Таким образом, куря трубку, набитую старым табаком, капитан пребывал бы в полной безопасности.
Все сложилось, однако, иначе.
Все кончилось бы благополучно, не возьми Борца щепотку табака, экзотического вещества, которое он решил использовать в своих бесконечных опытах.
Все кончилось бы благополучно, не приди Зарика в гости к Борце.
Все кончилось бы благополучно, не окажись у Бузивса столь скверный характер…
Цепочка событий была такова.
Когда Зарика протянула руку, чтобы погладить Бузивса, шимпанзе укусил ее. Борца ударил обезьяну. В кулаке у него был зажат табак, который от удара частично просыпался. Несколько крупинок его попало в ранку на руке Зарики. Этого оказалось достаточно…
Уже к полуночи вирус вошел в силу. Отныне каждый глоток воздуха в квартире таил смерть. Не для всех, правда. Новый вирус оказался весьма прихотливым в выборе очередного «хозяина», но, уж выбрав, расправлялся с ним по-свойски.
Первой жертвой оказался Бузивс: мозг обезьяны не смог оказать серьезного сопротивления атаке врага.
Потом, перед рассветом, уже пораженный, Борца вышел из лаборатории, в которой ночевал. Его выгнало внезапное недомогание. Теряя сознание, падая, он вышиб оконное стекло, и в гостиную хлынул холодный воздух, вытесняя комнатный.
Ветер в это время дул в северную сторону…
Борца и Зарика, заболевшие первыми, выжили. Долгое время они находились между жизнью и смертью. Их поместили в летающую клинику, где лечили в условиях невесомости.
Общее страдание — болезнь протекала мучительно — сблизило их. Зарика все время рвалась к работе, на биостанцию, до которой она так и не долетела.
— Твое поколение стало слишком беспечным, — часто говорила она Борце. — Мы окружены космическим морем враждебности. Человечество должно быть все время начеку. А вдруг история с эпидемией повторится?
— Не повторится, — решительно мотал головой; утыканной датчиками. Борца. — Слишком уж извилист и невероятен был путь, по которому пришли на Землю возбудители новой болезни. Рассуди сама. Медики рассказывали, что табакерка должна была обрабатываться космическими лучами строго определенное время. Неделей меньше — и возбудители не приобрели бы свои грозные свойства. Неделей больше — и они бы утратили их. Потом — я должен был встретить тебя… Ну, и так далее. Словом, такая цепь совпадений может осуществиться раз в сто лет!
— Раз в сто лет — этого достаточно, — отрезала Зарика.
Зарика и Борца много говорили о будущем, строили планы, мечтали.
С каждым днем, с каждым часом Борца все больше влюблялся в эту удивительную девушку, и ему казалось странным, как он прежде мог жить без нее.
— Скоро на Землю, дружище, — сказал однажды врач, заканчивая осмотр Борцы, и сердце молодого человека радостно дрогнуло.
Выздоровление Зарики подвигалось медленнее, но дела ее тоже шли на поправку.
— Я тебя подожду. Вернемся на Землю вместе, — сказал ей Борца как нечто само собой разумеющееся.
— Хорошо, — согласилась Зарика.
Зарика и Борца жадно ловили известия с Земли, следили за напряженным ритмом ее будней.
— Удобная вещь, — сказала Зарика, залезая в кабину. — Как в старину обходились без автолетов? — улыбнулась она.
— Будем любоваться спящей планетой сверху или поспешим? — спросил Борца.
— Поспешим, — сказала Зарика.
— Тогда держись, — произнес Борца и набрал на пульте киберштурмана координаты биостанции.
Машина вонзилась в стратосферу, чтобы оттуда, описав гигантский угол, спикировать на Крымское побережье.
Борца посмотрел на часы, что-то прикинул на калькуляторе.
— Ты будешь на биостанции в пять утра, — сказал он.
— Побродим сначала немного? — тихо сказала Зарика. — Море посмотрим…
Борца кивнул. Перейдя на ручное управление, он посадил машину высоко в горах, на площадке среди скал, которую обнаружил локатор.
Они отпустили автолет и осторожно двинулись вниз. Ярко светила южная луна. Спускаться было трудно. Помогали корневища кустарников, выступы скал.
Когда внизу блеснуло море, они остановились, чтобы отдышаться.
— Как ты находишь наш век? — спросил Борца. — Сильно изменился мир?
— И да и нет, — сказала Зарика. — Многое стало иным. Многое трудно постичь, да многого я еще и не знаю. Но есть то, что не меняется, и это помогает удержать равновесие. Вот эти горы… Море… Луна, — указала она вверх.
— Горы рушатся, моря мелеют, — сказал Борца.
— В течение миллионов лет. А что для них какой-то жалкий век? Один миг, не больше, — произнесла Зарика. — И сто лет спустя в этих горах так же будет кто-то бродить и над ним будет сиять такая же точно луна…
— Выкупаемся на прощание, — предложила Зарика, и они вновь начали спускаться.
Неожиданно Зарика споткнулась о какой-то предмет. Борца нагнулся и поднял пустую бутылку, бог весть как попавшую сюда. Бутылка была не из пластика, а из древнего стекла. Правда, определить это было не просто, Бутылка, видимо, долгое время пребывала в море, волны обкатали зеленоватое стекло, сделав его матовым.
Светлело.
Зарика взяла бутылку из рук Борцы. Внутри что-то смутно белело.
— Открой, — попросила Зарика.
Борца присел на корточки, пытаясь вытащить разбухшую пробку.
— Такие бутылки раньше были вестниками несчастья, — сказал он. — Моряки, терпящие бедствие, бросали бутылку с запиской в море: авось кому-нибудь попадется.
Наконец просмоленная пробка упала на влажный песок. Борца перевернул бутылку и осторожно встряхнул ее.
— Не разбей, — сказала Зарика.
Из горлышка показалась узкая трубка, перехваченная нитью. Видно, тот, кто перевязывал, спешил: нить в двух-трех местах была оборвана и наскоро связана.
— Письмо, — прошептала Зарика.
Борца потянул узелок, и истлевшая нить рассыпалась. Однако бумага слиплась, и лист не разворачивался.
— Наверно, бумага влажная, — сказала Зарика. — Положи на песок, пусть просохнет.
Но когда через несколько минут Зарика попробовала развернуть трубку, та рассыпалась.
— Что я наделала… — вырвалось у Зарики.
— Воздействие кислорода, — сказал Борца. — Записка пролежала в бутылке слишком долго, и свежий воздух оказался для нее гибельным.
Налетевший порыв ветра разметал по песку истлевшие клочки бумаги.
— Дождался ли он помощи? — спросила Зарика.
Вместе с рассветом пробуждалось и море. Волна стала свежей. Они заплыли далеко-далеко, так что берег был еле виден. Усталые, вылезли на берег и растянулись на песке.
— Биостанция отсюда похожа на ласточкино гнездо, правда? — спросила Зарика.
— Похожа, — согласился Борца.
Он смотрел теперь на мир глазами Зарики — широко раскрытыми, наивными, удивленными глазами. Может быть, это самое драгоценное свойство человека — всему удивляться? Не здесь ли начало всех открытий?
Отдохнув, Зарика села, взяла в руки бутылку. Борца молча любовался тоненькой фигурой девушки.
— Знаешь что? — повернулась к нему Зарика. — Давай снова запечатаем бутылку и бросим ее в море.
— Вестником несчастья?
— Вестником счастья…
— А что мы туда положим?
Зарика, усмехнувшись, вытащила ленту из прически. Затем свернула алую полоску трубочкой и сунула ее в горлышко бутылки.
— Закупорь, пожалуйста, — попросила она Борцу.
Приладив пробку, он размахнулся, чтобы зашвырнуть бутылку подальше.
— Погоди! — остановила его Зарика.
— Что? — спросил Борца.
— Мне страшно… — тихо сказала Зарика. — Я знаю, ты будешь смеяться, назовешь меня суеверной…
— О чем ты, Зорька?
— Не бросай ее, — попросила Зарика. — Я буду бояться, что она разобьется, налетит на скалы… Или просочится вода, и бутылка затонет. А я не хочу, чтобы наше счастье разбилось или пошло ко дну.
— Тогда спрячем бутылку в горах, — предложил Борца.
— Хорошо, — согласилась Зарика.
Поднимаясь в горы, они обнаружили маленькую тропинку.
— Наверно, она ведет на биостанцию, — сказал Борца.
— К Ласточкиному гнезду, — поправила Зарика.
Тропинка петляла, то и дело приходилось хвататься за колючие ветви, чтобы удержаться.
Достигнув площадки с зубчатыми краями, они перевели дух. Над ними нависал Чертов палец, внизу синевой наливалось море.
— Здесь спрячем? — спросила Зарика.
— Здесь, — сказал Борца.
Он осмотрелся, затем подошел к самому краю площадки и приналег на огромный валун, поросший мхом. Камень сначала не поддавался, затем сдвинулся и вдруг с грохотом низвергся, увлекая за собой лавину обломков. На месте валуна осталась вмятина, глубокая и сырая. Несколько ящериц юркнуло в разные стороны.
Зарика положила бутылку с лентой на дно вмятины. Затем они засыпали ее обломками и щебнем.
— Море то отступает, то наступает на сушу, — сказал Борца. — Вдруг оно когда-нибудь сюда доберется?
— Пусть, — махнула рукой Зарика.
Они долго стояли, притихшие. Солнце успело забраться высоко и начало припекать.
— Здесь простимся, — сказала Зарика. — Дальше я сама.
Борца смотрел, как Зарика поднимается по тропинке. Он стоял до тех пор, пока крохотная, еле различимая фигурка не скрылась в Ласточкином гнезде.
Глава 5
ВЕК XXXII
…Трудны они были, бессонные ночи капитана. Джой Арго вновь и вновь вспоминал и анализировал каждый миг, протекший с того момента, как орионцы ступили на Землю. Начинался финиш нормально. Григо удачно положил корабль на курс к Земле. Правда, в полете переговорить с землянами не удалось, и на корабельных экранах они ни разу не показались. Но, может быть, что бы ни говорили техники, в этом все же была повинна аппаратура «Ориона»? Предположим. Что было потом? Вышли на орбиту вокруг Земли, стали выискивать подходящую площадку для приземления шлюпки. И тут повезло — хорошую площадку обнаружили уже на втором витке, это случилось над Австралийским континентом. Внизу отыскали космодром, на который можно было садиться. Оставалось отчалить от «Ориона» и приступать к спуску, но Григо неожиданно заупрямился: он потребовал, чтобы корабль сделал непременно три витка вокруг Земли. Три витка, и никак не меньше.
Внезапным требованием штурмана и началась для орионцев, пожалуй, цепь странностей.
Никаких разумных доводов в пользу своей настойчивости Григо привести не смог. Необходимы три витка, и точка!
Ну, предположим, штурман устал, изнервничался, думал Арго, ворочаясь в постели. Все они были на пределе, к тому же безмерно взволнованы предстоящей встречей с Землей, на которой с момента старта протекло десять веков.
Однако же и потом Григо никак не мог объяснить свое поведение. «Будто затмение нашло, — говорил он и добавлял: — Будь я мистиком, то сказал бы, что это был внутренний голос».
Так или иначе, шлюпка приземлилась на облюбованной площадке. Теперь уже ясно стало, что это самый настоящий космодром. И снова странность: подобные космодромы были тогда, когда «Орион» стартовал к звездам. Неужели же с тех пор они не изменились, не усовершенствовались? Невероятно. Что же, Земля застыла на прежней ступени развития? Или… или была вынуждена застыть?
Именно тогда родилось страшное подозрение, что Земля давно покинута людьми. Мало ли причин могло возникнуть для этого…
Встретили их автоматы, собранные в прозрачной сверкающей капле. Что же, само по себе это естественно: карантин, правила безопасности и прочее. Много тогда рассказывал о карантинной службе Земли Петр Брага, стараясь успокоить взволнованных орионцев… Нет, он рассказывал о карантинной службе потом уже, когда автоматы поместили их в это проклятое здание, из которого нет выхода. Правда, сведения его несколько устарели, поскольку относились ко времени старта «Ориона», но лучше что-то, чем ничего.
Пожалуй, самое обидное даже не то, что их возвращение на Землю обернулось такой чудовищной нелепицей, не то, что они оказались в плену, из которого до сих пор не отыскали выхода. Самым обидным капитану и остальным орионцам представлялось то, что их полет, их дальний поиск, полный титанического труда и порой смертельного риска, оказался напрасным. Кому передадут они результаты полета к дельте Цефея? Уж не Семиглазу ли?