Помоги проекту - поделись книгой:
Мерзкое место! Ни один демократический лидер, находящийся в здравом уме, ни за какие коврижки не согласился бы отправлять там обязанности. Это, если хотите, своеобразный тест, проверка крепости принципов и убеждений. Когда Борис Николаевич свернулся в клубок и замурлыкал от счастья в кремлевском кресле Горбачева, он невольно сам с себя сорвал маску, показал всем, что главной его целью было пробраться в Кремль, выпихнуть оттуда прежнего правителя и воцариться самому.
— Валерия Ильинична, я о вас спрашиваю, а вы мне о Ельцине…
— И о себе могу. Я не страдаю комплексом Раскольникова, меня не тянет на место преступления. На мне нет ничьей крови, я никого не грабила и не убивала. Поэтому никогда не испытывала дрожи, заходя в Кремлевский Дворец съездов. Сооружение это само по себе достаточно топорное, но там иногда можно послушать хорошую музыку, посмотреть приличный балет. Поэтому приходится мириться. Но вообще Кремль — это не то место, о котором мне бы хотелось долго говорить.
— Тогда давайте возвратимся к прерванной теме — к рассказу о том, что последовало за разбрасыванием листовок в КДС.
— Последовала Лефортовская тюрьма. Это была моя первая посадка туда. Кстати, насиделась там всласть и имею возможность сравнивать состояние Лефортово в разные времена — в расцвет застоя, на восходе перестройки и на ее закате.
Первый мой срок был два года. Конечно, если бы кто-то мог предполагать, что за той первой «выходкой» последует какое-то продолжение, я бы так легко не отделалась.
— После полугода в Лефортово вы ведь попали в Казанскую психиатрическую спецтюрьму. Вас пытались выдать за психически ненормальную?
— Для них это был единственный выход. Тогда подобное широко практиковалось, идеи о свержении государственного строя не выносились на открытые судебные процессы. Это выглядело слишком одиозно. В открытом слушании дело рассматривалось только в том случае, если оно было групповым или же давало возможность скомпрометировать участников через связь с Западом, работой на ЦРУ и так далее.
— Как вам жилось после освобождения?
— Надо полагать, несладко. Практически по подложным документам я училась на вечернем факультете иняза Московского областного пединститута. Все время ждала, когда меня вытурят.
— Неужели КГБ не мешал?
— Думаю, они просто прохлопали эту ситуацию. Во-первых, бумаги фактически липовые, во-вторых, отделение считалось заочным, там не было зоркого ока комитета комсомола. При нашем уровне организации, царящем повсюду, неудивительно, что мне удалось проскочить незамеченной.
— Борьбу вы не прекращали?
— В 1978 году меня судили за диссидентскую деятельность, в 1985-м — еще один срок. В 86-м — новый, опять за самиздат, листовки. Опыт Дворца съездов не прошел даром. Только теперь мы сеяли идеи в кинотеатре «Россия». Там на элитарные фильмы собиралась изысканная публика. В 1986-м листовки уже были антигорбачевского характера. Опять светила 70-я, и меня упрятали в Лефортово. И тут я по-настоящему ощутила дыхание перестройки. Меня освободили из под стражи через четыре дня — срок невероятно малый. Буквально в спину за ворота вытолкали. Шел октябрь 86-го…
Но я не успокоилась и 30 октября провела индивидуальную демонстрацию в день политзаключенных. В итоге еще три месяца — теперь в закрытом секторе 15-й психбольницы. Не приведи вам Господь узнать, что это такое. Любая тюрьма раем покажется. Спросите политзэка, он предпочтет десять лет лагерей одному году в спецбольнице. Пытки, бесконечные издевательства, полное уничтожение человеческого достоинства… Беспредел чистой воды. Могут хоть двадцать лет гноить. Очень удобный способ упрятать от посторонних глаз диссидентов. Ельцин прокричал на весь мир, что в России освобождены последние политзаключенные. А по нашим данным, их еще человек сорок как минимум. Точную цифру вам никто не назовет, поскольку полная ревизия спецтюрем не проводилась.
— Валерия Ильинична, слушаю вас и не могу отделаться от ощущения, что разговариваю с человеком из другого времени. Вы не чувствуете себя чужой окружающему миру?
— Можно, конечно, пофилософствовать на эту тему, но я отвечу предельно кратко: у меня есть цель, и я к ней иду. То, какое впечатление произвожу при этом на окружающих, на данном этапе вторично. Я ступила на этот путь и сворачивать с него не намерена.
Лишь за годы так называемой перестройки у меня было семнадцать арестов только за несанкционированные митинги. Каждый раз я получала по пятнадцать суток. Меня помещали в камеру, а я объявляла голодовку. И так раз за разом. Своеобразное соревнование, кто кого? Я — власть, или она — меня. Аресты прекратились 12 марта 1990 года. В Моссовете бразды правления взяли новые лидеры, именующие себя демократами. На контрасте с предшественниками им важно было создать себе имидж, расположить к себе людей. Потому меня и не трогали. Но эта ложная ситуация продолжалась недолго. Вскоре усилилось преследование за оскорбление мною чести и достоинства Президента СССР. Суд дал мне два года исправительных работ за сожжение государственного флага СССР и оправдал по горбачевской статье. Верховный суд утвердил приговор, но заменил срок двумястами рублями штрафа. Прокурор России Валентин Степанков опротестовал это решение, и мое дело достранствовало по различным кабинетам до той поры, пока я не схлопотала новый срок по 70-й. В мае 1991-го я вновь оказалась в Лефортово. Успела пробыть там три месяца. Я собиралась сидеть до суда, а потом вне зависимости от приговора объявить смертную голодовку. Понимаете, я не признаю за врагами права брать меня в плен. Меня нельзя победить, можно только убить. Раз наше государство не в состоянии сделать решительный шаг, я совершу его сама. Как это у Марка Захарова: «Ужасно умирать надоело»?
Но в этом случае мой замысел не осуществился. В очередной раз началась перестройка, и меня выгнали из Лефортово с формулировкой об изменении меры пресечения и подпиской о невыезде.
— Это ведь был август, победа над путчистами?
— Да, да. Кстати, уже замечено, стоит мне уйти в Лефортово, как наша история закладывает крутой вираж. 19 августа, услышав о перевороте, я была абсолютно уверена, что меня в ближайшую ночь расстреляют. Я очень торопилась, успела передать на волю текст листовки и письмо Крючкову. Хотите, могу дать его прочитать? В ту ночь я даже спать легла в одежде. Когда со мной ничего не произошло, поняла, что путч не тянет, скоро все лопнет. 23-го меня освободили. Черт меня дернул сказать тогда, что Ельцин был три дня нашим товарищем по борьбе. Дээсовцы стояли на баррикадах у Белого дома, и я бы туда пошла. Но Борис Николаевич обманул нас. Если бы он освободил ВСЕХ политзаключенных, отменил смертную казнь, реформировал ГУЛАГ… Тогда, в августе, я почувствовала себя оскорбленной. Ельцин для меня — конъюнктурщик и позер. Мы с ним всегда будем по разные стороны баррикад. И вообще не люблю деспотов и советских руководителей из числа бывших обкомовских секретарей. Он плохо кончит, вот увидите.
— Российский парламент пока, кажется, не принимал закона о защите чести и достоинства Президента, но как бы нам с вами, Валерия Ильинична, за такие речи не схлопотать неприятности?
— Значит, и вы трепещете перед ним? Если бы этот человек был настоящим демократом, он сдержал бы слово, данное над гробом Андрея Дмитриевича Сахарова, и освободил бы всех политзэков. Короче, я уже разорвала портрет Ельцина, компромиссов быть не может.
— Если позволите, с высокого штиля — на прозу. Хочу спросить о ваших родных — каково им с вами?
— Думаю, они смирились. Мои родители состояли в КПСС, но никогда не были ортодоксальными коммунистами. Они именно состояли. Мама полтора года назад вышла из партии. К моей деятельности сейчас относятся уже спокойно. В Лефортово носили книги, передавали нужные людям рукописи. Выполняли функции Красного Креста и Полумесяца. Мама — это Красный Крест, а бабушка — Полумесяц. Мама у меня работает в отделе детства Мосгорздравотдела, и то, что педиатрия в Москве еще как-то худо-бедно существует, считаю, ее заслуга.
— В изголовье вашей кровати висят фотографии и репродукции Христа, Сахарова, Солженицына, Марченко, Высоцкого и детей царской семьи. Надо полагать, этот набор не случаен?
— Христос — это мой политический ориентир. Единственный, кого я признаю, кроме, пожалуй, Махатмы Ганди и Тиля Уленшпигеля. Сахаров и Солженицын — товарищи по борьбе. Кроме того, Солженицын — любимый писатель. Анатолий Марченко — напоминание, что не все вышли живыми из схватки с режимом. И те, кто уцелел, должны сражаться за двоих. Убиенные царские дети — как естественная грань для каждого политика и революционера, грань недозволенного. Бой между противниками должен быть честным. Но после битвы — только милосердие. Нельзя мстить поверженному врагу. Высоцкий — прекрасный поэт, актер. В основе его творчества — страсть, отчаяние, страдание — чувства, мне понятные.
— Валерия Ильинична, вы борьбу сделали смыслом жизни. Но разве это возможно?
— Ибсен говорил, что умереть можно и за чужое, но жизнь отдать только за свое. Да, борьба для меня — дело жизни. Моя цель — изменение государственного строя революционно-демократическим путем, без насилия. Пока эта идея не овладела всеми, у меня есть занятие. И потом, что значит борьба ради борьбы? Это все равно что сказать: порядочность ради порядочности.
— Но если допустить, что у нас будет построено демократическое общество, с кем вы станете бороться?
— Демократическое общество — не ГОЭЛРО, его построить нельзя. Откуда оно возьмется при власти негодяев над страной холопов? Нет, на этом свете мне работы хватит. Да и отправившись в мир иной, я еще посмотрю, как там обстоят дела с тоталитаризмом. Если что, сразимся с Господом Богом и его воинством. А если серьезно, я не думаю, что доживу до того момента, когда у нас все придет в норму.
— Значит, выход один — Лефортово?
— Мне просто любопытно узнать, сколько же вытерпит ельцинская власть. Горбачева хватило на три года поединка со мной. Сколько выдержит Борис Николаевич? Поймите, это не спортивное соревнование, гонка за результатом. Просто я знаю, что без свержения существующей тоталитарной власти во имя изменения строя ничего не добиться. Поэтому я и стою на своем.
— Простите за лобовой вопрос: КГБ вам никогда сотрудничество не предлагал?
— Там работают умные люди. Они ни за что не стали бы звать непригодных для этого дела. Я же идеалистка, непрактичная. Нет, никогда не предлагали. Хочу сказать, что я всегда пользовалась уважением врагов. С некоторыми следователями у нас даже установились нормальные человеческие отношения, насколько это возможно в такой ситуации. Шла своеобразная игра. Например, мне говорили: «Вы, конечно, не ответите на этот вопрос, но я обязан спросить…» В КГБ работают профи. Они редко ошибаются в людях. Если вас подцепили на крючок и завербовали, ищите слабинку в себе. Это не Комитет вас охмурил, а вы сами сплоховали. Смешно, но у меня даже есть любимые следователи. Честные люди, добрые враги. Парадокс?
— Валерия Ильинична, с вашим «волчьим билетом», очевидно, трудно было найти себе работу?
— Получала раньше партминимум от Демсоюза — сто пятьдесят рублей. Как методист московской парторганизации 8 января устроилась на постоянную работу политическим обозревателем в еженедельник «Хозяин». У меня там рубрика «Бочка дегтя», которую я регулярно выливаю на голову Ельцину и другим политикам. Еще я читаю лекции по истории, художественной идеологии, истории религии в вечернем частном лицее.
— Извините, Валерия Ильинична, что я все об одном и том же. Зациклился. Объясните мне, тупому, стоит ли класть жизнь на бесполезную борьбу, когда можно уехать куда-нибудь на Запад и жить в свое удовольствие в том самом демократическом обществе, к которому вы так стремитесь? Вы владеете пером, знаете языки, разбираетесь в литературе — не пропадете. А что здесь?
— Сегодня уже было несколько цитат, позвольте еще одну. Александр Галич писал:
Две последние строчки, кстати, записаны эпиграфом в членском билете Демсоюза.
Уставным принципом ДС является добровольный отказ от эмиграции. Я не была за границей. Там, должно быть, очень хорошо, но не для меня. Дезертирство — неприличный поступок. Россия — поле боя, из которого можно выйти только в братскую могилу. Здесь нет ни перемирия, ни отпусков по ранению. Лишь смерть освобождает от необходимости бороться.
Что тут добавишь?
Это, наверное, плохо, если журналисту стало чуть-чуть жаль пламенного революционера? Этой фразой я хотел закончить интервью с Валерией Ильиничной. Концовка беседы получилась иной, но ощущение сохранилось. Словами это не передашь. Например, мне почему-то казалось, что и в традиционном «нововзглядовском» хит-параде Новодворская не захочет шагать со всеми в ногу и обязательно назовет что-нибудь этакое… Вот именно из-за этого желания непременно выделиться и было мне отчего-то немного жаль Валерию Ильиничну. Итак, хитпарад, а уж вам судить, подтвердилось мое предположение или нет.
1. Рихард ВАГНЕР. Как сейчас модно говорить, тащусь от этого композитора. Знаю его творчество от корки до корки, очень люблю. А самое-самое — «Кольцо нибелунгов» и «Тангейзер».
2. Александр СКРЯБИН. «Поэма экстаза» и «Прометей».
3. Вольфганг Амадей МОЦАРТ. Тут никаких сомнений — «Реквием», конечно «Реквием».
4. Александр ГАЛИЧ. Нравится все его творчество, но, пожалуй, особенно трагические песни, которые как раз наименее известны.
5. Владимир ВЫСОЦКИЙ. Эта его песня о птицах… Я точного названия не знаю, но там есть такие строчки: «Все года, все века, все эпохи подряд все стремится к теплу от морозов и вьюг…»
«Дело Новодворской»
«Дело Новодворской» — уголовное дело по факту публикаций в газете «Новый Взгляд». Это было вторым уголовным делом против журналиста в России. Первым обвиненным журналистом был Слава Могутин: уголовное дело было возбуждено в 1993 году Пресненской прокуратурой после того, как наш же «Новый Взгляд» опубликовал его интервью с танцором Борисом Моисеевым.
Газета «Новый Взгляд» появилась на свет по инициативе тогдашнего главы ТВ-гиганта «ВИD» Влада Листьева. Бывшие ведущие культовой программы «Взгляд» еще до закрытия Кремлем этого ТВ-проекта стали искать источники финансирования своей деятельности. И помог им в этом деловой человек Саша Горожанкин, которого Андрей Разбаш привел на телевидение. «ВИD» тогда очень неплохо зарабатывал на листьевском «Поле чудес», но терял деньги на «Красном квадрате», амбициозном телешоу, которое вели Александр Любимов & Андраник Мигранян. И перестроечные телезвезды все время искали новые форматы. Листьев решил, что у его холдинга должно быть печатное издание.
Все это мне поведал Ваня Демидов, который фонтанировал в ту пору креативом. Он же и предложил мне возглавить новое СМИ; решение единогласно было принято Советом директоров самой влиятельной в ту пору ТВ-компании. Осенью 1991 года газета была зарегистрирована как печатный орган «ВИDа». Ее, собственно, так и хотели назвать, поскольку была установка — продвигать ключевой бренд: «ВИD». Ну я все же посвоенравничал и в заявке написал «Взгляд/ВИD», поскольку думал (и мнения своего не изменил), что «Взгляд» для любого медийного проекта лучше, чем аббревиатура «Взгляд И Другие».
Перед запуском издания я объехал с камерой всех влиятельных главредов: мы делали сюжет о новинке. Все газетчики единодушно отговаривали меня от этой авантюры. Глава «Московской правды» Шод Муладжанов, впрочем, после записи интервью предложил:
— Выпускайте свой боевой листок как вкладыш в городскую газету, все-таки тираж полмиллиона как-никак.
А мы с Горожанкиным как раз вели переговоры с руководством ИПК «Московская правда» о приобретении какого-то агонизирующего издания формата А3. И, слово за слово, решили от покупки отказаться и вписаться в партнерство с Муладжановым.
Первый номер газеты «Взгляд» вышел 15 января 1992 года. Она выходила по средам, и мы в кулуарах звали ее посредником. Между читателями и зрителями.
Позднее мы обосновались на территории «МП», но первые выпуски делались в гостинице «Россия». В просторном люксе, который был в советское время закреплен за главным коммунистом Ставрополья Михаилом Сергеевичем Горбачевым. Распоряжался тем хозяйством абсолютно пелевинский персонаж по фамилии Наседкин. Потрясающих человеков вынесла перестройка на околокремлевский олимп. Всегда подозревал, что Наседкин наш из совбомжей, паспорта у него даже не было. По-моему, он не умел читать + писать. Впрочем, это не помешало ему протежировать таких медиаперсонажей, как Андрей Быстрицкий и Николай Сванидзе, которые обитали в соседнем номере. А еще он скромного Валерия Зорькина лоббировал на пост председателя Конституционного суда. Вполне успешно.
Я Наседкина знал еще по «взглядовским» временам: с его подачи на экране появились генерал Олег Калугин, Галина Старовойтова и многие другие. Короче, Наседкин предоставил мне по старой памяти престижное помещение, технику добыли чеченцы какие-то, а редакционные кадры я рекрутировал, пользуясь служебным положением, то есть бросив клич в прайм-тайм Первого канала. Пришли тогда в гостинцу Андрей Ванденко, Валерий Яков, Марина Леско, Игорь Воеводин. Последнего потом во время какой-то пьянки (в соседнем с «Мосправдой» заведении «Мефисто») я познакомил с Горожанкиным, и медиамагнат у меня журналиста «забрал в телевизор» со словами: «Я куплю Игорю новую жизнь»; кончилось все это не без крови и весьма печально, но к проекту «Новый Взгляд» отношения уже не имеет.
«Новым» «Взгляд» встал после разрыва с ТВ-звездами, учредившими газету. Мегаскандал случился после дебюта светской обозревательницы в придуманной ей рубрике «Наш бульвар». Ничего особенного по нынешним временам. Однако тогда вскипело нешуточно. Хотя написано-то было всего лишь, что Абдулов зависает в казино, Макаревич встречается с Ксенией Стриж, Градский забыть не может Вертинскую и еще какие-то гадости про Антона Табакова. Как написал «Коммерсантъ», руководители «ВИDа» сочли, что в данной рубрике «преобладал оскорбительный тон по отношению к друзьям компании». Газету закрыли.
Однако мне было неловко перед талантливыми людьми, которые сорвались с насиженных мест ради перспективы взлета в новом издании. Но звезды сложились. Все тот же Наседкин накануне закрытия еженедельника познакомил меня со скромным калмыцким бизнесменом Илюмжиновым. Кирсан рассказал мне за чаепитием в редакционном офисе (он снимал номер на том же этаже «России»), как покупал шахматную корону у Каспарова. Я впечатлился, сделал сюжет об этом для Первого канала (у газеты была как бы своя рубрика в пятницу вечером). И когда я расстался с компанией Владислава Листьева, Илюмжинов взялся проект финансировать. Причем совершенно без всякой надежды на доходы какие-нибудь.
Он, его чеченский партнер и я стали новыми учредителями газеты в мае 1992 года. В редакционную политику будущий президент Калмыкии не вмешивался. Мы стали экспериментировать: использовали в оформлении полос элементы советской символики (герб СССР, Знак качества etc.), что для начала 1990-х было более чем дерзко. Выходили теперь по субботам и помимо вкладыша в «МП» раз в две недели выпускали и отдельный тираж (от 8 до 16 полос), который распространяли при помощи нового директора Эраста Галумова (того, который с 2001 года рулил издательством «Известия», а сейчас ведет «Международную панораму»). Допечатывали где-то по 300 тысяч экземпляров, так что суммарный тираж в начале 1993 года был где-то под три четверти миллиона (с учетом вкладыша в «МП»).
Сам Галумов в своем ЖЖ вспоминал это время так:
«Это было начало 93-го года, когда я ушел из „Комсомолки“ и пустился в самостоятельный газетный бизнес. Совершенно необыкновенное было время. Сейчас это выглядит невозможным, невероятным стечением людей, мест, обстоятельств и идей, а тогда… Тогда, в 93-м, мы с Женей Додолевым, известным в то время журналистом, сделали газету… „Новый Взгляд“. Успешнейший был проект, газета разлеталась как горячие пирожки. Все начало развиваться, мы даже начали зарабатывать какие-то деньги. Но с деньгами тогда у всех было туго, в том числе у тех, кто давал нам рекламу. И нередко рекламодатели рассчитывались по бартеру — это тогда было тоже модное слово — напрямую всяким товаром. Это был почти семейный бизнес: брат участвовал, сын старший после школы приходил, и мы все занимались этой газетой. Офис наш был в Нижнем Кисловском переулке, который мне по-дружески, бесплатно, дал мой товарищ Коля Михайлов, строитель. Достаточно хороший офис был, к тому же в центре: всем удобно, заходили и по делу, и просто поболтать. Тоже сейчас звучит нереалистично: попробуйте сегодня без денег, по дружбе, открыть офис в самом центре Москвы!
И вот однажды нам за рекламу подогнали 20 литров медицинского спирта. Буквально притаранили мне прямо в офис большой молочный бидон. Причем спирт был медицинский, потрясающего качества. И вот мы начали постепенно это огромное количество спирта „реализовывать“. Уже через неделю у нас в Кисловском появился такой ежевечерний неформальный клуб любителей выпить на халяву и душевно посидеть. Приходили все: журналисты, политики, бизнесмены, друзья, каждый приводил с собой еще каких-то знакомых. В те годы жили мы весело, но не скажу, что богато. А тут наливают и наливают, с самой простой закуской, но зато компания хорошая. Собирались вечерами, выпивали-закусывали, ну и разговоры разговаривали — обо всем. О будущем, о стране, о политике, о журналистике, строили какие-то безумные проекты, спорили и снова выпивали-закусывали.
И вот однажды в нашем „вечернем клубе“ появился Кирсан Илюмжинов. Посидел, послушал, выпил — понравилось. Мы с ним разговорились, он был тогда депутатом Верховного Совета. Я сразу проникся к нему симпатией, он показался мне очень интересным и необычным человеком. Оригинально мыслящий, как сказали бы сейчас — креативный. Даже по тем временам, когда все вокруг кипело и бурлило и идеи рождались каждый час, он был необычен, ни на кого не похож. Про него говорили — начинающий миллионер. На самом деле миллионером он не был, конечно. Но в этом ли дело? Я в своей жизни встречал двух людей такого уровня неординарности и внутренней свободы. Один из них — Сунгоркин, а второй — Илюмжинов.
У нас завязалась дружба, более того, после этого вечера я ему еще с собой подарил бутылку спирта. Ну чем в то время я мог выразить уважение, расположение, симпатию? Сейчас выглядело бы неловко, а тогда — это был правильный, годный дар.
И вот на одной из этих встреч он сказал: вот, хочу, мол, стать президентом Калмыкии. Кажется там, в нашем офисе, за бутылкой спирта, это решение и родилось. Ну, уж коли я там был, то волей-неволей стал сопричастным к этой выборной кампании, если это можно было так назвать. Мы придумывали совершенно безумные, а иногда просто гениальные лозунги для предвыборной кампании Кирсана. И на первых порах ни мы, ни оппоненты не думали, что он это все затеял всерьез. Между тем дошло до вполне реальной политической борьбы, когда оппонентом Кирсана выступил известнейший калмык, генерал-майор авиации Ачиров, который изначально должен был победить на выборах. И надо сказать, что сначала появилась идея кампании „свой среди своих“: калмыки — народ бедный, а ну как не поймут „нового миллионера“, не примут. А потом решили, что для настоящей предвыборной борьбы с достойным соперником нужно показать и наш „товар лицом“, подчеркнуть достижения. И появился лозунг „Я стал миллионером, я сделаю миллионером каждого калмыка!“. Этот лозунг принадлежит Кирсану. Был и лозунг, который принадлежит лично мне, это „Калмыкия — второй Кувейт“. Все это широко разошлось, плюс были подключены ресурсы знакомых газетчиков, журналистов — в общем, все это дало результат. Около семидесяти процентов Кирсан получил на своих первых выборах. И это были настоящие, честные выборы, где были два сильных кандидата, да и голосование было настоящим.
Очень неприятно мне, как Кирсана рисует наша пресса — то каким-то маленьким человеком „со странностями“, то каким-то злодеем-диктатором. Да, наверное, он не от мира сего, в самом лучшем, чистом и высоком смысле слова. Но я с ним давно знаком и могу сказать: Кирсан Илюмжинов — настоящий буддист, не способный на зло, и он видит то, чего мы за всякой суетой не видим. Он пренебрегает материальным, и я практически уверен, что он не был миллионером, уж по крайней мере когда в президенты шел. Он из простой семьи, в Элисте поселились они в скромной двушке, его жена явно радовалась этой перемене в жизни. Помню, как мы всем аппаратом собирали ему денег на люстру… Но богатый человек — не тот, у кого счет в банке или крутой бизнес, это внутреннее ощущение, которое он может транслировать другим. Вот Кирсан может. Причем по-настоящему, без натуги и фальши, а судьба только поспевает дать ему то, что он уже и так считает своим.
Кирсан был близок с Вангой, много о ней говорил. Я в это не верил — мало ли что человек себе придумает? А потом очень странно все повернулось.
Это было лето 93-го года. Представительство Калмыкии было в одной из „книжек“ на Новом Арбате, обыкновенная комнатка с приемной. Ельцин только начал бодаться с Хасбулатовым, и непонятно было, чем все кончится. И Кирсан в это лето поехал к Ванге. Когда он оттуда вернулся, мы собрались у него в кабинете: я и еще два-три человека. Вот он сидит и рассказывает, как съездил. И между прочим говорит: Ванга сказала, что Ельцин будет править еще долго. Ну сказала и сказала, мало ли. Но он тогда в подробностях рассказал нам все события октября 93-го года: что будет кровопролитие, что она видела телецентр — по нему стреляли. Ему самому Ванга сказала: мол, будешь на белом коне, — и он потом с белым флагом ходил на переговоры, пытался быть парламентером в Белом доме, за что попал в опалу. Даже даты называл, всю хронологию октября 93-го, если кто еще помнит, что это был за момент для страны.
Но тогда, летом, я ему сказал: Кирсан, ну мы взрослые люди, давай без ерунды! На дворе была жара, сонное марево, Москва как будто вымерла, какие перевороты! Я ему не поверил, но когда осенью все это случилось, то события развернулись точно так, как он рассказывал.
С ним много таких историй связано. Это невероятный феномен — такой человек, да еще и в политике. Та же Ванга ему предсказала, что он будет „занимать пост мирового значения“. Мы снова смеялись: даже президентский пост в Калмыкии, с населением 300 000 человек, не потянет на пост главы какой-нибудь районной управы в Москве, народу в Мневниках больше живет. Какое уж тут мировое значение! Когда Кирсан стал президентом ФИДЕ, я вспомнил этот разговор и свою иронию.
Я много могу о нем рассказать, есть о чем вспомнить. Но вот что я подумал, прочитав новость, что Кирсан поехал к Каддафи играть в шахматы: если такой человек, как Илюмжинов, поехал туда, в разбомбленную страну, к странному полковнику, сыграть с ним партию, — значит, Каддафи еще рано списывать со счетов.
И еще. Ни одна российская телекомпания не показала этот необыкновенный поединок. Все крупные новостные агентства мира, все телекомпании давали видео и фото этой встречи. Наши — нет. Только в газетах ехидно прокомментировали, да и то так, вскользь. И это, по-моему, зря. Такие инфоповоды бывают не каждый день, да и не каждый поедет в Ливию сейчас, и не каждого примет опальный Каддафи. А ведь это было как минимум красиво. Почти как завтрак под пулями в Ла Рошели».
Это было, считаю, лучшее время для нашей команды, хотя Валера Яков, повторюсь, вернулся в «Известия». Зато его товарищ Андрей Ванденко — еще раз — привел в редакцию «начинающего колумниста» Валерию Новодворскую; и хотя против газеты из-за ее колонок возбуждали уголовные дела, а меня вызывал на Лубянку глава столичного КГБ Евгений Савостьянов, ее броские, провокационные материалы газету по-своему украшали.
Мы первыми в России стали публиковать лимоновскую жену Наталию Медведеву. Да и газета «Лимонка» самого Эдуарда выросла из соответствующей рубрики «НВ». Он в одной из своих книг вспоминал:
«В „Новом Взгляде“ собралась тогда сверхпестрая компания экстремистов всех сортов… Я опубликовал в „Новом Взгляде“ с полдюжины отличных вещей, среди них очерк „Псы войны“, так что вспоминаю газету с удовольствием. В ту эпоху в ней присутствовала жизнь. В венах газеты текла кровь».
Лимонов же, кстати, привел маргинального скандалиста Славу Могутина, в арбатской квартире которого, собственно, и жил писатель. Писали для нас и практикующие политики. Жириновский, например, сочинил целый сериал, полемизируя с Лимоновым. Вел свой «Уголок» эмигрировавший в Штаты Виталий Коротич, полемизировали с ним на наших полосах Александр Проханов и Станислав Куняев. Регулярно печатался Леня Радзиховский.
Именно в «Новом Взгляде» стартовал неугомонный Отар Кушанашвили, который, между прочим, нашел в секретариате «МП» одну из своих жен. Начал перспективный грузин с «Колонки главного редактора»: в его задачу входило договориться о колонке с кем-либо из маститых главредов и затем адаптировать текст под наш формат. Однажды мне позвонил глава «Литературки» Аркадий Удальцов и саркастично «поблагодарил» за публикацию, отметив с ухмылкой между тем, что текст-то он не писал. Дело в том, что Отар просто-напросто сочинил за именитого коллегу сотню строк и заслал в номер. После этого рубрику я прикрыл.
Но… Проект целиком до сих пор прикрыть не решаюсь. Хотя мы не печатаем отдельные тиражи с осени 1998 года, а в славной «МП» с 2005 года выходим лишь раз в месяц. Я рассматриваю «Новый Взгляд» как «спящего агента». Будет время — проснется. Илья Муромец, говорят, не один десяток лет на печи сны смотрел. Такие, что и Отару Кушанашвили не снились.
Но вернемся к ВИН.
Вот как писал об этом «Ъ»:
«Следственный отдел Северо-Восточного округа Москвы получил ходатайство о прекращении уголовного дела, возбужденного в отношении лидера партии Демократический Союз (ДС) Валерии Новодворской. 11 апреля 1996 года ей предъявили обвинение в разжигании национальной розни. Новодворской инкриминируется унижение русских, узбеков, туркмен и таджиков: она утверждала, что они не готовы принять демократические ценности. Однако адвокат лидера ДС Генри Резник уверен, что данные обвинения надуманы, поскольку заявления Новодворской оценены неправильно. Валерия Новодворская известна своим неприятием коммунистической идеологии, она неоднократно выступала по этому поводу в печати и на ТВ. В частности, она написала несколько статей о причинах тяги русского человека к коллективизму и коммунистической идеологии. Так, в газете „Новый Взгляд“ в статье „Не отдадим наше право налево!“, опубликованной в конце 1993 года, лидер ДС утверждает, что русские в Эстонии и Латвии „доказали своим нытьем, своей лингвистической бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши, и правильно сделали“.
Позже, в интервью Эстонскому ТВ (выдержки из которого были перепечатаны в русскоязычной газете „Молодежь Эстонии“) Новодворская, отвечая на вопрос корреспондента „Можно ли любить русского человека?“ — сказала, что не представляет, как можно любить русского человека из-за его бесхребетности, лености, лжи, бедности и рабства. Далее, правда, Валерия Новодворская попыталась расширить круг характеристик русского человека, заявив, что, „может, это и не все его качества“. Что подразумевала под этим лидер ДС, неясно, так как цитата на этом в газете обрывалась. Кроме того, в том же интервью Новодворская заявила, что, „если какая-нибудь цивилизованная страна вздумает завоевать Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, где установились тоталитарно-феодальные режимы, я ее благословлю в дорогу, ибо этим государствам на роду написано быть колониями“.
После этих выступлений в различные прокуратуры в течение 1994 года поступило несколько заявлений от граждан, которые просили привлечь Новодворскую к уголовной ответственности за антирусские высказывания, разжигание межнациональной розни и пропаганду гражданской войны. Однако после изучения заявлений прокуроры не находили в действиях и высказываниях лидера ДС состава преступления. В последний раз отказ в возбуждении дела против Новодворской был дан Пресненской межрайонной прокуратурой Москвы осенью 1995 года. Однако в феврале 1996 года Московская прокуратура отменила это постановление об отказе и распорядилась передать материалы дела в следственный отдел Северо-Восточной прокуратуры.
19 марта 1994 года Краснопресненская прокуратура начала проверку деятельности Новодворской по статьям 71 и 74 УК РСФСР („Пропаганда гражданской войны“ и „Разжигание межнациональной розни“).
По итогам расследования прокуратура предъявила Новодворской обвинение по ст. 74 ч.1 УК России (действия, направленные на умышленное возбуждение национальной вражды или розни, на унижение национальной чести и достоинства). Основание — экспертные заключения Института психологии Российской академии наук. В них делался однозначный вывод о том, что суждения Новодворской, содержащиеся в представленных материалах, разжигают межнациональную рознь и унижают национальное достоинство. Однако адвокат лидера ДС Генри Резник с этим не был согласен.
Он считает, что в действиях Новодворской „нет прямого умысла на совершение преступления“. По мнению адвоката, Новодворская в своих статьях лишь высказывала свое мнение по поводу тех отрицательных качеств русского человека, о которых до нее заявляли Петр Чаадаев, Николай Гоголь, Александр Пушкин и Владимир Ульянов (Ленин). Кроме того, Резник считает, что следователь прокуратуры, назначая экспертизы, необоснованно предложил специалистам оценить тексты Новодворской целиком, вместо того чтобы попросить их проанализировать ее конкретные высказывания. Таким образом, утверждает адвокат, эксперты, а не следователи, выискивали в публикациях Новодворской состав преступления. Это, по мнению Резника, противоречит УПК России. В самом же постановлении о возбуждении уголовного дела не содержится конкретных высказываний Новодворской, а лишь выводы экспертов и общие фразы».
Обвинение поражает своей абсурдностью: в качестве пропагандистских материалов, преследующих цель посеять межнациональную вражду, фигурируют не листовки или плакаты ДСР, а статьи Новодворской, написанные в жанре художественно-публицистического эссе. Уголовно наказуемой становится литературная форма: сарказм, гротеск, стилистические фигуры, образность. Подсудными оказываются критические суждения о чертах русского национального характера, высказывавшиеся дотоле лучшими сынами России… Валерия Новодворская — убежденный антикоммунист и антифашист. Неприятие этих форм тоталитарной идеологии и практики она выражает во всех своих, в том числе и инкриминируемых ей, статьях. В свете этих обстоятельств привлечение Новодворской к уголовной ответственности не может быть расценено иначе как преследование по политическим мотивам. Свобода мысли и слова — фундаментальное право человека, главное завоевание демократических перемен в жизни России. Посягательство на него — тягчайшее нарушение Конституции Российской Федерации и общепризнанных международно-правовых норм.
Настоящее уголовное дело возбуждено 27 января 1995 года помощником Генерального прокурора РФ по признакам составов преступлений, предусмотренных ст. 71 ч.1 и ст. 74 УК РСФСР. Поводом к возбуждению настоящего уголовного дела послужили выступления В. И. Новодворской в период 1993–1994 годов в средствах массовой информации, в которых она неоднократно допускала высказывания, унижающие национальную честь и достоинство граждан, способствующие возбуждению национальной вражды и розни, а также пропагандирующие идею войны. Проведенным по делу предварительным расследованием установлено следующее: в опубликованной в городе Москве еженедельной газете «Новый Взгляд», за номером 119 от 28 августа 1993 года, являющейся приложением к газете «Московская правда» и распространяемой среди массового читателя, в том числе и по подписке, Новодворская В. И. в своей статье «Не отдадим наше право налево» умышленно унижала национальную честь и достоинство русского населения Латвии и Эстонии, пропагандировала идею о неполноценности по национальному признаку путем утверждений о том, что русских «нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши, и правильно сделали».
В статье «Россия № 6», опубликованной также в городе Москве и в той же газете за номером 1 от 15 января 1994 года, ею, В. И. Новодворской, умышленно унижается честь и достоинство русских путем утверждения «о маниакально-депрессивном психозе» как неотъемлемой черте русского характера, определяющей всю историю русского народа.
В интервью эстонским корреспондентам, показанном в публицистической передаче эстонского телевидения «Pikapaevaruhm» 6 апреля 1994 года и затем опубликованном в газете «Молодежь Эстонии» за номером 8 от 9 апреля 1994 года, русским приписываются такие черты характера, как «леность, бедность, бесхребетность, рабство», пропагандируется тем самым их неполноценность по национальному признаку.
Во всех материалах, подготовленных и подписанных В. И. Новодворской, она, опираясь на тенденциозно подобранные факты и измышления об образе жизни, исторической роли, культуре, нравах и обычаях лиц русской национальности, путем необоснованных выводов и ложных логических посылок, умышленно воздействовала на познавательный компонент социальных установок широкой аудитории и на этой основе, влияя на ее эмоционально-оценочные отношения к проблемам межнациональных отношений, формировала негативное отношение к гражданам русской нации и ее представителям, пропагандируя их неполноценность по признаку отношения к национальной принадлежности, унижая их национальные честь и достоинство, целенаправленно возбуждая межнациональную вражду и рознь, способствуя ухудшению межнациональных отношений на внутри— и межгосударственных уровнях.
Таким образом, В. И. Новодворская совершила преступление, предусмотренное ч.1 ст. 74 УК РСФСР. 09 апреля 1996 года вынесено постановление о прекращении уголовного дела в части, касающейся ст. 71 УК РСФСР.
Поделиться книгой: