Брэнног обернулась и посмотрела тетке в глаза.
— Он не придет сюда и не причинит зла тебе или твоей семье. В этом я тебе клянусь кровью матери!
— Откуда тебе знать?
— Я одна из
— Брэнног…
— Беспокоишься? — Рука Айлиш лежала на животе, Брэнног положила сверху свою ладонь. — Разве я тебе не говорила, что твой мальчик здоров и с ним все в порядке? Роды пройдут легко и быстро. Это я тоже могу тебе обещать — и обещаю. Только…
— Что? Что такое? Скажи мне!
— Ты меня так любишь и все равно продолжаешь бояться того, что во мне есть. Но ты должна меня послушать хотя бы в этом. Твой сын, которого ты носишь, должен стать последним. Он будет здоровенький, и роды пройдут без осложнений. Но со следующим все будет иначе. Если задумаешь рожать опять, ты не выживешь!
— Я… Ты не можешь знать. Я не могу отказать мужу в супружеской постели. И себе тоже.
— Ты не можешь лишить детей матери. Это большой грех, Айлиш.
— Это Богу решать.
— Бог даст тебе семерых, а платой за следующего станет твоя жизнь. И жизнь младенца. Я люблю тебя, поэтому слушай!
Она достала из кармана пузырек.
— Это я сделала для тебя. Для тебя одной. Сейчас ты его уберешь. А потом станешь принимать в первый день каждого цикла — но только по глоточку. И больше зачатия не произойдет. Даже когда выпьешь все, дело будет сделано. И ты сохранишь жизнь. У твоих детей останется мама. А ты доживешь до внуков.
Айлиш вздохнула.
— Я стану бесплодной.
— Ты будешь петь своим детям и детям своих детей! Ты будешь делить ложе со своим мужчиной ради удовольствия! И вы оба будете радоваться тем новым жизням, которые вы произвели на свет. Решать тебе, Айлиш.
Она прикрыла глаза. А когда открыла, они были темнее ночи.
— Ты назовешь его Люэд. Он будет светловолос и белокож, с синими глазами. Сильный мальчик, улыбчивый, и с голосом, как у ангела. Однажды он пустится странствовать и будет добывать себе хлеб пением. Он полюбит крестьянскую дочь и вернется с нею к вам, чтобы возделывать вашу землю. И к вам из полей будет доноситься его голос, ибо радость его никогда не оставит.
Она отпустила видение.
— Я увидела, как все может быть. Ты должна решать.
— Это то самое имя, которое я ему выбрала, — пораженно прошептала Айлиш. — Но я тебе не говорила! И никому не говорила. — Она взяла флакон. — Я сделаю, как ты сказала.
Сжав губы, Айлиш полезла в карман и достала мешочек, совсем небольшой. И сунула его Брэнног в руку.
— Вот, возьми.
— Денег я от тебя не возьму!
— Возьмешь! — По ее щекам ручьем побежали слезы. — Думаешь, я не знаю, что ты нас с Коноллом спасла в родах? Ты и теперь думаешь обо мне и моей семье… Ты мне столько радости принесла! Ты принесла мне Сорку, когда мне ее так не хватало, ведь я каждый день видела ее в тебе! Ты возьмешь эти деньги и дашь мне слово, что вы будете в безопасности и что вы вернетесь. Вы все! Потому что вы — мои, а я — ваша.
Брэнног с пониманием сунула кошелек в карман юбки и расцеловала Айлиш в щеки.
— Даю слово.
На дворе Эймон из кожи вон лез, чтобы развеселить двоюродных братьев и сестер. Они, конечно, умоляли не уезжать, спрашивали, почему это так необходимо, пытались с ним торговаться. Поэтому он плел им небылицы об ожидающих его невероятных приключениях, в которых он будет крушить драконов и ловить волшебных лягушек. Он увидел, как идет Тейган под руку с рыдающей Мов, как дарит ей самодельную тряпичную куклу.
Надо бы Брэнног поторопиться, уж больно тягостно расставание. Аластар стоит наготове. Эймон — в конце концов, он глава семьи — решил, что сестры поедут верхом, а он двинется пешим.
И никаких возражений.
Из небольшой конюшни вышел Бардан, ведя в поводу Слейн — теперь уже старушку Слейн, ибо эта племенная кобыла уже мало на что годилась, но оставалась добродушной лошадкой.
— На племя она уже не пойдет, — как всегда издалека начал Бардан. — Но она хорошая девочка и для тебя как раз сгодится.
— Ну нет, я не могу ее у вас забрать. Вам самим нужно…
— У мужчины должна быть лошадь! — Бардан опустил мозолистую руку Эймону на плечо. — Ты у нас мужскую работу выполнял? Вот и возьми ее. Я бы дал Брэнног Муна, если бы мог без него обойтись, но Слейн ты заберешь, это не обсуждается.
— Я вам так благодарен — и за Слейн, и за все остальное. Обещаю, что буду ходить за ней, как за королевой.
На какой-то миг Эймон позволил себе снова стать мальчишкой и кинулся на шею дяде, который половину прожитой им жизни был для него вместо отца.
— Когда-нибудь мы вернемся.
— Обязательно!
И вот ритуал прощания завершен, сказаны все слова напутствия и пролиты все слезы. Эймон вскочил в седло, к которому он надежно приторочил дедушкин меч в ножнах. Тейган села верхом на Аластара, за ее спиной устроилась Брэнног и в последний раз нагнулась поцеловать Айлиш.
И они покинули хутор, пять лет служивший им домом, и двинулись на юг, в неизвестность.
Эймон оглянулся на хозяев, помахал им в ответ и с удивлением обнаружил, что расставание далось ему тяжелее, чем он того ожидал. Потом над головой раздался клич Ройбирда, птица покружила в небе и тоже устремилась на юг.
Это должно было произойти, решил Эймон. Время пришло.
Он немного сбавил шаг и вопросительно повернулся к Тейган, знатоку лошадей.
— Ну и как это все воспринимает наша старушка Слейн?
Тейган оглядела кобылу и так же задиристо повернулась к брату.
— Да похоже, для нее это большое приключение, на какое она уже и не рассчитывала. Она горда и исполнена благодарности. Будет верной тебе до конца своих дней и сделает для тебя все, что в ее силах.
— А я сделаю все для нее. Давайте не останавливаться до полудня, а там дадим отдых лошадям и сами перекусим. Овсяных лепешек Айлиш нам напекла щедро.
— Вот как? Стало быть, так и поступим? — насмешливо переспросила Брэнног.
Эймон вздернул подбородок.
— Ты у нас, конечно, старшая, но у меня есть кое-что между ног. Ты, правда, считаешь, что это побрякушка, хотя это совершенно не так. Ройбирд показывает дорогу, мы следуем за ним.
Брэнног задрала голову и проследила за полетом пернатого хищника. Потом перевела взгляд вниз и посмотрела на Катла, который в нетерпении вытанцовывал возле ног Аластара, словно был готов без остановки двигаться вперед круглые сутки.
— Советчик есть не только у тебя, у нас с Тейган тоже. Будем следовать за ними. Айлиш дала мне немного монет, но тратить их станем лишь в крайнем случае. Мы себе сами пропитание добудем.
— И каким, интересно, образом?
— Для этого нам даны наши способности. — Она вытянула руку, обратила ее ладонью вверх — и появился небольшой язычок пламени. Появился и исчез. — Мама берегла и развивала свой дар и успевала нас растить и вести хозяйство. И всему находила время и место. Наверное, мы в состоянии развивать свои способности и заботиться о себе. И найти себе жилье.
— Насколько я слышала, Клэр — порядочная глушь, — вмешалась Тейган.
— Для таких, как мы, — это то, что надо. — С каждым шагом Брэнног все глубже вдыхала воздух свободы. — У нас есть мамина книга, мы будем заниматься, овладеем мастерством. Станем готовить снадобья, лечить людей. Целитель всегда нарасхват, мне мама говорила.
— Когда
— Это верно, — согласилась Брэнног с братом. — Значит, мы научимся. Пять лет мы провели у родных в безопасности. Если наши проводники приведут нас в Клэр — а сомневаться в этом причин у нас нет, — мы сможем следующие пять лет прожить там. Этого времени будет достаточно, чтобы чему-то научиться и выверить действия. И когда мы вернемся домой, мы будем сильнее, чем он сможет того ожидать.
Они скакали до самого полудня, пока не въехали в дождь. Это был несильный, но затяжной дождик, он сыпал и сыпал из набрякших влагою темных туч. Они дали отдых лошадям, напоили их, разделили между собой лепешки, поделились и с Катлом.
Поднялся ветер, под косым дождем они продолжили путь и вскоре оказались недалеко от немудрящего крестьянского хозяйства. Из трубы дома вился пахнущий торфом дымок. Здесь их могли приютить, напоить чаем и обсушить у огня. В жилище наверняка было тепло и сухо.
Но Катл продолжал бег, Ройбирд кружил в вышине, да и Аластар не собирался сбавлять шаг.
Понемногу близилась ночь, и даже сумрачный свет этого дождливого дня стал гаснуть.
— Слейн начинает уставать, — тихо проговорила Тейган. — Об остановке она не попросит, но чувствуется, что устала. И кости у нее ноют. Может быть, отдохнем немного, найдем местечко посуше…
— Глядите! — прокричал Эймон, показывая вперед. Там, рядом с раскисшей тропой, стояло то, что когда-то, наверное, было местом поклонения богам. Теперь оно было заброшено, какие-то люди, которые только и умеют, что разрушать возведенное чужими руками, предали его огню, и от него остались одни обгорелые развалины.
Ройбирд лишь покружил над руинами, оглашая окрестности призывными криками, и Катл тоже устремился вперед.
— Остановимся там на ночь. Разведем огонь, дадим отдых лошадям и себе.
Брэнног кивнула.
— Стены уцелели — по крайней мере, они укроют нас от ветра, а остальное мы и сами сделаем. Скоро вечер. Надо вознести благодарность Модрону и сыну его Мабону.
Оказалось, что одна из стен здания обвалилась внутрь, но другие устояли. Было даже несколько ступенек, ведущих на не существующий больше второй этаж, и Эймон поспешил испытать их на крепость. От деревянных частей конструкции не осталось и следа — они были сожжены, а пепел разнесен ветром. Но все же это было хоть какое-то укрытие и, как чувствовала Брэнног, подходящее для них место.
Это будет место их первого ночлега, который пришелся как раз на равноденствие — точку в году, когда свет и мрак уравновешены.
— Я займусь лошадьми. — Тейган взяла обеих в повод. — В конце концов кони — это мое дело. Я все сделаю, а вы пока приготовьте нам местечко посуше и разведите огонь, хорошо?
— Я сделаю, — согласилась Брэнног. — Мы воздадим хвалу нашим святым, потом выпьем чаю и поедим сушеной оленины, а затем…
Она осеклась, увидев, как Ройбирд спикировал вниз и уселся на узкий каменный карниз.
И бросил к ногам Эймона жирного зайца.
— Да нас ждет знатный ужин! — возликовал мальчишка. — Я его почищу, ты, Тейган, займешься лошадьми, а Брэнног разведет огонь.
Требуется сухое место, подумала она и представила его себе мысленно, откинув с головы капюшон. Сконцентрировала энергию, подумала о чем-то сухом и теплом — и вызвала такой жар, что чуть всех не спалила, пришлось поспешно снижать обороты.
— Прошу прощения! Никогда этого раньше не делала.
— Как пробка из бутылки, — прокомментировал Эймон. — Слишком сильная струя.
— Ага. — Очень осторожно и аккуратно Брэнног снизила энергетический напор. Сама она сырости не боялась, но Тейган права. У старой лошадки ноют кости, даже Брэнног это почувствовала.
Она убрала влагу, сначала потихоньку, потом чуть увереннее. Энергия билась в ней, как жаворонок, это был чистый восторг. Брэнног высвободила ее, пустила в полет. Теперь огонь. Сегодня он будет зажжен с помощью магии. В другие вечера, учила их мама, человек собирает дрова, вкладывает в это свой труд. Но сегодня этот огонь она наколдует.
Вызвав огонь, Брэнног заключила его в кружок.
— Кусочек овсяной лепешки и каплю вина, — объявила она брату с сестрой. — Подношение богине за равновесие дня и ночи, за новый цикл возрождения. И за это место отдыха, ею нам уготованное.
— В огонь, — сказала она, — сперва хлеб, потом вино. Что добрались сюда втроем, мы благодарность вознесем. Сей скромный дар от нас прими, мы слуги верные твои.
— Когда сойдутся ночь и день, мы восхваляем свет и тень, — подхватил Эймон, сам не понимая, откуда к нему пришли эти слова.
— Мы будем стойкими в борьбе и даром дорожить своим. На благо света и добра мы станем пользоваться им, — прибавила Тейган.
— Здесь, в этом месте, пусть наш дар свободным станет в этот час. То, что от века нам дано, мы вольным сделаем сейчас. Да будет так!
Огонь взметнулся ввысь — красным, оранжевым, золотым столбом, сердцевина которого светилась ярко-синим. В нем слышался шепот тысячи голосов, и земля содрогнулась. Потом все вокруг словно вздохнуло.
И снова это был просто огонь, аккуратный круглый очаг на каменном полу.
— Вот наша суть, — сказала Брэнног, все еще излучая сияние от выплеска энергии. — Вот чем мы наделены. Уже завтра ночи станут делаться длиннее. Тьма начнет побеждать свет. Но
Она улыбнулась, и сердце, чуть живое с того момента, как они покинули родной дом, вновь наполнилось жизнью.
— Надо сделать для зайца вертел. Закатим сегодня пир. Наш первый самостоятельный пир. И отдохнем в тепле и сухости, прежде чем продолжим свой путь.
Эймон свернулся калачиком подле огня. Он насытился, согрелся и обсох. И двинулся дальше.
Он почувствовал, как поднимается вверх и летит. Летит на север. Домой.
Подобно Ройбирду, он парил над холмами, реками и полями, где мычали коровы и паслись овцы.
Все вокруг зеленело, дом был все ближе и ближе, а солнце беззвучно посылало из-за облаков лучи.
И сердце сделалось таким легким! Домой.
Домой, да не совсем. Это стало ясно, едва он коснулся земли. Лес как будто и знакомый, и нет. Что-то здесь изменилось. Даже воздух стал другим. И одновременно был тот же.
От всего этого у Эймона закружилась голова. Навалилась слабость.
Он зашагал, свистом призывая к себе сокола. Своего советчика. Освещение вдруг изменилось, помутнело. Или это ночь так быстро опускается?