А кто же станет руководить обучением Махмуда? — отговаривал Абдаллах.
Но Натили решил твердо.
Меня зовут в Гургандж, у моего родственника много детей, и их требуется учить.
Это была правда. Натили написал родственнику, тот приглашал его. Рано утром Натили уехал из Бухары.
Кем ты хочешь стать? — спрашивал Абу Сахл Масихи у Хусайна. Он не подозревал, что уже тогда Хусайн задумывался над этим вопросом.
Знания приносят мало пользы — вот что открыл внезапно Хусайн!
Несколько лет он читал книги с утра до вечера, отрываясь лишь для обязательных молитв-намазов да для еды. Ночами он продолжал изучать эти книги, и даже во сне к нему приходили решения неясных проблем. И вдруг один короткий вопрос остановил его:«Для
чего?»
Он знал чванливого законоведа — факиха. Факих изо всех сил показывал «глубину своих знаний». Но мир от этого лучше не становился. Даже законы нарушали по прежнему.
А что толку, если знаешь, например, коран наизусть. Или теоремы Эвклида. Или даже логику. Люди поступают не по законам логики, а как им захочется в данную минуту.
От простого крестьянина, выращивающего хлеб, от ремесленника, шьющего сапоги, было больше пользы, чем от набитой знаниями головы факиха.
«Я тоже могу стать факихом, — думал Хусайн. — Могу стать даже важным чиновником, как мой отец. А могу и не стать. Зачем, для чего мне это нужно?»
Во всей жизни людей Хусайн увидел страшное несоответствие. «Зачем живет человек? — думал, мучаясь ночами, Хусайн. — Неужели, чтобы умереть? Зачем же
он тогда радуется и страдает? Зачем ученый всю жизнь тратит на знания, наконец набирает этих знаний достаточно и тут же умирает? Неужели он всю жизнь искал знания, чтобы унести их в могилу? Для чего живу я сам? Главная жизнь моя будет в загробном мире — так учат богословы. Значит, сейчас я живу неглавной жизнью?»
В это Хусайн не хотел поверить.
«Сейчас я живу неглавной жизнью». — От этой мысли болело сердце. Ум не соглашался с этой мыслью.
«А если бы человек жил на земле столько, сколько хотел? Тогда бы и наша жизнь стала главной, — думал Хусайн. — Если кто хочет в загробную, пусть он туда отправляется. Только... никто не хочет туда отправляться. Все хотят жить здесь, на земле».
«Неужели я, здоровый, сильный, однажды умру и меня на земле не будет! — думал Хусайн. — Я не хочу умирать. Я хочу жить долго».
И вдруг Хусайн поразился простой мысли: «Для этого же и существует медицина! Как я раньше не догадался об этом! — думал он. — Медицина нужна для того, чтобы продлить жизнь человеку на земле. А может быть, кто-то захочет жить вечно. Может быть, уже есть такие лекарства, которые делают людей вечными? Надо больше читать книг».
С этими мыслями он ходил по улицам и улыбался этим мыслям.
Едущий мимо старичок на ослике даже не догадывался о том великом деле, которое задумал странно улыбавшийся встречный юноша.
«Я развяжу узел смерти! — думал Хусайн. — Для этого стоит жить. Главным моим делом станет медицина. Я сделаю людей долгими жителями. Вот для чего я буду жить».
Теперь Хусайн постоянно читал медицинские книги.
Отец взял у знакомого и привез на осле в тюке тридцать томов «Вместилища медицины» ар-Рази. Того самого врача, о котором рассказывал Масихи. Ар-Рази, как узнал Хусайн, ведал первой построенной в Багдаде больницей. В больнице работали двадцать четыре врача.
Ар-Рази подробно пересказывал достижения древних медиков — Гиппократа и Галена. В книгах были описаны многие лекарства.
Эти книги Хусайн изучал почти год. Порой в них встречались невероятные советы.
«Считают, что если поймать зайца, изжарить его в шкуре и при этом смотреть, не отводя глаз, на животное, то такое помогает от простуды».
«При чем тут заяц?» — удивлялся он.
Через год Хусайн уже запомнил все, что было написано в медицинских книгах. К нему начали приходить первые больные.
Хусайн писал записки, по которым аптекари готовили лекарства. Несложные лекарства он научился готовить сам.
Все чаще за советами стали приходить и врачи.
Хусайн, ты не помнишь состав лекарства, которое помогает при перебоях сердца? — спрашивал пожилой, но мало знающий врачеватель.
И Хусайн сразу называл состав:
Сумбул, китайская корица, дикий имбирь, семена укропа настаивают на виноградном вине.
А потом его стали звать к тяжелобольным. Иногда приходилось перебирать в памяти все, что говорилось в книгах о симптомах их болезней, и принимать решение самому.
Книги ничего не говорили о строении внутренних органов.
«Как мало мы знаем о человеке, — думал Хусайн. — Из чего состоят почки? Что такое легкое? Почему здоровые люди внезапно умирают от болей в правом боку и при этом у многих вздувается живот?»
Хусайн ходил к мяснику, исследовал желудки и сердца верблюдов, баранов, лошадей.
Неужели ты считаешь, что мое сердце похоже на сердце этого жирного барана? — смеялся мясник.
Даже верблюд и баран имели разное строение мышц, желудка, кишечника. Как же сильно должен отличаться от них человек!
Иногда Хусайн решал на время отказаться от лечения людей. Знания, построенные на предположениях, могут принести только вред. Но приходили больные, изнуренные люди, и Хусайн не мог отказать им в помощи. Другие врачи знали не больше его, а меньше. Он был обязан помочь больным. Он старательно осматривал их. Чутко слушал дыхание, пульс, различные шумы тела. Выписывал лекарство. И лекарство часто помогало.
Но порой, когда Хусайна вызывали к больным, он так до конца и не мог понять, что же случилось там, внутри недавно здорового организма. В таких случаях врачи выписывали общеукрепляющее лекарство, чтобы оставить больному хоть небольшую надежду.
Путь к изучению строения человека был закрыт. За изучение трупа сам врач по закону был бы сразу превращен в труп.
Хусайн вспоминал свои мечты о продлении жизни всем людям. Какими далекими они были! Он ненавидел свое бессилие. Но выхода, казалось, не было.
Однажды возле книжных развалов к Хусайну подошел известный бухарский врач Камари.
Как тебя зовут, юноша? — спросил Камари.
Хусайн.
Слухи о твоем удачном врачевании дошли и до меня,—сказал Камари негромко, как бы раздумывая.
Хусайн не ответил, он только горько улыбнулся. Какое уж тут удачное врачевание!
Вот что, приходи сегодня вечером в дом за городской стеной, там где Рамитанские ворота, — сказал вдруг Камари и сразу отошел.
«Зачем он позвал меня?» — думал Хусайн, проходя вечером через городские ворота. В этом доме давно уже никто не жил. Дом превратился в развалину, но оконце было почему-то плотно завешено. Внутри горели светильники. Внутри дома был один лишь Камари.
Скажи мне, юноша, ты часто мучаешься от того, что строение человеческого тела почти неизвестно тебе? — спросил Камари.
Но как его изучить? Живого человека резать нельзя, а мертвого — запрещает закон. Хотя, если бы была такая возможность, я бы обязательно изучил тело мертвого человека, чтобы помочь живым.
Хусайн уже начал догадываться, зачем его позвал Камари.
Я долго не решался это сделать, страдая от своей беспомощности, когда надо было лечить сложные болезни. Но теперь я стар и терять мне нечего. Сейчас сторож кладбища принесет нам захороненного сегодня человека, и мы узнаем причину его смерти. Я его долго лечил от болей в животе, но лечение помогало мало.
До утра Хусайн и Камари при свете светильников исследовали органы умершего человека. Они обнаружили неизвестный отросток толстой кишки. Этого отростка Хусайн не видел у животных. Камари тоже первый раз узнал об отростке. Покрытый язвами отросток был нагноен, разорван, и гной, разойдясь из него, воспалил брюшину.
Теперь многие непонятные болезни стали ясными. И путь к их лечению уже можно было нащупать.
Эта ночь дала Хусайну знаний не меньше, чем книги.
Еще не раз по вечерам Хусайн и Камари, оглядываясь, не следят ли за ними, шли к развалившейся хибаре, что стояла рядом с домом кладбищенского сторожа.
«Философия — мать всех наук, — часто слышал Хусайн. — Ученым можно стать, лишь познав философию».
Уже двадцать раз он прочитал «Метафизику» древнего грека, мудрого Аристотеля с первой строки до последней, знал ее наизусть, но ни одной главы постигнуть не мог.
«Это книга, пути к пониманию которой нет», — подумал он.
Он решил отбросить ее, не думать о ней, забыть,
Утром к нему пришли два больных человека. Один был ремесленник, ткач. У него от ходьбы опухали ноги. Хусайн приготовил мазь для втирания. Второй был торговец самаркандской бумагой. У него часто дергалась левая бровь. Ему Хусайн посоветовал часто, насколько хватит терпения, дергать бровью, так же, как она дергается сама.
И через несколько дней сама по себе бровь уже ни за что дергаться не станет. Торговец кивал, недоверчиво улыбаясь. Хусайн с трудом убедил его.
Больные отвлекли от книги Аристотеля. «Но ведь все считают метафизику главной наукой. Неужели они лгут, прячут свое невежество, — подумал Хусайн. — Так быть не может. Значит, я недостаточно понятлив».
Хусайн не знал, что книгу эту много раз переводили с языка на язык. Каждый переводчик вставлял от себя
абзацы и целые страницы. И в таком исковерканном виде книга дошла до него.
Вечером Хусайн долго бродил по улицам, потом вышел на площадь, где был книжный базар. Тут можно было купить книгу по любой области знаний. Лежали толкования корана — тефсиры — на арабском языке и на персидском, переводы медицинского трактата Гиппократа, книги по астрологии, книги стихов и поэм. Сюда сходились образованные люди всей Бухары, они рылись в рукописях. Хусайн уже знал знаменитого поэта Абу-ал Фатха Бутси, он писал стихи на двух языках, на арабском и на фарси, писал об идеальном братстве людей, выступал против войн и усобиц. Другой знаменитый завсегдатай — врач Камари — стал другом Хусайна. Все эти люди и многие другие знакомые и незнакомые обсуждали рукописи, читали друг другу стихи, спорили, даже ругались и, наверно, не могли жить друг без друга.
Хусайна поманил продавец.
Совсем дешевая книга. Всего три дирхема. Продает студент. Очень, говорит, хорошая книга. Только он сильно нуждается.
Хусайн взял книгу. Книга была не толстой. Он прочитал название: «Комментарии к метафизике». «Опять метафизика», — усмехнулся он.
Автором комментария был сам Фараби. «Вряд ли даже Фараби поможет мне», — подумал Хусайн.
Три дирхема, так ведь дешево, — уговаривал продавец.
Хусайн вынул три серебряные монетки, протянул продавцу.
По дороге он прочитал первую главу, потом вторую, третью.
Все было понятно. Все было совершенно ясно.
«Да ведь это все так просто! Как же я мог не понять
Аристотеля! — удивился Хусайн. — Объяснение того, что материя тел не отделена от формы, понятно. Все понятно!»
Теперь, после книги Фараби, Хусайн радостно шел от фразы к фразе Аристотеля...
На другой день он попросил у отца денег, пошел на базар и раздал их нуждающимся.
Однажды Хусайн встретил на улице своего соседа Умара.
Здравствуй, — сказал Умар, — давно я тебя не видал. Все книги читаешь?
А на тебе новый халат!
Халат! Ты посмотри, какая у меня дорогая чалма. А сам я, посмотри, какой я сытый и веселый!
Рад за тебя, Умар, если тебе хорошо.
Мне-то хорошо. Я стал помощником самого пловщика великого эмира. А ты? У тебя есть дело?
Учусь лечить людей.
Лечить? Много на этом не заработаешь. Так и быть, когда я стану сам пловщиком, возьму тебя во дворец. Будешь мне помогать, вместе росли все-таки.
Умар важно пошел по улице дальше.
А через несколько дней он попросил помощи у Хусайна.
Нет, Умар был здоров. И отец его был здоров. И женщины на женской половине были здоровы.