Нравственное, безнравственное, вненравственное. Что правильно, а что нет?

Например, вы видите вора. Факт, что он украл, налицо – тут нет никаких сомнений – и вы делаете заключение об этом человеке. Конечно, воровать нехорошо, так что, когда вы называете человека вором, ваш ум говорит: «Это действительно так. Твое утверждение верно».

Но почему вор плохой? И что значит «быть плохим»? Почему он был вынужден украсть? И кража – это только один поступок: на основании одного поступка вы судите о человеке в целом. Вы называете его вором. А он также делает многие другие вещи, не только крадет. Он может быть хорошим художником, он может быть хорошим плотником, он может быть хорошим певцом, хорошим танцором – в человеке может быть заключено тысяча и одно качество. Человек как целое так велик, а факт кражи представляет собой единичное действие.

На основании одного поступка нельзя делать заключение о человеке в целом. Вы совершенно не знаете этого человека. И вы даже не знаете, при каких условиях произошло это действие. Возможно, при таких условиях вы бы тоже украли. Возможно, в той ситуации воровство не было чем-то плохим… потому что каждый поступок соотносится с условиями.

Я уже много раз рассказывал вам историю о том, как Лао-цзы назначили Верховным судьей Китая.

Первое дело было в отношении вора, который украл почти половину сокровищ самого богатого человека в столице. Он был пойман с поличным, так что вопрос о том, была ли кража, не стоял. И сам он тоже признался, что украл.

Тем не менее, Лао-цзы вызвал человека, чей дом был взломан и обворован, и сказал этому человеку:

– Я считаю, что вы оба преступники. Во-первых, каким образом ты скопил такое богатство? Вся столица голодает и бедствует. А ты не знаешь, куда девать свое богатство, и все равно продолжаешь эксплуатировать этих людей, пить из них кровь. Этот человек был вынужден украсть. Его мать умирает. Он не мог найти врача, который бы пришел, не прося за это денег, и без денег он не мог достать лекарство. Он стучался в каждую дверь, пытаясь найти работу, но никакой работы не было. И что этому человеку оставалось делать? Он готов работать, но работы нет. Он просил врачей, но никто не хотел его выслушать. Они говорили: «Каждый день приходят тысячи бедняков – что мы можем поделать?» И где ему было взять дорогие лекарства? Положение было безвыходное. Этот человек не вор. Кража была последним средством, чтобы спасти его умирающую мать. И обокрасть твой дом – совсем не преступление. Прежде всего, это ты совершил преступление, скопив такие богатства. А этот вор, этот так называемый вор, человек очень честный: он взял только половину сокровищ. Он мог бы взять все. Но он оставил половину сокровищ в хранилище – он просто разделил их пополам. Он не вор. Стать вором его вынудили обстоятельства. Ты же – прирожденный вор. Твой отец эксплуатировал этих людей, отец твоего отца эксплуатировал этих людей, и ты делаешь то же самое. Из-за тебя все эти бедняки умирают с голоду. И какого решения ты от меня хочешь? Я посылаю вас обоих в тюрьму на шесть месяцев. Это несправедливо по отношению к вору, потому что он совершил небольшое преступление, в то время как ты – прирожденный уголовник и крадешь у бедных изо дня в день разными способами. Он же совершил только один проступок.

Богач был, конечно, возмущен. Он не привык слушать такие вещи – он мог бы подкупить всех этих судей Верховного суда. Он сказал:

– Подожди. Сначала я хотел бы встретиться с императором.

Даже император был должен ему деньги. Когда было нужно, он одалживал деньги императору для вторжения в другие страны или для обороны.

Он отправился к императору.

– Что за человека вы назначили главой вашего Верховного суда? – спросил богач. – Он отправляет меня в тюрьму на шесть месяцев, вместе с вором! И еще он говорит, что несправедлив к вору, потому что тот совершил только одну кражу, а мы делаем то же самое под другими названиями на протяжении поколений, что вся наша жизнь – это сплошная эксплуатация. Имейте в виду, что если я попаду в тюрьму, то завтра придет ваш черед – потому что откуда у вас все эти деньги, вся эта империя? Если слушать этого человека, то вы еще больший вор, чем я. Если хотите обезопасить себя, выгоните этого человека.

Лао-цзы был немедленно освобожден от своих обязанностей. И он сказал:

– Я же сразу вам говорил, что не подхожу, потому что я не руководствуюсь разумом. Руководствоваться разумом поверхностно. Я действую в молчании. Я просто вижу реальность, как она есть, без каких-либо предубеждений, без какого-либо мнения, без каких-либо прежних заключений.

В Америке, в одном из судов, против меня возбудили дело, и судья выбирал присяжных. Были нужны одиннадцать присяжных, и ему пришлось пересмотреть шестьдесят человек, именитых людей того края. Он просто спрашивал: «Можете ли вы быть беспристрастны по отношению к этому человеку?» И они говорили, что не могут, у них уже сложилось определенное мнение обо мне. Все они были отклонены. Так и не удалось найти одиннадцати присяжных, которые могли бы сказать, принимая присягу, что они не будут предвзяты. В конце концов, судья вынужден был взять дело в свои руки. Но какие гарантии, что судья не предвзят?.. У всех этих людей было свое мнение, они проецировали свои собственные мнения. Разум не может действовать иначе.

Поэтому когда родители учат своих детей не осуждать – а детям совершенно ясно, что их родители постоянно судят, – с одной стороны, они теряют уважение своих детей, а с другой стороны, дети становятся лицемерами. Родители постоянно судят, но они начинают говорить: «Мы не осуждаем, мы просто констатируем факт».

И они не только говорят так другим, они говорят это себе. Они убеждают себя, что это просто факт. Но проблема в том, что даже факт может быть всего лишь вашим мнением. По мнению другого человека это может быть не факт, а вымысел. Например, миллионы людей считают, что Бог – это факт, а я говорю, что это вымысел – величайший вымысел, самая большая ложь.

Вы можете думать, что нечто хорошо, но вы получили понятие о хорошем у других, оно позаимствовано. Так что вы просто отражаете взгляды общества, когда говорите, что это хорошо, это плохо, то красиво, а это уродливо. И вы абсолютно уверены, что это факт.

Но я расскажу вам, как эти факты исчезают, стоит только заглянуть немного глубже, с немного большей осознанностью. Например, вы можете думать, что какая-то женщина красива – не только вы, но целое жюри может выбрать ее Мисс Америкой или Мисс Германией, – однако в каждой стране свое собственное представление о красоте. Живя в определенной местности, где все думают подобно вам, вы даже не подозреваете, что могут быть другие люди, которые не сочтут эту женщину красивой.

На Востоке ни одну из тех женщин, которых выбирают на Западе как самых красивых, не признают самой красивой. Запад подходит к этому очень механистически: пропорции тела в дюймах, вес – вещи, которые не считаются у других людей красивыми. Каждая часть оценивается по нескольким параметрам: красота лица, пропорции тела, вес тела… Но разве перед тем, как влюбиться в женщину, кто-нибудь предпринимает попытки взвесить ее, измерить, чтобы решить, действительно ли она красивая?

Я видел фотографии этих женщин и не мог поверить, потому что на Востоке такой малый вес не может считаться красивым. На Востоке иное понятие о женщине. Посмотрите на статуи Каджурахо. Это даст вам некоторое представление о том, что на Востоке считается красивым. Женщина должна иметь какое-то количество жира, потому что основная функция женщины – быть матерью. На Западе, чтобы попасть на конкурс, она сидит на диете, поэтому вся плоть исчезает и остается один скелет.

На Востоке считается, что женщина должна быть немного полноватой, потому что жир – это запас питания, а основная функция женщины – быть матерью. Женщина, которая похожа на скелет, каким бы пропорциональным ни было ее тело, не сможет стать матерью. У нее недостаточно жира – ведь девять месяцев ей будет трудно есть, и ей придется жить за счет собственных жировых запасов. А если жира нет, стать матерью будет невозможно. И женщине нужна грудь, чтобы она могла вскормить ребенка, – на Востоке это считается частью женской красоты.

Так что Восток и Запад не согласятся в отношении одной и той же женщины, что она красива. А если вы рассмотрите другие страны и другие континенты, например, Китай, то там будут учитываться иные вещи. Или в Японии, тоже что-то другое – грация женщины… Женщина, которая дефилирует почти обнаженной перед тысячами людей, не изящна. Она почти торгует своим телом. Все эти соревнования являются порнографическими. Публика приходит туда, чтобы посмотреть на разных голых женщин, конкурс им не интересен. Но в Индии или Японии такого рода конкурсы не проводятся. Там совсем другая точка зрения. Основным критерием является грация женщины, что совсем не принимается во внимание в западных концепциях красоты.

Когда жители Запада впервые достигли Китая, они писали в письмах домой: «Этот народ не похож на людей: они не такие как мы, они выглядят очень странно. Должно быть, это какой-то вид животных, которые немного похожи на человека», – потому что они никогда не думали, что может быть борода из шести волосков! И выступающие так сильно скулы – что-то невероятное.

Но китайцы тоже писали о приезжавших уроженцах Запада, и эти записи по-прежнему можно прочесть. «Они выглядят как обезьяны. Возможно, Чарльз Дарвин был прав – но прав только в отношении этих западных людей, что они произошли от обезьян. Их поведение настолько развязно, их природа настолько лишена изящества».

Те и другие высказывают суждения. Те и другие судят, они не открыты. Никто из них не свободен от мнения, усвоенного в детстве, когда они жили в определенном обществе, среди людей определенного типа.

В Индии есть народ, который называется марвари. Они живут в штате Раджастан. Но в Раджастане у них только дома, а их предприятия находятся по всей Индии. Время от времени они приезжают домой, а так работают повсюду. Они очень способные предприниматели.

Я был очень хорошо знаком с одной семьей марвари. Их дочь выходила замуж, и семья, в которую ее собирались принять как невестку, расспрашивала о них в городе: что это за люди? И кто-то сказал, что им следует спросить у меня, потому что я был близок с этой семьей. Вот они и спросили меня. Я был озадачен, потому что они задали мне один вопрос:

– Сколько раз они были банкротами?

– Что за странный вопрос! – удивился я.

– Ничего странного, – сказали они. – В нашем обществе так обычно оценивают богатство человека. Мы объявляем себя банкротами не тогда, когда теряем свой бизнес или несем большие потери, нет – мы объявляем о банкротстве, когда находимся на вершине успеха. Каждое банкротство означает как минимум миллион рупий. Так что это простой способ подсчитать, сколько денег у этой семьи. Если они были банкротами три раза, то это хорошо. А если они никогда не были банкротами, тогда этот брак не может быть заключен, потому что если они ни разу не были банкротами, у них не будет достаточно средств, чтобы дать дочери приданое. Мы не можем спросить напрямую, это считается некрасивым, так что приходится узнавать косвенно.

Вот такой у них особенный образ мышления. Едва ли кто-то в мире подумает, что у человека, обанкротившегося семь раз, может быть какое-то состояние. Они объявляют себя банкротами, когда данное место становится для них непригодным. Они до предела эксплуатировали людей, а потом объявляют себя банкротами! Они притворяются, что у них нет никаких денег. И уезжают. Их настоящий дом находится в Раджастане, а там, где они зарабатывают и банкротятся, они живут временно. Так, они переезжают в другой город, подальше, где никто не знает о том, что они обанкротились. И снова начинают бизнес, снова накапливают много денег и снова объявляют о банкротстве.

Все накопленные деньги уходят в их родной Раджастан. Те другие места просто для эксплуатации. Они все время переезжают. Каждые пять-семь лет каждый марвари переселяется, потому что за эти семь лет он успевает приобрести доверие людей, накопить деньги, назанимать, сделать все, что только можно – и объявляет себя банкротом.

Никто не скажет, что банкротство – это хорошо, но если вы марвари, то чем больше раз вы обанкротитесь, тем лучше! Это повышает ваш престиж, растет уважение к вам. Где-либо еще, если вы банкрот, вы теряете свой престиж.

В Индии есть народ – это примитивный народ, – когда они выдают дочь замуж, то обычно спрашивают, сколько преступлений совершил молодой человек, потому что полагают, что это свидетельствует о зрелости. Он побывал в тюрьме, познал жизнь – в любом случае их дочь не будет голодать. Они отдают свою дочь за ловкача!

Когда я узнал об этих людях… Даже убийство у них ценится, поскольку это означает, что они отдают свою дочь за человека, который способен на все, включая убийство. Их дочь будет в безопасности под его защитой, и не будет никаких проблем, потому что он вор, он сидел в тюрьме – он знает все… как обманывать людей, использовать их, одурачивать. Это считается хорошей характеристикой – но только в этом племени. Все другие люди осудили бы его. Кто бы отдал свою дочь за убийцу или за человека, который не раз сидел в тюрьме или совершал другие преступления? Это будет плохой характеристикой.

Если вы посмотрите на мир вокруг и увидите, как отличается воспитание разных людей и их представления о добре и зле, о правильном и неправильном, вам станет ясно, что ваш ум также принадлежит к определенной части человечества. И он представляет не истину, а взгляды этой части человечества. Из-за этого ума вы ни на что не можете смотреть непредвзято.

Даже ваши судьи, которые должны быть беспристрастными, не беспристрастны – не могут быть беспристрастными. Необходимо поставить как необходимое условие, что, прежде чем человек станет судьей, он должен пройти через глубокую медитацию. Он должен отречься от своей религии, он должен отказаться от любых других видов политической идеологии, он должен отказаться от прошлого. До тех пор, пока он не докажет свое полное освобождение, свою чистоту и ясность, он не должен назначаться судьей. Только в этом случае можно ожидать, что его выводы окажутся достоверными, потому что у него не будет заранее складываться определенного мнения. А иначе эти судьи выносят приговор еще прежде, чем даже выслушают. Они уже давно все решили.

И то же самое касается всех. Если так происходит с судьями, которые должны быть абсолютно беспристрастными, давая равные шансы обеим сторонам, всем аспектам дела, не привнося своего мнения… но это мнение с самого начала присутствует!

Поэтому я могу понять твою проблему, но этот блок можно устранить. Родители учили тебя быть непредвзятым, и ты старался быть непредвзятым. Но это у тебя не получается, потому что ум не может быть непредвзятым. Ты можешь изменять название, говорить: «Я констатирую факт. Это просто факт». Но это не может быть фактом.

Когда присутствует ум, у тебя не может быть собственного, подлинного восприятия. Только в глубокой медитации, когда ты отделяешься от ума и отставляешь его в сторону, возможна констатация факта, возможно утверждение истины.

То, чего пытались добиться твои родители… они пытались достичь правильного результата неправильными средствами. И то же самое им самим говорили их родители: «Не будьте предвзятыми». Но что тут может сделать ум? Ум не умеет действовать по-другому. Никто не учил вас, как быть вне ума, а только в состоянии вне ума может прийти то, что будет просто фактом, без вмешательства ваших предубеждений.

В мои школьные годы почти каждый день хотя бы один раз меня отправляли в кабинет директора, чтобы наказать за то или другое. Я не думал в то время – не думаю так и сейчас, – что я делал что-то плохое, но у директора и у учителя было свое мнение.

Например, что плохого в том, если я приехал в школу верхом на лошади? Я не думаю, что в этом есть что-то плохое, хотя в той части страны никто не ездит в школу верхом на лошади. Приехать на лошади – значит создать суматоху. Все ученики собрались вокруг и говорили: «Ну, ты и выдумщик!» А человек, чью лошадь я взял, прибежал следом! У меня не было своей собственной лошади. В том городе не было других лошадей кроме тех, которых запрягали в особую повозку, называемую танга. Были только лошади, которые возили танга, и всякий раз, когда на станции не было поезда, все эти лошади ждали перед своими домами, пощипывая траву. Меня устраивала любая: я просто взял лошадь и верхом поехал в школу.

Я думал: «Что в этом плохого?» Но проблема была в том, что я создал ненужный беспорядок. Все занятия прервались, и учащиеся выбежали посмотреть, что я натворил на этот раз! Учителя кричали: «Все по местам!» Но никто их не слушал. А тот человек кричал: «Это моя лошадь! Сейчас придет поезд, и мне нужно встречать пассажиров… а этот парень вдруг вскочил на моего коня и пригнал его сюда!»

Я сказал хозяину лошади:

– Сколько ты рассчитываешь получить с пассажиров? Я дам тебе эти деньги, забудь о поезде. Зачем поднимать такой шум? Ты ведь не много зарабатываешь: если получишь одну рупию за то, что отвезешь четверых человек со станции в город, это будет предел твоих мечтаний. Так что вот тебе одна рупия и радуйся, что не придется тратить время и ехать на станцию. За то, что я проехал на твоей лошади, я дам тебе одну рупию. Не волнуйся, но сначала дай мне добраться до места.

Я дал рупию этому человеку, и он был совершенно счастлив.

– Если так, – сказал он, – то можешь брать мою лошадь в любое время.

– Вы видите, – сказал я директору и классному руководителю, – этот человек доволен, лошадь довольна. Никто не пострадал. Если выбежали ученики, то разбирайтесь с ними сами. Но в школьных правилах ничего не говорится о том, что нельзя приезжать на лошади. Я много раз прочитал школьные правила и знаю, как ими пользоваться.

Они сказали:

– Мы никогда не думали, что кто-то будет использовать школьные правила против школы. Это правда, такого запрета там нет.

– Тогда почему вы так сердитесь на меня?

Каждый день что-нибудь случалось. Директор говорил мне: «Подставь ладонь», – и бил мне по руке тростью. Он даже перестал спрашивать меня, что я сделал. Я сказал ему: «Так лучше: не спрашивайте, потому что даже после того, как вы спросите, вы все равно меня наказываете, тогда какой в этом смысл? Меня привели к вам – просто накажите меня, и я пойду».

Общество очень косно. Никто не знает, что именно они пытаются сделать, или как это можно сделать. Все говорят: «Не судите», – но как избежать осуждения, если, с другой стороны, вы все говорите: «Это хорошо, это плохо, это правильно, это неправильно»?

Вся ваша мораль основана на осуждении, и в то же время она говорит: «Не судите». Вы создаете путаницу, и для ребенка единственный способ выжить в этой неразберихе – стать лицемером. Он будет судить и говорить, что не осуждает. И он сам будет верить, что его суждение – это действительный факт. Но реальность такова, что действительных фактов не существует: даже наука – это только относительные факты, не действительные. Можно лишь сказать, что предположительно это правда. Завтра все может измениться, новые исследования могут все изменить.

Всего сто лет назад наука не допускала сомнений, что все ее открытия являются непреложным фактом. Теперь это не так. Ситуация стала такой, что теперь невозможно написать большую книгу по современной науке, потому что к тому времени, когда книга будет закончена, все, что вы написали, устареет. Поэтому сегодня издаются лишь небольшие периодические издания и статьи, которые сразу же выходят в печать и распространяются или докладываются на конференциях, потому что нельзя быть уверенным в завтрашнем дне: завтра кто-нибудь обнаружит какой-нибудь другой факт, и вся ваша работа пойдет прахом.

Все относительно.

Ум не может найти абсолютное. Ум не может найти непреложный факт, потому что это и есть истина. Он может только придумать приблизительное объяснение, которое на данный момент поможет вам некоторым образом понять реальность и работать с ней.

Так что не делай из этого проблему и не пытайся разрешить ее на уровне ума. Ум обречен судить. Поэтому не пытайся сделать то, что не может быть сделано. Что можно сделать, так это выскользнуть из ума. Медленно, медленно выходи за пределы ума и начинай смотреть на все из свидетельствующей тишины. Тогда, возможно, ты начнешь видеть истину.

Есть такая суфийская история про Джунаида.

Один из учеников сказал Джунаиду:

– Я абсолютно вам доверяю.

– Не говори таких вещей, – ответил Джунаид, – потому что ты все еще находишься в уме, а абсолютное доверие не является качеством ума. Ты пришел ко мне, чтобы достичь состояния абсолютного доверия, но пока не говори этого.

Но ученик оказался упрямым.

– Я вам доверяю, – сказал он. – И это доверие ничто не может поколебать или разрушить. Я могу отдать свою жизнь, но никогда не утрачу доверия.

– В это я могу поверить – ты можешь отдать свою жизнь, – сказал Джунаид, – но что касается доверия, это мы увидим позже.

Несколько дней спустя ученик увидел Джунаида, сидящего рядом с женщиной на другой стороне озера. Это был шок, потому что суфийским мистикам не разрешается быть с женщинами. И не только это: женщина наливала Джунаиду вино в кубок. Джунаид взял кубок и выпил вино. А суфии против любого вида спиртных напитков!

Это было уже слишком. Ученик пошел на другую сторону озера и сказал Джунаиду:

– Вы убили мое доверие.

– Я же говорил тебе, что доверие на уровне ума ничего не стоит, – ответил Джунаид.

– Вы не должны быть больше мастером, – сказал ученик. – Вы обманывали людей! Вы пьете вино, сидите с женщиной.

На женщине, конечно, была паранджа, как носят мусульманки.

– Попробуй вино – сказал Джунаид. – Это обычная вода, просто подкрашенная, чтобы походить на вино.

Ученик попробовал. Он был озадачен.

– Но зачем вы это сделали? – спросил он.

– Приподними паранджу на женщине, – сказал тогда Джунаид, – это моя мать.

Ученик приподнял паранджу – это была мать Джунаида. Он упал Джунаиду в ноги.

– Простите меня, – сказал он.

– В этом нет необходимости, – ответил Джунаид. – Я просто хотел дать тебе ясно понять, что не следует судить с помощью ума о тех вещах, которые ум не способен понять: абсолютная истина, абсолютное доверие. Вот просто женщина сидит рядом со мной – если бы ты доверял мне, тебя бы это не беспокоило. Это не твое дело. Ты не мой мастер. Ты стал моим учеником не при таком условии, что я не буду сидеть рядом с женщиной. И ты не ставил условия, что станешь моим учеником, только если я не буду пить вина, так зачем тебе об этом беспокоиться?

Бедный ученик просто вел себя так, как диктовало его светское воспитание. Но одно ему стало ясно: говорить о вещах, о которых ум ничего не может знать, неправильно.

Так что тебя не должно волновать то, что говорил тебе твой отец. Все это прошлое, просто пыль на зеркале. Сотри пыль с зеркала и войди в состояние, где царит тишина. Тогда все, что бы ты ни видел и ни говорил, будет констатацией факта, потому что у тебя не будет никакого мнения. Но тащить эти мнения с собой и стараться не осуждать – это ненужная борьба с самим собой. И эта борьба блокирует твой разум.

Любая борьба разделяет вас надвое. Любая внутренняя борьба опасна для вашего разума. Когда вы внутри ни с чем не боретесь, когда все спокойно и тихо, ваш разум раскрывается в полной мере, проявляет всю свою остроту, красоту. А разум – это наше единственное сокровище. Именно с помощью разума мы познаем все тайны жизни.

Не создавай конфликт. И не сердись на своего отца. То, что он делал, должно быть, делали и с ним самим. Родители просто передают болезни из поколения в поколение, это бессознательный процесс.

Ты можешь выпрыгнуть из этого порочного круга, просто осознав, что он сам не понимал того, чему тебя учил. У него были благие намерения, но он создал внутри тебя путаницу.

Ты говорил, что понятия правильного и неправильного определяются каждым отдельным обществом. Разве не существует универсальных понятий «правильно» и «неправильно»?

На самом высоком уровне вселенского сознания разделение на правильное и неправильное невозможно, по той простой причине, что там нет никакого разделения. Оно едино.

На Востоке те, кто достиг вселенского сознания, даже не говорят, что оно едино, потому что «один» подразумевает два, три, четыре – весь бесконечный ряд чисел. Один – это только начало. Поэтому они придумали очень странную концепцию. Они говорят о вселенском сознании как о не-двух – оно недвойственно. Во избежание двусмысленности, скрытой в слове «один», они используют негативное определение: не-два.

Понятия правильного и неправильного зависят от места, общества, культуры. И каждому обществу в разное время приходилось менять свои понятия, потому что обстоятельства изменились, климат изменился, и тогда, естественно, то, что было правильным, становилось неправильным, а то, что было неправильным, становилось правильным. Давайте рассмотрим несколько примеров.

Мухаммед был женат на девяти женщинах, и он установил правило для каждого мусульманина: жениться, по крайней мере, на четырех женщинах. Брать меньше четырех жен по мусульманским понятиям считалось неправильным, а жениться на большем количестве женщин считалось хорошо. Нам это представляется странным, но во времена Мухаммеда это было правильно – таким было соотношение между мужчинами и женщинами в Аравии: четыре женщины на одного мужчину. Причиной такого странного соотношения было то, что люди беспрестанно воевали и убивали друг друга, а убивать женщин считалось не по-мужски. Поэтому женщины выживали, а мужчины погибали.

Когда в обществе на одного мужчину приходится четыре женщины, там обязательно возникнут трудности, большие трудности: только одна женщина сможет получить мужа. А остальные три женщины будут всеми возможными способами стараться разрушить этот брак. Они станут проститутками, и будет много ревности, конфликтов… Чтобы избежать этого, Мухаммед установил такое правило, но оно применимо только в тех обстоятельствах.

Мусульмане, которые женятся на нескольких женщинах в других странах, поступают просто глупо, потому что обстоятельства изменились. Теперь даже в Аравии соотношение стало равным: один мужчина на одну женщину. Похоже, когда принимается какое-то правило, люди настолько привыкают к нему, что совсем забывают, при каких обстоятельствах это правило было введено.

Во времена Махавиры в Индии было совершенно нормальным, что миллионы саньясинов оставались холостяками. Это было не только нравственным, но, как они думали, и духовным тоже. Однако если рассмотреть возникновение этого понятия, все станет абсолютно ясно. Во времена Махавиры женщин было меньше, а мужчин больше. Причина была в том, что в те времена во многих племенах в Индии убивали девочек, едва они рождались, просто чтобы избежать хлопот по их воспитанию – и потом их нужно было выдать замуж. Это было очень хлопотно, потому что девушка могла выйти замуж, только если вы давали человеку, за которого она собиралась выйти, достаточно денег, давали землю – если только девушка не была необыкновенно красивой, что случается редко. А люди были так бедны, что не могли позволить себе иметь дюжину дочерей. Было просто невозможно их прокормить.

Нельзя винить их за убийство девочек, это было лучше, чем оставить их нищими на улицах или сделать из них проституток. Это было лучше, но тогда возникла эта проблема, что женщин оказалось меньше, а мужчин больше, и поэтому целибат не отвергали, а наоборот, восхваляли его. Но если вы посмотрите внимательней, в нем нет ничего духовного, нет ничего нравственного – просто были такие обстоятельства. Они требовали, чтобы много мужчин оставалось неженатыми. Как с этим справиться? Если не сделать обет безбрачия более престижным, не придать ему более высокий статус, нежели браку, не поставить его на пьедестал святости, невозможно заставить людей оставаться неженатыми. Вы не можете просто сказать им: «Женщин меньше, мужчин больше – просто посмотрите на цифры и оставайтесь неженатыми. Окажите обществу небольшую услугу».

Нельзя надеяться на то, что люди будут готовы оказать обществу такую услугу. Нет, их надо как-то мотивировать. Чтобы следовать целибату, нужен стимул: только соблюдающие обет безбрачия могут попасть на небеса. Женатые люди были обычными мирскими людьми, а те, кто соблюдал обет безбрачия, были как бы из другого мира, духовными. Их уважали, им оказывали большие почести, поклонялись почти как богам.

Это продолжается и сегодня, хотя ситуация изменилась. Сейчас в Индии соотношение одинаковое. Если отпустить природу, если не вмешиваться в дела природы, природа всегда и во всем поддерживает равновесие, она никогда не теряет равновесия. Равновесие – это нечто фундаментальное для существования, во всех сферах. Когда рождается сто девочек, в то же самое время рождается сто десять мальчиков – потому что мальчики не настолько сильны, что касается сопротивления заболеваниям. Девочки сильнее, не в отношении мышечной силы, а в другом отношении. Они более устойчивы к болезням, проблемам со здоровьем, смерти. Во всем мире такое соотношение: сто десять мальчиков на сто девочек – потому сто девочек доживут до брачного возраста, но десять мальчиков бесследно исчезнут. К тому времени, когда они достигнут брачного возраста, равновесие восстановится.

Я вам скажу удивительную вещь. В военное время, когда мужчин погибает больше, потому что они едут на фронт, воюют, доля женщин, естественно, становится больше. Но в ходе двух мировых войн было обнаружено, что рождаемость тоже меняется. Природа каким-то странным образом сохраняет баланс. В военное время и в течение нескольких лет после войны девочки рождаются реже, а мальчиков рождается больше. Потом равновесие вновь восстанавливается, в том же соотношении: сто девочек на сто десять мальчиков.

Целибат проповедовали Будда, Махавира, Шанкара – все великие учителя Индии. Тогда это было правильно, и никто не возражал, потому что это служило обществу незаметным образом. Но сегодня это не так.

Я говорил джайнским монахам, буддийским бхикшу и индуистским мудрецам:

– Сегодня безбрачию не следует оказывать такое уважение, сейчас опасно продолжать поощрять безбрачие, потому что чем больше вы восхваляете безбрачие, тем больше женщин останутся незамужними. Что им останется делать? Что будет с их биологическими инстинктами? Из-за вашего безбрачия вы вынуждаете их искать извращенные пути, что-то уродливое.

– Мы никогда не думали о безбрачии в таком ключе, как оно влияет на общество, – отвечали они.

– Думали вы об этом или нет, – сказал я, – но все правильное и неправильное является побочным продуктом общества.

Например, из всех народов мира только индийцы, то есть очень незначительное меньшинство, являются вегетарианцами, по той простой причине, что если весь мир станет вегетарианцами, мы не сможем сохранить существующее население, это невозможно. Лишь небольшие группы могут стать вегетарианцами, большинство останется невегетарианцами, должно оставаться невегетарианство.

Даже небольшую группу, которая становится вегетарианцами, нужно как-то мотивировать. В этом нет ничего великого, вы просто едите овощи. Что в этом такого? Кушайте на здоровье, наслаждайтесь. Я не думаю, что поедая траву, вы достигнете каких-то духовных качеств, что только благодаря этому вы попадете в рай. В этом нет ничего великого, но людям нужен какой-то важный стимул, чтобы они продолжали есть траву всю свою жизнь. Если вы просто скажете, что это имеет лишь эстетическую ценность… Это то, что я говорю. Мои люди вегетарианцы, но не из каких-то религиозных или духовных соображений. Я абсолютно экзистенциален. Мои люди становятся вегетарианцами из эстетических соображений. Я не могу себе представить, как можно есть мясо, уничтожать жизнь ради того, чтобы удовлетворить свои вкусовые потребности, убивая каждый день миллионы животных. Я знаю, что невозможно держать все население мира на вегетарианской диете, если только наука не придумает какие-нибудь новые способы, средства и технологии – тогда это будет возможно. Но проблема в том, как убедить людей, что есть невегетарианские продукты некрасиво.

Люди не настолько чувствительны к красоте, эстетике, искусству. Они жадные. Они могут согласиться, если вы скажете им: «Если вы перестанете есть эту пищу, то попадете в рай. Из-за того, что вы едите эту пищу, вы никогда не обретете вечного блаженства». Им нужно дать что-то настолько значительное, чтобы их желание насытиться показалось слишком мелким – тогда просто из жадности они будут готовы измениться. Именно это и делает религия.

В Индии две религии практиковали вегетарианство. Одна из них – джайнизм, который был фанатичен в этом. Конечным результатом было то, что от джайнизма осталась лишь небольшая община. Монах-джайн даже не может выехать за пределы Индии, чтобы распространять свое учение, – потому что кто будет предоставлять ему вегетарианское питание? Он не может есть ничего невегетарианского, а большинство стран мира невегетарианские. Поэтому джайнизм остается привязанным к Индии. Лишь немногие – по-моему, два или три монаха-джайна, очень смелые люди – рискуя жизнью, добрались до Египта. Это единственный случай во всей истории, когда три монаха-джайна попытались установить контакт с внешним миром.

И мы знаем об этих трех джайнских монахах от Пифагора, потому что Пифагор путешествовал в Индию через Египет. Он встретил этих трех джайнских монахов в Египте – он называет их дзенософами. Это кажется очень подходящим названием для философа-джайна – дзенсоф.

Это не мог быть никто другой, потому что описание в точности соответствует монаху-джайну. Они были голые и ели только овощи и фрукты. Им было очень трудно доставать пищу каждый день, потому что они должны были просить милостыню – джайнский монах живет на подаяние. Иногда некоторые добрые люди чем-то их снабжали, потому что они говорили: «Мы не можем есть ничего другого». Так что есть только одно это упоминание, у Пифагора, что он встретил в Египте трех джайнских монахов. А так, джайны никогда не переступали границ Индии, потому что кто бы давал им пищу? Как бы они стали жить?

Буддисты также учили вегетарианству, но когда они пересекали границы Индии, все они становились невегетарианцами. Им приходилось, иначе было не выжить.

Небольшая часть индуистов, высшая каста, брамины, являются вегетарианцами – но не все брамины. Кашмирские брамины невегетарианцы, потому что они живут среди мусульман: девяносто два процента мусульман, восемь процентов индуистов. Им очень трудно выживать. Они должны находиться в определенной гармонии с обществом, в котором живут. Мусульмане составляют подавляющее большинство, и все зависит от них. Если мусульмане станут их бойкотировать, они погибнут.

В Бенгалии брамины не едят мяса, но они едят рыбу, потому что в Бенгалии трудно выжить без употребления рыбы. Рыба там – главная пища, рыба и рис. В Южной Индии брамины едят рыбу по той же причине: без рыбы еды будет недостаточно.

Поэтому я не могу сказать, что вегетарианство – это нечто универсально правильное. Я абсолютно нефанатичный человек. Я ни в чем не фанатик. Я стараюсь увидеть все аспекты дела, и я весьма либеральный человек, гуманист. Я не пытаюсь сделать какой-то принцип более ценным, чем само человечество.

Нет ничего превыше человека. Ничто не должно быть превыше человека.

Так что все эти понятия правильного и неправильного обусловлены социальными, климатическими условиями. Например, в Тибете… в священной книге тибетцев говорится, что мыться раз в год абсолютно необходимо. В Тибете даже это – трудная задача, и многие, должно быть, пытаются обойтись даже без этого одного раза.

В Индии человек дважды в день совершает омовения, а есть люди, которые совершают омовения по три раза каждый день. Я сам раньше омывался трижды в день. Когда один тибетский монах был у меня в гостях, он не мог поверить в это. Он сказал: «У тебя вся жизнь уходит на омовения! Утром, вечером и еще раз перед тем, как лечь спать – три раза! В Тибете одного раза в год достаточно».

Я сказал: «Я знаю», – потому что один из моих друзей, профессор, доктор Раджбали Пандей, занимался переводами с санскрита на тибетский язык. Он был знатоком тибетского и санскрита, так что это была его работа. И он поехал в Тибет. Я сказал ему – а он был брамином: «У вас будут трудности». И он был очень ортодоксальным брамином: рано утром, в пять часов, омовение в холодной воде, затем молитва, религиозный ритуал – и только после этого он мог выпить чашечку чая.

Он поехал и вернулся. Он пробыл в Тибете только один день, хотя на дорогу туда и обратно у него ушло три месяца, поскольку ему пришлось путешествовать верхом на лошади. Три месяца в пути ради одного только дня пребывания в Тибете!

– Что случилось? – спросил я его.

Он сказал:

– Даже одно омовение рано утром, в пять часов, было таким испытанием, что я решил, что лучше уеду поскорее, потому что не могу идти против своих правил. Мой отец перед смертью взял с меня обещание, что я буду неукоснительно соблюдать все правила моей семьи. Омовение в пять часов утра – это начало дня, а там так холодно, что можно умереть!

В Тибете люди не меняют свою одежду годами, потому что там нет ни пыли, ни пота. Воздух настолько чистый, насколько только можно себе представить. Это самая высокогорная страна в мире. Они живут в чистом воздухе, никаких загрязнений. Это вам не Лос-Анджелес! Таким образом, в ежедневном омовении также нет необходимости. Но трудность заключается в том, что мой друг настаивал на выполнении своих представлений, которые были побочным продуктом индийской среды, в которой сейчас так много пыли и столько пота, что совершенно правильно омываться два раза – один раз утром и один раз вечером. А если вы можете себе это позволить, то и три.

Тот тибетский гость, который жил у меня, не менял свою одежду. Я сказал: «Я с тобой с ума сойду! От тебя воняет. Это Индия, а не Тибет». И одежда у них… это не просто одно одеяние, оно состоит из четырех, пяти, шести, семи слоев одежды. И он не хотел принимать ванну лишь потому, что его религия требует только одного омовения в год. Мыться каждый день означало для него идти против своей религии. Я сказал ему:

– Ерунда! Твоя религия просто говорит, что ты должен мыться, по крайней мере, один раз каждый год, она не запрещает тебе мыться два или три раза в год. Она об этом ничего не говорит.

– То, что она ничего не говорит об этом, – сказал он, – как раз и предполагает, что мы не должны делать таких вещей, а иначе, те мудрецы сказали бы об этом.

– Те мудрецы никогда не бывали в Индии! – возразил я. – И если ты хочешь остаться у меня, тебе придется мыться дважды в день, в противном случае, убирайся!