– Капитан, пора уходить, – сказал волшебник. – Ручаюсь, один из этих отрядов и заслал к нам шпиона. А во втором наверняка те, кто вызвал богона. И возможно, здесь не обошлось без каифа Каср-аль-Зеда.
Наконец подоспел Костыль.
– Мы нашли лошадей убитого. Трех. Вот все, что на них было.
Элс внимательно осмотрел уздечки, одеяла, седло, заглянул в седельные сумки. В них было немного вяленого мяса да несколько предметов, которые, по словам Аза, вполне могли принадлежать волшебнику. К седлу был приторочен закрытый колчан со стрелами и великолепный изогнутый лук из полированного рога, спрятанный в чехле.
– У люсидийцев такого добра не водится. Аз, проверь-ка, взгляни своим особым зрением.
– Капитан…
– Знаю. Не надо подробностей. Делай что должен, но будь осторожен. Он шпионил за нами, пока здесь хозяйничал твой король духов. Хагид, передай Агбану, чтобы снимался немедленно. Пусть едет на запад, к прибрежной дороге.
Да моря отсюда меньше тридцати миль.
Лес их прикроет – среди деревьев поднятая пыль не так заметна. А преследователям придется еще разбираться друг с другом.
Они вряд ли окажутся друзьями.
– Работа лошадников, – сказал Элс, разглядывая лук. – Наверное, послали разведчиков, чтобы разузнать, что разнюхивают люсидийцы.
– Капитан, их еще никому не удавалось одолеть, – сказал Костыль. – Последние лет двадцать уж точно.
– Просто они еще не сталкивались с ша-луг.
Увлекательная получилась бы схватка. Степные варвары-лошадники, разводившие скот, славились жестокостью, бесстрашием и дисциплиной. Говорили, что их несметная тьма, но это, конечно, вряд ли. Просто они искусно использовали то, что имели. А были они в первую очередь кочевниками.
Ша-луг не знали ничего кроме войны. На разных невольничьих рынках, но чаще всего в Каср-аль-Зеда, они скупали мальчишек, которые потом вырастали с оружием в руках. Сильнейшие становились ша-луг – рабами и владыками огромного богатого царства Дринджер в самом сердце каифата Аль-Минфета.
Каифом Аль-Минфета был Карим Касим аль-Бакр, и им крутил, как хотел, Гордимер Лев, верховный командующий Дринджера, военачальник ша-луг, тот, перед кем враги в страхе накладывают в штаны, и прочая, и прочая.
В отличие от многих других ша-луг, Элс относился к Гордимеру без особого трепета и не слишком верил в его благородство. Гордимер постоянно посылал воина в смертельно опасные походы, каждый раз требуя почти невозможного. Будто надеялся, что из очередного такого похода Элс не вернется.
Через несколько минут отряд уже направлялся к побережью, где их могли заметить и подобрать дружественные корабли.
А Элс, Костыль и аль-Азер задержались в лесу.
– А вы знаете, – спросил Костыль, – что перед нами Равнина Судного Дня?
Элс буркнул в ответ что-то неразборчивое. Знать-то он знал, но не особо задумывался об этом. В Святых Землях каждая скала, каждый высохший ручеек, каждая рощица и, конечно же, каждый колодец обязательно оказывались чьей-нибудь святыней. Все здесь тонкими нитями вплеталось в огромный древний ковер истории. Элса эта самая история не слишком занимала, но он понимал: Костыль и Аз все равно не уймутся, пока не расскажут.
– Битвы гремели здесь, – начал Костыль, – еще когда люди не умели вести летописи. Одиннадцать великих сражений произошло между Кладезем Горестей – тем, что к югу отсюда, и Кладезем Искупления – тем, что на севере.
– Это правда, – кивнул Аз. – В Писании сказано, что именно здесь господь и ворог сойдутся в последней битве. Некоторые древние и современные мудрецы утверждают, что история здесь началась и здесь же закончится.
Элс был набожен ровно настолько, насколько этого требовали обстоятельства. Ему, конечно, и в голову не пришло, что перед ним та самая Равнина Судного Дня из Писания.
Всадники, явившиеся с севера, приблизились к лесу, и теперь уже можно было разглядеть их получше. Облака с востока они еще не видели. Затаившиеся на опушке воины чувствовали, как отдается в земле топот копыт, но пока не слышали его.
– Нам пора, – сказал Аз. – Это явно дружки того типа, что погиб прошлой ночью.
Обычно Элс всегда прислушивался к словам своего мастера призраков – так гораздо безопаснее иметь дело с Орудиями Ночи. Трое ша-луг скрылись в лесу и не застали встречи степняков и всадников из северного каифата. Люсидийцев возглавлял знаменитый Индала аль-Суль Халаладин.
Но ничего особенно грандиозного не случилось. Ни одному из противников не удалось вынудить другого совершить глупость. В полдень подтянулись вантрадские арнгендцы. Два предыдущих отряда разъехались с наступлением сумерек.
Ведь в ночной темноте свободно действовали Орудия Ночи.
Ша-луг разбили лагерь поближе к морю. Они так долго странствовали по бездорожью, что повозки уже никуда не годились. Элс сомневался, что отряду удастся добраться до Дринджера.
– Что нам делать, если корабль не придет? – забеспокоился Костыль.
Гордимер клялся, что военные корабли будут патрулировать северные берега до самых вантрадских дорог до тех пор, пока не подберут Элса и его людей.
– Если корабль не придет, – ответил Элс, – я привяжу мумию тебе на спину. Как бабы привязывают детей, чтоб не мешали работать.
Костыль, как и Элс, не отличался особой набожностью. Впрочем, как и многие другие ша-луг. Слишком много воины повидали на своем веку – божье милосердие вызывало у них некоторые сомнения. И все же Костыль взмахнул рукой, оберегая себя от сглаза, а потом еще раз – моля о божьем заступничестве.
Мертвецов старый солдат не любил. Особенно таких, которые умерли давно. Мумии отряд Элса добыл в древних могилах Андесквелуза – про́клятые останки магов и владык царства демонов. Вопреки здравому смыслу Костыль их ненавидел и боялся. Дни царства демонов давно миновали и стали историей, подробности которой знали и помнили лишь ученые мужи, но отголоски ужасной правды все еще звучали в мифах и сказках.
Но Костыль был хорошим солдатом.
Любой ша-луг всегда хороший солдат.
Той ночью их никто не потревожил, но Элсу плохо спалось: ему все чудилось, что создания Ночи замыслили очередную пакость.
По словам аль-Азера, волшебные отголоски, разнесшиеся по округе после гибели богона, еще не утихли. В такое неспокойное время колдуны могли пойти на что угодно, только бы вызнать, что замышляют соседи.
Элсу не хватило бы воображения, чтобы представить все последствия выстрела фальконета. Из всего отряда один только аль-Азер эр-Селим понял, что этот злополучный выстрел навсегда изменил ход истории.
Но волшебник ничего не сказал. Не многим смертным, даже искушенным в магических искусствах, дано осознать такое. Один выстрел, сделанный по наитию, положил конец древней власти Тирании Ночи. Теперь у людей есть оружие, способное поразить самих богов. Ведь по сути своей даже самые великие боги – это всего-навсего богоны, просто посильнее и поумнее прочих.
Из Кладезей Ихрейна в мир изливалась магическая энергия, именно ею питались создания Ночи. Святые Земли буквально кишели ими и были чрезвычайно важны и для них, и вообще для всех, кто почитал их как святыню.
В мире были и другие источники силы, но ни один не мог тягаться с Кладезями Ихрейна, с их могуществом и полнотой. К тому же другие источники постепенно иссякали. А значит, Орудиям Ночи и волшебникам становилось все труднее, а льды смыкались, охватывая в кольцо обитаемые земли.
Об этом наиглавнейшем свойстве Кладезей люди узнали лишь недавно – именно их колдовская энергия сдерживала натиск льда.
Течения в них менялись, но никто не знал как и почему. Как не знали мудрецы и о том, как и почему льды то смыкаются, то снова отступают.
И в Писании, и в мирских летописях упоминались львы, обезьяны и волки, обитавшие вокруг Родного моря. Но то было в древности. Львов истребили еще в классические времена. Немногочисленные обезьяны уцелели лишь далеко на западе. Волки обитали в северных лесах и в горах за Каср-аль-Зеда, но вокруг Родного моря их почти не осталось.
А теперь человек изобрел оружие, способное истребить Орудия Ночи.
Обыкновенный человек, такой как Элс, не обладающий магическим даром, не оттачивавший, подобно волшебникам, десятилетиями своего искусства, мог убить владыку Ночи с той же легкостью, с какой убивал себе подобных.
Эта мысль ужаснула Аза. Злополучный выстрел мог обратить на себя внимание самих богов.
Именно богов, ведь даже Аз вынужден был признать, что помимо единственного бога, бога истинного, кроме которого нет в мире иных богов, все же существуют и другие. И эти другие не оказывают снисхождения смертным, которые умудрились их оскорбить, и непременно постараются устранить угрозу.
Элс сам не знал, что именно сотворил. Его отряд оказался в опасности, и он сделал то, что должен был, – воспользовался тем, что имелось под рукой.
В ту ночь аль-Азеру эр-Селиму спалось гораздо хуже, чем его капитану.
На следующее утро к берегу подошел небольшой боевой корабль под знаменем Аль-Минфета. У них было послание для Элса от Гордимера на тот случай, если корабль все-таки найдет отряд. Капитан собрал своих людей.
– Лев приказывает мне немедленно явиться, прихватив мумии со всеми их причиндалами. У него для меня поручение. Опять. Костыль, тебе придется вести отряд домой. Корабль возьмет лишь десятерых. Среди прочих Хагида. Костыль, решай, кто еще поплывет с нами. Вдоль берега ходят и другие наши корабли. Я отправлю их вам на подмогу.
Старик тут же назвал имена девяти солдат – раненых и больных.
Элс одобрительно кивнул. Они стали бы для отряда обузой.
– До морской крепости Шидон отсюда меньше ста миль. Бросьте повозки. Без них выберетесь быстрее.
Элс говорил уверенно, но его терзали сомнения. До укрепленной гавани оставалось на самом деле не менее ста двадцати миль. А может, и больше. Враги каифата вряд ли сумеют догнать ша-луг, но их волшебники с наступлением ночи могут послать весть союзникам, чтобы те перехватили отряд.
У аль-Азера был весьма мрачный вид. Он хорошо понимал: его-то точно не возьмут, потому что мастер призраков жизненно необходим для защиты отряда.
Элс заставил командира корабля зайти в порт Шидона и там, воспользовавшись своим положением, вынудил городского воеводу выслать флотилию на север, навстречу Костылю.
Больше он ничего не мог сделать для своих людей.
3
Совершив полуденные молитвы, брат Свечка наконец добрался до Сен-Жюлез-анде-Нье. Был третий день месяца мантанса третьего года правления патриарха Безупречного V в Броте. Все жители деревни, дети и взрослые, наверное, готовились к долгим изнурительным работам – пришла пора засеивать поля.
Так и оказалось, хотя готовились они без особого усердия. До деревеньки уже успел долететь слух о том, что в их края направляется совершенный, и крестьянам не терпелось хоть одним глазком взглянуть на знаменитого святого. Мало кто разделял его веру, но люди ждали вестей и хотели обсудить их с монахом.
В Коннеке даже бедные селяне активно участвовали в философских прениях. Многие пока не понимали, чем же именно вера совершенных отличается от официального епископального учения, но готовы были спорить и обсуждать.
Мейсальская ересь существовала уже несколько десятков лет, но только недавно у нее стали появляться многочисленные последователи, многими из которых двигала не любовь к философии, а скорее горячая любовь к родной стране. Распространением своим ересь была обязана неустанным бесчинствам, которые вершили патриархи, незаконно воцарившиеся в Броте.
Ровно сто пятьдесят шесть лет назад патриархом был избран коннектенец Орнис Седелетский. Но спустя несколько часов после избрания он позорно бежал из священного города, преследуемый разгневанной толпой, которую науськивали прихвостни пяти бротских кланов. Эти кланы полагали, что престол патриарха по праву принадлежит им, а не какому-то чужаку.
Патриарх Орнис, нареченный Достойным VI, обосновался во дворце королей в Вискесменте. Его власть была законной с точки зрения церкви, но не имела под собой никакой реальной силы. Даже его соотечественники не принимали Орниса всерьез. За Достойным последовал целый ряд таких же малодушных патриархов, многие из которых весьма быстро отправлялись на тот свет. Тем временем патриархов-узурпаторов из Брота мало-помалу признали почти все епископы, архиепископы и принципаты. Ведь пять кланов раздавали весьма щедрые взятки, а антипатриарха из Вискесмента кое-как поддерживал лишь Граальский император.
Спустя какое-то время вискесментских патриархов стали называть фальшивыми патриархами.
Нынешним фальшивым патриархом был Гай анде Скарс, называвшийся Непорочным II. Он осыпал проклятиями церковь, утвердившись в своем родовом гнезде неподалеку от Вискесмента. Свита его едва насчитывала сотню человек. Бо́льшую часть составляли опытные браунскнехты из личной гвардии императора Йоханнеса. Именно их присутствию обязан был патриарх тем, что его хотя бы немного принимали в расчет.
Последние пятьдесят лет в Броте сменяли друг друга на престоле сильные патриархи. Уговорами и деньгами они постепенно завоевывали признание церкви, и не только церкви, но и мирских владык, которых так презирала коллегия.
Мейсальская же ересь не признавала ничего мирского и отрекалась от власти, собственности и утех плоти.
Когда-то давно брата Свечку звали Шард анде Клэрс, и был он состоятельным купцом из Каурена. Когда дети его подросли, женились или вышли замуж и зажили собственной жизнью, он бросил торговлю и посвятил себя поискам совершенного просветления, став нищенствующим монахом. Жена его, Маргита, удалилась в мейсальский монастырь во Флемонте. Со временем она тоже сделалась совершенной. Во Флемонте сестру Неподкупность знали гораздо лучше, чем ее бывшего мужа.
Жители Сен-Жюлез-анде-Нье горячо приветствовали странника. Его появление сулило хоть какое-то разнообразие. Свечке обрадовались даже преданные Броту церковники, ведь нищенствующие монахи приносили вести из самых отдаленных краев. Мир переполняли страхи и тревоги, и, если верить последним слухам, в иных землях не утихали войны.
Разве можно такое вообразить: какой-то фанатик, называющий себя Индала аль-Суль Халаладин, покорил почти все Святые Земли, или же Кладези Ихрейна. Он служил каифу Каср-аль-Зеда – типу вроде западного патриарха, но обладавшему куда большей мирской властью. Этот каиф возглавлял Аль-Зун – определенное ответвление Аль-Прамы или, как ее называли прамане, истинной веры. Для Аль-Прамы духовная и мирская власть представляли собой одно целое. Правитель отвечал и за житейское, и за духовное благополучие своего народа.
Хотя мало кто из праманских владык принимал эти обязанности всерьез.
Каиф Каср-аль-Зеда вознамерился изгнать из Святых Земель всех западных чужаков. Около десяти лет назад его военные успехи вынудили ныне покойного патриарха-узурпатора Милосердного III провозгласить новый священный поход. Сторонники патриарха должны были отвоевать Святые Земли и укрепить маленькие чалдарянские королевства и города, возникшие в результате прошлых священных походов.
Все это брат Свечка растолковал жителям Сен-Жюлез-анде-Нье в первый же вечер. Эти новости здесь слышали и раньше, хотя доходили они до Коннека в искаженном виде. За пределами городов вести вообще распространялись медленно, но все-таки распространялись. Те, кто поддерживал патриарха в Вискесменте, во всех подробностях знали о непотребствах, чинимых патриархом-узурпатором Милосердным III и его преемником Безупречным V. Когда-то Милосердный отправил в Антье епископа Серифса, чтобы тот отвратил жителей восточного Коннека от Непорочного II. Теперь епископа поддерживал новый патриарх, Безупречный V, и Серифса дружно ненавидели и мейсаляне, и те, кто так или иначе относил себя к епископальной церкви, и дэвы, и дейншокины, и те немногие прамане, которые еще оставались в Коннеке, – словом, люди всех возможных сословий и взглядов. Сам епископ, по всей видимости, считал, что его обязанность перед паствой состоит лишь в том, чтобы обирать до нитки всех непокорных. Отобранные деньги неизбежно переходили в казну самого епископа.
Кроме брата Свечки, по Коннеку странствовали и многие другие совершенные, они лишь наблюдали, но не порицали открыто патриарха или церковь.
В тот вечер Свечка не сказал жителям деревни, что вслед за ним в Сен-Жюлез-анде-Нье скоро придут и другие нищенствующие монахи.
Он рассказал о страшных войнах, которые годами велись в Диреции во имя веры, о завоеваниях Питера Навайского, мужа Изабет, младшей сестры герцога Тормонда из Каурена, владыки Коннека.
Монах предрекал, что вскоре с новой силой вспыхнет вражда между Сантерином и Арнгендом, подогреваемая династическими и феодальными распрями. К тому же в Сантерине зрело недовольство из-за сокрушительного поражения, которое они потерпели прошлым летом в Трамейне в сражении при Тамзе.
Но селян мало волновали свары между Сантерином и Арнгендом. Разве только они радовались, что эти свары отвлекали Арнгенд и не оставляли ему возможности вторгнуться в Коннек. Гораздо больше всех интересовали события на востоке. Именно оттуда им грозила беда.
– Расскажите нам, что поделывает Ганзель, – попросил Пере Алейн.
Свирепый Ганзель, или Йоханнес Черные Сапоги, был Граальским императором Йоханнесом III, великим полководцем Новой Бротской Империи, десницей божией, помазанником на царство. А еще злейшим врагом и вечным кошмаром патриарха-узурпатора. Малютка Ганс неустанно обличал развращенных церковников, а такими были почти все, и винил в упадке церкви патриарха, который защищал своих священников, какими бы гнусными и явными ни были их прегрешения. Император ненавидел Безупречного V и глубоко презирал его соратников.
Эти двое почти постоянно находились в состоянии войны, но война эта велась эпизодически, потому что империи не хватало средств на продолжительную военную кампанию.
Безупречный V восседал на престоле вот уже второй год и все это время рассылал буллу за буллой, неустанно отлучая Йоханнеса Черные Сапоги и его военачальников от церкви. Эти попытки зачастую приводили в отчаяние тех вельмож, которые опасались, что господь на стороне Безупречного V, а не Непорочного II.
Однако Ганзель без устали напоминал всем, что нынешний патриарх занимает бротский престол незаконно, а значит, является вором и все его буллы не имеют никакой силы. По словам императора, предавать анафеме и отлучать от церкви мог только патриарх из Вискесмента.
К несчастью, даже патриотичные жители Коннека считали Непорочного II жалким ничтожеством, ни на что не способным без поддержки Йоханнеса.
– Надолго ли вы задержитесь у нас, господин? – спросил Пере Алейн.
– Не называй меня господином, зови меня просто брат. Мейсаляне почитают всех людей равными. Среди нас нет таких, кто стоял бы выше или ниже другого.
А вот среди церковников таких было предостаточно. Кто стоит выше, а кто ниже – этот вопрос вызывал у них гораздо больше разногласий, чем вопросы веры. Иерархия играла огромную роль в делах церкви. Священники яростно боролись за самые незначительные знаки отличия, что жестоко оскорбляло многих мирян, почитавших традиционные ценности.
– Вы останетесь и будете проповедовать?
– Разумеется. В этом и состоит моя работа. Я учу, наблюдаю, проявляю милосердие. А еще я устал от странствий. – И брат Свечка улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
Он так и не сказал им, что скоро в деревне соберутся и другие совершенные.
Его разместили в часовне. В Сен-Жюлез-анде-Нье не было своего священника. В те благодатные времена мало кто стремился принять сан и маленькие селения зачастую оставались без святого отца.