– Так, значит, по нашим следам идет Хип? – спросила Эдме.
Обращаться напрямую к орлам ей было немного страшно. Хотя у орлов с совами мира Хуул издавна были добрососедские отношения, с волками у них не было почти ничего общего, за исключением самых трагических эпизодов. Будучи хищниками, орлы иногда в качестве добычи подбирали щенков-малькадов, оставленных на тумфро. Это было естественно и, согласно правилам клановых волков, допускалось. Но сейчас эти два орла стояли перед группой волков, среди которых находились три бывших малькада – Фаолан, Эдме и Свистун. Только благодаря Люпусу они избежали печальной участи и не стали добычей повелителей неба. Ситуация была, по меньшей мере, не из приятных. Но ведь орлы прилетели, чтобы предупредить их об опасности. Их выслеживает шайка Хипа!
– Да. Мы следили за ними несколько дней подряд, – ответила Зануш. – Они не так организованы, как вы. Хип плохой предводитель, но он вдохновляет их ложными обещаниями. Поначалу идти им было нелегко, но потом ветер переменился, и сейчас он дует им в спину. Некоторые из гребней, которые вы преодолевали, были разрушены сильным ветром, и перейти их разбойникам не составило труда.
– Это плохие волки, – вставил свое слово Илон. – Мы знаем это. Когда наступил голод, мы охотились далеко от нашего родного гнезда в Амбале. Мы видели, что вытворяли эти волки. В новом мире, к которому вы стремитесь, не должно быть места для таких, как они.
– Вот именно! – согласилась Зануш. – Все они грубые дикари.
– А куда направляетесь вы? – задумчиво спросил Фаолан. – Вы же прилетели из Амбалы?
– Амбалы больше нет, – грустно ответила Зануш. – Огромное гнездо наших предков, которому насчитывалось несколько сотен лет, упало и развалилось на куски. Нам некуда возвращаться. Немногие выжившие совы и орлы решили пересечь Бескрайнее море и достичь Шестого королевства. Каждому свое, я думаю…
Она глубоко вздохнула и замолчала.
– А мы решили полететь на запад, – сказал Илон. – Даже если ветер будет дуть нам навстречу. Но он наконец-то изменился.
– Этот новый ветер еще не дошел до нас, – сказал Свистун, который пришел заменить дозорных на страже.
– А что вы думаете о том, чтобы нам оставить Ледяной мост и выйти на Замерзшее море? – спросил вдруг Фаолан.
Илон и Зануш обменялись взглядами.
– Лед выглядит крепким, – начал Илон. – Но никогда не знаешь, где откроется очередная полынья.
– Эйрмид и Катрия должны неплохо плавать, – сказала Гвиннет. – Все волчицы из клана МакНамар хорошо плавают. Они живут возле Горького моря и постоянно тренируются.
– Но мы же не тренировались, – сказала Эдме. – Разве что летом иногда заходили в реку в поисках рыбы. А это не одно и то же.
– Верно, – подтвердил Илон. – Но когда лед трещит, то обычно он разламывается не сразу, и у вас будет время вернуться на мост, – он посмотрел на Гвиннет. – Ты хороший штурман. Совы славятся тем, что умеют прокладывать путь. Твоя тетушка, сова-кузнец из Серебряной Мглы, как раз славилась этим.
– Д-д-да… – неуверенно согласилась Гвиннет. – Но звезды тут немного другие. Вполне можно… слегка сбиться с пути.
– Гвиннет, я могу тебе помочь, – сказал Фаолан.
– Но как, Фаолан? Я не понимаю.
– Я изучал эти новые созвездия, – Фаолан шагнул ближе к Гвиннет и заглянул в ее черные глаза. – Пошли к краю моста. Ветер утих. Посмотрим на небо вместе, и я кое-что покажу тебе.
«Он знает, – подумала Эдме. – Он знает, что она слепнет. Но он не признается, чтобы не поранить ее чувства. Разве существует на свете другой такой волк, одновременно настолько храбрый и настолько нежный?»
Сердце Эдме учащенно забилось.
Волк и сова стояли рядом друг с другом на самом краю Ледяного моста. Фаолан слегка присел, чтобы находиться вровень с правой слуховой щелью Гвиннет.
– Посмотри на восток, Гвиннет. Прямо у горизонта, – прошептал он.
– Да, – отозвалась она слегка дрожащим голосом. – Что ты мне хочешь показать? Созвездие с раздвоенным хвостом, правда? – она прищурилась. – Ну да, похоже немного на рыбу.
Голос у нее уже не так дрожал.
– И с крупной головой.
– Похожей на кувшин, но не на те, что делала Сарк.
– Да, похожей на кувшин. Именно, Гвиннет, – Фаолан поднял лапу и легонько потрепал сову по плечу. – А что ты видишь на конце этой похожей на кувшин головы?
– Похоже на клинок, который однажды смастерил мой отец для Войны углей…
Сова вдруг вздохнула и добавила:
– Ах, Глаукс в Глауморе! Теперь я вижу. Это же бивень нарвала!
– Да, и он указывает на запад. А плавники хвоста указывают сюда, на это самое место на Ледяном мосту, где мы стоим сейчас.
– Фаолан, – Гвиннет повернула голову к своему другу. – Мы никогда не заблудимся, если будем держать нос чуть-чуть по правую сторону бивня и хвост по левую сторону раздвоенного хвоста. Мост находится примерно в двух пунктах от левой точки…
– Не понимаю я все эти пункты и… точки… и… – замялся Фаолан.
– Тамо? – тихо спросила Гвиннет.
– Тамо? – переспросил Фаолан.
– Это древнее слово, которым гнездовые змеи обозначают небо. Я рассказывала тебе о слепых змеях, обитавших в Великом Древе Га’Хуула. Но несмотря на свою слепоту, они обладали невероятной способностью воспринимать все, что происходит вокруг них, в том числе и в небе. Их чувства были необычайно обострены. Они умели ощущать то, что недоступно обычным существам, то есть тем, кто обладал зрением. В последнее время я часто о них вспоминала, – Гвиннет вздохнула. – Особенно об одной чрезвычайно выдающейся змее, которую звали миссис Плитивер. Она иногда летала вместе с Сореном.
– Королем Сореном?
– Да, но задолго до того как он стал королем. Когда он еще был молодым совенком. Говорят, она однажды сказала, что небо существует не только для птиц, его бытие не исчерпывается жизнью птичьих перьев, костей и крови. Небо становится Тамо для всех живых существ. И это твое Тамо тоже, Фаолан. Я утверждаю это с полной уверенностью. Ты знаешь звезды, Фаолан, хотя здесь звезды немного другие. Ты знаешь, как ориентироваться по ним, несмотря на то, что ты волк. Клянусь Глауксом, если кого и можно назвать по-настоящему Звездным волком, так это тебя!
Фаолан помедлил с ответом. Гвиннет, конечно, была права в том отношении, что Тамо всегда было его. Но она не знала, насколько была права. Она и не подозревала о его предыдущей жизни в облике полярной совы, которая странствовала по всем королевствам Хуула, как по северным, так и по южным. Пестроперые были самыми беспокойными совами во всем мире, они постоянно перелетали с места на место, редко задерживаясь, разве что только чтобы пропеть завороженным слушателям очередную прекрасную песню. Они не стремились завести себе семью и гнездо, найти супруга, родить и воспитать детей. Они гордились своей свободой, и их одиночество было ценой, которую приходилось платить за свободу. В каком-то смысле их лишения были почвой, на которой вырастали их песни, и они постоянно сочиняли романтические баллады о своих странствиях и о том, как они надеются найти свою родственную душу, такую же непоседливую и страстно мечтающую о приключениях.
Фаолан закрыл глаза, и откуда-то из глубин его сознания перед его мысленным взором всплыл облик полярной совы, которой он некогда был. Совой с белоснежным оперением, украшенным кружевным мхом и пестрыми перышками пятнистой неясыти. Как же они наряжались в те дни, надевая на себя бусы из ярких ягод и вплетая в свой пушок цветы! Да, было на что поглядеть. Но прославились они, в первую очередь своими голосами, легенды о которых разошлись по всем королевствам. Они выступали на праздниках и пели самые разные песни, от нежных баллад до заразительных джиг. На ум Фаолану пришли слова одной песни, словно дошедший сквозь века свет от дальней звезды.
Гвиннет беспокойно посмотрела на Фаолана, который, казалось, унесся мыслями куда-то очень далеко в пространстве и во времени.
– Фаолан, все будет хорошо, вот увидишь. Я помогу, насколько смогу, но знаешь… – голос ее дрогнул, и она не договорила.
– Я знаю, Гвиннет.
– Только не рассказывай остальным, пожалуйста.
– Не буду.
– И я до сих пор могу летать. Я чувствую ветер, понимаешь. Так я нашла орлов – по завихрениям, которые они оставляли позади во время полета. Совы чувствуют многое из того, что не видят. Чувствуют своим желудком, понимаешь. Те ощущения, о которых говорила миссис Плитивер, – они никуда не исчезают, разве что немного притупляются.
Она подпрыгнула и слетела с края ледяного моста, чтобы поймать только что подувший легкий ветерок.
– Посмотри, Фаолан! – воскликнула она и сложила крылья, устремившись в пике. Потом перекувыркнулась через голову, расправила крылья, перевернулась на спину, пролетела так немного и вернулась в исходное положение. Происходящее ей явно доставляло удовольствие. Через мгновение она уже снова сидела на краю моста.
– Ну как, оценил? – торжественным тоном спросила она. – Это называется трюки. В сезон Медных дождей у Великого Древа Га’Хуула всегда проводился большой праздник, на котором совы соревновались между собой, выполняя такие трюки. Ах, как же там было весело! – вздохнула она с сожалением. – Как ты знаешь, меня непросто было заставить покинуть страну Далеко-Далеко и отправиться на юг, к Хуулу или к Великому Древу. Но даже такая одиночка, как я, не могла устоять перед этими состязаниями с трюками.
– Да, наверное, замечательное было зрелище, – согласился Фаолан.
– А полетаю-ка я немного прямо сейчас. Заодно посмотрю поближе на созвездие Нарвала. Мне кажется, если взлететь повыше, то можно будет пересчитать все звезды на его хвосту.
– Да, полетай, Гвиннет. Это поможет.
– А уж какое это удовольствие!
Но едва масковая сипуха расправила крылья, чтобы подпрыгнуть и взлететь, как Фаолан заметил выпавшее из ее хвоста перо. Одинокое темно-бурое перо с несколькими крапинками.
– Гвиннет, а это тебе не нужно? – он подобрал перо.
– Ах, Глаукс! Это всего лишь старое перо. Наверное, наступил сезон линьки, хотя кто знает, ведь все в этом мире так перепуталось!
Свистун по-прежнему нес стражу с Банджей. Мхайри и Дэрли спали вместе со своим братиком, уютно пристроившимся между ними, а большие орлы уселись на гребне вдали, как на огромном насесте. Фаолан походил кругами около углубления, в котором они с Эдме вырыли «снежный уют». Сейчас она спала вместе с Мирром и Моди, потому что Банджа стояла на страже.
Грудь Эдме ритмично вздымалась и опадала. Обычно она спала единственным глазом вверх, но сегодня ночью перевернулась и выставила другую сторону морды с отсутствующим глазом. Шрамы, пересекавшие ее голову, служили свидетельством ужасного зверства, совершенного предводителем клана МакХитов. Эдме родилась здоровым щенком, но ее специально изуродовали, чтобы она стала глодателем и представителем клана МакХитов в Кольце Священных Вулканов. Мех на шрамах так и не отрос, поэтому они сохраняли розоватый оттенок цвет и походили на недавние. Впрочем, Фаолан не видел в Эдме никакого уродства. Для него она была само совершенство. Кость, которую Эдме постоянно несла в зубах и на которой были вырезаны таинственные знаки, пробуждала в его костном мозге непонятные и необъяснимые чувства. Но сейчас он об этом не беспокоился. Он взял перо Гвиннет и попытался представить, как бы оно выглядело, если бы украшало загривок Эдме. Эдме была прекрасной и так, сама по себе, без всяких украшений. Поэтому он просто положил перо рядом с костью, чтобы она увидела его, когда проснется.
Глава восьмая
Мысли Эдме
Эдме проснулась без особой причины. До рассвета оставалось еще несколько часов, но время ее стражи еще не настало. Рядом с собой она слышала дыхание Фаолана. На Ледяном мосту никогда не бывало совсем темно; бледный свет луны отражался от льда и окутывал все вокруг призрачным сиянием, которое было заметно даже в вырытом ими снежном логове. Просто удивительно, как замечательно отражают свет снег и лед! Казалось, серебристый мех Фаолана светится сам по себе. Как будто сияет изнутри каждый волосок его шкуры, тихонько шевелясь в такт мерному дыханию спящего волка.
Рядом с костью Эдме заметила длинное перо. Бурое, с темными крапинками. Понятно, что это перо Гвиннет, иначе откуда бы здесь взяться совиному перу? По всей видимости, Гвиннет линяет, а Фаолан подобрал перо и принес его сюда, намеренно положив рядом с ней. Упавшие перья просто так, сами по себе, в норы не залетают. Но зачем он его принес? Что это, своего рода подарок или какой-то знак? Возможно, Фаолан хочет сказать, что он знает об ухудшающемся зрении Гвиннет? До этого они долго сидели вместе на краю Ледяного моста и рассматривали новое созвездие – созвездие Нарвала. Перо больше походит на знак – но какой? Знак того, что он готов разделить тяжелый груз истины, или знак утешения? Возможно, он вообще не имеет ничего общего с Гвиннет, хотя это и было ее перо. Но зачем он положил его таким образом, чтобы оно касалось кости?
Эдме посмотрела на Фаолана. В мягком лунном освещении он казался почти бесплотным. «Я вижу что-то глубокое внутри него. Что-то дремлющее. Что это, древний сон? Почему меня это так привлекает, почему я ощущаю в нем что-то свое… родное? Родственную душу? Какие древние мелодии отзываются эхом в его костном мозге? Иногда мне кажется, что я слышу гармоничные звуки музыки. Но что это за музыка?»
Вскоре ее вновь полностью охватили те знакомые и смущающие чувства, которые преследовали ее с тех пор, как Фаолан нашел изогнутую бедренную кость и они отправились в странствие к Синей Дали.
Эдме тихонько встала и взяла кость зубами. На ней четко отпечатался запах пера, хотя перо касалось кости всего лишь кончиком. Она провела языком по древним знакам и закрыла единственный глаз. Как это уже бывало неоднократно, внутри нее словно пробудился другой, невидимый глаз. «Ты мне нужен», – обратилась она к этому своему глубинному глазу. Когда-то ее старая тайга Моргунья, у которой тоже был один глаз, призналась, что часто обращается за помощью к своему отсутствующему глазу. Моргунья называла его глазом-духом и советовала обращаться с ним как можно нежнее, как обращаются с маленьким щенком. По его словам, этот внутренний глаз нужно было воспитывать, чтобы он научился видеть все четче. Моргунья искренне верила, что именно ее внутренний глаз привел ее к клану МакДонегалов, когда ее малькадом оставили на верную смерть. Что там тайга Моргунья говорила в одно из последних их свиданий с Эдме? «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз, дорогая моя». Эдме еще крепче зажмурила свой внешний глаз, сосредоточившись на внутреннем.
При этом она не переставала облизывать едва заметные знаки на древней кости. Древний волчий язык уже не казался ей таким уж странным и чужим. Раньше она думала, что говорить на нем умеет один лишь Фаолан, но теперь вдруг вспомнила звуки еще одного голоса, очень старого. Неужели это был ее собственный голос? Она удивлялась, откуда Фаолан знает все эти чудные древние выражения, но теперь они не казались ей чудными. Необычные сочетания звуков обретали смысл и постепенно, по кусочкам, складывались во фразы, затаившиеся где-то на краю сознания. Заднюю ногу снова пронзила боль, несмотря на то что она продолжала сжимать в зубах старинную кость. Обычно, когда она сжимала эту кость, боль проходила. Но на этот раз ничего не помогало и только становилось хуже, хотя Эдме чуяла, что лучше ей не расставаться с этой костью. Она изо всех сил сдерживалась и старалась не заплакать, хотя из единственного глаза уже потекли слезы. На ум ей снова пришли слова Моргуньи. «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз».
«Я начеку, я знаю, что у меня не один глаз», – повторяла она себе, отвлекаясь от боли. Из наружного глаза продолжали течь слезы, но она уже не обращала на них внимания, потому что ее внутренний глаз раскрывался все шире и шире. Над собой она заметила очертания какого-то большого животного. Это был огромный серебристый волк.
«Быстробуйная, я не могу оставить тебя».
Стражником Эдме охраняла вулкан под названием Быстробуйный, но сейчас этот волк обращался к ней, используя почти то же самое название. И оно почему-то не казалось ей странным или необычным. Быстробуйная! Как будто идеально подходит к ней, как и ее собственная шкура.
«Фенго, ты должен идти дальше».
«Фенго, – подумала она. – Не какой-то фенго, а тот самый первый Фенго».
Через ее сознание как будто протекали сразу два потока, две пробудившиеся души. И она прекрасно понимала, к какой сейчас прислушиваться важнее всего.
«Быстробуйная, я не могу оставить тебя умирать в одиночестве».
«Никто не умирает в одиночестве, Фенго. Ты же знаешь это, как никто другой. Вскоре сюда придет Скаарсгард, чтобы встретить меня».
«Нет! Нет!»
«Послушай меня, Фенго, моя любовь. Мы оба стары».
«Я знаю. Знаю. Я думал, что однажды уже потерял тебя, а потом спрыгнул со Звездной лестницы и вернулся за тобой. Неужели я должен потерять тебя снова?»
«Ты спрыгнул не для того, чтобы вернуться за мной. Тебя призвал твой народ. Ты должен был увести его из цепких объятий Долгого Холода. Меня ты никогда не потеряешь».
Эдме сильнее сжала кость зубами и услышала, как она хрустнула. Из нее просыпалось немного пыли – превратившегося в пыль костного мозга, – но древние знаки отпечатались в ее сознании, в ее живом костном мозге. Она открыла глаза, приходя в себя после необычного сна, который привиделся ей наяву. Фаолан рядом с ней мирно спал. Скоро, скоро наступит время, когда он узнает, откуда взялась эта кость, что на ней выглодано и где находятся остальные кости.
Глава девятая
В море и обратно
Попутный ветер, подгонявший шайку Хипа, достиг отряда Фаолана, когда они снова встретили на своем пути высокие ледяные холмы, так что толку от него было не много. По сути, он даже мешал, потому что стоило им подняться на гребень, как их едва не сдувало с ног, и приходилось передвигаться с крайней осторожностью. Поэтому было решено спуститься с Ледяного моста и пойти по Замерзшему морю, прямо по ровному и толстому слою льда, позволявшему поддерживать большую скорость. Орлы разделили усилия, и Илон полетел на запад, разведывая местность впереди на предмет возможных разломов и разводий, а Зануш тем временем решила вернуться на восток, чтобы понаблюдать за Хипом и его шайкой.
Эдме же настаивала на том, что следует держаться как можно ближе к мосту.
– Не думаю, что это мудрое решение, Фаолан. По морю стоит идти ночью, когда дует самый сильный ветер и когда очень опасно пересекать гребни. Он будет дуть нам в спину, и по ровной местности мы действительно сможем передвигаться быстро. Ночи в последнее время ясные, и ты сможешь ориентироваться по звездам. Но важнее всего не отходить от моста, чтобы можно было вернуться на него в любую минуту.
Она помолчала и шагнула поближе к Фаолану так, что их носы едва не соприкасались.
– Поклянись мне своим костным мозгом, Фаолан, что, как только на небе покажутся облака, а звезды потускнеют, мы немедленно вернемся обратно на мост.
В голосе ее звучало едва ли не отчаяние.
Но все остальные ужасно радовались, что можно наконец покинуть мост, хотя бы и на некоторое время. Фаолан не понимал, чем недовольна Эдме. Наверное, у нее просто необъяснимый страх перед льдом. Нужно обращаться с ней как можно нежнее.
Подходила к концу их первая ночь на Замерзшем море, и все не могли сдержать своего ликования. Гвиннет сообщила, что они избежали по меньшей мере с полдюжины гребней на мосту, так что они не зря сошли с него. Когда они подходили к основанию одной из колонн моста, к ним спустился Илон с небольшим тюленем в когтях.
– Где ты его нашел? – спросила Банджа.
– Перед тем как вы отправились в путь в сумерках, Аббан рассказал мне, где лучше всего охотиться.
– Аббан? – изумленно спросила Кайла.
Все повернулись и посмотрели на щенка. Уши Аббана задергались.
Я слышу лапами, как будто вижу ухом.
Повеяло из-за моста каким-то духом.
Они шуршат, как маленькие мыши.