– Дружок? А помнишь, как ты уезжал на юг и просил с ним гулять. Я жил один и просто забрал собаку к себе. Вот мы с ним и гуляли. По Терамо. Даже из комнаты выходить не пришлось.
– Что, у тебя тоже фреска оказалась?
– Оказалась, Вась, и не одна, – подтвердил Сашок. – Но давай после ужина это обсудим. А пока покажу хозяйство.
Лифт стремительно летел в небеса. Наконец, остановился, и гости попали в инопланетный интерьер. Бывшие однокурсники вышли на залитый светом балкон из бело-серебристого металла, и с восторгом смотрели на огромный золотистый шар, висевший перед ними в воздухе. Шар состоял из десятков сотен тонких лёгких трубочек, соединенных в узлы с круглыми утолщениями. Конструкция, эффектно переливаясь, медленно двигалась по часовой стрелке. И была похожа на инстоляцию, имитирующую глобус в стиле техно.
Позволив друзьям насладиться зрелищем, довольный Сашка сделал загадочно-торжественное лицо.
– Эта модель – первостепенное достижение моей жизни и особенная гордость. Пространственно-временной континуум! – Он презентовал инстоляцию из тысяч трубочек таким важным тоном, словно сам выдувал, вырезал, паял и подвешивал эти трубочки последние сто лет. И, увидев расширившиеся глаза Ивана, добавил, – Прошу в мой кабинет. За ужином я расскажу свою грустную историю.
– Что же тут грустного? – не удержался Васёк. – Вон ты как шикарно устроился.
Иван молчал. Он так впечатался взглядом в золотистые трубочки шара, что желваки заходили на его скулах, а Василий напрягся, и начал опасаться, что рассудок друга может не выдержать испытания такой красотой и гармонией. Основания для беспокойства имелись. Васька помнил, как двадцать лет назад у Ивана слетела крыша, и Машка затолкала мужа в психушку. В Красном Ударе его друг пробыл восемь лет. К счастью, тогда обошлось. Ваня вышел на свободу и начал шить женские шляпы.
– Добро пожаловать в мой скромный кабинет! – сообщил Сашок, вытирая лысину дорогущим платочком.
Скромный кабинет напоминал зал для переговоров элитной яхты какого-нибудь арабского шейха. С кессонными, отделанными красным деревом потолками, белой кожаной мебелью и золотой венецианской посудой. Друзья плюхнулись на мягкие белоснежные подушки дивана, тут же утонув в них почти по горло. Девушка в странной юбочке, но с таким красивым именем Арсиана, сразу предложила напитки. Иван пришёл в себя и подмигнул Василию, показывая, что с ним всё в порядке. Буратино выдохнул с облегчением, расслабился и попросил у Арсианы коньячку. Дружок улёгся у ног Василия на королевский паркет. Арсиана заботливо положила собаке под бочок пурпурную бархатную подушку. Сашка принял картинную позу рассказчика, сделал печальное лицо и начал говорить тихо, и с лёгким придыханием.
– Моя история началась пятнадцать лет назад. Вы наверняка помните, что на курсе я не только был лучшим чертёжником, но и хорошим рисовальщиком, – скромно напомнил он. – После института тяга к рисованию только усилилась. Я взял несколько уроков на пленере. И однажды приехал в Италию рисовать городские пейзажи. Разумеется, у меня получились вполне приличные работы, которые я сразу начал рассылать в издательства. Быстро, нашёлся издатель, готовый тиражировать мои работы, превратив их в фотообои и фрески. Бизнес пошёл, появились первые деньги. Я продолжал писать и продавать картины. Пока однажды не прилепил у себя дома собственную фреску. Вот тогда-то я и обнаружил первую пространственную дырку. Да, друзья мои. Нарисованная мною картина оказалась волшебной. Она открывала пространственно-временной портал. Разумеется, обнаружив вход, однажды я не удержался от любопытства. Как и Вы, я зашёл в этот прекрасный город. Только выйти из него до сих пор так и не смог. – И тут Сашка пустил горькую слезу и взял из рук Арсианы порцию аперитива. Опрокинув рюмку привычным движением отечественного алкоголика, Сашка продолжил:
– Сейчас опущу историю моих скитаний. Прошло немало времени, прежде чем мне пришло в голову собрать информацию о том, где, в каких городах, домах и квартирах, находятся мои фрески. Я хотел понять, а не открываются ли порталы там, где люди их вешают. Я нанял специалистов по розыску, и моя команда провела неописуемо огромную работу. Так и оказалось. Стоило кому-то купить и повесить мою картину – как сразу открывался портал. Чтобы иметь представление о том, где и какие дырки на планете открылись, мы с друзьями начали собирать три Д модель земного шара. Её-то сейчас я имел честь вам представить. Таким образом, друзья мои, и выяснилось, что мои картины способны открывать временные и пространственные дырки. Дальше мы потратили несколько лет на то, чтобы изучить, что происходит с людьми, которые застревают в этих дырках. Как вы видите, попавший сюда – не стареет. – Друзья переглянулись. Сашкина лысина говорила, как раз, об обратном. Хотя Дружок действительно выглядел живым и здоровым. Сашка продолжл – Есть ещё много приятных моментов. Но постепенно выяснились и неприятные. Например, если человек, попав сюда впервые, задержался более чем на полтора часа, он уже не может вернуться назад. Я это понял не сразу. Поначалу с твоим Дружком мы гуляли минут по пятнадцать. Но однажды я задержался подольше и вот результат. Возвратиться в наше Терёхино больше не смог. Теперь-то я знаю, что следует постепенно нарабатывать иммунитет нахождения здесь. Но тогда я только знакомился с правилами дырок. Сейчас тех, кто завалился сюда без подготовки мы называем мямликами.
– Погоди, погоди, – лицо Василия стало серым, кудряшки обмякли, повисли и даже нос обрел кислый вид. – Мы тут гуляем уже часа два. Так ты хочешь сказать, что мы уже…. Мы уже не способны вернуться?
– Если больше часа, то, к сожалению, нет, – грустно подтвердил Сашка.
– Но если это опасно для людей, почему ты не остановил их попадание сюда?
– Да в том-то и дело, что процесс стал неуправляем! – воскликнул Сашка. – Я не знаю, кто и когда печатает мои фрески и лепит их на свои стены. Мои люди иногда вычисляют отдельные дома на планете, срывают или замазывают картинки. Но фрески стихийно появляются снова, в других домах. Я честно пытаюсь, но не могу пока остановить этот процесс.
– И какой же выход ты видишь из этой ситуации? – Васька пока не допускал мысль о том, что они с Иваном уже прошли точку не возврата. И могут не вернуться назад.
– Выхода вижу два, – с готовностью ответил Сашок, сразу было видно, что над проблемой он ломает голову не первый день. – Или закрыть все порталы. Или что-то такое изобрести, чтобы люди адаптировались к пространственно-временному континууму и не становились мямликами.
Вот поэтому я всегда рад, когда наша команда усиливается лучшими учёными или инженерными мозгами. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем и перестанем быть мямликами. – воодушевленно закончил речь Сашок. И неожиданно бросился в ноги к Ивану с Васьком. – Друзья мои! Помогите справиться со злом и закрыть несанкционированные пространственные дырки. Иначе нам уже никогда не вернуться домой. По моей неосторожности мы все теперь немножко мямлики. Я готов устранить ошибку, но мне не справиться без помощи талантливых друзей!
Но Василий уже не слышал последних слов:
– Необратимые? – в ужасе прошептал он. – Это правда? Если мы здесь более получаса, то обратно нам не вернуться? Поясни!
– К сожалению, это так. Произошла ваша трансформация во времени, – грустно сообщил Сашок.
– Не может быть! – сопротивлялся Буратино, готовый расплакаться. – Но мы бы не пришли сюда, если бы не появился Дружок! Он постоянно зазывал меня в дырку. Разве не ты отправил ко мне мою собаку?
– Нет, конечно! – замотал головой Сашка. – Я даже не знал об этом. Он сам как-то тебя нашёл. Видимо, однажды случайно увидел в витрине твоего дома и узнал своего бывшего хозяина.
– Я не верю! – решительно воскликнул Васька. – Мне надо убедиться!
– Пожалуйста, Вась, – спокойно ответил Сашка, – Арсиана тебя сейчас отвезет к дырке, которая раньше была входом в твою квартиру, ты сам убедишься, что витрина уже пропала.
– Да, мы едем сейчас же! – категорично заявил Васёк и решительно направился к лифту, вслед за Арсианой. По пути он потянул за собой за рукав Ивана. Оставлять друга заложником на корабле Буратинко не желал. – Вань, пошли.
Иван всё это время сохранял абсолютное спокойствие. Ему, как будто даже понравилось, что он – необратимый и теперь не надо возвращаться к Машке. Через стеклянные двери он неотрывно и с явным восхищением рассматривал сложную модель параллельного мира таким чудесным способом открытую Сашкой.
– Нет, Вась, сходи, прогуляйся без меня, – произнёс Иван невозмутимо. – Я остаюсь. Профессор, – с почтением обратился к Сашке, – а можно мне поближе рассмотреть это золотистое чудо инженерной и математической мысли? Кроме того, прошу тетрадь, карандаш и… килограмм зелёных яблок.
– Все необходимое принесут в вашу каюту, – сообщил польщенный уважительным тоном Ивана Александр. – Там же найдёте рабочий стол, чай, измерительные инструменты. Зоны отдыха и релаксации там же, во втором помещении. Добро пожаловать на борт, коллеги. Надеюсь, в команде с Вами мы решим проблему пространственных дырок и в ближайшее время, все вместе вернёмся домой.
– Конечно, док, – согласился Иван, явно признавая Сашкино лидерство и подчеркивая, кто руководитель их научной группы. И поспешил открыть указанную ему дверь. – Надеюсь, я смогу проводить измерения и свои расчеты прямо на большой модели? Да, и мне иногда надо гулять по набережной. Свежий воздух включает дополнительные резервы моего мозга. А длительная ходьба по прямой – мой главный анализатор.
– Но, вы, же не пленники! – воскликнул Сашок. – Пожалуйста, ходите по парому, гуляйте по набережной, и если надо – по городу.
– Спасибо, профессор. – Иван ещё раз почтительно поклонился, прикрыл за собой дверь и устремился к своему письменному столу. Жадно схватил большую синюю тетрадь. Открыл и вдохнул запах чистых страниц, ощутил ладонью гладкость бумажных листков в клеточку. Последние расчеты в своей жизни он производил лет двенадцать назад, находясь ещё в психиатрической больнице. К тому времени персонал уже смотрел на него сквозь пальцы, и никто не мешал Ивану выводить каракули вот в такой же, синей тетради.
Весь вечер и ещё половину ночи Ванька считал и пересчитывал, с трудом успевая записывать ход взорвавшейся математической и инженерной мысли. За это время письменный стол превратился в поле боя. Рядом с бастионом из груды сломанных карандашей, постепенно выстраивалась заградительная полоса из пустых перевёрнутых кофейных чашек. А на тарелку, ровным рядом поверженных солдат, ложились огрызки из-под зелёных яблок.
Через два часа вернулся Василий.
Из-под кудряшек, на увлеченного Ивана смотрели грустные Буратинкины глаза. Лицо приобрело белый матовый цвет:
– Мы дошли до места, где с утра была дырка, – убитым голосом сообщил Васька. – Упёрлись в стену. Вернулись. – Васька посмотрел на оголтело пишущего Ивана. И заключил:
– Всё, Вань. Мы уже мямлики. Дырка замурована. Мы не нашли вход в мою комнату.
– Угу, – пробурчал Иван, но было понятно, что Василия он не слышит. Друг продолжал ожесточенно писать. – Ложись Вась. С утра, на свежую голову, что-нибудь придумаем.
– Да что тут придумаешь, – махнул рукой Васёк, – Ведь надо было мне потащить тебя за собой…
– Ложись, Вась, не мешай, мне надо закончить расчеты, это важно, – спокойно сказал Иван и больше в тот вечер не вымолвил ни слова.
Василий нашёл ужин на отдельном сервировочном серебряном столике.
Медленно жуя и не чувствуя вкуса омаров, он смотрел на красивый в вечерних огнях город через круглое окно каюты. В другое время, открывшийся сверху восхитительный вид экзотичного для обычного терёхинца Терамо привёл бы его в восторг. Сейчас Васька лёг спать, даже не запомнив, что он видел через круглое окно. С утра надо будет придумать, как выбираться из этой истории. Теперь Василий жалел только об одном. Что безнадёжно испортил Ваньке жизнь, сообщив про дырку, и что тот уже никогда не вернётся к фурии Машке. Хотя, глядя на ожившего вдруг Ваньку, не мог не отметить воодушевления друга. Таким живчиком с горящими от счастья глазами он видел Ивана только тогда, до психушки. Когда тот изобрел формулу этого, ну как его. Так и не вспомнив, Васька провалился в тревожный сон.
Иван растормошил Ваську часа в четыре утра.
– Вставай, пора сматываться. Мы скоро уйдём под ватерлинию.
Продравший спросонья глаза Василий не сразу сообразил, на что ему показывает друг. Сознание медленно возвращалось и Буратинко, фактически носом, воткнулся в иллюминатор. Он не сразу сообразил, что вчерашний прекрасный вид города исчез. Вместо этого иллюминатор ровно наполовину был погружен в воду.
– Это что? – не понял Василий.
– Это значит, что наша каюта опускается в воду. А как сказала Олеська, допустить этого никак нельзя. Снизу ещё никто никогда не возвращался.
– Откуда Олеська знает?
– Народ всё знает, Вася, бежим отсюда. – Иван стоял перед ним одетый всё в те же шорты с майкой и в зелёных резиновых тапках. Видимо, он так и не ложился.
– Но как?
– Для начала мы выправим изъян в одной известной конструкции, – пояснил Иван, и было ясно, что план уже продуман. – Это отвлечет внимание хозяев. Пока они будут соображать, что произошло, мы соскользнем с парома. Пошли Я уже сделал расчеты, – Василий готов был отдать нос на отсечение, что видел, как в глазах Ивана запрыгали два оголтелых чёрта. – Пошли, покажу тебе слабое звено Сашкиной конструкции. Получишь удовольствие.
Иван сунул под мышку синюю тетрадь, почти полностью исписанную за ночь. А в руки взял тарелку с яблочными огрызками. Друзья тихонько отворили дверь, и вышли на внутренний балкон корабля. С учетом того, что их собственная каюта за ночь опустилась практически на уровень ватерлинии, прямо перед ними висело нижнее полушарие золотистого глобуса из металлических трубочек. Глобус, мерцая и переливаясь, медленно двигался вокруг своей оси по часовой стрелке.
– По моему сигналу – бежим влево, в ту дверь, – скомандовал Иван, было ясно, что просчитана не только диверсия, но и продуман план побега. – Дождёмся, когда начнётся паника, и под прикрытием толпы выйдем на землю. Пока тут разберутся, – мы с тобой уже выскочим домой.
– Вань, ты уверен? – в испуге просипел Васёк. – Мы же теперь мямлики. Я сам вчера носом упёрся в стену, которая раньше была витриной и входом в мою комнату. Теперь она для меня закрыта.
– Скоро откроется, – уверенно ответил Иван. Прицелился и с силой метнул яблочный огрызок в одно из соединений огромного глобуса. Огрызок шмякнулся о центр нужного соединения. То, что чемпион улицы по метанию огрызков в пивные банки попал, куда хотел, сомнений не было. Васька в этом ничуть не сомневался. Иван же сразу закрепил успех, метнув в ту же точку ещё три огрызка.
Сначала почудилось, что ничего не произошло. Ошмётки огрызков сползли с блестящего металла и полетели вниз, в пустоту отсутствующей нижней палубы. Золотистое соединение тысяч трубочек продержалось еще двадцать секунд, но вдруг всю внутреннюю конструкцию золотистого шара повело. Она накренилась, поскрипела, деформировалась и, наконец, с грохотом посыпалась вниз.
– Говорю, слабое звено, – произнёс довольный Иван. – Я ещё двадцать лет назад во время расчетов сделал ошибку. А Сашка, когда мою тетрадь украл и надоумил Машку меня в психушку направить, где бы меня «подлечили» от полученного нервного срыва, эту ошибку в модель перенес. Я когда пространственные дырки открыл, увидел, что они располагаются в строгой закономерности. Но формулу вывел не сразу. В результате получилась одна существенная поправка. И одна дырка из Терамо открывается не в Сиракузах, а в Санкт-Петербурге. Я потом, уже в Красном Ударе ошибку нашёл. Но, понятное дело, не врачам из психбольницы мне следовало рассказывать, что я, Иван Пергулаев открыл закон расположения пространственных дырок нашей планеты. И даже создал наглядную модель из бумаги. А когда мои расчеты украли, получил нервный срыв. А ты знаешь, Вась, почему я тогда сорвался?
Дело было не только в том, что кто-то мог присвоить моё открытие. Такое происходит на каждом шагу. Но пространственные дырки, по моему убеждению – это достояние всего человечества. Я боялся, что какой-нибудь хмырь приватизирует их, как нефтегазовое месторождение и будет использовать в своих извращенных нуждах. А это, Вась, нарушило бы философию существования я дырок. Бежим! – приказала он, но Васька уже и сам нервно теребил Ивана за рукав. Грохот стоял такой, что стало очевидно: надо быстро давать деру. Из кают корабля начали выскакивать испуганные заспанные люди.
Через минуту, воспользовавшись суматохой, друзья выскочили с необыкновенного парома на причал и почесали по набережной в сторону дырки Терамо-Санкт-Петербург. Сзади слышался грохот, корабль-телебашня раскачивался, потеряв равновесие, а возможно и способность держаться на плаву. Друзья справедливо рассчитали, что в ближайшие часы, в суматохе, их никто не хватится.
– Вань, ты уверен, что мы делаем правильно? Нас же найдут. Мы теперь мямлики. И деваться нам некуда. И города мы не знаем, – выкрикивал на ходу Васёк, стараясь не отставать от Ивана.
– Нет никаких мямликов, – отрезал на бегу Иван. – И Сашкино враньё про картины тоже забудь. Картины он написал. Пространственные дырки были, есть и будут. Сашка, чтобы использовать их в своих интересах, для удобства пометил места нахождения постерами. Уж не знаю, как он убеждал народ приклеивать эти фрески на стены.
– А как это можно использовать? – не понял Васька
– Не знаю, теперь пусть Интерпол разбирается. Он видишь, даже твою собаку поставил деньги за проход в дырку собирать. Представь, что в крупных городах стоят какие-нибудь турникеты рядом с билетными кассами. Но я, Вань против нарушения главного правила дырки. Дырка, она как раз для того и создается, чтобы без билета проскочить.
Иван встал перед каменной стеной. На асфальте перед ней был выведен мелом крест.
– Вот видишь, мне вчера Олеська посоветовала отметить это место крестом. На тот случай, если вернёмся и заблудимся. Сейчас половина пятого утра. Значит, дырка в твою комнату будет открыта ещё тридцать минут. Это подтвердили мои последние расчеты. Прыгай! – Приказал Иван, ткнув пальцем в стену.
– Погоди, погоди, ты уверен? – Иван не спешил биться головой о камни.
– Уверен, это лучше, чем оказаться ниже ватерлинии Сашкиного парома. Он ведь нас списал, Вась. Заманил сюда при помощи собаки и решил уничтожить. Мы ведь единственные свидетели, которые знают правду о теории дырок. Прыгай, не бойся!– настаивал Иван. – Они просто заклеили витрину крашеной бумагой. Но это ничего не значит. Дырка всё равно открылась. Не забудь найти правильный угол прищура и дуй за мной.
И Ванька с разбегу ткнулся лбом в бумажную стену. Бумага порвалась. Ванькина голова исчезла в темноте. За головой исчезло и худенькое, но жилистое Ванькино туловище. Последним был зелёный резиновый тапок. Василий раздумывать больше не стал, прищурился и махнул за другом прямо в бумажную дыру.
Лысый профессор и главный паромщик Сашок тупо уставился в синюю тетрадку, в которой большими буквами и цифрами была выведена длинная формула Ивана. В суматохе побега тетрадка была потеряна, а потом найдена Сашкой.
– Ну, ничего, ничего, дружок. Это ты не поверил в своё открытие. Это тебя объявили психом. А я успешно воспользовался твоей схемкой. Вот сейчас отдохну и разберу твою формулку. Формулка-то, у тебя толковая. По формулке завсегда можно модельку восстановить.
– Смотри, как его зацепило. Уже двадцать лет, а программа не меняется, – сказал главный санитар. – Каждое утро одно и то же. Сначала как молитва, ментальный спор с каким-то Иваном, якобы написавшим эту формулу. Потом сумасшедшие вычисления, исписанные цифрами стены в камере. В завершение программы, отчаянные удары головой о стену.
– Ну да, – поддержал разговор второй санитар. – Я пошёл за водой и мыльным составом, опять сегодня стену от каракулей отмывать.
– А я – за свежей смирительной рубашкой – эту надо отдать в стирку. Неделю уже в неё профессора вяжем.
Третий санитар лениво потащился менять грязную рубаху. Вечер не обещал ничего непредсказуемого.