Андрей Константинов
при участии Игоря Шушарина и Александра Новикова
Решальщики
Книга вторая
Раскрутка
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ,
ГЛАВА ПЕРВАЯ
…Директор охранного предприятия «Квадрига» Владислав Червень вышел из подъезда в 10:36. Отставание от повседневного графика на шесть минут в данном случае представлялось некритичным — и для него самого, и для киллера. Скорее наоборот — эти шесть минут оказались для Червеня своего рода дополнительным жизненным бонусом. Аккурат по две минуты на брата от трех плетущих свои нити старух-мойр. Э-эх, еще бы знать о том подарке заранее! Как говорится: и за эти шесть минут можно сделать очень много.
Чуть меньше часа назад киллер, а в переводе на великий и могучий — «душегуб», оборудовал свой наблюдательный пункт на одной из скамеек, щедро расставленных по осевой, превращенной в пешеходную дорожку, полосе. И вот теперь, завидев объект, он испустил громкий выдох — происхождения не нервического, а скорее облегченного. Предстоящая ликвидация в карьере мастера по убоям числилась далеко не первой, так что особого мандража он сейчас не испытывал. Другое дело, что непривычно щедрое по питерским меркам июньское солнышко с самого утра припекало, из-за чего облаченный в «маскарадный костюм» киллер изрядно взопрел. Особое неудобство ему доставляли насквозь промокший от пота парик и разбухшие, как губка от воды, бутафорские усы.
Владислав же, на ходу закуривая, перешел на противоположную сторону Фурштатской и направился к своему чернявенькому «ауди». Припаркованному, как обычно, с вывороченными влево колесами — чтоб в случае чего не смогли затащить на эвакуатор. Выдержав паузу, душегуб поднялся со скамейки, потянулся, расправляя онемевшие мышцы, и, соблюдая дистанцию, пристроился следом.
Брезгливо смахнув на асфальт рекламку интим-услуг, оставленную на крыше «аудюхи» неведомым спамером, Червень загрузился в раскалившийся салон, выставил комфортный климат-контроль и, будучи по жизни заядлым меломаном, взялся сканировать эфир в поисках достойной музычки.
В этот момент в оконце водительской двери вежливо постучали.
Владислав приспустил стекло и неприязненно зыркнул на изогнувшегося вопросительным знаком лохматого усача:
— Чего нужно?
— Слышь, командир! Улица Курочная — в какую сторону?
— Наверное, Кирочная? — механически поправил Червень.
И это филологическое замечание стало последним осмысленным действием в его жизни.
В руке «усача» невесть каким образом возник пистолет с длиннющим, словно бы распухшим на конце стволом, который уперся Владиславу в переносицу — аккурат в тонкую позолоченную дужку дико дорогих солнцезащитных очков
Червень даже не успел испугаться. Разве что подивиться такой вот борзой бесцеремонности уличных коробейников, назойливо впаривающих водителям всякое ширпотребное дерьмо — от рекламок блядских услуг до стилизованных под пистолеты пьезозажигалок…
Дважды глухо и отнюдь не «пьезо» кашлянул ствол.
Да еще его приглушила «Road to hell» в тревожно-сиплом исполнении Криса Ри, за несколько секунд до того пророчески выуженная из полифонического разнообразия Fm-диапазона теперь уже покойным Червенем. Как следствие — мельтешившие окрест случайные прохожие не услышали ровным счетом ничего. Да что прохожие — даже чутко реагирующие на всякого рода человеческие подставы голуби, и те не вздрогнули.
В отличие от своих киношных аватаров, киллер орудие убийства не сбросил, а по-хозяйски рачительно спрятал, одним неуловимым движением угнездив оное в кожаные петли, пришитые с внутренней стороны летней куртки. После чего — сперва неторопливо, а затем все более и более ускоряясь, зашагал в сторону «Чернышевской». Выворачивая на проспект, он мазнул взглядом зачаленную в конце пешеходной зоны лохматую, изрядно погрызенную молью-временем «шестерку» и, припомнив, что срисовал ее еще по пути сюда, подумал: «А ведь есть в этой тачиле что-то напряжное?» Однако времени на анализ «что именно?» не было категорически: ведомый внутренним навигатором, он оставил ее слева по борту и нырнул в стремнину людского потока, движущегося в направлении станции метро…
Слегка забегая вперед, расскажем, что лишь несколько дней спустя, плотно и надолго пребывая в четырех стенах одиночной камеры изолятора внутреннего содержания, киллер — к тому времени идентифицированный как Дружников Сергей Антонович, 1971 года рождения, — понял, что́ именно с той тачкой было не так: все стекла пенсионера отечественного автопрома были слишком густо тонированы. И одна только стоимость пленки серьезно превышала текущую рыночную стоимость самого «железа»…
Филёр из Александра Валерьевича Грибкова был, нежно выражаясь, никудышный. Поэтому два из трех основных правил ведения слежки — «держаться как можно ближе к объекту наблюдения» и «вести себя совершенно естественно» — игнорировались им напрочь. Ну да и то неплохо, что его неведение в части правила третьего — «не смотреть объекту в глаза» — компенсировалось профессиональным компьютерных дел мастеров заболеванием: при всем желании на такой дистанции классический очкарик толком не срисовал бы и общего выражения лица объекта. Чего уж там говорить про глаза!
Все надежды Грибкова в данную минуту возлагались на то, что через оставшиеся тридцать-сорок метров убийца зашагнет в павильон станции метро. Коли уж тот предпочел уносить ноги не на колёсах (что поначалу читалось как единственно правильное), а на своих двоих — лучшего места затеряться не придумаешь. Ну а там, в вестибюле, в районе турникетов, обязательно должны тусоваться менты. Те, которые гонят служебный план и имеют личный гешефт на проверке штампов о временной регистрации у залетных смуглокожих брюнетов. Правда, совсем не факт, что вечно сонные дети подземелья в погонах окажутся способны на оперативное реагирование с предполагаемым силовым задержанием. Ну да выбирать все равно было не из чего — сколь пристально Грибков ни всматривался, сколь ни крутил башкой на 270 градусов, иных служителей порядка окрест не наблюдалось.
«Вот уроды! — злился он. — Среди бела дня в самом центре города людей валят, а им — хоть хрен на фуражке теши! М-да… Что милиция, что полиция — те же яйца, только вид 3D!»
Всё же не зря пессимисты определяют надежду как крайнюю степень отчаяния: отделившись от толпы спешащих спуститься под землю граждан, убийца продолжил движение в сторону Кирочной. Вот тут Александр Валерьевич запаниковал, поскольку в его планы совсем не входило длительное пешее преследование профессионального, судя по легкости проделанной работы, киллера. Хорошо еще, что, будучи знакомым с повадками убийц исключительно по телесериалам, Грибков пребывал в иллюзорной уверенности, что орудие убийства преступник скинул на месте преступления и сейчас был хотя и «очень опасен», но по крайней мере не «вооружен». В противном случае филёр-самоучка не взялся бы его сопроводить даже и до метро.
Грибков перевозбудился настолько, что у него вспотели очки и, простите за такую интимную подробность, яйца. Так как со вторым в столь людной местности поделать было ничего нельзя, он секунд на пять притормозил и протер носовым платком хотя бы стекла. Но когда вновь водрузил очки на нос, киллера в поле зрения уже не было. Тут бы ему и возрадоваться: «Кто спрятался — я не виноват», — но, пока мозг лихорадочно щелкал процессором, ноги на автопилоте вывели тело на угол дома. Осторожно выглянув за который, Александр Валерьевич обнаружил потерянный было объект наблюдения мирно и законопослушно стоящим у пешеходной зебры в ожидании зелёного. В данном случае «законопослушность» объяснялась — о чудо! — стоящей на якоре буквально в парочке метров от перехода гибэдэдэшной машиной с двумя персонажами анекдотов внутри. И это был ОН! Не шанец, но — ШАНС!
Короткими приставными шажками Грибков приблизился к транспорту гайцов со стороны пассажирской дверцы и, чуть ли не целиком запихнув голову в салон (благо опущенное стекло позволяло), отчаянно зашептал-зачастил:
— Там убийца! Пять минут назад он застрелил человека! Честное слово! Я сам… своими глазами видел!..
Словно бы спинным мозгом почуяв неладное, Дружников обернулся и цепко просканировал подсобравшийся за спиной народ, задержавшись на раскоряченной фигуре мужика, эмоционально спорящего с гаишниками. Но тут как раз, заверещав, включился обратный отсчет пешеходного таймера, и душегуб вступил на первую из двенадцати порядком истертых пешеходных полосок.
Вторая. Третья. Четвертая…
— Молодой человек! — зычно ухнуло позади властное.
Вздрогнув, киллер втянул голову в плечи и невольно сбился с нарочито уверенного шага. Несмотря на то что и справа, и слева, и спереди двигалось еще с пяток граждан мужеского полу, внешне подходивших под обращение «молодой человек», он интуитивно догадался: сие недоброе горловое пение посвящается персонально ему. И как-то сразу сделалось у него на душе (да-да, у душегубов, представьте себе, тоже есть душа!) кислокапустно.
— Молодой человек! Я к вам обращаюсь!
Дружников с усилием совершил полуоборотное движение и уперся взглядом в выбравшегося из машины гибэдэдэшного сержанта.
— Да-да, именно! Можно вас на минуточку?! — Сержант заученным жестом взмахнул волшебной палочкой, указывая в какое именно место следует вернуться и прижаться к обочине. Одновременно из салона выкатился его напарник с габаритами мини-шварценеггера. Душегубу окончательно сделалось кислее кислого.
Продолжавший верещать таймер ускорил темпоритм, предупреждая о завершении времени пешеходного перехода. Засмердев выхлопами, зафыркали-заурчали готовящиеся сорваться с места в карьер моторы.
И это снова был ОН! Не шанец, но — ШАНС!
На этот раз — для душегуба.
Дождавшись, когда особо нетерпеливые водилы начнут движение, Дружников рванул в противоположную от гаишников сторону, каким-то чудом умудряясь проскальзывать сквозь мгновением позже стартовавшие остальные машины. Саундтреком к его отчаянному спурту на проезжую часть обрушилась какофония звуков, густо замешанная на реве клаксонов, визге тормозов и истерично громыхающему: «СТОЙ! СТОЯТЬ, СУКА! ЗАСТРЕЛЮ НА ХЕР!!!»
Беглецу оставалось не более полутора метров до спасительного тротуара, как вдруг боковым зрением он сфотографировал невесть откуда вырулившую и несущуюся на него тараном маршрутку.
Вот теперь стало действительно смертельно (гайцы до того в скученной обстановке стремались стрелять), Дружников попытался отпрыгнуть. Но толчковая нога неожиданно поехала (Уж не обошлось ли и тут без дурехи-Аннушки, вечно разливающей масло?), и вместо прыжка получился лишь неловкий разворот спиной. В которую и врезалась отчаянно тормозящая маршрутка.
Душегуба подбросило: удар был столь силен, что, перевернувшись несколько раз в воздухе, он успел потерять сознание еще до того, как его итогово-шумно припечатало об асфальт.
Хорошо хоть не головой. Хоть здесь повезло…
— Тебе сказали «стоять», а не «бежать»! Разницу улавливаешь, придурок?
— Успокойся! Он все равно тебя не слышит! — бросил напарнику «мини-шварценеггер». Присев на корточки, он, безо всякой деликатности, за волосы приподнял ушедшую в бессознанку голову беглеца и развернул разбитую в кровь физиономию, предъявляя на опознание белому как мел Грибкову. — Точно он? Или плюс-минус два диоптрия?
— Да… Это… это он стрелял.
— Ну, смотри. Ежели чего — отвечать вместе. Оп-па! — Гаишник всмотрелся в неподвижное тело, сунул руку под полу его куртки и осторожно, двумя пальцами, извлек ствол с обмотанной скотчем рукояткой.
Толпа зевак восхищенно и слаженно ахнула, а Александр Валерьевич, что тот хамелеон, изменил цвет мела на цвет савана.
— Виталя! — удовлетворенно хмыкнул «мини-шварценеггер». — Вызывай базу! Вот чует моё сердце, попадем мы сегодня в самые верхние строчки хит-парада!
Отчего-то не разделивший оптимизма напарника Виталя недовольно проворчал:
— Не знаю куда, но то, что «попали», — эт-точно! — и заголосил в носимую станцию: — База! База! Вызывает экипаж два-семь! Прием!
В ответ послышались зубовный скрежет, бормотание. А затем отчетливо-безразлично прозвучало:
— На приеме база! Что у вас, два-седьмой?
— База! По ходу, мы тут киллера упаковали. А вот че с ним дальше делать — не в курсах…
Спустя примерно час после по-голливудски драйвовых событий на улице Кирочной на кармане старшего оперуполномоченного криминальной полиции Гладышева завибрировал мобильный телефон.
— Внимаю тебе внимательно, Никитич.
— Жора? Прикинь, только что из дежурки позвонили: гаишники вроде как взяли стрелка.
— Какого стрелка?
— Как какого? На убой на Фурштатской от нас вроде тебя отрядили?
— Ну да. Я сейчас как раз здесь и тусуюсь. Жду своей очереди на доступ к телу. Мертвому, естественно.
— О чем и толкую! Гаишники задержали твоего киллера!
Гладышев удивленно замотал головой:
— Погодь! Не части! Ты хочешь сказать, что в нашем городке в кои-то веки сработал план «Перехват»?
— В том-то и дело, что они вроде как его личным сыском взяли. Его и свидетеля тоже.
— Гайцы?! Личным сыском?! Киллера и свидетеля?! Воистину этот мир сошел с ума!.. Где они их взяли?
— В двух кварталах от места происшествия. На перекрестке Восстания и Кирочной. Убивец при задержании под машину попал, так они его в больничку повезли. Во Вредена.[2] Так что давай: шеф приказал, чтоб ты — ноги в руки — и туда подрывался…
Гладышев убрал телефон, удилАми закусил фильтр сигареты и, все еще не веря в свалившееся на него оперское счастье, выдохнул вместе с дымом:
— О-ХРЕ-НЕТЬ! Вот что Крест Животворящий и внеплановая переаттестация с людя́ми делают!..
— Ну вот, блин, укатила. Жаль, пассажира не успел разглядеть.
Раздвинув пальцами жалюзи, Петрухин стоял у окна и смотрел на парковку «Магистрали».
Этот пятничный день выдался у решальщиков на редкость скучным и длинным.
Впрочем, как и вся неуклонно катящаяся на убыль рабочая неделя.
Впрочем, как практически весь первый летний месяц их новой, гражданской — не службы, но службишки.
— Какого пассажира? — зевнув, поинтересовался Купцов.
— Да у нас тут с утра на стояночке дюже интересный «БМВ» чалился. Е…РЕ177. Если память мне не изменяет, это вроде как госдумовские?
— Понятия не имею. Я в этих блатных номерах никогда не ориентировался.
— М-дя… Подрос Брюнет! Уже из Охотного Ряда народ принимает! А ведь каких-то лет семь назад…
Петрухин вернулся к своему столу, на котором мерцал экраном разбуженный ноутбук, с Забелинскими[3] интонациями пробурчал под нос: «Вот она, моя бумажная могила!» — и продолжил процесс наколачивания справки. Ну а Леонид, практически не меняя расслабленной позы (спина откинута, ноги на столе), кончиками пальцев дотянулся до папки с надписью «Входящие», выцепил очередную бумагу и вслух зачел:
— «Уважаемый Виктор Альбертович! Согласно нашей с Вами договоренности, спешу поставить Вас в известность о том, что в плане публичных мероприятий петербургского отделения молодежного общественного движения „Хрюши против“ на первую декаду июля заявлено проведение акции в универсаме „Виктори́я“. Искренне Ваш, Алексей». Хм… Борисыч! Ты случайно не в курсе: кто такие «хрюши» и чего они собираются в грядущей декаде прохрюкать в подведомственном нам универсаме?
— А?.. Что?.. — не отрываясь от клавиатуры, рассеянно отозвался словивший вдохновение Петрухин.
— Я спрашиваю: «хрюши» — это кто?
— Животные. С пятачками на носу.
— Спасибо за разъяснение. Ладно, при случае поинтересуюсь у Брюнета. Тем более, время терпит. А вообще: что за манера такая? Засылать письма с кривого адреса на корпоративную электронную почту, не представляясь по полной форме? Он, видишь ли, «Алексей»! Охренеть как приятно! А фамилия? Отчество? Должность? Звание? Степень искренности по десятибальной шкале?.. Невозможно работать! Вот чес-слово!
Купцов пихнул бумагу в ящик стола и наугад выудил следующий тугамент:
— «В дирекцию ЗАО „Магистраль-НВ“ от работника горячего цеха Каргопольского филиала…» — Леонид глянул на оборотку: — Хм, а фамилии автора снова нет. Тенденция, однако. «Довожу до вашего сведения, что в период с января по май 2011 года завскладом Пепеляев тайно вывез со склада и обратил в свою пользу 35 кагэ лома медесодержащего, чем нанес ущерб предприятию. Указанный лом ныне хранится в сарае подсобного хозяйства Пепеляева…» Чуешь, как отрочеством, совком родимым пахнуло?
— Угу. Понюхал инспектор Купцов каргопольскую анонимку и аж заколдобился.
— Стыдитесь, Дмитрий Борисович! Это не «анонимка», как вы изволили выразиться, а самое натуральное «агентурное сообщение».
— Сразу приобщишь к делу? Или организуешь первичную оперативную проверку с выездом?
— А Каргополь — это у нас где? — задумался Леонид.
Нехитрая географическая задачка захватила его настолько, что любопытство пересилило негу. Посему Купцов убрал нижние конечности со стола, подкатился в кресле на двадцать сантиметров вперед и погрузился во Всемирную паутину.