Год полнолуний

Александр Прозоров

Год полнолуний

ЯНВАРЬ

Царапины начинались примерно на уровне глазка. Чем ниже, тем их становилось всё больше и больше, и внизу дверь напоминала густой, широкий веник.

— Что это? — мрачно спросила Таня.

— Это их собака, — осторожно ответил Олег, — по кличке Охлос.

— И ты хочешь, чтобы мы взяли домой этакую тварь?

— Да она маленькая совсем. Чуть выше колен. Милый такой пуделёк.

— Тогда откуда эти пробоины? — Таня задумчиво ковырнула ногтем свежую белую ссадину рядом со стеклянным кругляшком.

— Ну, наверное домой собачке хотелось, — пожал Олег плечами, — она подпрыгивала… радовалась, так сказать.

— А если она и нашим дверям радоваться начнёт?

— Да никто нас Охлоску брать не заставляет, — примирительно напомнил Олег. — Не хочешь — не возьмём. К тому же она не так уж и любит скакать. Миша обувь на вешалку ставит, чтобы псина не грызла. И ничего, не достаёт.

— Куда он ставит обувь?.. — зловеще переспросила Таня.

Олег понял, что сболтнул лишнее, но сказанного не воротишь: по Таниному лицу стало ясно, что супруга приняла окончательное и бесповоротное решение — можно спокойно разворачиваться и уходить, всё равно никакие аргументы на неё уже не подействуют. Однако палец успел вдавить кнопку звонка, уже лязгал замок, открывалась дверь, и через образовавшуюся щель вырывался истошный вопль:

— Жрать хочу! Жрать давайте! Голодом зам-морили!

— А это кто? — шёпотом спросила мужа Таня.

— Это попугай, — ответил вместо Олега Михаил. — Врёт, паразит, только что миску овса стрескал.

Миша Немеровский вымахал выше Таниного мужа почти на две головы, но получился раза в полтора тощее. Плеч у него, казалось, не было вообще — рубашка не соскальзывала до пояса только из-за туго застёгнутого воротничка, а брюки не падали лишь благодаря затянутому на последнюю дырку ремню. В качестве компенсации Миша обладал великолепными пышными кудрями, и в довершение был блондином. В общем, одуванчик, а не человек. Неординарную внешность дополнял восторженный склад ума: Немеровский мгновенно возгорался самыми разнообразными увлечениями и столь же быстро угасал. Как напоминание о многогранном интеллекте под окнами квартиры ржавел «запорожец», почти ставший «фольксвагеном», пылился в прихожей увешанный автомобильными камерами багажник, почти ставший катамараном, бегал по квартире сибирский кот, почти научившийся искать земляные груши… Теперь вот ещё и попугай какой-то объявился.

— А птица тебе зачем? — поинтересовалась Таня, с царственной небрежностью сбрасывая зимнее пальто мужу на руки. — В цирке, что ли, выступать собираешься?

— Да нет, — отмахнулся Миша, доставая для гостей тапочки. — Это сынок постарался. Прибежал тут на днях домой, и говорит: «Пап, а у нас в подвале кто-то по-английски разговаривает. Наверное, шпионы забрались. Давай в милицию сообщим?» В отделение звонить я, естественно, не стал, но любопытство разобрало. Взяли мы с Андрюшкой фонарик и пошли смотреть, что за Джеймс Бонд в доме завёлся. А там эта тварь летает. Грязная, мокрая, полуощипанная — в общем, курица второй категории. А у меня как раз клетка старая дома валялась…

— Жрать давайте!

— О! Слыхали? Навязался на мою голову!

— А посмотреть можно?

— Хоть килограмм! Могу даже подарить!

В высокой клетке, подвешенной к потолку вместо светильника, сидел крупный, ослепительно белый попугай. Увидев людей, он заметался из угла в угол, захлопал крыльями, потом быстро и ловко вскарабкался вверх по проволочной стенке и, повиснув вниз головой, принялся яростно долбить жёлтым крепким клювом планку насеста, не забывая надрывно орать:

— Жрать хочу! Голодом зам-морили!

Клетка угрожающе закачалась, на пол посыпались перья, мелкий сор.

— Старую уже сломал, — грустно сообщил хозяин. — Альфонс выцветший.

— Жрать хочу! Жрать давайте!

— Ты б ему насыпал чего, что ли?.. — осторожно предложил Олег.

— Да кормлю я его, кормлю! — взорвался Миша. — Меня соседи уже достали: «Почему, — говорят, — над животным издеваешься!» Заткнись, суп сварю!

Услышав хозяйский крик, попугай от неожиданности разжал лапы и сорвался вниз, однако удержался клювом за насест, забрался на него, хлопая крыльями, и угрюмо затрещал, точно механический будильник.

— Пойдём в комнату. А то ведь не успокоится.

— Жрать хочу! Жрать давайте!

Прежде чем усадить гостей на диван возле уже накрытого стола, Мише пришлось перенести на стул огромного чёрного кота с нежной кличкой Муля.

— Кот-то попугая не трогает?

— Кто? — переспросил Миша и нехорошо усмехнулся. — Могу продемонстрировать.

Он вышел на кухню. Через секунду оттуда послышался жизнерадостный вопль «Голодом зам-морили», и одновременно по полу покатился опустевший стул — круглые, зелёные, кошачьи глаза светились из-под кресла. С восторженным воплем крылатый Альфонс спикировал рядом, с ходу попытался клюнуть кота в хвост, но неудачно. Тогда он прошёлся вдоль, переваливаясь, как «бычок» из детской считалки, заглянул под кресло с другой стороны и угрюмо сообщил:

— Жрать хочу!

Коту эта фраза энтузиазма отнюдь не прибавила. Попугай прошёлся туда-сюда ещё пару раз, поднял свой хохолок и внезапно дружелюбно предложил приятным женским голосом:

— Андрюша, вставай!

— Это он научился, пока у сына в комнате висел. — Миша снял с заварочного чайника румяную, щекастую матерчатую бабу. — Мы сперва ничего понять не могли… Таня, тебе покрепче? Олежьи вкусы я уже изучил… Так вот. Андрюшка по утрам стал заходить к нам и жаловаться, что будим рано. Мы сперва ничего понять не могли. Это чучело белое в клетке сидит — голова набок, глаза закрыты, даже похрапывает. Ну, да потом застукали «с поличным». К себе перевесили. Так он, гад, через неделю будильником орать начал! Олег, тебя будили когда-нибудь по выходным в пять утра? Я его чуть в форточку не выкинул. Жена отняла. Бережёт. Этот недобитый Альфонс как её увидит — голову на спину откинет, глаза зажмурит и эдак вдохновенно басит «Боже мой, как ты прекрасна!». Она теперь скорей меня выкинет. Мозгов с напёрсток, а жену, считай, у меня отбил.

— Жрать давай! — снова заорал попугай.

— Пусть тебя моя мегера кормит, петух некрашеный! — огрызнулся Миша.

— Весело живёшь.

— Не то слово! Кстати, вы у меня Охлосиху не возьмёте? Недельки на две, не больше.

— Слушай, — прихлебнула чай Таня, — а почему вы её назвали так, а? Странное какое-то имя.

— Да мы её поначалу Сволочью назвали. Не специально, просто так сложилось. Ну, а потом поняли, что неудобно. Мальчишка растёт… Да и во дворе звать неудобно… Пришлось синоним подбирать. Да, а ведь я её обувь жрать отучил!

— Не может быть!

— Запросто! — хозяин гордо вскинул голову. — Простудился я на прошлой неделе. Башка трещит, кости ломит, с носа течёт. Не согнуться, не разогнуться. Прихожу домой, скидываю бутсы, а эта скотина курчавая уже бежит, хвостом виляет — а зубами щёлкает. И так обидно мне стало всё от неё прятать-распихивать… Достал из кармана купленную «упсу», взял две таблетки, да в глотку ей и загнал.

— И как?

— Весь вечер с треугольными глазами у крана в ванной паслась. Язык набок, морда мокрая. Только слышно — «Ик! Буль-буль-буль… Ик! Буль-буль-буль…» Ночь спала как убитая. С тех пор к ботинкам — ни ногой. Так что можете брать спокойно. Ничего не попортит.

— Ты понимаешь, Миша, — мягко начала Таня, — у нас маленький ребёнок…

— Ну ребята!!! — взмолился Михаил. — Ну хоть на одну недельку…

— Ну что тебе даст эта неделя? — покровительственным тоном спросила Таня. — Даже отдохнуть толком не успеешь…

— О-о-о! — Миша мечтательно закатил глаза. — Целая неделя! Я успею провести сразу семь сеансов суброментальной йоги!

— Субро… чего?

— Суброментальной йоги! — лицо Михаила озарилось приливом энтузиазма, голос наполнился глубиной и окреп. — Суброментальная йога позволяет полностью применить потенциальные возможности человеческого мозга, которые в повседневности используются всего на два-три процента! Можно создавать целые новые вселенные, полноценные миры; можно путешествовать во сне по иным странам и континентам, по параллельным пространствам, по прошлому и будущему…

— И где ты этого набрался? — со скепсисом спросил Олег.

— Подожди, Олежка, — остановила мужа склонная до всяческой мистики Таня. — А что это за йога путешествий во сне?

— Ну, в принципе, она совершенно проста. У нас на Крестовском острове Ма Нирдыш Тшола из Непала целую неделю вела занятия. Я не попал, меня с работы не отпустили, а Костик, наш охранник, пошёл. Он мне всё рассказал… — От нахлынувшего восторга Миша говорил всё громче и громче, и даже попугай на время отвлёкся от кота, повернулся к хозяину и с любопытством склонил голову. — Когда заснёшь, нужно вообразить себе такой мир, в какой хочешь попасть. Получается настоящая вселенная, неотличимая от реальной. Там можно путешествовать, сражаться, любить женщин и заводить детей, наживать врагов и друзей. В общем, совершенно реальный мир, но только такой, какой ты пожелаешь.

— И почему тогда все люди ещё не живут в своих вселенных? — вклинился извечный скептик Олег.

— Во-первых, некоторые живут; во-вторых, пока что это получается скорее случайно, чем целенаправленно; а в-третьих — есть одно совершенно необходимое условие: нужно сохранить во сне собственную свободу желаний. Обычно человек, засыпая, катится по воле случая, нисколько не контролируя ситуацию.

— И что делать? — Таня пихнула мужа локтем под рёбра — чтобы не ехидничал.

— На первый взгляд всё просто. Заснув, именно заснув, а не раньше, нужно во сне поднести к глазам ладонь и посмотреть на неё. Как только это случилось — всё! Новый мир у ваших ног. Можете дальше воображать стены, потолки, людей, гурий и так далее. Увы, на деле желание взглянуть во сне на свою ладонь уплывает вместе с сознанием. Наверное, кто-то может добиться своего с первой попытки, кто-то — лет через двадцать, а кто-то не увидит своего личного мира никогда в жизни. Хотя человеческий мозг достаточно развит, чтобы создать не одну, а сотни вселенных. Это вам любой биолог скажет.

Пока люди рассуждали о высоких материях, неугомонный Альфонс покинул кота, добрёл до Таниных шлёпанец, деловито почистил длинным кривым ногтем клюв и внезапно долбанул гостье по носку тапка.

— Ой! — девушка поджала ноги.

— Что ты делаешь, скотина! — вскочил со стула Миша, а попугай закинул голову назад, зажмурил глаза и нежным бархатным баритоном простонал:

— Боже мой, как ты прекрасна!

— Как? — Изумлённо распахнув голубые глаза, Танечка утратила бдительность, и Альфонс немедленно клюнул другой тапок. Муля, явно решивший под шумок сделать ноги, выполз из-под кресла, волоча по полу жирное брюхо… Однако попугай заметил беглеца и, взмахнув широкими ангельскими крыльями, кинулся за ним.

Хлопнула входная дверь. Заливаясь яростным лаем, в комнату ворвалась пуделиха и попыталась ухватить ненавистную всем птицу за хвост. Альфонс увернулся, кот не успел. Собака по имени Охлос рухнула коту на голову и мохнатые обитатели дома покатились по полу, мимоходом снова опрокинув невезучий стул — а подлый попугай пикировал на них сверху, долбя клювом то одного, то другого. Шумно грохнулся на пол торшер, полился кипяток из опрокинутого чайника…

— Вот, — страдальчески вздохнул Миша, — разве можно заниматься йогой в такой обстановке?

Шлёпая босыми ногами, прибежал семилетний Андрюшка, кинулся разнимать зверей, тут же был поцарапан, клюнут и укушен, но реветь не стал, а принялся тоже ловить попугая. Альфонс, теряя яркие, как свежий снег, перья, не только ловко уворачивался, но ещё и ухитрялся стучать четвероногих преследователей по головам, а двуногого по пяткам. Досталось даже Мише, хотя тот чинно восседал на стуле, прихлёбывал кофе и флегматично советовал:

— Оставьте. Пусть выживет сильнейший. Желательно — один.

Кончилось тем, что ещё раз хлопнула входная дверь, и послышался голос Мишиной жены Иры:

— Что за шум, а драки нет?!

Драка прекратилась немедленно: Андрюшка с Охлосихой выскочили навстречу любимой мамочке, Муля опять спрятался под кресло. Попугай с видом победителя уселся Тане на плечо, вдохновенно пробормотал: «Боже мой, как ты прекрасна!», и вытянул шею. Женщина улыбнулась и почесала галантной птице грудь. Попугай замурлыкал.

— Слушайте, — осенило Мишу, — А может, вы Альфонса возьмёте? Так тихо без него было!

— Что б он нам сына по квартире гонял? — усмехнулся Олег.

— Да нет, — отмахнулся Миша, — это он только кошек так не любит.

— И чтоб орал каждый день в пять утра?

— Можно покрывало накидывать. Тогда он спит спокойно.

— Боже мой, как ты прекрасна! — простонал попугай, на мгновение прервав мурлыканье.

— А если его поставить Сашке в комнату?.. — задумчиво спросила Татьяна.

— Я вам и клетку подарю, — почему-то прошептал Миша и радостно побежал на кухню…

* * *

Больше всех обрадовался приобретению Сашка: приведённый из садика домой, он тут же принялся таскать по комнате огромную клетку, выбирая место получше, потом долго твердил попугаю: «Попка дурак» (Альфонс гордо отворачивался), а ложась спать, даже забыл про свой любимый йогурт, поставленный рядом с кроватью. За его неполные пять лет такие случаи можно было пересчитать по пальцам. Олег укрыл сына одеялом и отправился на кухню помогать жене.

Обычно этим и заканчивался каждый их день — Таня вставала к раковине и начинала мыть накопившуюся за день посуду, а муж приходил ей помогать. Он подкрадывался сзади, осторожно зарывался лицом в душистые кудри, нежно целовал шею, покатые плечи, касался губами розовых мочек ушей, а руки его ложились жене на бёдра, или ласкали грудь, почти сохранившую форму даже после рождения сына, или опускались ниже живота… И чаще всего посуду приходилось домывать утром.

— Не подходи! — сурово, даже без тени улыбки предупредила на этот раз Таня, едва скрипнул пол у порога.

— Да я только помочь, — вкрадчиво сообщил Олег.

— Не подходи! — Она повернулась к нему лицом и умоляюще добавила: — Пожалуйста. Я ведь тоже не деревянная! Извини, любимый, но дня три тебе придётся потерпеть. Настал момент такой…

— Хорошо, я не буду, — не без тоски в голосе произнёс Олег, прошёл к окну и присел на подоконник, откровенно любуясь своей женой. Та вымыла одну тарелку, поставила в сушилку. Вымыла вторую, задержала её в руке, приглядываясь к чему-то и внезапно топнула ногой.

— Ну не могу я так! Уйди отсюда! Хочется в такие дни больше, а нельзя вообще. Олежка, любимый, не обижайся! Уйди пожалуйста. Я ведь тебя всем телом чувствую. Аж мурашки по коже. Ложись иди спать. Я тебя очень прошу. Пожалуйста…

Олег немного посопел — но что тут скажешь? — и отправился укладываться.

В постели без Тани было непривычно холодно и одиноко. Олег покрутился, прислушиваясь к бряцанью посуды, потом накрылся одеялом с головой. Стало теплее. Он вспомнил попугая, Мишины «йоги», усмехнулся. Если бы Олегу пришлось создавать свой мир, то он изготовил бы женщин без месячных… Жалко, они были бы не настоящие… Хотя, придуманные женщины не знали бы, что они не настоящие… Или знали? Мысли перескочили на драгоценные камни: сейчас при выращивании искусственных камней специально добавляют в расплав различные химические элементы, чтобы отличить их от настоящих. Вопрос: какой смысл делить камни на поддельные и настоящие, если между ними нет никакой разницы? Идея показалась здравой. Если сделать женщин, неотличимых от настоящих, значит они и будут настоящими…

Олег перевернулся на другой бок и, уже проваливаясь в сон, попытался вспомнить, что нужно, чтобы создавать женщин? Кажется, просто посмотреть на ладонь…

Во сне он недоверчиво усмехнулся и поднёс руку к лицу.

Ладонь оказалась мозолистой, исчёрканной всякими пророческими линиями — жизни, судьбы, здоровья. Ещё был застарелый ожог на мизинце — серебро полгода назад брызнуло; чернильное пятно на кончике указательного пальца. Ладонь как ладонь. Видит он её. Ну и что?

И тут же возникло удивление: а как он может её видеть? Ведь он же под одеялом! Или уже без одеяла?