Помоги проекту - поделись книгой:
– В сорок втором.
– И что?
– Ничего… Просто вспомнилось. Думал, места увижу знакомые…
– Если бы увидели знакомые места – что из того?
Этот сухой вопрос окончательно загнал Густава в тупик, он решил отмолчаться, и, похоже, сопровождающего это устроило. Оставшуюся часть пути не общались, Винер за это время даже успел вздремнуть немного, хотя за день от нечего делать успел выспаться на киевской базе. Открыл глаза, когда их ЗИС-110[20] сильно тряхнуло – хоть они двигались в ночи, видимо, свернули с относительно укатанной дороги на более колдобистую.
Вертя головой в разные стороны, Густав пытался определить хотя бы местность, куда его привезли. Вскоре услышал характерный шум проезжающего вдали состава, решил – где-то рядом железная дорога, и довольно скоро убедился в этом. Впереди замаячили огни станционных семафоров, машина притормозила недалеко от опущенного шлагбаума, пропустила еще один поезд и, когда его подняли, медленно двинулась дальше.
– Ну, куда теперь? – спросил водитель.
Сидевший на пассажирском сиденье офицер не успел ничего ответить – впереди, в темноте, маякнули проблесковые огни, и ЗИС поехал в обозначенном направлении. Видимо, их ожидали, решил Густав, причем время прибытия рассчитали если не точно, то очень близко к реальному. Следуя за огнями, их машина проехала еще дальше вперед, вокруг снова стало темно, и единственное, до чего додумался Винер, – здесь какие-то задворки большой железнодорожной станции. Вероятнее всего – тупиковая ветка.
Фары выхватили из ночи очертания пакгаузов. Ведущее авто притормозило, их машина тоже остановилась. Все, включая водителя, вышли, и Густава сразу же охватила смесь запахов влажного после недавнего дождя воздуха и свежей гари.
Они приехали на место какого-то пожара. Горело недавно.
И в следующий момент Винера осенило. Он, конечно, задаст вопросы. Хотя ему наверняка уже и так готовы все объяснить. Но, сложив в голове простое уравнение, компонентами которого были узловая станция, московское направление, цель его доставки из Берлина в Москву и, наконец, запасной путь, где если что и могло гореть, то только вагоны, Густав понял,
Страшно ему не стало. Охватила горечь – ведь он, возможно, приехал на пепелище своих больших надежд.
Пока он так размышлял, из ведущей машины уже вышли несколько человек. Офицер жестом велел Винеру следовать за собой и, подойдя, бросил руку к козырьку фуражки.
– Майор Лужин!
– Подполковник Коваль! – ответил на приветствие тот, к кому обращался сопровождающий, сразу после этого коротко пожал Лужину руку, повернулся к немцу: – Это и есть Винер?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Ладно, давай уже хоть здесь без казарменных рапортов. – Руки Густаву подполковник не подал, казалось, даже потерял к нему на время всякий интерес. – Скажите, Лужин, для того, чтобы все выяснить, надо ехать обратно в Москву?
– Даже в Киев не нужно, – ответил тот. – Достаточно обеспечить условия здесь, на месте.
– Что для этого понадобится?
– Ничего особенного. Необходимое оборудование мы привезли с собой. Походный вариант, если можно так сказать. Просто охраняемое помещение, отдельную комнату. Этого достаточно.
– Тогда надо везти нашего… вашего специалиста в Чернигов. Недалече отсюда, но там немец будет под моим личным присмотром. Аникееву, который здесь на хозяйстве, головной боли меньше. Еще что-нибудь?
– Материал для работы.
– Такого добра… – Коваль хмыкнул, исправился, – такого дерьма кругом полно. Здесь ничего не трогали. Периметр оцепляли даже без специальных указаний. Но сейчас поступило указание охрану снять. Не надо привлекать внимание, кому нужно сторожить пепел и золу…
– И то верно, – согласился Лужин, повернулся к Густаву, перешел на немецкий: – Вы уверены, что сможете точно определить, что именно сгорело?
Винер уже успел немного освоить русский. Даже разобрал фамилию и звание встретившего их офицера. Густав не сомневался: он тоже из МГБ, с ним не имели дела сотрудники других ведомств. Пока что он понимал язык плохо, говорил еще хуже. Однако общий смысл разговора таки уловил. Отчасти подтвердил свои подозрения и все-таки, делая вид, что совершенно ни о чем не догадывается, поинтересовался:
– А что могло сгореть? Или что должно было сгореть?
– Ничего не должно было сгореть! – раздраженно огрызнулся Лужин.
– Но ведь что-то же сгорело?
Вопрос был очевидным. Видимо, даже сопровождающий его офицер не имел всех полномочий отвечать на него немцу. Потому снова обратился к Ковалю по-русски:
– Он хочет знать, зачем его сюда привезли.
– А ему-то какое дело? Пускай занимается своим.
– Так или иначе, товарищ подполковник, сгорело или могло сгореть как раз то, что имело отношение к работе Винера. Он должен понимать, зачем его привезли сюда и какого лешего от него хотят.
– То есть, – резко спросил Коваль, – вы сами не уверены, что вагон сгорел вместе с содержимым?
– Не уверены в Москве, товарищ подполковник. Именно потому сюда, к вам, направили вместе со мной не рядового специалиста, а этого немца. Выходит, ему при любом раскладе придется объяснить ситуацию.
– Мне бы кто растолковал, какого рожна происходит, – проворчал Коваль.
Ночь освещали только фары двух автомобилей. В их свете появилась человеческая фигура, которая быстро шла от пакгауза.
– Товарищ подполковник!
– Что там еще, Аникеев? – недовольно спросил Коваль.
– Осмотрели кругом, как вы и приказали.
– Ну?
– Человек в пакгаузе.
– Какой, к чертовой матери, человек?
– Не знаю, – хрипловато отрапортовал Аникеев, невысокий офицер с капитанскими погонами, и, чуть помолчав, добавил: – Пьяный, похоже.
Коваль сплюнул, зыркнул на тихо стоящего рядом сутуловатого железнодорожника:
– Николенко, кто там у тебя?
– Не могу знать, – выдавил тот.
– Начальник станции, а не знаешь, что у тебя в хозяйстве творится? Может, ты чужое место занимаешь, а, Николенко?
– Да не развожу я здесь пьяных, ну товарищ подполковник! – заныл Николенко. – Мало ли кто тут может быть! Охрану-то сняли! Грузчики работали. Может, из них кто завалялся…
– Вот именно – завалялся! – согласился Коваль. – Ладно, пошли глянем. Лужин, будьте тут пока. Растолкуй своему, гм, нашему немцу, что тут к чему, раз уж последнее слово за ним остается.
Лужин заговорил с Густавом по-немецки, подтверждая самые худшие его опасения. Водитель ЗИСа и немолодой сержант, шофер машины Коваля, курили и о чем-то тихо переговаривались. Остальные двинулись к пакгаузу, следуя за лучом фонарика в руке Аникеева.
Когда вошли, он сразу же направил пучок света на мужчину в грязных галифе, таких же замызганных сапогах, старой телогрейке и картузе, наполовину закрывавшем лицо. Он лежал, точнее – валялся на деревянном поддоне, уложив под голову свернутый в несколько раз мешок, а другим прикрывшись, словно одеялом. Коваль присел, и его тут же обдало густым перегаром, хотя дышал спящий ровно. Видать, спал крепким безмятежным сном основательно выпившего человека.
– Тьфу, зараза! – проговорил в сердцах начальник станции, разглядев спящего получше.
– Знакомый?
– Ванька это, товарищ подполковник! Борщевский Ванька, грузчик тутошний.
– Очень содержательная информация. – Коваль выпрямился, брезгливо отступил от спящего на шаг. – Он тут живет у тебя или как?
– Есть ему где жить. Только там длинная история, товарищ подполковник…
– А ты короче.
– Надоел квартирной хозяйке до печенок! Квасит постоянно, баба от него ушла, говорят. Хозяйка, ясное дело, постоянно в милицию жалуется. Участковый к ним замучился ходить. Вот, я гляжу, Ванька и взял себе моду после своей смены прямо тут, в пакгаузе спать. Сливу ведь заливает…
– Работнички у тебя, – буркнул Коваль.
– Других нет, – развел руками Николенко. – Тем более за Борщевского наш начальник милиции просил, сам. Служили они, говорят, вместе… Этому деваться некуда, в войну всех потерял, бабу – считайте, после войны…
– Меня все это не касается, – раздраженно бросил Коваль. – Его что, сегодня не могли убрать отсюда?
– Так говорю ж вам – не слежу за грузчиками! Еще этого не хватало, тут вон дела посерьезнее!
Аникеев переложил фонарик в левую руку. Правой расстегнул кобуру, вынул пистолет. Снял с предохранителя, спокойно вытянул руку, наводя ствол на лежащего.
– Отставить, – велел Коваль. – Убери.
– Свидетель, товарищ подполковник. – Аникеев не спешил опускать оружие.
Коваль потер пальцем переносицу, переступил с ноги на ногу.
Затем шагнул вперед, сократив расстояние между собой и спящим.
Коротко замахнулся.
Сильно двинул Борщевского носком в живот.
Пьяный грузчик тихо застонал, хотя этот звук можно было принять и за сонное ворчание. Не открывая глаз, спящий заворочался на поддоне, перевернулся на противоположный бок и замер. Размеренное сопение крепко спящего возобновилось.
– Видал?
– Я бы все равно его убрал, товарищ подполковник.
Однако, говоря так, Аникеев все-таки опустил пистолет.
– На кого спишешь труп? Не бродяга, поди. К тому же знакомый майора Гонты. Этот нам как раз очень нужен. Станет лишние вопросы задавать, получатся новые сложности. Его убивать придется, а дело того не стоит, Аникеев. Валандаться с каждым пьяным… А ты бы, Николенко, вообще меры принял.
– По поводу?
– Железнодорожная станция и прилегающие к ней объекты – не ночлежка, – сказал Коваль поучительным тоном. – Тем более такая стратегически важная, как Бахмач. Начальника милиции привлеки, раз это его дружок. И хватит, пошли, времени в обрез.
Когда они уже собрались выходить, пинка спящему, не удержавшись, отвесил уже Аникеев, метя пониже спины. Эффект получился тот же, спящий даже не пошевелился. Коваль ничего не сказал подчиненному, и троица покинула пакгауз.
Там уже кипела работа.
При свете фар – другого освещения не было – один водитель держал раскрытый мешок, другой, орудуя саперной лопаткой, нагребал с земли и бросал внутрь мешка золу. Командовал Лужин. Стоявший рядом с ним немец при этом что-то говорил ему по-немецки.
Дверь пакгауза за спинами Коваля и остальных так и осталась приоткрытой.
5
Маршал Победы
– У нас гости.
– Добрый вечер. Мы здесь с Анной Петровной чаи гоняем.
Жена и незнакомый полковник сказали каждый свое почти одновременно, и оба синхронно поднялись из-за стола, когда Гонта переступил порог комнаты. Увидев старшего по званию, майор заученно отдал честь. Гость кивнул, отвечая на приветствие, – фуражка и шинель аккуратно висели на большом гвозде, вбитом в стену вместо крючка для одежды.
– Меня тут супруга ваша еще покормить собралась. Но мы договорились, что чаю достаточно.
– Пила бы и пила, – подхватила Анна, улыбнувшись мужу. – Давно такого не пробовала. Даже до войны. У него вкус другой.
– И запах, – промолвил Дмитрий, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
Свежая заварка впрямь наполнила скромное жилище начальника милиции необычным ароматом. Даже не будучи особым знатоком чая, Гонта тем не менее сразу нашел ему определение – довоенный. Да, такой
В городах побольше традиции такого вот чаепития были крепче. В Бахмаче же очень многие по старинке заваривали и настаивали листья смородины, вишни, добавляли мяту или высушенные побеги зверобоя. Но все-таки заваривать и пить настоящий чай до войны понемногу начинали повсеместно. Впрочем, такого аромата Дмитрий вспомнить не мог.
– Английский, настоящий, – объяснила Анна.
– Ты откуда знаешь? – вскинул брови Гонта.
– Когда я работала на студии, в эвакуации, там все приучились пить зеленый. А как-то приехал к нам поклонник одной актрисы. Да я рассказывала тебе…
– Ну-ну, помню. – Майор засек боковым зрением, что гость заметил сознательное затягивание времени. – Который на военном самолете с цветами прилетал? Генерал авиации?
– Он самый. – Анна широко улыбнулась, при этом подмигнув полковнику. – И такое у нас случалось, Игорь Сергеевич. Ой, вы же не познакомились, товарищи офицеры.
– Мурашко. – Гость протянул руку. – Полковник Мурашко.
Дмитрий крепко пожал ее.
– Гонта.
– Знаю. Давайте сразу по-простому, без церемоний, Дмитрий Григорьевич. У меня вообще-то коньяк с собой есть. Тоже трофейный, французский. Настоящий.
– Тоже? Почему – тоже?
Поделиться книгой: