Остров Буян: Пушкин и география

Поэт объясняет названия не только крупных географических объектов. «Мы увидели Аракс, быстро текущий в каменистых берегах своих. В 15 верстах от Гассан-Кале находится мост, прекрасно и смело построенный на семи неравных сводах. Предание приписывает его построение разбогатевшему пастуху, умершему пустынником на высоте холма, где доныне показывают его могилу, осененную двумя пустынными соснами. Соседние поселяне стекаются к ней на поклонение. Мост называется Чабан-Кэпри (мост пастуха)».

А. С. Пушкин обращает внимание на древние названия:

«Земля приметно возвышалась — передовые холмы хребта Саган-лу, древнего Тавра, начали появляться». И делает переводы некоторых названий: «26 июня мы стали в горах в пяти верстах от Арзрума. Горы эти называются Ак-Даг (белые горы); они лиловые. Белая известковая пыль ела нам глаза; грустный вид их наводил тоску».

«Арзрум (неправильно называемый Арзерум, Эрзрум, Эрзрон)». Из этого замечания поэта видна его большая осведомленность в литературе о городе. В настоящее время название города принято в форме Эрзурум, а также есть еще одно написание — Эрзерум. Такие расхождения в транскрипции связаны с невозможностью передать русскими буквами иноязычные звуки. Это тюркское название древнего армянского города Карин. По одному из толкований оно означает «страна Рум» (как тюрки называли Восточно-Римскую империю — Византию, в составе которой город находился, и, как отмечает поэт, он «основан около 415 году, во время Феодосия Второго, и назван Феодосиополем»).

Объяснение географических названий можно найти в других произведениях А. С. Пушкина. Конспектируя труд С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки», он очень интересовался географическими названиями, не упустив ни одного случая их расшифровки, при этом делал и свои дополнения.

Еще пример. В «Примечаниях к истории Пугачева» есть объяснение происхождения названия Дьяковых гор на Яике. Когда дьяк, или писарь, слишком в мрачных красках описал в докладе одному из казачьих атаманов трудности предстоящего пути, тот «от сего дьякова представления так много рассердился и в такую запальчивость пришел, что… приказал его повесить: посему он тогда ж и повешен, а оные горы прозваны и поныне именуются Дьяковыми».

А. С. Пушкина интересовали не только объяснения географических названий, но и вообще толкования различных слов (этимология). Это хорошо видно, например, из статьи «Песнь о полку Игореве».

Примечательны толкования специальных терминов в заметке «О соколиной охоте». В приводимых двух десятках терминов заключена конспективная характеристика этой распространенной на Руси с давних времен охоты. По этой части были даже «чины: ястребник, сокольник — унтер-офицер, кречетник».

Поэт всегда был точен в употреблении слов. И, например, на неправильное замечание критика о стихах (из «Евгения Онегина»):

На красных лапках гусь тяжелый Задумав плыть по лону вод, Ступает бережно на лед…

он отвечает: «Лоно не означает глубины, лоно значит грудь» («Ответ на статью в журнале „Атеней“») и после парирования еще нескольких критических замечаний пишет: «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка».

«Кавказ подо мною…»

Это пушкинское стихотворение «Кавказ» мы знаем со школьной скамьи, восхищаясь поэтической картиной гор:

Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье. Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зеленые сени, Где птицы щебечут, где скачут олени. А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к веселым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье; Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной, И лижет утесы голодной волной… Вотще! Нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады.

И восхищает в этом стихотворении не только поэзия, но и то, как четко намечены вертикальные пояса природы в горах. И это не только восхищает, но и удивляет. Ведь в пушкинское время не было понятия географической зональности, а тем более вертикальной поясности природы в горах. Только известны были деления подобно делению Е. Ф. Зябловского России на четыре полосы: самую холодную, холодную, умеренную и теплую, или южную. В третьей части своего курса всеобщей географии, вышедшей в 1819 году и посвященной Азии, профессор Главного педагогического института Е. Ф. Зябловский пишет: «Азия разделяется на 3 полосы: 1. на Северную, или Холодную; 2. Среднюю, или Умеренную; 3. Южную, или Жаркую» (с. 2). Правда, описание отдельных природных зон, не называемых еще так, можно найти у А. Гумбольдта в «Картинах природы» (1808 г.).

О вертикальных поясах природы на Кавказе вплоть до конца XIX века, вплоть до исследований В. В. Докучаева, были неясные представления, хотя об изменении природы в горах с высотой писал еще в начале XIX века опять-таки великий немецкий естествоиспытатель А. Гумбольдт. «Но должно было пройти еще восемьдесят лет, чтобы другими учеными, в другой стране, в России, был ясно понят этот факт»1.

«Кавказ подо мною…»

Исследуя в 1898 году почвы Кавказа, В. В. Докучаев в докладе «О почвенных зонах вообще и вертикальных зонах в особенности» писал: «Переходя к границам черноземных районов Закавказья, необходимо знать, на какой высоте эта почва появляется и где исчезает… Такое повышение черноземной зоны идет, конечно, не без конца, как думает г. Заваров, но только до строго определенной высоты, ибо выше должна быть зона альпийских лугов, еще выше — полярная зона с ледниками, соответственно обеим полосам фауна и флора, что и наблюдается в действительности»2.

Можно сказать, что у А. С. Пушкина был поистине географический взгляд на природу, и он фактически внес свой вклад в подведение к понятию «вертикальная зональность природы», или «высотная поясность».

Кстати, о черноземах[7] он упоминает в стихотворении «Румяный критик мой…», описывая окрестности Болдина, находящегося на юго-востоке Нижегородской губернии (современной Горьковской области):

Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий, За ними чернозем, равнины скат отлогий…

Две строчки — и целая картина степной глухомани! («…степь да степь; соседей ни души…» — писал поэт из Болдина, из «нижегородской глуши» П. А. Плетневу).

Можно встретить у Пушкина и слово «почва». Так, в стихотворении «Анчар» он пишет:

В пустыне чахлой и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит — один во всей вселенной.

Между прочим, изучение почв Нижегородской губернии, и в частности чернозема, полвека спустя после посещения А. С. Пушкиным Болдина позволило В. В. Докучаеву обосновать горизонтальную географическую зональность. А результаты другой его экспедиции — по изучению почв Полтавской губернии дали толчок к обоснованию вертикальной зональности, о чем ученый писал: «Все это заставляло меня допустить a priori существование, кроме горизонтальных, еще вертикальных зон, что и было мною высказано в печати в 1896 году, в особой объяснительной записке к почвенной выставке в Нижнем Новгороде»3.

Как уже отмечалось, Пушкин во время путешествия в Арзрум уловил смену и горизонтальных природных зон.

«Огнедышащие горы встречаются на каждом шагу»

Александр Сергеевич Пушкин не только сам любил путешествовать, но и интересовался различными описаниями путешествий. Из них особое его внимание привлекло «Описание земли Камчатки» С. П. Крашенинникова. Это было выдающееся произведение XVIII века, которое на протяжении более ста лет оставалось основным, если не единственным, источником знаний о Камчатке.

Сподвижник в науке М. В. Ломоносова и его ровесник, проживший на десять лет меньше Ломоносова (умер в 1755 г. 44 лет), Степан Петрович Крашенинников был участником Второй Камчатской экспедиции В. Беринга 1737—1741 годов, во время которой он исследовал Камчатку и создал свой знаменитый труд. Первое его издание с картами и многочисленными рисунками вышло в 1755—1756 годах, второе — в 1786‑м и третье — в 1818—1819 годах с приложением новой карты Камчатки.

«Описание земли Камчатки» как крупный научный труд получило широкую известность не только в России, но и за границей, было переведено вскоре на английский язык, а с него на немецкий, французский и голландский. По мнению академика Л. С. Берга, «Описание земли Камчатки» есть замечательный географический труд, стоящий на высоте тогдашней науки и доселе сохраняющий свое значение. Книге этой по справедливости должно быть присвоено наименование классической»1. Он касался не только географии, но и этнографии и истории Камчатки, давал о ней всестороннее представление. И это не просто научный труд, добавим мы, но отчасти и художественное произведение, написанное живым, красочным языком, своеобразный памятник своей эпохе[8].

Труд С. П. Крашенинникова, второе издание которого было в библиотеке А. С. Пушкина, привлек внимание поэта в связи с его творческими замыслами. И он его, как говорится в предисловии книги издания 1948 года, за семь дней до своей дуэли с Дантесом, 20 января 1837 года, подробно законспектировал и даже начал составлять план статьи о Камчатке2. Этот конспект двух объемистых томов (в 757 страниц) труда С. П. Крашенинникова у А. С. Пушкина в Полном собрании сочинений (изд. 4‑е) занял 28 книжных страниц. Кроме конспекта «Описание земли Камчатки» и плана статьи, он сделал набросок начала этой статьи.

Но, очевидно, работа поэта над двумя книгами не могла ограничиться одним днем. Дата «20 января 1837 г.» стоит на обложке второй части конспекта («Камчатские дела»), которая по характеру записи резко отличается от первой («О Камчатке»), являясь, по существу, тезисами. К тому же надо заметить, что А. С. Пушкин не просто конспектировал труд С. П. Крашенинникова, но и обдумывая заносил свои мысли.

Примечательно, что среди огромной массы различных сочинений, с которыми знакомился поэт во время работы над «Историей Петра I», его внимание привлекло именно «Описание земли Камчатки». К этому труду А. С. Пушкин обратился на заключительном этапе своих многолетних исследований по истории Петра, когда многое в основе было сделано и путь Петра вплоть до его кончины был почти с протокольной документальностью в набросках прослежен.

На другой день после составления конспекта четвертой части «Описания земли Камчатки», 21 января 1837 года, поэт беседовал с П. А. Плетневым о своей работе над «Историей Петра I».

Таким образом, работа над статьей о Камчатке шла у А. С. Пушкина параллельно основной. Как отмечает Ю. Тынянов, в последние годы жизни поэта «литературная его форма перерастала свои функции, и новая функция изменяла форму. К концу литературной деятельности Пушкин вводил в круг литературы ряды внелитературные (наука и журналистика), ибо для него были узки функции замкнутого литературного ряда. Он перерастал их»3.

В выборе для своей статьи труда С. П. Крашенинникова А. С. Пушкин проявил себя не только как писатель, но и ученый, который еще в 1833 году был принят в члены Российской академии, посещал ее заседания и написал статью «Российская Академия».

Можно полагать, что на замысел статьи о Камчатке А. С. Пушкина и натолкнула работа над «Историей Петра I», которой он усиленно занимался в конце 1836 — начале 1837 года.

Как известно, Петр I был инициатором снаряжения Камчатской (Сибирской) экспедиции под руководством В. Беринга. За три недели до своей кончины, 6 января 1725 года, он собственноручно написал краткую инструкцию начальнику Сибирской экспедиции:

«1. Надлежит на Камчатке или в другом там месте сделать один или два бота с палубами.

2. На оных ботах[9] возле земли, которая идет на Норд и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля часть Америки.

3. И для того искать, где оная сошлась с Америкой, и чтоб доехать до какого города Европейских владений или, ежели увидят какой корабль Европейской, проведать от него, как оной кюст[10] называют, и взять подлинную ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды»4.

Болезнь Петра не позволила ему лично руководить подготовкой экспедиции. Вручая генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину инструкции, Петр сказал ему:

«Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию… Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государеву через искусства и науки. Не будем мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались изыскивать берегов американских»5.

У А. С. Пушкина в «Истории Петра I» есть такая запись: «Он (Петр. — Л. Т.) назначил Беринга (капитана) для открытия пути в восточную Индию через Ледовитый океан». Эту конспективную запись он, естественно, в своей дальнейшей работе над трудом развернул бы, показав роль Петра I в истории географического изучения сибирских окраин России.

Статью о Камчатке А. С. Пушкин начал готовить для журнала «Современник», в котором с первого номера начал помещать материалы и на географические темы. Например, в первом номере была опубликована статья «Долина Ажитугай», автора которой поэт представлял в послесловии: «Султан Казы Гирей (потомок крымских Гиреев)»; а через номер он напечатал свою статью «Джон Теннер», о которой рассказано ниже.

Своей статьей о Камчатке А. С. Пушкин хотел ознакомить читателя с малоизвестной тогда окраиной России, каковой оставалась Камчатка, с ее историей, природой и людьми, со многим необычным в этой «землице» и вместе с тем с трудом С. П. Крашенинникова, бывшим уже библиографической редкостью.

Интересно привести выдержки из конспекта А. С. Пушкина «Описание земли Камчатки», которые показывают, как он умел схватить основное, самое существенное, и как быстр, неутомим был в работе. При этом отметим, что А. С. Пушкин при конспектировании труда С. П. Крашенинникова создал в значительной мере свое произведение, сделав и структурные, логически обоснованные изменения, в частности последнюю главу «Описание земли Камчатки» — о дорогах из Якутска на Камчатку — он перенес в первую часть конспекта как ее заключение.

Многое в пушкинском конспекте «Описание земли Камчатки» не утратило актуальности до сих пор, интересно и для современного читателя, желающего лучше знать свою Родину, в частности один из наиболее своеобразных ее уголков — полуостров огнедышащих гор и фонтанирующих горячих источников, которые в нашей стране есть только здесь — на Камчатке. Ведь, как говорится в первых строках предисловия к этому поистине энциклопедическому труду, «Коль ни полезно и ни приятно историческое и физическое знание обитаемого нами земного круга вообще, однако более пользы и приятности получаем от описаний стран, с коими мы имеем вящее, нежели с другими, сообщение, или коих подлинные обстоятельства с довольною достоверностию нам еще не известны»6.

Это, конечно, тоже имел в виду А. С. Пушкин, собираясь на основе конспекта труда С. П. Крашенинникова написать статью о Камчатке, о делах камчатских.

Конспект, как отмечено выше, состоит из двух частей: 1. О Камчатке и 2. Камчатские дела. И каждая законспектирована по-разному в соответствии с намерениями поэта.

«О Камчатке» — это конспект первых трех частей книги: I. Камчатка и соседние страны. II. О преимуществах и недостатках Камчатки (в ней идет речь о ее природе и природных богатствах). III. О народах, населяющих Камчатку.

В конспекте хорошо схвачена суть каждой части.

«Камчатская землица (или Камчатский нос) начинается у Пустой реки (в ней нет рыбы, поэтому так и названа. — Л. Т.) и Анапкоя (тоже река. — Л. Т.) в 59° широты — там с гор видно море по обеим сторонам. Сей узкий перешеек соединяет Камчатку с матерой землею».

«Камчатка отделяется от Америки Восточным океаном (т. е. Тихим. — Л. Т.); от Охотского берегу Пенжинским морем (т. е. Охотским. — Л. Т.). Соседи Камчатки — Америка, Курильские острова и Китай».

В трех фразах А. С. Пушкин передал суть первой главы «Описание земли Камчатки» — «Положение. Границы».

«Камчатка земля гористая. Она разделена на равно хребтом (Срединным, как он сейчас называется. — Л. Т.); берега ее низменны. Хребты, идущие по сторонам главного хребта, вдались в море и названы носами. Заливы, между ими включенные, называются морями (Олюторское, Бобровое etc.)». Как емко сказано!

А. С. Пушкин обращает внимание на то, что «под именем Камчатки казаки разумели только реку Камчатку. Южная часть называлась Курильской землицею. Западную часть от Большой реки до Тигиля — Берегом. Западный[11] берег — Авачею (по имени реки) и Бобровым морем. Остальная часть от устья Камчатки и Тигиля к северу — Коряками (по имени народа).

«Авача славна своею губою»

Рек много, но одна Камчатка судоходна. По ней на двести верст от устья до устья реки Никула могло ходить морское судно кочь (?), на котором бурею занесены были первые посетители тех краев: Федот с товарищи (речь идет о Попове. — Л. Т.).

Главные прочие реки — Большая река, Авача и Тигиль.

Озер множество: главные — Нерпичье, при устье Камчатки; Кроноцкое, из коего исходит река Крокодыг, Курильское, из которого течет река Озерная, и Апальское.

Ключи (как тогда назывались гейзеры. — Л. Т.) и огнедышащие горы встречаются на каждом шагу».

Как видно, А. С. Пушкиным, по существу, дана выразительная краткая характеристика Камчатки по обширному материалу С. П. Крашенинникова.

Далее подробно описываются отдельные реки, прежде всего Камчатка, «по-тамошнему Уйкоаль», которая «выходит из болота, течет сперва к северо-востоку, потом изворотясь круто на южно-западную сторону, впадает в Восточный океан под 56°30′ северной широты (496 верст)»[12].

«Река Тигиль и Еловка. По ним прямой путь от Восточного океана до Пенжинского моря… Близ той Орлова река (по причине орлиного гнезда на тополе)».

«Авача. Славна своею губою, которая имеет 14 верст в длину и ширину» (в длину она больше — до 24 км. — Л. Т.).

Гавань Петро-Павловская (находится в Авачинской губе. — Л. Т.) названа по имени двух пакетботов, в ней зимовавших в (?)». А. С. Пушкин поставил вопрос, так как в книге С. П. Крашенинникова не указана дата основания Петропавловска (1740 год — во время зимовки в Авачинской губе, одном из наиболее удобных заливов в мире, судов «Святой Петр» и «Святой Павел» экспедиции В. Беринга. — Л. Т.).

Кратко поэт записал об огнедышащих горах — вулканах, которые казаки называли горелыми сопками.

«Их три: 1) Авачинская, 2) Толбачинская между реками Камчаткой и Толбачиком, 3) Камчатская»[13].

Указывает и «угасшие горы» (потухшие вулканы) — и Апальскую, и Вилючинскую (всего их около 300. — Л. Т.).

Все это, несомненно, существенные наметки для создания картины Камчатки.

Далее, отделив текст черточками, А. С. Пушкин приводит такие интересные этнографические сведения: «Камчадалы едят березовую крошеную кору с икрой и кладут оную в березовый сок». У С. П. Крашенинникова есть пояснение, как это делается: «… Жители, соскобля у старого дерева корку, рубят оную топориками, как лапшу, мелко и едят с сушеною икрою с таким удовольствием, что в зимнее время не минуешь Камчатского острожка, в котором бы баба не сидела около березового сырого кряжа и не крошила объявленной лапши каменными или костяными топориками своими. Квасят же камчадалы оною коркою и березовый сок, и от того бывает он кислее и приятнее».

«Камчадалы из приморской травы плетут ковры и епанчи, подобные нашим старинным буркам».

А. С. Пушкин записывает и важные охотничьи приметы: «Отбытие мышей предвещает худой промысел; приход их есть важный случай, о котором оповещается всюду». Кстати, у поэта есть стихотворение «Приметы» (1821 г.), в котором обращается внимание на необходимость наблюдений природы: «Старайся наблюдать различные приметы…».

Далее А. С. Пушкин записал: «Соболиное наволоко, место по реке Лене до речки Агари (30 верст)». Такое название ему он дал сам, обобщив данные С. П. Крашенинникова о соболином промысле, о котором в его труде, в частности, сказано следующее: «…по всей Сибири соболей было множество, особливо по Лене реке в бору, который начинался от устья реки Олекмы и продолжался вниз по реке Лене до речки Агари верст на 30. С начала покорения Сибири соболиная ловля была столь богатая, что оное место богатым наволоком прозвано».

Как бы подытоживая свое ознакомление с природной (физико-географической) частью труда С. П. Крашенинникова, А. С. Пушкин сделал обобщающий, очень точный и емкий вывод о внешнем облике Камчатки:

«Камчатка страна печальная, гористая, влажная. Ветры почти беспрестанные обвевают ее. Снега не тают на высоких горах. Снега выпадают на 3 сажени глубины и лежат на ней почти 8 месяцев. Ветры и морозы убивают снега; весеннее солнце отражается на их гладкой поверхности и причиняет несносную боль глазам. Настает лето. Камчатка, от наводнения освобожденная, являет скоро великую силу растительности; но в начале августа уже показывается иней и начинаются морозы…

Климат Камчатки умеренный и здоровый».

Это, можно сказать, уже обработанный материал.

В первой части конспекта специально выделен раздел о составе местного населения и его размещении:

«Жители Камчатки:

1) Камчадалы.

2) Коряки.

3) Курилы.

Первые в южной Камчатке, от устья Уки до Курильской Лопатки, и на первом Курильском острове Шоумчи.

Коряки на севере.

Курилы на островах.

Коряки смешаны с чукчами, юкагирами, ламутками.

Коряки бывают оленные и сидячие…

Камчадалы называют себя ительмен,‑ма — житель,‑ница. Русских зовут брыхтатын, огненные люди.

Камчадал — от коряцкого хончало (от Кооч-ай, житель реки Еловки)».