— Потому что все было очень быстро. Я бы мог вас позвать — вас всех. Но я так рассудил, что опасность угрожает не мне. Сегодня
— За кем же тогда, если мы все спали в своих кроватях? — Видя, что Брэнна положила на блюдо и готовится нести на стол целую гору еды, Фин молча взял у нее поднос.
— Садись наконец и слушай. Садись! — повторил он, не дав ей возразить. — Тебя не меньше, чем Коннора, дрожь бьет.
Едва поднос с едой оказался на столе, как Коннор кинулся накладывать себе яичницу, бекон, тосты и картошку, так что на его тарелке быстро образовалась приличная горка.
— Я проснулся затемно, в каком-то возбуждении, — начал он и рассказал все, что с ним случилось, не прекращая с аппетитом уничтожать завтрак.
— Эймон? — не могла скрыть изумления не склонная к излишним эмоциям Брэнна. — Сын Сорки? Тут у нас, нынешним утром? Ты в этом уверен?
— Как и в том, что я хорошо знаю свою сестру. Поначалу я его принял за обыкновенного пацаненка, но когда взял за руку… Сроду такого не испытывал, честное слово! Даже когда мы с тобой и Айоной вместе. Даже в день солнцестояния — уж, казалось бы, энергия зашкаливала! — все равно было не то. Удержать было невозможно, куда там! Меня будто комета пронзила. И мальчишку тоже, но он удержался со мной. И энергию эту удержал. Редкий дар!
— А что Кэвон? — спросила Айона.
— Его здорово потрепало, я чувствовал, — сказал Фин. Он с отсутствующим видом поднес руку к плечу, где красовалось родовое клеймо, поставленный Кэвоном знак. Отметина на теле и на сердце. — Он был ошеломлен. Потрясен не меньше вашего, можешь мне поверить.
— Так он опять улизнул? — Бойл налегал на яичницу. — Вот змей!
— Да, ушел, — вздохнул Коннор. — Он исчез, а вместе с ним и туман. И остались только мы с мальчиком. А потом — я один. Только… Он был я, а я был он — как части одного целого. Я это понял, когда мы взялись за руки. Это больше, чем кровная связь. И не совсем то же самое… Словом, больше, чем общая кровь. В какой-то момент я мог видеть его насквозь, причем отчетливо, как в зеркале.
— И что ты видел? — спросила Мира.
— Любовь. Горе. Бесстрашие. Страх — и мужество, чтобы этот страх перебороть, ради сестер, ради отца с матерью. Ради нас, если уж на то пошло. Обычный мальчишка, лет десять, не больше. Но в тот момент он излучал такую энергию, что ему еще учиться и учиться ее обуздывать.
— Это вроде того, как я летала к бабуле? — задумалась Айона, вспомнив свою американскую бабушку. — Типа астральной проекции? Но не совсем, да? Что-то подобное, только еще с перемещением во времени, то есть… посерьезнее. Такое перемещение во времени может происходить вблизи дома Сорки. Но ты же не был рядом с домом Сорки, Коннор?
— Нет, я был за пределами поляны, хотя довольно близко от нее. — Коннор подумал. — Возможно, этого и достаточно. Это для нас что-то новое. Но я точно знаю: Кэвон такого не ожидал.
— А может быть, это он привел того мальчика, Эймона? — предположила Мира. — Вытащил его из его времени и переместил в наше? Чтобы оторвать его от сестер, чтобы сразиться не со взрослым мужчиной, а с мальчишкой? Он же жалкий трус, мы знаем! Из твоего рассказа следует, что если бы ты, Коннор, вовремя не подоспел, он бы с мальчиком разделался. Уж по крайней мере, причинил бы ему какой-то вред.
— В этом можно не сомневаться. Эймон держался очень храбро, честное слово, даже бежать не захотел, когда я ему велел. И в то же время он был в каком-то замешательстве, напуган, как будто не в силах собраться с духом и сражаться.
— А потом ты проснулся и отправился в лес, — сказала Брэнна. — И это ты, который и шагу утром не ступит, не кинув чего-нибудь существенного в рот! И кликнул своего ястреба. Небось еще до рассвета? — Она покачала головой. — Тебя туда что-то потянуло. Связь между тобой и Эймоном. А может быть, и сама Сорка. Мать, продолжающая защищать свое дитя.
— Мне снилась Тейган, — напомнила Айона. — Как она на Аластаре приезжает к их дому, на могилу матери, и там сражается с Кэвоном. И даже проливает его кровь. Она — моя, точно так же, как Эймон — твой, братишка.
Айона взглянула на Брэнну, та кивнула.
— А Брэнног — моя, это точно. Я ее часто во сне вижу. Но не в таком сне. Это полезно, наверняка от этого есть какая-то польза. Мы придумаем, как ее извлечь, как применить то, что мы теперь знаем.
— Мы его тогда ранили, — напомнил Бойл, обводя друзей изучающим взглядом светло-карих глаз. — В ту ночь он пролил кровь и обгорел, как и мы. Но, думаю, он больше.
— И он все лето зализывает раны, собирается с силами. А сегодня утром опробовал их на мальчике, попытался забрать его силу и…
— Прикончить тебя, Коннор, — договорил Фин. — Убей он мальчонку — и Коннора будто и на свете не было? Во всяком случае, такой вариант возможен. Измени прошлое — изменится и настоящее.
— Что ж, его план блистательно провалился. — Коннор разделался с беконом и вздохнул. — Вот теперь я не просто ожил, но к тому же бодр и весел. Жаль, что сейчас мы не можем дать негодяю еще один бой!
— Чтобы дать ему бой, одного сытого желудка мало. — Мира встала и начала собирать посуду. — И это касается нас всех. В прошлый раз мы ему задали жару, и это радует, но мы его не прикончили. Что мы упустили? Может, как раз самое главное? Мы не сделали чего-то самого необходимого, но чего?
— Вот что значит мыслить практически.
— Станешь, если больше некому! — огрызнулась Мира.
— Мира права. Я изучала книгу Сорки, — сказала Брэнна. — То, что мы делали, что у нас было, как и что мы планировали, должно было привести к результату.
— Но он переместился на другую территорию, — припомнил Бойл. — Принял бой в прошлом.
— И все равно я не вижу, что еще мы могли бы добавить к нашему плану. — Брэнна бросила взгляд на Фина, один короткий взгляд. Он в ответ едва заметно качнул головой. — Будем искать.
— Нет, ты давай сядь. — Опередив Коннора, Айона собрала оставшиеся тарелки. — В свете твоих утренних приключений от кухонных обязанностей ты сегодня освобождаешься. Может быть, это мне летом не хватило силы и умения?
— Напомнить, как ты вызвала смерч? — усмехнулся Бойл.
— Это было скорее интуитивно, умение тут ни при чем. Но я учусь! — Она посмотрела на Брэнну.
— Учишься, подтверждаю. И делаешь большие успехи. Ты вовсе не слабое звено, если ты это себе вбила в голову. И никогда им не была! Проблема в том, что он знает больше, чем мы. Он ведь на свой лад живет уже много веков.
— Это делает его старше, — вставила Мира, — но не умнее.
— У нас есть книги, предания и то, что передавалось из поколения в поколение. Зато он все это прожил, так что умнее он или нет, но опыта и знаний у него больше. И то, чем он владеет, — это нечто темное и могучее. Его магия в отличие от нашей не знает правил. Он нападает на кого вздумается, без разбору. Такого мы себе никогда не позволим, это будет равносильно тому, чтобы изменить себе.
— Источник его колдовской силы заключен в камне у него на шее — неважно, в человечьем он обличье или в зверином. Уничтожим этот камень — уничтожим и его. Я в этом уверен! — объявил Фин, для убедительности пристукнув кулаком по столу. — Для меня это ясно как дважды два, но как это сделать, я не знаю. Пока не знаю.
— Мы найдем способ. Мы должны, — сказал Коннор, — значит — найдем.
Коннор перегнулся через стол и накрыл ладонью руку Брэнны, а Фин поднялся вслед за остальными. В кухне стоял звон тарелок, слышалось урчание воды в мойке.
— Можешь обо мне не беспокоиться, — сказал Коннор сестре. — Что проку? Да в этом и нет необходимости. Чтобы видеть, — прибавил он, — мне не нужно вглядываться.
— А что, если бы он причинил тебе и мальчику вред? Что бы мы сейчас делали?
— Но не причинил же! И, между нами говоря, мы ему здорово врезали. Брэнна, я здесь, с тобой, как всегда. Нам это предначертано, потому мы здесь.
— Сказать по правде, от тебя одна головная боль! — Она шевельнула рукой под его ладонью, и их пальцы плотно сплелись. — Только вот… привыкла я к тебе. Ты будешь осторожен, Коннор?
— Конечно, буду. И ты тоже!
— И мы все.
Его и удивило, и растрогало, когда сопровождать его в птичью школу вызвалась Мира.
— Ты что же, пикап свой бросишь?
— Брошу. После такого плотного завтрака пешая прогулка отлично пойдет на десерт.
— Тело мое охраняешь? — Он обхватил ее руками за плечи и притянул к себе, так что их бедра соприкоснулись.
Одета она была по-рабочему — в грубых штанах и куртке, крепких сапогах, а волосы собрала в косу и выпустила над застежкой видавшей виды бейсболки.
И несмотря ни на что — глаз не отвести, подумал он. Черноглазая Мира, несущая цыганскую кровь.
— Твоему телу сторож не нужен. — Она подняла голову и посмотрела, как в небе кружат хищники. — За тобой вон кто приглядывает!
— И все равно спасибо за компанию! А заодно ты мне расскажешь, что тебя тревожит.
— По-моему, одно то, что какой-то безумный колдун задался целью нас истребить, уже немалый повод для беспокойства.
— Но ты же не по этой причине приехала вчера к Брэнне, да еще и ночевать осталась! Что, мужик напрягает? Хочешь, приструню?
Он согнул руку и показал кулак, заставив ее рассмеяться.
— Можно подумать, я сама не в состоянии приструнить кого хочешь, — отсмеявшись, хмыкнула Мира.
Теперь рассмеялся он, сама беззаботность, и еще раз толкнул ее в бедро.
— В этом я не сомневаюсь. Тогда что, дорогая? Что тебя тревожит? Я так и слышу, как у тебя мысли в голове жужжат, будто растревоженное осиное гнездо.
— А ты не слушай! — Но она действительно была расстроена, так что даже на миг прильнула к Коннору, обдав его запахом мыла из его собственной ванной. Ощущение оказалось неожиданно приятным.
— Да мама на меня насела. Дело вполне житейское. Донал, видишь ли, завел себе девчонку.
— Это я слышал, — ответил Коннор, хорошо знакомый с ее младшим братом. — Шэрон, кажется? Прошлой весной в Конг переехала? Славная девочка, насколько я могу судить. Милая мордашка, улыбка хорошая. Так она тебе не нравится?
— Да мне она очень даже нравится, тем более что Донал от нее без ума. Здорово видеть его таким влюбленным и таким счастливым, причем это у них взаимно.
— Тогда в чем проблема?
— Да он надумал съехать и поселиться со своей Шэрон.
Коннор призадумался. До чего же приятно шагать вот так на работу, да еще таким славным утром!
— Ему сколько? Двадцать четыре?
— Двадцать пять. Он уже не в первый раз от мамы съезжает. Но сейчас мама с моей сестрицей Морин что удумали? Сговорились и твердят, что я должна буду переехать назад к матери.
— Ну, этого они не дождутся.
— А я о чем? — Найдя поддержку в таком достаточно простом и очевидном вопросе, Мира вздохнула с облегчением. — Но они меня обкладывают со всех сторон. Давят на совесть, на логику, будь она неладна — как они ее понимают, конечно. Морин твердит, что мама не может жить одна, а я из нас всех одна несемейная — отсюда следует, что только я могу, так сказать, выровнять лодку. И мать поддакивает — мол, ей есть где меня разместить, а я сэкономлю на арендной плате, и вообще, как ей будет одиноко, если рядом не останется никого из детей…
Она сунула руки в карманы.
— К черту!
— Тебе что нужно — мое мнение или мои соболезнования?
Мира покосилась — недоверчиво и задумчиво одновременно.
— Пожалуй, твое мнение не помешает, но не обижайся, если я велю тебе засунуть его себе в задницу.
— Тогда вот оно. Ничего не меняй, моя радость. Начать с того, что, пока ты не стала жить отдельно, ты и счастлива-то не была. Что, станешь спорить?
— Еще чего! Я только этого и хочу — быть собой, остаться в здравом уме. Только…
— Если твоя мама боится одиночества, а Морин боится, что твоя мама — которая, кстати, и ее мама тоже, — останется одна, почему бы Морин не взять ее к себе? И жила бы старушка с ее семьей, а? По-моему, неплохая идея? Да и у Морин появилась бы помощница — с детьми посидеть, все такое…
— Слушай… Как это я сама не додумалась? — Мира подалась в сторону, ущипнула Коннора за плечо и исполнила энергичное па. — Почему мне эта мысль самой в голову не пришла?
— Ты еще не испила всю чашу угрызений. — По старой привычке он дернул ее за косу. — У Морин нет права принуждать тебя съезжать с квартиры, коверкать всю свою жизнь только из-за того, что ваш брат меняет свою.
— Да я понимаю. Только мама у нас до того беспомощная… Она такая с тех самых пор, как отец ушел. В целом она прекрасно справилась с тяжелейшей ситуацией, но, если останется одна, я представляю, с каким трудом ей будет даваться каждый день и каждая ночь. Она же места себе находить не будет!
— У тебя два брата и две сестры, — напомнил Коннор. — Уж впятером-то вы в состоянии позаботиться о матери?
— Самые умные ловко улизнули, верно? Здесь остались только мы с Доналом. Но я могу подбросить маме идейку перебраться к Морин. По крайней мере, это заставит Морин на время прикусить язык.
— Ну вот тебе и решение. — Вместе с ней Коннор свернул в сторону конюшни.
— Ты куда собрался? — опешила Мира.
— Провожу тебя до работы.
— Мне провожатые не нужны, спасибо. Шагай себе! — Она ткнула его пальцем в грудь и легонько пихнула. — У тебя своей работы полно.
День не предвещал никаких неожиданностей — во всяком случае, опасности Коннор не чувствовал. И после утреннего столкновения Кэвон наверняка забился в какую-нибудь нору и собирается с силами.
— На сегодня у нас уже заказано пять соколиных прогулок, и это еще не предел. Может быть, еще в лесу пересечемся.
— Может быть.
— Если гуднешь мне, когда закончишь, могу тебя здесь встретить и проводить до дома.
— Посмотрим, как пойдет. Поосторожней там, Коннор!
— Обязательно. Спасибо.
Мира свела брови, Коннор чмокнул ее в лоб и зашагал в свою сторону. Вид у него, на взгляд Миры, был самый беспечный, никогда не скажешь, что у него на плечах висит такой груз.
Оптимист до мозга костей, подумала она с оттенком зависти.
Она свернула на тропинку к конюшне и достала из кармана мобильник.
— Мам, доброе утро. — А потом она задаст жару своей надоедливой сестрице.
На территорию школы Коннор прошмыгнул через служебную калитку. Как всегда, он почувствовал в сердце и под кожей легкий трепет — словно биение крыльев. Для него это всегда была Птица — именно с большой буквы. Связь с Ройбирдом, как и магическая энергия, была у него в жилах.