп» воли и истории. В противном случае они снова и снова будут утверждаться каждый раз в новой форме, под другой личиной и во множестве ситуаций. Поэтому и получается, что наша семья как две капли воды похожа на родительскую или во многом подражает ей, хотя нам-то хотелось как раз обратного. Именно в этом причина, что мы становимся не теми и делаем не то, что диктует наша сознательная система ценностей. Порой наступают моменты, когда мы смотрим на себя и нам не нравится то, что мы видим. Так кто же все-таки стоит у кормила нашего корабля? Кто занимал место водителя в подобные критические моменты выбора? (По замечанию апостола Павла, даже стремясь к добру, мы редко творим добро.) Лишь выяснив это, мы сможем во второй половине жизни обрести настоящую способность выбирать и развиваться независимо от этих упорствующих сил личной истории.
Впрочем, отобрать сознание у колоссальных сил бессознательного можно лишь после мучительной борьбы. К сожалению, невозможно быть сознательным постоянно или хотя бы большую часть времени. Центральный комплекс сознания – наше Эго – способно сосредоточиваться лишь на непродолжительное время, да и то узко, на том, что притягивает его внимание. Все это время остальная часть жизни полным ходом движется вперед, зачастую рефлективным, заранее заданным путем. Утром, повернув кран душа и вздрогнув под струей воды, мы на краткий миг становимся сознательны, безраздельно присутствуя в настоящем. Но большую часть времени мы далеко не так отчетливо воспринимаем характер момента, и поле выбора остается затоплено этими старыми субъективными кластерами энергии.
По правде говоря, мы начинаем распознавать комплексы и их вредоносное воздействие, лишь порядком натерпевшись их последствий, или же когда лопнет терпение окружающих и они призовут нас к ответу. И, начиная замечать присутствие этих бессознательных фантомов, понемногу понимаем, что мы – не единственные обитатели нашего психического дома. Возможно, в подобные моменты поражения или повторения мы впервые спросим себя: «А не случалось ли мне раньше иметь дело с чем-то подобным? На что это может быть похоже из моего прошлого? Как это связано с моей историей, с моими привычками?» Тогда будет сделан гигантский шаг к возможности более осознанного выбора, но это случится не раньше, чем мы признаем существование бессознательных паттернов. Именно тогда, когда мы не отдаем себе отчета в их внутреннем присутствии, они полнее всего присутствуют в нашей внешней жизни.
Вместо того чтобы принимать ответственность за все, что вышло не так, мы упорно твердим, что всему виной невезение, плохая карма и неудачная генетика, что кто-то другой испортил все дело, и продолжаем игнорировать настойчивые просьбы сознания. Выше я уже сравнивал страх и летаргию с ухмыляющимися домовыми, которые уже ждут нашего пробуждения, удобно устроившись в ногах у нашей кровати. Страх, многим управляющий в нашей жизни, производит на свет и всевозможные защитные стратегии. Выдержать натиск страха – возможно, самое важное решение во второй половине жизни, необходимое, чтобы вернуть власть над своей жизнью и восстановить программу души. Изощренность, с которой страх может править нами, поистине неописуема. Влияние страха обнаруживается не только в привычных паттернах уклонения, но также в отрицании, расщеплении (в упрощенческом делении жизни на «правильную/неправильную») или проекции на других.
Едва ли не отчетливей всего то, как мы руководствуемся страхом, видно в попытках уклониться от ответственности. Мы проецируем свой личный авторитет на других людей, на определенные общественные институты и учреждения, на традиции и идеологии, поступаясь решающим правом выбирать то, что лучше для нас. Но, упорно не желая самим решать, что подходит нам, а что нет, останавливать выбор на том, что подтверждается внутренним опытом, а не внешним авторитетом, что расширяет, а не ограничивает нашу жизнь, мы так никогда и не вырастем по-настоящему. Какие бы страхи ни рисовались в воображении, задумаемся на мгновение: а что, если на смертном одре, оглядываясь на прожитую жизнь, внезапно поймем, что ни разу не возвысили свой голос, потому что всего боялись? Не покажется ли эта мрачная перспектива куда страшней, чем способность бросить вызов самому что ни есть непреодолимому страху? Да, необходимость принимать решение самому, не опираясь на поддержку со стороны, порой может показаться пугающей. Но раз уж мы пришли в этот мир для того, чтобы работать над задачей души, а не выполнять программу семьи или соседей, ровесников или коллег по работе, наверное, есть смысл научиться ценить личный авторитет в выборе жизненных путей больше, чем обусловленные страхом и детской беспомощностью психологические защиты.
Но есть, как мы помним, и еще один ухмыляющийся карлик у нашей кровати – летаргия, оцепенение духа. Не случайно само это слово восходит к Лете, реке забвения, за которой, в представлении древних, уже простиралось царство мертвых. Проще всего забыть о том, что в каждое мгновение мы призваны совершать жизненно важный выбор. Как хочется порой натянуть одеяло на голову и погрузиться в сон в надежде, что однажды все разрешится само собой и отпадет необходимость брать ответственность за свою жизнь. Летаргия – часть нашей природы. Она свидетельствует об огромной, засасывающей силе бессознательного, способного затянуть обратно в первозданный мрак ту энергию, которая предназначена для сознательной жизни, если только мы не воспротивимся этому. Неужели и вправду кто-то верит старой поговорке, что «меньше знаешь – крепче спишь»? То, чего мы не знаем, каждый день отравляет нам жизнь, а мы, в свою очередь, отравляем жизнь другим людям. Оставаться сознательным – трудная задача, и не стоит думать, что мы постоянно будем на высоте, решая ее. Умение проанализировать свои поступки и принять ответственность за них оказывается занятием куда более сложным, чем нам представлялось тогда, когда мы только-только делали первые шаги в самостоятельную жизнь.
Духовной летаргии только на руку вся та масса способов развлечься, которую предлагает современная эпоха, в особенности же поп-культура. Мы – «кабельное» общество, где чувства подвергаются всевозможным искушениям. Наши дети уже читают с трудом, потому что выросли в пассивной визуальной культуре, где почти все проделано за них. Они утратили способность к критическому мышлению или к полету воображения и с легкостью уступают соблазну зрительных образов независимо от того, что те пытаются продать: товары, образ жизни или политические программы. Пожалуй, к двум главнейшим аддиктивным привычкам, которые навязывает наша культура, вовсе не относятся наркотики, хотя политиканы склонны валить все грехи на уличных наркодилеров. Скорее, к этой категории можно отнести телевидение и еду: и то, и другое доступны круглосуточно, стоит лишь руку протянуть. А ведь еще в далеком XVII веке французский философ и математик Блез Паскаль обращал внимание на то, что массовая культура все больше превращается в
Жизнь словно бы приснилась, а не была по-настоящему прожита – такой образ появился недавно во сне одной моей пациентки. Ей стоило героических усилий освободиться из-под опеки ревнивого отца и вечно обеспокоенной матери и стать успешным профессионалом со своим бизнесом. Однако успешный некогда бизнес в какой-то момент дал сбой. Она не смогла должным образом организовать рекламу своих услуг, стала пропускать деловые встречи и проваливать одну сделку за другой. Моя клиентка, сама того не подозревая, продолжала обслуживать старые самоуничижительные комплексы. («Покинуть отчий дом» всегда оказывается значительно сложней, чем просто взять и уехать из родного дома.) Во сне она увидела, что разглядывает деловых женщин: те молоды и энергичны, как и она сама, в броских нарядах, в их движениях чувствуется сила и уверенность в себе. Затем она сворачивается калачиком на полу и засыпает. Одна из молодых женщин (на иносказательном языке сна, незнакомка – тоже часть ее самой, хотя и остается неузнанной для сознания) начинает кричать на нее: «Как ты можешь спать! Немедленно просыпайся!» И этот зов оказался услышан. И вот что интересно: как только она «проснулась», ее ум с готовностью предложил подсказку, какие неотложные меры нужно предпринять, чтобы укрепить пришедшую было в упадок практику. Она в общих чертах описала их на следующем сеансе психотерапии. Сегодня ее бизнес снова пошел в гору, да так, что некоторым клиентам приходится даже отказывать.
Чтобы вырасти, покинуть родительский дом, нужно сделать два дела: во-первых, принять во всем ответственность на себя и перестать обвинять других – общество, родителей, супругов, злонамеренных богов. Во-вторых, нужно пристально вглядеться в глубь себя, чтобы различить повторяющиеся корневые идеи, комплексы и исторические влияния – там-то и скрывается наш настоящий враг. Легко сказать – стать взрослым; но многие ли из нас стали взрослыми на самом деле? Если теперь я сам отвечаю за свою жизнь, значит, снимаю эту тяжкую ношу с других, но в таком случае так много придется нести на своих плечах! Больше того, когда придет пора принимать самые важные решения в жизни, поневоле начинаешь чувствовать себя очень одиноко. Если я решусь взглянуть внутрь себя, тогда мне придется перестать винить других и признать, что я сам – сторона, ответственная за все те последствия, о которых теперь так сожалею, и даже за возникшие симптомы, которые так раздражают и тревожат сознание. Взрослеть трудно, и сколь бы влиятельным ни было наше внешнее положение в жизни – главы семейства или президента международной корпорации – оно напрямую никак не связано со зрелостью эмоциональной. Скорей всего, жаждущего самоутвердиться на внешнем поприще через высокий социальный статус, ожидает непочатый край внутренней работы над самим собой.
Нет ничего удивительного, что мы так робеем перед широтой жизни, соблазняемся летаргией, втягиваемся в развлечения массовой культуры и отдаем дань коллективным фантазиям, имеющим мало общего с задачей души. И все же так или иначе, но нам не уклониться от решающей встречи с собой. Поистине не знает предела то многообразие способов «отключиться» или с головой уйти в работу, забыв о деле всей жизни, суетиться по мелочам, придумывать рациональные объяснения своим поступкам. Но жизнь все равно знает, как поставить нас перед выбором, всякий раз по-новому. Мы оставляем позади перевал на середине пути, начинаем взрослеть по-настоящему только тогда, когда соглашаемся взяться за решение тех самых вопросов, которые и без того требуют безотлагательного решения. Мы – больше чем наша история и воспитание, но лишь в том случае, если и то, и другое не станет уделом бессознательного. Все, оставшееся вне сферы сознания, однажды проявится, не здесь, так в другом месте, заставив нас и наших близких платить по счетам. Что хуже, мы так и не спросим себя, ради чего была дана нам эта недолгая, хрупкая, но бесценная жизнь. У персидского поэта Руми эти раздумья вылились в такую притчу:
Царь отправляет тебя в чужедальнюю страну с одним особым, чрезвычайно важным заданием. Вот, ты прибыл в эту страну, исполнил сотни других поручений, но если не справился с тем, ради чего и был послан, то все равно что не сделал ничего. Так и человек приходит в этот мир, чтобы выполнить некую определенную задачу. В ней-то и заключается цель его появления на этом свете. Если задача не выполнена, не зачтется и все остальное.
Глава пятая
Динамика интимности
Завтра утром включите радио в машине, настройтесь на первую попавшуюся волну, только не на спортивную или местные новости. Да, конечно, это будет музыка. Вслушайтесь: о чем песня? Как о чем? «Про любовь», само собой, и поиски того, кто осчастливит нас на всю оставшуюся жизнь. Разве не любовь – глубочайшая из фантазий, сумевшая просочиться во множество других уровней нашего существования? Разве не она несет с собой надежду, что придет он или она, и тогда все станет на свои места, все исправится, нас возьмут под руку и поведут по жизни, а заодно решат и все насущные проблемы? Мне вспоминается одна женщина, которая жила в совершенно немыслимой семейной обстановке и при этом говорила: «Я буду держаться за эту руку так долго, пока меня не подхватит другая крепкая рука, чтобы мне не оступиться впотьмах». Что ж, понятно, какие потемки она имела в виду. Но понятно было и то, что задача ее в том и состояла, чтобы заглянуть в эту темноту, не опираясь ни на чью поддержку. Этот смелый поступок мог бы определить дальнейшее путешествие ее души. Но кто, какая популярная книжка по психологии, какой закадычный друг посоветует противостать тьме? Скорей уж укажут, в какую сторону бежать от нее. Спасаясь от тьмы, так просто схватиться за другую руку, чью угодно руку… а та самая тьма и дальше будет сгущаться.
Мне посчастливилось выступать перед самыми разными аудиториями, во многих штатах и в нескольких странах. И какой бы ни была заявленная тема, неизменно всплывал вопрос о том, как наладить межличностные отношения. В чем здесь дело? Ответ вроде бы напрашивается сам собой: отношения с другими людьми играют важную роль в нашей жизни. Никто не станет этого отрицать, но не окажется ли так, что мы придаем им слишком большое значение? Впрочем, разве могут отношения быть слишком значимы? Возможно, ключ к решению загадки может быть найден в той психологической динамике, что возвращается к нам повторно, возможно, даже навязчиво и что получила свой заряд в другом времени, в другом месте, но смогла утвердиться и в нашей жизни. Другими словами, отношения пробуждают мощные комплексы. А поскольку все настойчивые, обсессивные желания первым делом подпитываются тревогой того или иного рода, то как же тогда выглядит программа, скрывающаяся за нашей озабоченностью отношениями? Из всех идеологий, которые держат в своей власти душу современника, вероятно, не найдешь более сильной, более соблазнительной и, пожалуй, такой же иллюзорной, как романтическая фантазия, что где-то ходит по свету наша половинка, душевный друг – тот, которого я называю «магический другой». Именно он, полностью отвечающий всем нашим требованиям, поймет нас, позаботится о нас, исцелит раны, а если повезет, избавит от тяжкого бремени взросления и самостоятельности.
Каждый в свое время отдал дань этой фантазии. С полным правом можно сказать, что эта поистине не знающая границ идеология современного мира, еще более влиятельная, чем ее главная соперница – фантазия о том, что материальное благосостояние может принести с собой счастье. Не исключено, что комбинация романтики и финансового благополучия стала суррогатом веры в Бога[18]. В прежние века мысль о том, что уже при жизни можно прийти к полноте самореализации, казалась смехотворной и даже богохульной. Наши предки верили, что мир – «юдоль скорбей» и воздастся за эти слезы разве что в загробной жизни. В наши дни ситуация с загробной жизнью выглядит уже не так однозначно, и, хотя эта неопределенность оказывается даже на руку популярной теологии, к духовным вопросам проявляют интерес все меньшее число мятущихся душ. Как следствие, с тем же религиозным рвением они начинают служить романтике и материальному изобилию. Как форма идеологии, компульсивная озабоченность сексом и любовью получила в буквальном смысле беспрецедентное внимание. Причем не только масскульт готов поэксплуатировать эту тему в своих интересах, в сердце каждого из нас ей тоже отведено особое место. К слову сказать, Эрос был богом у древних. Порой его представляли старейшим из богов, ибо он был в основе все сущего, порой – самым младшим, поскольку его присутствие заново переживалось в каждое мгновение. Так что речь не о том, чтобы игнорировать Эрос. По образному выражению Юнга, невроз – это бог, которого оскорбили или не удостоили вниманием. Вопрос в таком случае вот в чем: если не уклоняться от настоятельных требований желания, то как научиться сознательно жить с ними?
Мне, как психотерапевту, довелось принять немало озабоченных пар, «неразлучных сердец», для которых оказалось полной неожиданностью – подумать только! – что их спутнику жизни тоже не чуждо ничто человеческое. Так почему, собственно, так обстоит дело? Откуда берется эта навязчивая фантазия? И почему мы, так ценя близость с людьми, упорно разрушаем отношения с тем человеком, который уже живет рядом с нами? Слишком важные вопросы, чтобы не коснуться их. И все же я знаю многих людей, соглашающихся с логикой этих вопросов, но упорно отрицающих неизбежные выводы и личную ответственность, которую они требуют от нас.
Куда проще разочароваться в другом, чем спросить с себя. И действительно недавняя статистика показывает, что семья в своей традиционной форме переживает сейчас не лучшие времена. В настоящее время только 56 % взрослого населения Америки состоит в браке, сравнительно с 75 % тридцать лет назад. В это число не входят разведенные, геи (из-за чьих-то предрассудков и невежества лишенные возможности официально оформить свои отношения) и еще очень многие, кто просто не хочет вступать в брак. В любом случае, состоят люди в официальном браке или нет, разлад в отношениях, в моем представлении, вызывается двумя основными причинами: непомерными ожиданиями, возложенными на партнера, а также перенесением груза прошлого, когда хрупкие новые отношения отягощаются багажом истории. В обоих случаях та история, которую мы привнесем в отношения, вызывает взаимное притяжение, па-де-де, и – зачастую вполне предсказуемый результат.
Психодинамика отношений
По меньшей мере, две психодинамические стратегии присутствуют во всех отношениях во все времена, хотя и в разной степени, а именно:
В программу подготовки психотерапевтов входит и умение выявлять эти феномены, но и мы не можем похвастаться неуязвимостью перед их флюидами, которые сражают нас так же, как и ближнего нашего, приходящего к нам на прием.
Второй психологический механизм, который постоянно оказывается задействован в межличностных отношениях, – это
Поначалу мы не способны понять то, что наше впечатление о другом человеке рефлективно формируется через преломляющий экран истории, в особенности в тех ее моментах, которые напоминают новую ситуацию. Вот почему, как мы видим, столько всего повторяется в наших отношениях. Этот стереотип, словно навязанный судьбой, возвращается снова и снова, часто принося с собой трагическое чувство чего-то странно знакомого и даже неотвратимого.
Если проекция узнаёт в другом знакомый облик, набор характеристик, в действительности происходящих от нас, а не от другого, то перенос – это привычный сценарий, не раз виденный спектакль, запрограммированное повторение. С большой степенью вероятности можно предполагать, что перенос последует за проекцией. Опять же в самом начале отношений мы редко когда осознаем, что подгоняем свое восприятие другого под свой личностный психологический профиль. Невероятно, но ребенок, прошедший через насилие, непроизвольно будет искать или же партнера, склонного к насилию, или «бесхребетную» личность, которую легко можно контролировать. Что тот, что другой выбор будет диктоваться плохо переваренными событиями детства. А выросший с недееспособным родителем будет тянуться к такой же неприкаянной личности, чтобы снова войти в привычную роль, поддерживая и опекая другого. Подобного рода паттерны повторяются бесчисленным множеством вариаций во многих и многих жизнях и, будучи бессознательными, несут в себе такую трагическую неотвратимость.
Если мы искренне, по-настоящему стремимся строить отношения с другими людьми на здоровой основе, а это действительно так, если верить модным журналам и популярным книгам по психологии, то стоит начать с вопроса: «А собственно, что именно мы проецируем и что переносим на другого человека?» В большинстве случаев проецируется и переносится наше
Учитывая исключительную важность отношений «родитель – ребенок» и то, что чувствительность любого ребенка столь зависима, податлива, что ребенок не сведущ о возможных альтернативах, эти архаические детские послания о мире и о себе обладают громадным воздействием на наши души, а также поразительной жизнеспособностью. Вспомним еще раз о той парной категории, характеризующей общую для всех нас раннюю психологическую травму: чувство
роль или же будет оказывать на другого непомерное давление, чтобы получить желаемое силой. Возможно также, что такая личность втянется в мотивированный тревогой лихорадочный поиск невозможного, чтобы всякий раз обременять отношения грузом несбыточных ожиданий. И дело не в том, что мы намеренно выбираем эти стратегии – они, пользуясь брешью в бессознательном, сами незаметно проникают в нашу действительность. И так бывает всякий раз, когда мы не полностью сознательны, не полностью присутствуем в настоящем, что бывает едва ли не постоянно.
Из тысяч и тысяч человек, с которыми нам доведется встретиться на протяжении жизни, едва ли найдется с десяток тех, кто окажется способен активировать это мощное имаго настолько, чтобы произвести сильное притяжение или отталкивание. Но определенный отпечаток первичных, наиболее значительных посланий о себе и другом, о том, какая связь возможна между нами, будут нести на себе все отношения, которые мы будем завязывать в тот или иной период. Чем раньше и сильней был заряжен этот сценарий, тем архаичнее и неподатливей он окажется для сознания. Каждая из этих поведенческих стратегий происходит от архаической силы истории и будет упрямо защищаться, если оспорить ее, выдвигая в свою защиту всевозможные рациональные объяснения. В действительности самый очевидный признак того, что мы имеем дело с проявлением движимого комплексом имаго, – готовые логические объяснения и оправдания, которые, как правило, не приходится долго искать. Проявление этих динамик наиболее сильно в области близких отношений. В других сферах мы все-таки выставляем на их пути куда больше фильтрующих приспособлений. В офисе, на рабочем месте не так уж часто мы приоткрываем свое незащищенное Я. Это может слишком дорого стоить, хотя даже в такой обстановке утечки периодически случаются. Опять же интимные отношения куда ближе нашему первичному, самому раннему опыту, чем отношения в других сферах, более отстраненные и сдержанные.
Я вовсе не собираюсь утверждать, что мы – всего лишь пленники детской истории. Жизненный опыт как результат взаимодействия со многими и многими людьми, способен существенно изменить интрапсихическое имаго себя и другого. В противном случае мы оставались бы вечными младенцами, накрепко прикованными к судьбе без всякой возможности повзрослеть или пройти через исцеляющее переживание. С другой стороны, нельзя пренебрегать и силой этих старых имаго. Оставлять их бессознательному – все равно что полагаться на историю, а не на теперешнюю реальность в выборе спутника жизни, снова включаясь в привычный па-де-де и повторяя динамику семьи происхождения.
Наш психологический радар, следуя заданной программе, непрерывно сканирует окружающее пространство и опознает людей, способных привлечь или активировать проекцию и хотя бы временно взять на себя бремя бессознательных программ и перенесенной истории. Этот поиск, эта фантазия романтической любви – основной горючий материал нашей культуры: фантазия, что однажды найдется
Когда человек А знакомится с человеком Б, скажем, на вечеринке или во время длительного авиарейса, каждый способен поддерживать общение с другим на уровне сознательного интереса к личности собеседника. Порой дальше этого и не идет, и такой уровень остается единственным, на который выходят отношения; так обстоит дело с большинством поверхностных контактов в общественной сфере. Тем не менее в общение, в «неприбранную постель памяти» каждая сторона привносит и свою историю. Даже одним своим присутствием, внешностью, манерой общения или контекстом ситуации человек Б может активировать бессознательный уровень человека А, запуская механизм проекции и сопутствующую ему перенесенную историю. И, если проекция достигает цели, она вызывает мощные эмоции, будь то влечение или же отвращение. Человек Б может знать или не знать, что получает всю эту энергию, но в любом случае ее влияние ощутят обе стороны. Мы говорили уже о том, что бессознательное постоянно осматривает внешний мир, анализируя каждое новое знакомство: «Что я могу знать об этом человеке? Случалось ли мне быть здесь прежде и в какой ситуации? Какой должна быть моя реакция на этого человека?» Стоит двоим встретиться, и один уже повлиял на другого и изменился сам, даже если ни тот, ни другой не подозревают, как сократилось пространство, разделявшее их. Столь существенно, хотя и бессознательно, могут взаимодействовать не только отдельные люди, но также группы, даже народы, часто с трагическими последствиями, не раз повторявшимися в их исторической судьбе. Сколько ужасного произошло между религиями, этническими группами и нациями, потому что внутри каждой что-то оставалось невыясненным! То, чего мы не знаем за собой, почти всегда невыносимо тяжким грузом ложится на плечи ближнего.
Когда две стороны попадают в ловушку обоюдной проекции, они могут испытать как сильное влечение, так и сильную антипатию. Одна женщина, с которой мне довелось работать, рассказала о сильном негативном переносе на совершенно незнакомого человека. Это был тренер профессиональной футбольной команды, лицо которого она видела разве что на телеэкране. Беспричинное чувство сохранялось не один месяц. Наконец, в один прекрасный момент она поняла, что вздернутая верхняя губа у футбольного наставника была точь-в-точь, как та гримаса ее матери, с которой она отчитывала дочку в далеком детстве. Вот и получается, что один незнакомец недолюбливает другого незнакомца, и все – из-за поразительного влияния истории, бессознательно накладывающейся на настоящее. Впрочем, когда проекция представляет собой влечение, она несет в себе и сильное желание слиться с этим другим. Эта проективная идентификация и есть та самая «романтическая любовь», которой люди жаждут везде и всюду, чтобы она встряхнула их, растормошила задремавшие было эндорфины, а заодно и резонирующую глубоко внутри программу повторения.
Кто не стремится к «любви», кто не хотел бы окунуться в это чувство, броситься в него, словно «в омут с головой»? Мгновения проективной, романтической истории превозносились во все времена от той поры, как флорентиец Данте заметил Беатриче на берегу полноводной Арно, до чудного мгновенья встречи с «магическим незнакомцем». Люди влюбляются даже в кинозвезд, двухмерная реальность которых в их случае ограничивается тусклым мерцанием «голубого экрана». Джон Хинкли[19] пытался убить президента именно для того, чтобы некая кинозвезда заметила его и удостоила своего внимания. А нам кажется, что мы уже давно перестали жить в мире символов! Не зря в народе говорят, что любовь слепа – можно добавить, что это folie a deux, состояние обоюдной проекции, когда человек в своих действиях руководствуется не осознанным восприятием реальности, а отталкивается от архаической и зачастую эмоционально перегруженной личной истории. Подобное поведение, как всем известно, нередко кончается бедой. Но как желанна эта беда! Руми еще много столетий назад писал:
Вспоминается одна моя клиентка, любительница романтических похождений, одно другого рискованней.
В надежде, что она сможет здраво оценить, чем могут обернуться ее эскапады, я предложил ей просмотреть фильм «Ущерб». Это повествование о французском дипломате, которому случайная интрижка стоила семьи, карьеры, да и в общем-то сломанной жизни. Первое, что она сказала мне на следующем сеансе, было: «Эх, хотела бы и я испытать что-то подобное!» Вот она – романтика: накал страстей, высокие ставки, риск зашкаливает – «то, что нужно, – заверните скорей!»
Сколько бы ни было примеров таких крушений, истово верующему в популярный культ романтической любви покажется богохульством само предположение, что она живет почти исключительно за счет фантазии, с помощью такого механизма, как проекция. Какова следующая глава этой истории, хорошо известно каждому. Ведь поднятая завеса проекции открывает перед нами – кого бы вы думали? – такое же существо из плоти и крови, как и мы с вами. Независимо от того, кто этот человек, что собой представляет, его несовершенная реальность неизбежно будет просачиваться сквозь проекцию, пока нашим глазам не явится совершенно другая картина. «Ты сильно изменился за это время; ты теперь стала другой, не такой, как была раньше; а я-то думала, ты такой – а ты вот какой, оказывается!» – доводится слышать постоянно. Да, он не такой, этот человек. Он всегда чем-то отличался от того, что рисовала проекция и предполагала психологическая установка. (К слову сказать, я совершенно не исключаю, что нечто глубинное в нас, то, что по праву называют
Эрозия силы проекции вынуждает ее отступить назад в бессознательное. Такие мгновения приносят с собой смятение, дезориентацию, раздражительность, нередко в сочетании с попытками еще больше активизировать контролирующие стратегии, чтобы по возможности дольше поддерживать проекцию. Редко кто в такие моменты станет анализировать случившееся и, вычислив феномен проекции, решится взглянуть правде в глаза: что некая динамика, определенный сценарий, ожидание или замысел из подсознания непреднамеренно были спроецированы на другого человека. По большому счету, мы ведь ничего не знаем об этом другом, о ком бы ни шла речь, будь то знаменитость, увиденная издалека, или просто знакомый, с которым вместе работаем или живем по соседству. Если нам мало что известно даже о себе – откуда же нам знать другого человека? Так что эта, почти что сверхъестественная сила проекции действительно похожа на какие-то чары.
Проекция обещает восполнить недостающую часть нашей психологической жизни – ну, а кто устоит перед таким обещанием? И кто хоть однажды не ощутил на себе всю ее силу? (Неудивительно, что выражение
Подобные ситуации, когда мы попадаем в крепкие объятья бессознательной истории – это, можно сказать, питательная среда для кино и театральной драмы, притом что в реальной жизни исход редко когда бывает благоприятным. Яркий пример этой проективной силы – такой социальный феномен, как скрытое преследование (сталкинг). У меня был клиент, судебный пристав по профессии, он принялся повсюду преследовать свою возлюбленную после того, как та разорвала с ним отношения, не выдержав его собственнических наклонностей. Даже перед лицом вполне реальной перспективы лишиться должности из-за нарушения судебного запрета, он как одержимый продолжал свое преследование. Семейное насилие вызвано той же причиной – неспособностью уважать реальность другого, когда она перестает отвечать проективным ожиданиям. Единственный способ, которым слабое Эго может вынести подобное несовпадение, – всякий раз прибегать к насилию. В каждом крупном городе есть свой социальный приют для женщин, пострадавших от семейного насилия; печальное явление физического или словесного насилия скрывается за многими случаями разрыва близких отношений. Несдержанность – верный признак того, что таким мужчинам не хватает силы сознания и характера, чтобы принять на себя ответственность за то, чего недостает в их психологической жизни. Как результат, они бросаются с кулаками на других, когда те не проявляют желания разделять их душевную тоску.
Вот еще один пример в том же духе: один мой пациент, вконец измучившись подозрениями, что жена ему неверна, выгнал ее из дому. И все это без малейшего повода сомневаться в ее любви и верности. Его способность доверять женщинам была основательно подорвана давним случаем, прочно засевшим в памяти: когда ему было восемь лет, его мать бросила семью и ушла с незнакомым человеком. Эта сцена происходила у него на глазах. С тех пор матери он больше не видел. Это имаго, запрограммированное реальным переживанием оставления, несло в себе такой мощный заряд, что оказалось перенесенным на жену. Что удивляться, что истории суждено было повториться. Его супруге ничего другого не оставалось, как предоставить своему мужу возможность самому разбираться со своими сомнениями и недоверием, и это лишь стало трагическим подтверждением силы имаго детского периода. Что же касается моего пациента, то ни логические доводы, ни психоаналитическая интерпретация имаго, ни обращение к медицинским средствам не смогли противостоять силам архаического имаго.
Наиболее важный элемент в этой динамике – то, как соотносится наша сознательная жизнь с бессознательным внутри нас. То, чего мы не знаем, может, и будет подтачивать вроде бы обоснованные предположения сознательной жизни и наполнять содержимым проекцию. Но только кто захочет прислушаться к этому предостережению, тем более когда влюбиться так просто и так приятно? Охотно ли мы вникаем в то, с какими психологическими процессами имеем дело в настоящий момент? И как часто действительно понимаем, чего именно просим у этого неизвестного другого, и признаём, что эта наша программа, а не его? Как правило, такие вопросы встают разве что после прекращения проекции, да и то не всегда. Куда чаще выходит совсем иначе, в том числе и у тех, кто посещает сеансы психотерапии и обстоятельно прорабатывает историю своих отношений: даже поняв динамику прошлых связей, мы с прежней легкостью сворачиваем в тот же тупик. На самом деле просто невозможно заниматься психотерапией с человеком, который «влюбился», как невозможно работать с пьяным. Но зачастую страдания влюбленных – это больше, чем интоксикация. Скорее, это временный психоз: они не в состоянии проанализировать свою жизнь и навести в ней порядок, пока не иссякнет проекция и эго-сознание не вернется к нормальной функции. Фантазия «любви» цепко держит всех, а особенно тех, кому не хватает решимости заглянуть внутрь себя и ответственно взяться за решение своих психологических нужд. Больше того, хотя в «порыве страсти» на это редко обращаешь внимание, наши проекции обезличивают тех, кого мы якобы любим. Они превращаются в объект, артефакт нашей психе, а значит, и этическая сторона таких отношений тоже выглядит весьма сомнительно.
Сознательно или нет, но мы взаимно влияем друг на друга, порой во благо, а порой и нет. Подчас само присутствие другого человека может обладать целительным воздействием, что неоднократно подмечалось как психотерапевтами или работниками хосписов, так родителями и детьми. Но порой обоюдная бессознательная активность может оказывать пагубное воздействие: оставаясь скрытой, она обладает странным и непреодолимым влиянием на разумное во всех остальных случаях существо. Мы ловим себя на том, что испытываем неприязнь к совершенно незнакомой личности, скажем к главному герою телесериала. В чем же тут причина? В такие моменты неведомый другой принимает на себя те аспекты, которые мы отвергаем в себе, или проблемы, с которыми не хотим связываться. По большому счету, всё, вызывающее сильные эмоции, осознанно или нет, так или иначе задевает некий глубоко погребенный аспект нас самих.
Тайная цель «влюбленности» – слияние с другим и облитерация индивидуального сознания. Это и есть самый желаемый ее результат. (
Пристальней взглянув на этот проблемный вопрос влюбленности, мы определенно сделаем для себя некоторые выводы. Во-первых, то, чего мы не знаем о себе или не желаем знать, мы склонны проецировать на «любимого человека». Во-вторых, сохраняется предрасположенность проецировать на другого программу детского периода, инфантильные стремления и желания, а заодно и такое непростое призвание к личностному росту. И третье: поскольку другой в конечном итоге не в состоянии, да и не обязан отвечать за то, что мы должны сделать в жизни самостоятельно, проекции неизбежно иссякают и отношения начинают вырождаться в силовое противостояние двух сторон. Когда другой не соответствует нашей программе отношений, мы нередко стремимся контролировать его с помощью упреков и едких замечаний, ухода в себя, прибегая к пассивно/агрессивному саботированию, а иногда и откровенно контролирующему поведению. В ответ на справедливые обвинения мы упорно настаиваем на своей невиновности, поскольку привычно верим своим рациональным объяснениям. Вот так, на словах горячо любя кого-то, фактически делаем его жертвой нашего обращения. Если воспользоваться образным выражением, которое пустил в обиход мой коллега психоаналитик Олден Джози, втайне «нам хотелось бы колонизировать другого». И, как было дело у великих империй, закабалявших другие народы, у нас тоже всегда найдется парочка рациональных объяснений и разумных доводов, оправдывающих эгоистические программы. И наконец, в-четвертых. Вывод напрашивается один: самое лучшее, что можно сделать для себя и для другого, – все больше и больше принимать на себя задачу взросления. Другими словами, чтобы иметь отношения, достойные взрослого человека, нам нужно стать взрослыми! Но как трудна оказывается эта задача, когда бессознательный «контракт» отношений нередко прописан именно таким образом, чтобы помочь избежать взросления. Но, решившись честно спросить себя: «Чего я требую от любимого человека такого, что обязан сделать сам?», – мы не только делаем шаг к взрослению, тем самым мы на деле, а не на словах доказываем свою любовь.
Впрочем, на бумаге все выглядит гладко, другое дело – непосредственно проработать затруднительную ситуацию с конкретным человеком. Отчасти сложность семейной психотерапии состоит в том, чтобы помочь обеим сторонам четко увидеть, какую психодинамику они привносят в конфликт, не скатываясь к взаимным обвинениям. Еще сложней подвести каждую сторону с различными взглядами на проблему к согласию обеих сторон с принципом номер четыре: отказаться от инфантилизирующей программы, не перекладывать вину на другого, а самому принять всю тяжесть жизненного странствия, расти самому и поддерживать рост партнера.
Как мы видели раньше, каждую несостоявшуюся проекцию Эго воспринимает как неудачу и поражение. Но ведь проекция – это аспект нас самих, вернувшийся к нам же обратно. Так как поступить с этим зарядом энергии, с этой программой роста или регресса? Всерьез задав этот вопрос и постаравшись воплотить его в жизнь, мы тем самым действительно даем возможность отношениям вырасти в подлинную близость, а также способствуем росту своего партнера. Всякие отношения подчиняются одной неизбежной истине: они могут развиться до уровня, который не бывает выше, чем уровень зрелости, привносимой в отношения каждой из сторон. И если мне окажется по силам вынести эту правду, этот вызов, то я не только освобождаю того, кого называю любимым человеком, но освобождаю и самого себя от оков детской зависимости. Нет ничего плохого в том, что некая детская область по-прежнему остается в психе, ибо все мы – выздоравливающие дети. Но достойно порицания, когда, став взрослыми, мы по-прежнему накладываем на своего любимого ослабляющую, нарциссически мотивированную историю.
Невольно напрашивается вопрос: как же тогда должны выглядеть зрелые отношения? Что способствует прочным и длительным, по-настоящему нравственным, любящим отношениям? И раз уж мы принимаем на себя всю ответственность за свое путешествие, может ли в нем вообще найтись место для другого человека? К счастью, на эти вопросы уже даны убедительные ответы. Величайший дар, который в действительности другой может принести нам, заключается не в имитации или подтверждении нашего ограниченного видения – это дар совершенно иного видения, сама «инаковость» как таковая. Для своего спокойствия незрелая психика нуждается во внешнем подтверждении, в клонировании интересов и чувственных привязанностей, и нет более верного пути к перманентной незрелости, чем стремиться к полному согласию во всех житейских сферах.
Более зрелые отношения базируются как раз на «инаковости», на диалектическом принципе, который наглядно показывает, что мое «один» плюс твое «один» в сумме дает три. Это «три» – процесс развития, следствие того, что каждый из нас влияет друг на друга. Мы учимся и растем не благодаря тому, что держимся каждый исключительно своей школы мысли, копируем те же ценности или отдаем свой голос за одно и то же[21]. Мы растем, усваивая опыт нашей несхожести, хотя в моменты сомнений, неуверенности в себе быстро об этом забываем. Способность включать эти различия, даже интегрировать их в свой спектр выбора, становящийся все шире и сложней, – вот главная задача и основной дар отношений, которым ничто не мешает развиваться.
Состояние же «влюбленности», ничем, по сути, не отличающееся от сильнодействующего наркотика, притупляет сознание, сдерживает рост и действует на душу, как снотворное. Чтобы любить другого по-настоящему сознательно, понадобится готовность идти на риск, мужественное принятие неопределенностей и еще немалая толика терпимости. Тому, кому недостает этих качеств, нечего надеяться на подлинную взаимность в отношениях. Тот, кто оказался не способен к зрелым отношениям с другим человеком, и собственную жизнь никогда не откроет для себя во всей полноте. Общение с другим понемногу открывает перед нами необъятность собственной души. Научиться видеть необъятность души другого заодно с теми ее участками, которые мы пока не готовы принять, – в этом и состоит приглашение, что зовет к новым горизонтам, а не к возвращению вспять, как хотелось бы нашей инфантильной программе. Строительство отношений, как и обретение неповторимой индивидуальности, – не столько дар, сколько достижение, ради которого придется порядком потрудиться.
Когда у нас получается сложить свою загадку с загадкой другого человека, тогда мы включаемся в поступательный динамический процесс, ведущей к расширению жизненных горизонтов. Юнг писал: «Обособленному человеческому существу недостает целостности, ибо человек может достичь целостности только через душу, а душа не может существовать без другой своей стороны, которая всегда открывается в Ты»[22]. Юнг здесь имеет в виду более тонкие предметы, чем те, что видны с первого взгляда. По его утверждению, целостности можно достигнуть только в отношениях с другим человеком. Лишь таким образом может появиться третье. Если же, подобно затворнику, вести диалог только с собой, недолго и сорваться в порочный круг безумия или в застойный, самовлюбленный невроз. Однако Юнг отсылает этот парадокс не только к взаимоотношениям с другими людьми, но также и к тому,
Поделиться книгой: