Помоги проекту - поделись книгой:
Вон право-левые господа из национал-коммунистической оппозиции считают, что мы должны им отдаваться даром, из идейных соображений, в общей казарме. И им и народу! От которого, собственно, и возникла наша горькая панель. От того мы всю дорогу проваливаемся в поисках добродетели, что народ с властью у нас одного пола. Отдаваться народу — это уже шаг назад, это опять групповое изнасилование интеллигенции. Это покушение на право демократического выбора клиента. Так что благосклонность интеллигенции не светит ни красным, ни черным, ни коричневым. Когда-то таких хамов даже в приличный дорогой публичный дом не пускали. Однако сегодняшние комиссары не должны обольщаться на наш счет. Мы с ними идем в кабинет, но мы их не любим. «Женитьба Фигаро», да и вообще все творчество Марка Захарова — доказательство нашей к ним нелюбви. Прежние комиссары понимали толк в этом различии. Мы должны были под пытками именно полюбить Большого Брата. Сегодняшние «братики», должно быть, не читают классику. Иначе они бы понимали, что за свою дрянь от нас получают только то, что можно получить на панели. Поцелуй они от нас не получат. Умрем, а не дадим поцелуя без любви!
…А Игорева храброго войска не воскресить
Режиссер Говорухин зря оправдывался по телевидению, что они с младшим Стерлиговым вместе Алис не пасли, а со старшим в одном полку не служили, Дмитрия же Васильева из «Памяти» он не помнит: если где и видел, то разве что в кошмарном сне. Алиби свое он застолбил, но все равно он страшный человек, и демократы будут от него в кусты кидаться. Потому что он слишком многое понял. Как Кассандра. И у него будут с его окружением такие же теплые отношения, как у последней — с троянцами.
Любая модернизация в России — это тот самый троянский конь. Мы тащим его в городскую черту, надрываемся, а Говорухин уже знает, кто в этом коне сидит. Талант всегда видит коней насквозь.
Так жить было нельзя. И этак жить тоже нельзя. Нам, похоже, вообще жить нельзя. Станислав Говорухин не охотник до Совдепии. И империю готов отпустить, как рвущийся в облака воздушный шарик. Но он оглядывается назад, как жена Лота, и, согласно условиям игры, превращается в соляной столб. Знаменитый 1913 год… Наша просвещенная автократия. Пудовые осетры, пудовые калачи и черная икра ложками… И на что же мы променяли эту благодать? Да на то, на что всегда в России благомыслящие люди меняли свой сытный кусок, — на авось. На журавля в небе. На Несбывшееся.
Станислав Говорухин любит Россию и знает ее. Но он ее не понимает. Потому что он умен. А умом Россию, как известно, не понять. Россия — это Фрези Грант. Она непременно должна спрыгнуть с корабля, который куда-то надежно и стабильно плывет, и забежать вперед по волнам, потому что где-то есть остров — Земля обетованная. Но Россия — не Иисус Христос, и мы не в гриновском романе, поэтому мы каждый раз идем акулам на обед. Вот и в 1917 году, в том самом феврале, когда мы вроде бы куда-то плыли и, может быть, лет через 200 приплыли бы, осеняемые столыпинскими реформами и столыпинскими пеньковыми галстуками, нам надоело плестись в хвосте, и мы опять забежали по волнам вперед… И с тем же успехом, что и в 1600 году, и при Петре, и при Александре II.
Это и есть отпущенная нам формула свободы: долгое падение с палубы в холодную пучину, свободный полет; туча брызг, дикая боль от падения; зеленая, ледяная свобода, в которой мы не умеем даже плавать; горький и соленый глоток, разрывающий легкие; и последнее, что нам суждено увидеть и почувствовать, — улыбающаяся акулья пасть и треугольные зубы, как в фильме «Челюсти». А потом зеленая вода становится красной. От нашей крови. И мы правы.
Потому что та сытая Россия была типичным Китаем. Бешеные темпы экономического роста. Свободные экономические зоны. Машины и видео. Жратва от пуза. И политические танки, политические застенки, политические расстрелы. Политический Тяньаньмэнь… Это была Россия, которую мы не потеряли — бросили. И не пожалели. Россия, в которой можно было загреметь на каторгу за членство в «незаконной организации, имеющей целью ниспровержение существующего порядка и располагающей взрывчатыми веществами». Россия, где вешали даже за неудачное покушение на царя. Россия с процессом Бейлиса. С погромами. Где было все, кроме свободы. Россия, где милейший Николай II, как добрейший Горби, проспавший Вильнюс, Баку и Тбилиси, проспал 9 января, подавление Пресни и Ленский расстрел. Верочка Засулич стреляла в Трепова? Ее оправдали? Этой минутой я буду гордиться даже в акульих зубах. Трепов приказал высечь политзаключенного, студента, неформала. Я бы тоже стреляла в него… Александр II подавлял польское восстание. А это стоило бомбы, потому что там были не десятки, как в Вильнюсе, а тысячи убитых и казненных.
Мы променяли калачи на справедливость. Николай II стал человеком и мучеником только в заточении, перед казнью. У власти он был не человеком. Его страшная смерть — это плата за право попасть в говорухинский фильм. Об Александре III и Николае I фильмов не будет, ибо они не пострадали. Русские офицеры были свободны именно тогда, когда чекисты приколачивали им гвоздями погоны к плечам, а не тогда, когда они расстреливали баррикады в ходе декабрьского вооруженного восстания.
На что мы променяли наших осетров? В фильме «Дипкурьеры» есть такая сцена: красные входят в город, какой-то Щорс гарцует на вороном коне. А несколько офицеров с какого-то чердака встречают победителей пулеметным огнем. У них нет ни одного шанса. Следующий кадр — тюрьма. Еще один — расстрел. Вот на это и променяли. Свобода — это гибель. Свобода — это риск. Свобода — это моральное превосходство.
Наше королевство не от мира сего. В России, которую мы бросили, не было граждан. Крестьяне ломали шапку перед барином и перед урядником (а потом их поджигали полуночной порой). Холопы и бандиты — вот из кого состоял народ. Какой контраст между нашими самыми зажиточными крестьянами и американскими фермерами, у которых никогда не было хозяина! В том же, 1913 году наши отъявленные либералы — Милюков и К° — не могли решиться на украинскую автономию, а Финляндии и Польше эту самую автономию предоставили и почитали то за подвиг. Автономию — не независимость.
Интересно, что бы сделало тогдашнее царское правосудие с членами ДС, если бы в 1913 году мы вылезли с программой дезинтеграции Империи, то есть с идеей независимости Польши, Финляндии, Эстляндии, Лифляндии, Украины, Белой России, Кавказа? И назвали бы российскую армию оккупационной? А царя обозвали бы фашистом, сатрапом, империалистом etc? На Дворцовой площади? Куда попал Плеханов с товарищами за демонстрацию у Казанского собора? У большевиков было мало трудностей в их первую пятилетку: бандиты пошли служить в ВЧК, РККА и в комбеды, свободных людей уничтожили (от силы 15 процентов), плюс кучу невинных, но не свободных, не пытавшихся барахтаться. Холопы стали служить большевикам. Холопы были в большинстве с XV века и остались в большинстве по сей день. Россия — это 15 процентов голосующих за Фрези Грант. И мы будем прыгать, и плевать нам на ваши калачи, и вашу икру, и ваши шахты, и ваш экономический рост. И пока мы не решим свой вопрос — вопрос политической свободы, вопрос перехода в иное, западное качество, — вы никаких других вопросов решать не будете, смею вас заверить. В нашей ванне нет младенца, и мы не будем церемониться с выплескиванием воды.
Откуда же такие сожаления у великого художника Станислава Говорухина?
Я уже говорила, что он слишком много знает. Он знает, что мы по дороге на кладбище. Поэтому он вспоминает прошедшую жизнь и жалеет о ней. О том, что мы имели в 1913 году, можно пожалеть лишь по дороге на кладбище. А 1913 год не оглядывался. Он жил. Dum spiro — spero. Пока живу — надеюсь. И с этой надеждой мы вошли в мертвую петлю 1917 года. «Но гибель не страшна герою, пока безумствует мечта» — Блок был очевидцем полета.
Наша никому не кланявшаяся Русь умерла в XIV веке. Там осталось то, о чем стоит жалеть. Русичи Новгорода и Пскова. Киевская Русь. Свою историю мы проиграли, потому что XII век был потерян 1913 годом безвозвратно. «…А Игорева храброго войска не воскресить». Нас похоронили не под Нарвой, не на поле Куликовом. Нас похоронили при Калке. Нас похоронили в Золотой Орде. Нас похоронила Византия, и геополитика нас отпела. Когда теряют свободу и честь, о жизни не плачут. Тем более о харчах.
Режиссер Говорухин — наша кумская Сивилла. Он провидит будущее. Значит, кранты? Похоже, что да. Теперь главное — не изменить себе до конца. Мы втащили в город троянского коня. Мы открыли ему ворота, хотя Станислав Говорухин заламывал руки. Может быть, мы переиграем историю? Может быть, Гектор убьет Ахилла? Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами…
А на нет — и суда нет. Тогда для последней смертельной атаки позовем Станислава Говорухина…
Поручик Голицын, раздайте патроны
Вы видели когда-нибудь плачущего большевика? Нет? Так посмотрите на меня. Я плачу от того, что вымирает наша порода, от того, что, кроме дээсовцев, и большевиков-то в стране не осталось. Правда, некоторые демороссовцы уже вполне созрели. Самые отборные. Не из руководителей, а из рядового состава. Или «Август-91». Тоже братья по разуму, большевики. Правда, мы нового, мичуринского сорта. Если вишню скрестили с черемухой, то почему бы не быть у нас либерал-большевикам, то есть либеральным революционерам?
Уж на что казаки были консерваторы, но и они с горя в революционеры подались. Предлагают Борису Николаевичу вместо него со съездом и Верховным Советом выяснить отношения. Ждут только, когда президент вышитым платочком махнет. Словом, мыкаются наши революционные силы Буревестниками над седой равниной съездов. Мы уже голос сорвали на криках «Пусть сильнее грянет буря!». Конформистские чайки из бывшей «Независимой» и левой половины «МН» во главе с Людмилой Телень стонут с утра до вечера. Понятно, им неохота. Хотя зря беспокоятся, на суп они не годятся. Жирные пингвины из Гражданского союза все попрятались, у себя в утесах теневые правительства создают.
А мы, либералы-большевики, недобитые в первую Гражданскую интеллигенты, все декламируем Михаила Светлова:
Потому что началась вторая Гражданская. Началась с публикации в «Дне» такого импрессионистского пейзажа: конвоиры гонят через Москву огромную толпу людей. Сверху написано: «1944 год. Пленных фашистов ведут через Москву». Снизу добавлено: «Вот так же пойдут и демократы».
Понятен вам смысл сей басни и ее мораль? Первую Гражданскую мы проиграли. Но я лично хочу поиграть еще и отыграться. Это наш последний матч. В 1922 году Белая гвардия ушла на Запад, оставив страну красным. Сейчас мы должны уйти на Запад вместе со страной. Даже до Хасбулатова дошло. Заявил на съезде, что, мол, Каледин идет из Сибири на Москву (география — наука не спикерская). Казаки идут с юга. Встает из могил Тихий Дон. Из Сибири идут белогвардейские полки под командованием Олега Томилова (кстати, члена Омского ДС). И едут шахтеры (наследники ижевских рабочих, воевавших с красными до конца).
Может быть, всем этим силам стоит сделать президенту сюрприз? Встает он утречком, кофей пьет. А мы уже телевидение у Хасбулатова отбили, Советы разогнали (вежливо и ненасильственно, просто попросили освободить помещения в связи с передачей их другому квартиросъемщику), в главы Конституционного суда возвели праведного судью Аметистова, а судью неправедного Зорькина уволили без выходного пособия. Причем мы за все эти дела даже бочки вина у президента не потребуем. Пусть они только с Гайдаром и Шахраем строят капитализм, как три богатыря. И мы пойдем на наши строительные участки план перевыполнять… О, как мы будем строить! Так Магнитку не строили, как мы будем строить капитализм! У нас четыре европейских столетия уместятся в парочку пятилеток, выполненных за четыре года! Это Россия, и нами владеет страсть. Наша Тройка заехала сослепу не туда. Сейчас мы ее разворачиваем, а потом так рванем, что опять опрокинем все нормативы и прогнозы на триста лет вперед. Если мы построили Королевство кривых зеркал и даже жили в нем 75 лет, то неужели мы простого капитализма не построим?
Мы всегда мостили свои проспекты собой, мы слишком многое вкладывали в творчество! Но кровь ушла в землю и удобрила сады и парки Ораниенбаума, а кости сцементировались в петербургских дворцах. И это стоит, и это уйдет в вечность.
Мы даром потратили 75 лет, все ухнуло в один братский котлован, но мы научились умирать и научились ненавидеть. Мы возобновляем недоигранную в 1918 году партию. «А нынче нам нужна одна победа. Одна на всех — мы за ценой не постоим». Мы всегда платили не скупясь. Самой страшной и самой твердой в мире валютой — своей кровью.
Хасбулатов, Зорькин и Астафьев не большевики. Они пытаются вернуться назад, они бесплодны, как иссохшая смоковница. К тому же они врут. Про Конституцию, про народный интерес и про происки масонов Клинтона и Буша. Ложь — удел меньшевиков. А большевики идут вперед и создают новый мир, как Демиурги. Ленин был злым Богом, и он построил злой мир. Нам нужен новый Демиург. Добрый. Но все-таки большевик. Чтобы ускорить роды России, слабеющей в тщетных попытках произвести на свет новую либеральную реальность. Акушер не говорит о согласии, он производит, если надо, кесарево сечение.
Я больше ничего не хочу слышать о согласии с коммунистами и империалистами. Я — из несогласных. И когда на этом загробном съезде мертвецов разверзаются могилы, я боюсь, как бы Бориса Николаевича не постигла участь вещего Олега. Из рукава Зорькина или Челнокова может выползти гробовая змея и ужалить… Зачем президенту ходить по этим могильным курганам и договариваться с чрезвычайными и полномочными представителями истлевшей Империи зла? Разве можно договориться с всадниками Апокалипсиса? Хасбулатов на рыжем, Зорькин на вороном, а сзади уже маячит некто на бледном коне… Зачем договариваться с ними? Загнанных лошадей ведь пристреливают? (Конечно, чисто юридически, указом о роспуске этой дикой охоты короля Стаха.) Мы не равны: мы хотим отнять у них только власть, а они у нас — жизнь. Именно поэтому Запад не выдаст, история не осудит, а Провидение на этот раз не подведет. История повторяется. Но не как фарс. Победила неправая сила, и через 75 лет Бог дает нам право переиграть нашу Гражданскую войну.
Нам нужна ленинская решимость без ленинской свирепости. Гордиевы исторические узлы не развязываются — их разрубают. История судит победителей только за политические репрессии, за стадионы и казематы, за виселицы и газовые камеры. За мирное вымирание динозавров история не судит. А люди способны адаптироваться к капитализму. Он построен людьми для людей на Земле людей.
Те, кто требует роспуска Советов на Васильевском спуске, великие люди. Бессмертие им гарантировано. Если в коммунистической массовке бедные одержимы злобным желанием отнять что-то у богатых и опять поделить, если они стоят за справедливость, от которой им на халяву достанется пай, то в демократической массовке, которая в звездные дни (три дня в августе 1991 года и мартовские дни 1993 года: 21, 28, 29…) перестает быть массовкой и становится многоликим трагическим героем и античным трагическим хором одновременно (ибо Рок всегда на подходе и даже после победы против нас), присутствует элемент благородного бескорыстия и добровольной жертвенности, сегодня, может быть, даже больше, чем в августе 1991 года. Тогда они могли надеяться, что капитализм — это что-то вроде билета в рай. Сегодня, отощав и пообносившись, потеряв прежний скромный достаток, они уже знают, что пряников не хватит на всех. Не иметь им вовек в большинстве своем «кадиллаков» и не заработать миллион. Но они способны радоваться успехам Константина Борового и считать чужое богатство не врагом, а партнером своей бедности. Эти люди приняли условия игры под названием «Свобода». Этого пряника хватит на всех, и они согласны довольствоваться им. Здесь нет смирения. Это вызов мировым отношениям и опровержение классовых теорий. Демороссы свободны. Свободны от низости. Они борются за свой проигрыш в честной игре, потому что уже знают, что выигрывает не каждый.
Гражданская война идет еще всухую, и я надеюсь, что не моя, белая, сторона размочит счет. Между двумя лагерями нет ни нейтральной полосы, ни третьей силы. И не надо. Тот, кто в 1918 году не пошел сражаться в белый лагерь или промахнулся, как сейчас Челноков или Юрий Власов, и оказался в красном лагере, выбрал третий лагерь, производный от поражения первого и от победы второго: ГУЛАГ.
И сегодня тот, кто говорит: «Я вне схватки», выбирает концлагерь если не для себя, то для детей, внуков, друзей, любимых актеров, любимых писателей, журналистов своей любимой газеты… Надо драться и никому до полной победы не предлагать руку для соглашения. Протянуть сейчас красным руку — это значит в недалеком будущем протянуть ноги. В зоне.
Если нам опять суждено поражение, умрем достойно, в бою. Есть у Крылова одна басня. Возврат к истокам — так возврат к истокам! В той басне Полкан и Шавка попали в волчью стаю. Полкан стал драться и был растерзан. Шавка стала предлагать варианты конституционных соглашений и компромиссов. Она прожила еще несколько часов и даже обещала показать вход в овчарню. Ее съели предварительно у этого входа, когда она уже больше не была нужна.
Вокруг нас — волчья стая Стерлиговых, Анпиловых, Зорькиных, Жириновских, Бабуриных. Не будем же унижаться. Как там писал Крылов?
Признание комиссара оппозиции президенту республики
За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. А мы с августа 91-го никак не выясним, кто мы: фельяны, жирондисты или монтаньяры. И в результате попадаем в «болото». Чтобы не мучить невинные читательские души, сразу признаюсь, что это я про девятый съезд нардепов. Сразу хочу заметить, что материалы про эти съезды в нашей газете следует публиковать в пресловутой рубрике «Съезд крыш».
Наши фельяны, Бабурин, Астафьев и К°, хотят строить социализм. Жирондисты выступают за «Согласие с ними во имя прогресса». Есть в ВС и такая фракция под предводительством В. Шейниса. Был такой персонаж и в «Мистерии-буфф» Маяковского. Звали его Соглашатель. И всю мистерию он взывал: «Дорогие красные, дорогие белые! Умоляю вас, согласитесь!»
Помнится, накостыляли ему обе стороны по шее с негодующим замечанием: «Мы тебе согласимся! Я тебе соглашусь!»
И наконец, наши монтаньяры-якобинцы хотят строить капитализм, даром что все они санкюлоты. Это типично русский феномен. Моя загадочная славянская душа не имеет за душой никакого движимого имущества и не будет иметь никогда, но я балдею от чужих «мерседесов» и торчу от чужих частных миллионов. Я бескорыстно люблю капиталистов и готова воспеть самого вредного среди них, потому что для страны он куда полезнее, чем все социалисты Млечного Пути и окрестностей.
Был у нас в ДС такой же пламенный поклонник Мамоны из идейных соображений Дмитрий Капиани. И предложил он лозунг для нашего переходного периода:
Без этого фундамента демократии нет. Так что я, незаможний нонконформист, живота не пожалею, чтобы армия и военно-морской флот России стояли на страже завоеваний капитализма. И чтобы шли пионеры, летели самолеты и плыли пароходы и отдавали салют Главному Буржуину.
Мы с Егором Гайдаром в равном положении. У меня дедушка тоже был старый большевик, служил комиссаром у Буденного. Так что коммунистический Змий — наш наследственный противник, и мы его добьем. И никакой дедовщины!
Мне надоело слушать про брежневскую кузину — Конституцию 1977 года. Я эту филькину грамоту сжигала на площадях вместе с красными флагами еще три года назад. И вообще читайте Блока: «А вот у поэта — всемирный запой, и мало ему конституций!»
Другое дело — американская. Чертовски обворожительна, влюбиться можно.
Так что Основной советский закон подходит для цитирования не больше, чем цитатник великого Мао. Если Ельцин этой Конституции не присягал, то я и подавно. Мне на нее глубоко начхать. Я бы ее отменила в два счета президентским указом. А вместо нее ввела бы на нашей горемычной территории в порядке гуманитарной помощи прямое действие Декларации прав человека и Пакта о гражданских и политических правах. Пусть Ельцин на здоровье нарушает эту Конституцию брежневского пошива после завтрака, после обеда и после ужина.
Что же до прочих почтенных демократических институтов, о которых столько толков, то здесь, как говорится, нет предмета для обсуждения. Какой же это Конституционный суд? Это же типичная сталинская тройка или ОСО по уровню решений. Жалко судью Аметистова, как бы его г-н Председатель первым к стенке не поставил. А на мантию для Председателя налогоплательщики даром потратились, ему бы больше пошел красный капюшон, как у средневекового палача. По-моему, он типичный Вышинский. Так и видишь его во главе процесса ельцинско-дээсовского блока. И если бы в стране не исчезло масло (с их же большевистской легкой руки), то Зорькин обвинил бы бедного Ельцина и в том, что он в масло насовал битого стекла.
Я представляю, в чем он обвинит на будущем процессе Святослава Федорова! Согласно тем же давним традициям… Наверное, в том, что он отравил Шафаревича! Когда я вижу этого Ягуарыча на экране телевизора, мне вспоминаются белые лебеди из известного балета, и я убегаю в другую комнату, чтобы не утратить остатки демократизма и не закричать: «Судью на мыло!»
Что же касается съезда и ВС, именуемого по недоразумению парламентом (еще бы конгрессом обозвали), то и здесь особенно в анализах не разгуляешься. Из всех речей этого Коминтерна я поняла только одну фразу: «Не пойду я ни к кому — батюшки! Окромя родных коммун — матушки!» Все прочее логически не расшифровывается. По-моему, в реакционности они давно перещеголяли Союз Михаила Архангела: даже его члены не отрицали частную собственность. Я считаю, что Сажи Умалатова будет очень рада пополнению, если в дальнейшем оба съезда и оба ВС вместе будут неформально гулять по проселочным дорогам и читать свои резолюции в ДК при свечах. Я же не требую, чтобы съезду ДС давали государственные ассигнования и предоставляли Белый дом. А этим за что? Ни шерсти от них, ни мяса, ни молока, ни идей. Яиц и то не несут, а только высиживают.
Я каждую ночь вижу в кошмарных снах то Гражданский союз, то ФНС. А нервные клетки не восстанавливаются… И не я одна из-за них плохо сплю. Так что, по Фрейду, надо устранить причину сна… Может, тогда я во сне увижу что-нибудь приятное: Ельцина или Гайдара. Если некому сказать нашим коммунарам: «Караул устал», то предлагаю свои услуги. И мне глубоко безразлично, легитимные они в ВС или нелегитимные. Ну, избрали их бедные оплошавшие избиратели, ну и что? Съезд и ВС СССР тоже какие-то горемыки избрали. И где же снег былых времен? За сохранение Союза тоже надысь голосовали. За сроком давности давайте объявим себе амнистию. А августе 1991 года наша ракета-носитель сбросила первую ступень — первый Совнарком. В декабре в нижних слоях атмосферы сгорел СССР. Сегодня настало время отделить последнюю ступень: Советы. После чего мы разорвем путы азиатского притяжения. А Ельцин полетит с нами дальше. Заслужил себе звездный билет. 20 марта в 21.30 он произнес слово, заветное слово киплинговских джунглей: «Мы с тобой одной крови, ты и я». Демократы услышали и оценили. Интеллигенты поняли, что и на их улице бывает праздник. В этот вечер Ельцин стал для меня легитимен: я проголосовала за него постфактум. И мне для этого не нужна никакая урна. Когда президент записывается в диссиденты и в антисоветчики, это восхитительно. Я с ним пойду не только на референдум или на баррикады, но и на виселицу. Своего президента надо себе воспитать. Кажется, мы воспитали…
Я человек грубый и невоспитанный и скажу больше, чем Президент. Недемократический государственный переворот называется путчем. Демократический государственный переворот называется революцией сверху. Именно этот последний вариант предложил нам Ельцин. И я иду с ним в долю. Мы будем жить долго и счастливо — или умрем в один день. И что мне до легитимности революции! Помните, у Пушкина в «Борисе Годунове» о Григории Отрепьеве говорят: «Ты хоть и вор, но молодец, так у нас о тебе мыслят».
Чем нас еще могут испугать коммунисты? Танки уже были. Расстрелы уже были. Пытки уже были. Пусть попробуют поднять войска — призовем на помощь войска НАТО. Все мы демократы по рождению и космополиты по ремеслу…
Мы ни с кем не обязаны обсуждать, строить нам капитализм или не строить. Кто не хочет, пусть едет к Фиделю Кастро и строит коммунизм с ним на пару.
Впрочем, я комиссар по нечетным дням. А по четным дням я правозащитник. Мне хочется работать по специальности. Я буду защищать коммунистов и империалистов. После победы. Буду спасать Лукьянова, который, по-моему, «к злодеям причтен» (то есть к гэкачепистам) совершенно безвинно. Мое дело — милость к падшим призывать. Скорее бы они пали!
Поделиться книгой: