– Очень добрый поступок с вашей стороны, – с немалым удовольствием заметила Кэтрин.
– Ох, ч…! Я жмотничать не буду, коли имеются средства поступить по-доброму.
Далее последовали расспросы о дальнейших перемещеньях юных дев; и, выяснив, куда те направляются, джентльмены решили сопроводить их в Эдгарз-билдингз и навестить г-жу Торп. Джеймс и Изабелла зашагали первыми; и столь довольна была последняя своим жребием, столь ублаготворенно старалась одарить приятной прогулкою того, кто обладал двойными козырями, будучи другом ее брата и братом ее подруги, столь чисты и бесхитростны были ее чувства, что, хотя на Милсом-стрит они нагнали и миновали двух возмутительных молодых людей, она была крайне далека от желанья привлечь их внимание и оглянулась всего трижды.
Джон Торп, разумеется, шел с Кэтрин и спустя несколько безгласных минут вернулся к рассужденьям о своей двуколке.
– Да будет вам, впрочем, известно, госпожа Морлэнд, что некоторые бы сочли, будто это дешево, ибо назавтра я мог продать ее с наваром в десять гиней; Джексон из Ориэла[24] мигом предложил мне шестьдесят; Морлэнд сам слыхал.
– Да, – согласился Морлэнд, сие уловивший, – но вы забываете, что он имел в виду приобрести и вашего жеребца.
– Моего жеребца! Ох, ч…! Жеребца я и за сотню не продам. Любите открытые экипажи, госпожа Морлэнд?
– Да, очень; мне едва ли выпадал случай в них покататься; но я ужасно их люблю.
– Я сему рад; стану катать вас каждый день.
– Благодарю, – отвечала Кэтрин в некотором смятеньи, ибо сомневалась, прилично ли соглашаться на подобное предложенье.
– Завтра отвезу вас на холм Лэнсдаун.
– Благодарю, но разве жеребцу вашему не потребен отдых?
– Отдых! Он сегодня прошел каких-то двадцать три мили; ерунда; для лошадей нет ничего хуже отдыха; ничто не истощает их так скоро. Нет-нет; здесь моя животина станет бегать по четыре часа в день.
– Неужели? – очень серьезно вскричала Кэтрин. – Это же сорок миль.
– Сорок! Ой, да хоть бы и все пятьдесят. Итак, завтра я прокачу вас на Лэнсдаун; имейте в виду, мы уговорились.
– Какой восторг! – обернувшись, вскричала Изабелла. – Драгоценнейшая моя Кэтрин, я немало тебе завидую; но боюсь, братец, для третьего пассажира у тебя места не найдется.
– Да какой уж третий! Нет-нет; я приехал в Бат не для того, чтобы катать сестер; тот еще вышел бы анекдотец, ей-ей! Пускай Морлэнд о тебе заботится.
Сие побудило первую пару к обмену любезностями, но Кэтрин не уловила ни подробностей, ни итога. Беседа спутника ее ныне сверглась с высот оживленной риторики к решительным и кратким вердиктам – похвалам или же порицаньям – касательно лица всякой встречной дамы; и Кэтрин, послушав и посоглашавшись, сколь имела сил, со всею возможной любезностью и пиететом юной женской души, трепеща от страха навредить себе в глазах столь самоуверенного человека возраженьями, особенно когда речь шла о красоте женского пола, в конце концов рискнула сменить тему и задать вопрос, кой давно уже волновал ее более всех прочих, а именно:
– Читали ль вы «Удольфские тайны», господин Торп?
– «Удольфские тайны»! Боже всемогущий! Ну уж нет; я никогда не чту романов; мне и без того есть чем заняться.
Кэтрин, униженная и пристыженная, собралась было извиниться за свой вопрос, но сего г-н Торп не допустил, продолжив:
– Романы полны глупостей и чепухи; ни одного приличного не публиковалось после «Тома Джонса» – разве что «Монах»[25], я его на днях прочел; но что до прочих, на свете не бывало ничего скудоумнее.
– Мне кажется, вам бы непременно понравились «Удольфские тайны»; они весьма интересны.
– Ну уж нет, ей-ей! Нет-с, я стану читать разве что госпожу Рэдклифф; ее романы весьма занимательны, их стоит прочесть – вот
– «Удольфские тайны» и написала госпожа Рэдклифф, – сказала Кэтрин, помявшись, ибо опасалась его обидеть.
– Не уверен; правда? Ах да, я припоминаю, и в самом деле; перепутал их с другой глупой книжкою, ее еще написала эта дама, вокруг которой нынче шум, – та, что вышла за французского эмигранта.
– Вы, должно быть, о «Камилле»?
– Да-да, о ней-то я и говорю; на редкость чудовищная вещица! Старик качается на доске! Я как-то раскрыл первый том и проглядел, но вскоре понял, что дело не заладится; вообще-то я догадался, что увижу, еще прежде, чем раскрыл; я как услыхал, что она вышла за эмигранта, сразу сообразил, что дочесть ни за что не смогу.
– Я вовсе ее не читала.
– И ничего не потеряли, уверяю вас; жутчайшая чепуха на земле; там и нет ничего, только вот старик качается на доске и зубрит латынь; право слово, более ничего там и нету[26].
Сей критический отзыв, коего праведность, увы, не была прочувствована бедняжкой Кэтрин, завершился у дверей обиталища г-жи Торп; и при встрече с оной г-жою, углядевшей их сверху, проницательный и непредубежденный читатель «Камиллы» обернулся почтительным и нежным сыном.
– А, мамаша! Как делишки? – молвил он, от всей души потрясая ей руку. – Где вы добыли это издевательство, кое у вас нынче на голове? В этой шляпе вы смахиваете на старую ведьму. Мы с Морлэндом пару дней поживем у вас, так что найдите нам где-нибудь поблизости ночлег.
Сия тирада, по видимости, утолила все потаеннейшие желанья материнского сердца, ибо г-жа Торп приветствовала сына в восторге и ликованьи. Засим г-н Торп уделил равную долю братского вниманья двум младшим сестрам, осведомившись, как у оных делишки, и отметив, что обе смотрятся записными уродинами.
Манеры г-на Торпа не согрели Кэтрин душу; однако он был другом Джеймса и братом Изабеллы, и вдобавок от упреков Кэтрин ее подруга откупилась, уверив гостью, едва они вдвоем удалились созерцать шляпку, что Джон полагает свою новую знакомицу очаровательнейшей девушкой на свете, а сам Джон – пред расставаньем взяв с Кэтрин слово танцовать с ним ввечеру. Будь Кэтрин старше или же тщеславнее, подобный штурм впечатленья бы не произвел; но когда сплетаются юность и робость, потребна необычайная крепость рассудка, дабы устоять пред соблазном, каковой являют собою объявленье тебя очаровательнейшей девушкой на свете и столь ревностное приглашенье к танцам; посему, когда брат и сестра Морлэнд, час просидев с семейством Торп, направились к г-ну Аллену и Джеймс, едва за ними закрылась дверь, вопросил:
– Ну, Кэтрин, как тебе понравился друг мой Торп? – она, вместо того чтобы ответить, как, вероятно, поступила бы, не будь в сем замешаны дружба и лесть, «мне он не понравился вовсе», откликнулась тотчас:
– Очень понравился; мне кажется, он очень приятный.
– На земле не бывало человека благодушнее; отчасти болтун; однако, представляется мне, вашему полу такое по душе; а прочие его родные как тебе нравятся?
– Очень, очень; особенно Изабелла.
– Я ужасно рад сие слышать; она из тех молодых дам, коих я хотел бы видеть средь твоих подруг; столь здравая, столь обаятельная, настолько лишена жеманства; я всегда хотел, чтобы вы познакомились; и она, похоже, очень к тебе привязана. Превозносит тебя до небес; а похвалою такой девушки, как юная госпожа Торп, даже ты, Кэтрин, – нежно взяв ее за руку, – можешь гордиться.
– И я горжусь, – отвечала она. – Я люблю ее несказанно и счастлива, что тебе она тоже нравится. После твоего гостеванья у них ты в письмах почти о ней не поминал.
– Ибо думал, что вскоре тебя увижу. Надеюсь, вы будете дружить, пока ты в Бате. Она обаятельнейшая девушка; и какой развитой ум! Как любят ее родные; она бесспорно всеобщая любимица; и как восхищаются ею всем городе, не так ли?
– О да, мне кажется, очень восхищаются; господин Аллен считает, что она красивейшая девушка в Бате.
– Ну еще бы; а я не знаю лучшего судии красоте, нежели господин Аллен. Не стоит вопрошать, счастлива ли ты здесь, милая моя Кэтрин; с такой спутницей и подругою, как Изабелла Торп, ты не можешь быть несчастна; Аллены, я уверен, очень к тебе добры?
– Да, очень добры; я в жизни не была так счастлива; а теперь, раз ты приехал, счастливее и быть не могу; какой ты добрый – приехать в такую даль, дабы увидеться со
Джеймс принял сей дар благодарности и очистил совесть, молвив абсолютно искренне:
– Я правда очень тебя люблю, Кэтрин.
Расспросы и рассказы о братьях и сестрах, о положеньи одних, взросленьи других и о прочих семейных делах имели место меж ними далее и продолжались – не считая единственного краткого отвлеченья Джеймса на похвалы юной г-же Торп, – пока брат с сестрою не достигли Палтни-стрит, где с великим радушием приняты были г-ном и г-жою Аллен: первый пригласил их отобедать, а вторая предложила угадать стоимость и оценить достоинства новых муфты и палантина. Прежнее обещанье быть в Эдгарз-билдингз помешало Джеймсу принять приглашенье одного друга и понудило спешить, едва удовлетворив требованья другой. Едва приемлемым манером уговорено было о встрече с семейством Торп в Восьмиугольной зале, Кэтрин предалась роскоши вдохновенных, неустанных и пугливых фантазий над страницами «Удольфских тайн» – избавленная от земных тягот облаченья и трапезы, неспособная утишить тревоги г-жи Аллен касательно опозданья ожидавшейся портнихи и находившая разве что минуту в час, дабы поразмыслить о собственном блаженстве, ибо на вечер она уже располагала партнером.
Глава VIII
Невзирая на «Удольфские тайны» и портниху, собранье с Палтни-стрит очень своевременно достигло «Верхних зал». Семейство Торп и Джеймс Морлэнд прибыли всего двумя минутами ранее; и едва Изабелла свершила обычный церемониал встречи с подругою, поспешая при сем манером весьма улыбчивым и нежным, восхитилась покроем ее платья и позавидовала ее локонам, юные девы под руку зашагали вслед за своими дуэньями, перешептываясь, едва в голову приходила мысль, и заменяя бурленье идей пожатьем руки или приветливой улыбкою.
Они уселись; спустя считанные минуты начались танцы; и Джеймс, кой уговорился с Изабеллой не позже, чем Торп с Кэтрин, весьма настойчиво призывал партнершу танцовать; однако Джон отправился в карточный салон перемолвиться словом с приятелем, и ничто, объявила его сестра, не понудит ее танцовать, пока сие недоступно ее драгоценной Кэтрин.
– Уверяю вас, – молвила она, – я ни за что на свете не пойду танцовать без вашей драгоценной сестры; иначе мы с нею непременно разлучимся на весь вечер.
Кэтрин приняла эдакую доброту с благодарностью, и они просидели еще три минуты; затем Изабелла, коя беседовала с Джеймсом, сидя меж ним и его сестрою, вновь повернулась к последней и прошептала:
– Драгоценное созданье, боюсь, я вынуждена тебя покинуть – твоему брату потрясающе не терпится начать; я знаю, тыне обидишься; я думаю, Джон через минуту вернется, и ты с легкостью меня разыщешь.
Кэтрин слегка расстроилась, однако избыток благодушья не дозволил ей возразить; Джеймс и Изабелла встали; юная г-жа Торп лишь успела сжать подруге руку со словами:
– До свиданья, драгоценнейшая моя любовь, – и засим они поспешили прочь. Младшие сестры Изабеллы тоже танцовали, и посему Кэтрин оставлена была на милость г-жи Торп и г-жи Аллен, меж коими юная дева ныне и пребывала. Разумеется, она досадовала на непоявленье г-на Торпа, ибо не только жаждала потанцовать, но притом сознавала, что, поскольку истинное достоинство ее положенья никому не ведомо, она делит позор недостачи партнера с десятками других сидящих юных дам. Быть опороченной в глазах всего света, являть видимость бесславья, когда сердце чисто, поступки невинны, а подлинный исток поруганья кроется в неподобающем поведеньи другого, – сие одно из тех обстоятельств, что особо присущи геройской жизни, и стойкость героини в страданьях весьма облагораживает ее дух. Кэтрин тоже обладала стойкостью; она страдала, но ни шепота не проронили ее уста.
Из сего униженья ее по прошествии десяти минут вознесло переживанье поприятнее, ибо в трех ярдах от себя она узрела не г-на Торпа, но г-на Тилни; тот, очевидно, направлялся к дамам, но Кэтрин не замечал, и посему улыбка ее и румянец, пробужденные к жизни внезапным его появленьем, миновали, не замарав героической ее весомости. Г-н Тилни был все так же красив и оживлен; он увлеченно беседовал с изысканной и миловидной юной дамою, коя опиралась на его руку и в коей Кэтрин тотчас определила его сестру, тем самым бездумно отбросив законную возможность предположить, будто он потерян для нее навсегда, ибо женат. Нет, ею водительствовало лишь простое и вероятное: ей и в голову не приходило, что г-н Тилни может быть связан узами брака; он не вел себя и не говорил как женатые мужчины, к коим привыкла Кэтрин, никогда не поминал жены, но говорил о сестре. Эти посылки мгновенно породили заключенье, что подле г-на Тилни пребывает сестра; и вместо того чтобы побелеть как смерть и в припадке рухнуть на грудь г-же Аллен, Кэтрин выпрямилась, совершенно владея собою, – разве что щеки покраснели самую чуточку больше обычного.
Г-н Тилни и его спутница приближались, хоть и медленно; им предшествовала некая дама, знакомица г-жи Торп; поскольку дама сия остановилась побеседовать, они, ее сопровождая, остановились тоже, и Кэтрин, перехватив взгляд г-на Тилни, тотчас одарена была улыбкою узнаванья. Юная дева радостно улыбнулась в ответ; подойдя еще ближе, г-н Тилни приветствовал Кэтрин и г-жу Аллен, коя отвечала ему очень любезно:
– Я бесконечно счастлива увидеть вас вновь, сударь; я боялась, что вы оставили Бат.
За страхи сии он поблагодарили сообщил, что отбывал на неделю, как раз наутро после того, как имел удовольствие с нею свидеться.
– Что ж, сударь, смею предположить, вам не жаль было возвращаться, ибо здесь молодежи самое место – да и всем прочим тоже. Когда господин Аллен говорит, что от Бата устал до смерти, я ему отвечаю, что ему никак не следует жаловаться, ибо здесь так приятно, гораздо лучше, чем дома в столь скучный сезон. Я говорю, ему немало повезло, раз его послали сюда по болезни.
– И надеюсь, сударыня, что господин Аллен вынужден будет полюбить сей город, обнаружив, сколь оный ему полезен.
– Благодарю вас, сударь. Не сомневаюсь, что так и случится. Наш сосед, доктор Скиннер, по болезни навещал Бат зимою и вернулся очень крепким.
– Обстоятельство это наверняка немало воодушевляет.
– Да, сударь, – и доктор Скиннер с семьею пробыли здесь три месяца; потому я и говорю господину Аллену, что не следует торопиться с отъездом.
Тут их прервала г-жа Торп – она просила г-жу Аллен слегка подвинуться, дабы предоставить место г-же Хьюз и юной г-же Тилни, ибо те согласились присоединиться к дамам. Когда сие свершилось, г-н Тилни по-прежнему стоял пред ними; несколько минут поразмыслив, он пригласил Кэтрин танцовать. Сей комплимент, хоть и восхитительный, поверг даму в отчаянное огорченье; и когда Кэтрин ему отказывала, печаль ее столь походила на истинное чувство, что явись г-н Торп, подошедший сразу после, полуминутою раньше, он мог бы заподозрить крайнюю остроту ее страданий. Наинепринужденнейшая манера, в коей г-н Торп поведал Кэтрин, что заставил ее ждать, никоим образом не примирила ее с выпавшим жребием; подробности, в кои он углубился, когда они принялись танцовать, – о лошадях и собаках друга, только что г-ном Торпом оставленного, и о грядущем обмене терьерами, – заинтересовали ее недостаточно; то и дело она поглядывала в тот угол залы, где остался г-н Тилни. Милой своей Изабеллы, коей Кэтрин особо желала указать на сего джентльмена, она не видела вовсе. Они оказались в разных группах. Кэтрин оторвали от спутников, она очутилась вдали от всех знакомцев; одно огорченье следовало за другим, и из событий сих она извлекла полезный урок: если явиться на бал, заранее уговорившись с партнером, сие совершенно необязательно усугубляет достоинство положенья или же удовольствие юной девы. От сего поучительного рассужденья ее внезапно отвлекло касанье к плечу, и, обернувшись, Кэтрин узрела г-жу Хьюз в сопровожденьи юной г-жи Тилни и некоего джентльмена.
– Прошу простить, госпожа Морлэнд, – молвила г-жа Хьюз, – за сию вольность, но я не могу разыскать юную госпожу Торп, а ее матушка сказала, что вы несомненно не станете возражать и дозволите сей молодой даме танцовать подле вас.
Вряд ли в зале нашелся бы человек, что согласился бы охотнее Кэтрин. Дамы были друг другу представлены, юная г-жа Тилни оценила подобную доброту, а юная г-жа Морлэнд с подлинной тонкостью щедрой души отмахнулась; г-жа Хьюз возвратилась к своим знакомицам довольная, ибо пристроила подопечную весьма почтенно.
Юная г-жа Тилни обладала хорошей статью, красивым лицом и весьма приятной манерою; обличье ее, хоть и лишенное решительной претенциозности, неколебимого шика юной г-жи Торп, располагало бо́льшим подлинным изяществом. Ее поведенье выдавало блестящий ум и блестящее воспитанье, она не являла ни застенчивости, ни притворной открытости и, по-видимому, находила в себе силы быть юной, привлекательной и на балу, не желая привлечь к себе вниманье всех мужчин окрест и по мельчайшему поводу не выказывая преувеличенного экстатического восторга или же непостижимой досады. Кэтрин, заинтересованная разом ее обликом и родственной связью с г-ном Тилни, сего знакомства желала всей душою и охотно заговаривала всякий раз, когда умела придумать, что сказать, и находила мужество и минуту высказаться. Однако чрезмерно скорому сближенью имелась препона, ибо зачастую одно или несколько из потребных условий не выполнялись, и сие не дозволило им продвинуться далее первых ростков знакомства, каковые взошли, когда та и другая молодая дама узнала, сколь сильно ее визави нравится Бат, сколь она восхищена зданьями и окрестностями, рисует ли она, играет или поет и нравится ли ей кататься верхом.
Едва завершились два танца, Кэтрин ощутила, что локоть ее сжимаем верной Изабеллою, каковая вскричала в немалом воодушевленьи:
– Наконец-то я тебя нашла! Драгоценное созданье, я ищу тебя уже час. Для чего ты танцуешь здесь, если знаешь, что я там? Я так печалилась без тебя.
– Милая моя Изабелла, как мне было тебя искать? Я тебя даже не видела.
– Я все время так и говорила твоему брату – а он не желал мне поверить. Отправляйтесь, господин Морлэнд, отыщите ее, говорила я, – но все впустую, он не сдвинулся ни на дюйм. Не так ли, господин Морлэнд? Но все вы, мужчины, столь неумеренно ленивы! Я так его бранила, моя драгоценная Кэтрин, – ты бы немало удивилась. Ты же знаешь, я с такими людьми не церемонюсь.
– Видишь вон ту девушку с жемчужным убором? – прошептала Кэтрин, отъединяя подругу от Джеймса. – Это сестра господина Тилни.
– Ах! Боже правый! Да неужели! Ну-ка дай я взгляну. Какая восхитительная девушка! В жизни не видала никого и вполовину столь прекрасного! Но где же ее всепобеждающий брат? Онв зале? Если да, укажи мне на него сей же миг. Мне до смерти хочется посмотреть. Господин Морлэнд, а вы не слушайте. Мы не о вас говорим.
– Но о чем вы там шепчетесь? Что происходит?
– Ну вот, я так и знала. Вы, мужчины, так неугомонно любопытны. А вы говорите, что любопытны женщины! Это еще что. Однако довольствуйтесь тем, что вам о сем знать вовсе не дозволено.
– И вы полагаете, будто сим я могу довольствоваться?
– Ну знаете, я таких людей в жизни не встречала. Что за важность, о чем мы говорим? Может, мы говорим о вас; посему я бы советовала вам не слушать, или же вы рискуете ненароком узнать о себе нечто не вполне приятное.
Сия тривиальная болтовня длилась некоторое время, и первоначальный предмет обсужденья, по видимости, был забыт начисто; Кэтрин весьма обрадовалась, что тема покуда оставлена, однако поневоле смутно заподозрила, что нетерпеливая жажда подруги узреть г-на Тилни совершенно угасла. Когда оркестр грянул новый танец, Джеймс увел бы прелестную партнершу прочь, но та воспротивилась.
– Говорю вам, господин Морлэнд, – вскричала она, – я ни за что на свете так не поступлю. Как можете вы дразнить меня подобным манером; только подумай, драгоценная моя Кэтрин, чего хочет от меня твой брат. Он желает, чтобы я танцовала с ним вновь, хотя я говорю, что сие совершенно не подобает и решительно против правил. Если мы не станем менять партнеров, о нас будет шушукаться вся зала.
– Честное слово, – отвечал Джеймс, – на публичных балах это бывает сплошь и рядом.
– Какая ерунда, что вы такое говорите? Но когда вам, мужчинам, что-нибудь взбредет в голову, вы ни перед чем не отступите. Бесценная моя Кэтрин, поддержи меня; убеди брата, что сие невозможно. Скажи ему, что будешь шокирована, если я так поступлю, – ведь правда?
– Да вовсе нет; но если ты считаешь, что это нехорошо, лучше поменяй партнера.
– Вот, – вскричала Изабелла, – вы слышите, что говорит сестра, и тем не менее поступаете по-своему. Что ж, помните – сие будет не моя вина, если мы скандализируем всех старух Бата. Приходи, драгоценнейшая моя Кэтрин, ради Бога, потанцуй рядом со мною.
И они удалились на прежние места. Джон Торп тем временем отошел, и Кэтрин, желая дать г-ну Тилни шанс повторить отрадное предложенье, кое однажды уже польстило ей, со всей возможной поспешностью устремилась к г-же Аллен и г-же Торп в надежде обнаружить его подле – надежде, коя, обернувшись бесплодной, помстилась юной деве неразумной в высшей степени.
– Ну, моя дорогая, – молвила г-жа Торп, коей не терпелось выслушать похвалы сыну, – надеюсь, у вас был приятный партнер.
– Весьма приятный, сударыня.
– Я сему рада. Джон обворожителен, не правда ли?
– Ты встретила господина Тилни, дорогая? – спросила г-жа Аллен.
– Нет, а где он?
– Минуту назад был здесь и сказал, что ужасно утомился бездельничать и намерен потанцовать; я подумала, возможно, он пригласит тебя, если вы встретитесь.
– Где он может быть? – спросила Кэтрин, озираясь; но озираться пришлось недолго, ибо вскоре она узрела, что он ведет танцовать некую юную даму.
– А! у него уже есть партнерша; лучше бы он пригласил
– Это уж точно, госпожа Аллен, – с самодовольной улыбкою подтвердила г-жа Торп. – Должна признаться, хоть я ему и
Сей никудышный ответ многих поставил бы в тупик, но г-жу Аллен не озадачил: спустя какую-то секунду размышлений она шепнула Кэтрин:
– Пожалуй, она решила, будто я говорю о ее сыне.
Кэтрин была огорчена и раздосадована. На самую чуточку разминулась она с тем, относительно кого лелеяла надежды; и вывод сей не побудил ее к чрезмерно милостивому ответу, когда вскоре к ней приблизился Джон Торп с такими словами:
– Ну-с, госпожа Морлэнд, я так думаю, нам с вами теперь снова плясать.
– Ах, нет; я весьма признательна вам, наши два танца завершились; и к тому же я устала и более танцовать не хочу.
– Дану? Что ж, в таком разе давайте погуляем и посмеемся. Пойдемте со мной, я покажу вам четыре величайшие посмешища в зале – мои младшие сестры и их партнеры. Я уж полчаса над ними хохочу.