Слепой свидетель

Фредерик Браун

СЛЕПОЙ СВИДЕТЕЛЬ

1.

Уже читая газету, я начал нервничать. Почему-то у меня сразу возникло предчувствие, что это дело повесят на меня и что оно мне не понравится. Конечно, могло случиться и так, что они уже закрыли его к моему возвращению, — дело было вечером за день до конца моего отпуска. Но, увы, в этом я очень сомневался.

Я опустил газету и, чтобы выбросить из головы эту историю, взглянул на Мардж. Я все еще любил смотреть на нее, даже после четырех лет брака.

Но на сей раз это не отвлекало меня. Наоборот, вновь обратило мои мысли к прочитанному. Я подумал, как бы было ужасно ослепнуть и больше никогда не видеть Мардж. Статья в газете была о слепом, бывшем единственным свидетелем убийства.

Мардж подняла глаза, спросила, о чем я думаю. Она заинтересовалась этой историей, и я рассказал ей подробности, о которых упоминалось в газете.

— Имя слепого Макс Истер. Он был бухгалтером на заводе Спрингфилд Кемикл. За три дня до этого он еще не был слепым — да и сейчас нет уверенности, что он ослеп навсегда; производственная травма на заводе. Какая-то кислота попала ему в лицо, когда он собирал карточки рабочего времени на заводе. Думают, что поправится, но сейчас он совершенно слеп, глаза забинтованы.

Итак, вчера вечером он находился в своей спальне — он все ёще на постельном режиме — и беседовал со своим другом по имени Армин Робинсон, который зашел навестить его. Их жены — Истера и Робинсона — ушли вместе в кино в центре города. Двое мужчин были в доме одни — помимо убийцы.

Армин Робинсон сидел на стуле около кровати, дверь спальни была открыта, Макс Истер был в постели, и они разговаривали. Потом Истер услышал, как скрипнула дверь и кто-то вошел в комнату. Робинсон пошевелился, и Истер подумал, что тот, наверное, встал. Ни одного слова произнесено не было. Затем совершенно внезапно раздался выстрел и шум падающего тела. Шаги направились в глубь комнаты. Истер сидел в постели, ожидая, что сейчас выстрелят и в него.

Дальше следует нечто странное. Вместо ожидаемого выстрела, Макс Истер почувствовал, как что-то упало на кровать. Он потянулся, и в его руке оказался маленький пистолет. Затем, услышав, что убийца пошевелился, он повернул револьвер в его направлении и оттянул курок…

— Ты хочешь сказать, что убийца дал ему револьвер? Бросил его на кровать? Разве он не знал, что слепой может выстрелить на звук?

— Я знаю только то, что в газетах, Мардж. Так они передают рассказ Истера. Но это вполне вероятно. Наверное, убийца не предполагал, что шлепок по матрасу может указать Истеру, куда упал пистолет, и что он так быстро схватит его, с первой же попытки. Наверное, он думал, что к тому времени, когда Истер нащупает пистолет, он уже уйдет.

— Но зачем вообще было его давать Истеру?

— Не знаю. Но продолжим рассказ Истера; когда он направил пистолет на звук, он услышал шум, как будто человек стукнулся коленом об пол, и решил, что убийца присел, чтобы оказаться ниже линии выстрела. Поэтому Истер направил пистолет вниз на пару футов выше пола и опустил курок. Всего один раз.

А потом вдруг испугался того, что он делает, и бросил пистолет. Он стрелял втемную — буквально. Если он неверно истолковал происходящее, то могло оказаться, что он стрелял в Армина Робинсона или в кого-то еще. Ведь он не мог быть уверен, что в комнате действительно был убийцы, и не знал, что происходит.

Во всяком случае, он бросил пистолет. Тот задел край кровати и звякнул на полу. Так что теперь он бы не смог взять его снова.

И он просто сидел в ужасе, а в это время кто-то двигался по комнате, а потом ушел.

Мардж недоуменно спросил:

— Двигался по комнате? Зачем, Джордж?

— Откуда же Истеру знать? Но исчез, бумажник Армина Робинсона. И собственный бумажник Истера пропал с туалетного столика, где, как показала позднее жена, он лежал. И пропал маленький чемоданчик.

— Чемоданчик? Зачем ему брать чемодан?

— Чтобы положить туда столовое серебро. Его не оказалось в нижних комнатах; и еще какие-то мелочи, которые грабитель мог прихватить. Истер говорит, что этот человек, как ему показалось, долго находился в его комнате, но, вероятно, это длилось всего одну или две минуты. Потом он услышал, как тот стал спускаться по лестнице и некоторое время передвигался внизу, а потом открылась и закрылась дверь черного хода.

Он не решался встать пока не услышал, что убийца покинул дом. Потом он встал, на ощупь нашел Робинсона и обнаружил, что тот мертв. Тогда он ощупью спустился по лестнице и позвонил в полицию. Точка. Конец истории.

— Но как-то странно, — сказала Мардж. — Одно с другим не вяжется, и все не очень понятно.

— Вот именно. И потом, я представляю себе картину, как слепой стреляет в темноту, а потом пугается, потому что не знает, во что он стрелял.

— Джордж, но у слепых ведь развивается особая чувствительность. Я хочу сказать, что они, например, могут узнать человека по звуку шагов.

Я терпеливо напомнил:

— Макс Истер слепой только три дня. Может быть, он и смог бы отличить мужские шаги от женских — если бы женщина была на высоких каблуках.

— Да, ты прав. Даже если бы он знал этого человека…

— Даже если бы этот человек был его другом, он бы не узнал его, — перебил я. — Ночью все кошки черные.

— Все кошки серые.

— Ты ошибаешься.

— Посмотри в «Цитатах» Барлетта.

Мы с Мардж постоянно спорим по таким вопросам. Я вынул из шкафа книгу Барлетта и заглянул в нее. На этот раз она была права. Я ошибся и в отношении «ночью» тоже. Это звучит так:

«Погаси свечи, и все кошки „будут серые"».

Когда я признался Мардж, что на этот раз она права, мы какое-то время спорили по этому поводу, но потом ее мысли опять вернулись к убийству.

— А как насчет пистолета, который он оставил, Джордж? — спросила она. — Может он вывести на него? Номер серии или еще что-то.

— Это был собственный пистолет Макса Истера. Он находился в нижнем ящике стола. Я забыл об этом сказать. Прежде чем подняться наверх, убийца, наверное, шарил в столе.

— Джордж, ты думаешь, что это просто грабитель?

— Нет, я не думаю, — ответил он.

— И я нет. Есть здесь что-то странное, какая-то фальшивая нота.

— Больше, чем фальшивая нота. Полный диссонанс. Но в чем именно, не могу понять.

— Этот Макс Истер. Может быть, он вовсе и не слепой, — задумчиво проговорила жена.

На это я хмыкнул.

— Женская интуиция! Предположить такое — все равно что сказать, что он стрелял в серую кошку только потому, что я упомянул эту поговорку. Если, конечно, на то нет оснований.

— Может быть, это действительно была серая кошка.

На это уж, и вовсе не стоило отвечать. Я опять взял газету и погрузился в спортивную страницу.

На следующий день газеты уделили загадочному убийству много внимания, но ничего нового не было. Никто не был арестован, и, по всей видимости, никого даже и не подозревали. Я очень не хотел, чтобы мне поручили это дело. Даже и не знаю, почему именно. Просто очень не хотел.

2.

Но мне его поручили, можно сказать, прежде, чем я вошел. Еще и плащ не успел снять, как мне сообщили, что капитан Эберхарт хочет меня видеть.

— Хорошо провел отпуск, Джордж? — спросил он, когда я вошел. И, не дождавшись ответа, перешел к сути. — Я ставлю тебя на дело Армина Робинсона. Ты читал о нем в газетах?

— Конечно.

— Тогда ты знаешь столько же, сколько и все мы, за исключением одной детали. Об этом я тебе скажу, но в остальном ты должен подойти к делу заново, без предварительных версий. Мы зашли в тупик, и, может быть, тебе удастся найти что-то, что мы пропустили. Есть смысл попробовать.

Я кивнул.

— А как насчет отчетов лаборатории, баллистической экспертизы? Я могу снова опросить людей, но хотелось бы иметь факты.

— О'кей. По заключению судебного медика, смерть Робинсона наступила мгновенно от сквозной пули в голову. Пулю мы нашли в стене в трех футах позади того места, где он сидел, и примерно на пять с половиной футов выше уровня пола. Она вошла в стену почти под прямым углом. Все совпадает, если он встал, когда убийца вошел в комнату, и если в момент выстрела убийца стоял в дверях или у самого порога и держал пистолет на уровне глаз.

— Пуля соответствует пистолету?

— Да, и другая пуля тоже. Та, которую выпустил Макс Истер. В пистолете было две пустых гильзы. На пистолете никаких отпечатков, кроме отпечатков Истера. Убийца, наверное, был в перчатках. И миссис Истер сказала, что из кухни исчезла пара хлопчатобумажных перчаток для работы.

— А никак нельзя предположить, что Макс Истер выпустил обе пули, а не одну?

— Абсолютно нет. Он действительно слеп — по крайней мере временно. Доктор, который его лечит, ручается за это; существуют исследования — реакция зрачков на внезапный свет, что-то такое. Слепой мог бы попасть кому-то в самый центр лба, только подойдя вплотную и приложив пистолет к коже, — но никаких следов порохового ожога нет. Нет, хотя рассказ Макса Истера и кажется надуманным, но все факты ему соответствуют. Даже время. Несколько соседей слышали выстрелы. Думали, что это выхлопы автомобиля, и не проявили интереса, но в это время по радио как раз была восьмичасовая смена программы. А телефонный звонок Истера к нам был зарегистрирован в двенадцать минут девятого. Двенадцать минут соответствуют тому, что, по его словам, происходило между выстрелами и тем, когда он добрался до телефона.

— Что относительно алиби обеих жен?

— Железное. В момент убийства они были вместе в кино. Вошли туда примерно в восемь и в фойе встретили друзей, так что это не только их слова. Можешь считать, что с алиби все в порядке.

— Хорошо. Ну а как насчет той подробности, которая не попала в газеты?

— Лабораторные анализы пули, которую Истер выпустил в убийцу, показывают следы органического вещества.

Я присвистнул.

— Значит, убийца был ранен? Это бы намного облегчило дело.

— Может быть, — вздохнул кэп Эберхарт. — Мне очень жаль тебе это говорить, Джордж, но если так, то тогда это был петух в шелковой пижаме.

— Прекрасно, — сказал я ему. — Моя жена говорит, что Истер стрелял в серую кошку, а она обычно бывает права. Во всем. Ну, а теперь, может быть, ты выскажешься определеннее?

— Если ты сможешь уловить в этом какой-нибудь смысл, то превосходно. Мы извлекли пулю из стены у самого пола. Тот, кто исследовал ее под микроскопом, говорит, что на ней присутствуют мельчайшие следы органического вещества трех типов. В микроскопическом количестве, не поддающемся анализу; только это он и смог определить, и даже тут не уверен. Но он думает, что это кровь, щелк и перья. Цыпленок в шелковой пижаме был бы одним из подходящих вариантов.

— Какая кровь? — спросил я. — Какого типа перья?

— Никаких шансов это установить. Микроскопические следы, больше он ничего не может сказать, даже на уровне догадки. А что с серой кошкой?.

Я рассказал ему о нашем споре по поводу поговорки и шутливом замечании Мардж.

Потом я вернулся к делу.

— Серьезно, сэр, похоже, что убийца действительно ранен. Всего лишь царапина, наверное, поскольку потом он продолжал заниматься своим делом. Это объясняет кровь на пуле, а шелк уж не так трудно объяснить. Шелковая рубашка, шелковые шорты, шелковый галстук — все что угодно. Но вот с перьями потруднее. Единственное место, где мужчина может носить перо, — новая шляпа.

Эберхарт кивнул.

— Если отказаться от петуха в пижаме, то это самая лучшая версия, которую мы на сегодня имеем. Могло быть так: убийца видит пистолет, поворачивающийся в его сторону, и падает вниз, заслоняясь рукой от пистолета. Ладонью пулю не остановишь, но люди часто так поступают, когда в них вот-вот выстрелят.

Пуля касается шелковой ленточки с пером на его шляпе, но его самого не задевает и входит в стену. Потом, когда убийца видит, что Истер отбросил пистолет и что теперь он в безопасности, перевязывает палец носовым платком и занимается своим делом.

— Могло быть так, — согласился я. — Кто-нибудь из тех, кто фигурирует в деле, ранен?

— Внешне, во всяком случае, нет. И у нас нет достаточных оснований, чтобы кого-то из них притащить сюда и раздеть. Мы ведь фактически даже не установили, кому выгодно это убийство. Как бы неправдоподобно это ни выглядело, Джордж, мы почти склонились к тому, что это действительно было лишь ограбление. Вот и все, что я могу тебе сказать. Попробуй взглянуть на все свежим взглядом, и, может быть, ты найдешь что-нибудь интересное.

Я надел плащ и вышел.

3.

Прежде всего предстояло сделать самое тяжелое — поговорить с вдовой убитого. Я надеялся, что первый период потрясения и горя она уже пережила.

Удовольствия мне этот разговор не доставил, но все было не так уж плохо. Миссис Армин Робинсон была подавлена и угнетена, но могла спокойно отвечать на вопросы. Эмоции, по-видимому, были загнаны и не угрожали вылиться в истерику.

Прежде всего я выяснил ее алиби. Да, она и миссис Истер, жена ослепшего, встретились в восемь часов в фойе кинотеатра.

Она уверена, что было ровно восемь часов, потому что они отметили тот факт, что обе пришли вовремя: Луиз пришла первой, но ждала меньше минуты. Она разговаривала с двумя подругами, которых встретила случайно в фойе. Четыре женщины вошли в зал вместе и сели рядом. Она назвала мне имена и адреса двух других женщин. Все выглядело, как и сказал Эберхарт, безупречно. Кинотеатр, в котором они были, находится по крайней мере в двадцати минутах езды от дома Истеров.

— Были ли у вашего мужа враги? — спросил я.

— Нет… определенно нет. Возможно, некоторые не любили его, но не более того.

— Почему же некоторые не любили его, миссис Робинсон? — осторожно уточнил я. — Какие черты его характера…

— Он был слишком общительным. Вы понимаете, типичный экстраверт. Любил вечеринки. Когда немного выпивал, то мог действовать на нервы. Но это случалось не часто. И потом, некоторым он казался излишне откровенным. Но это все мелочи.

Действительно, всего этого было маловато для хладнокровного убийства.

Я перешел на другую тему.

— Ваш муж был дипломированным бухгалтером — ревизором. Это так?

— Да. Независимым. Сам себе босс.