с богом, пусть бы там и разбирались — есть он на свете или нет.
Поэтому Абу Али и Бируни вели свои разговоры только наедине.
А кругом по площадям бродили гадатели и колдуны. Люди верили им. Невежественные «святые люди», безумные прорицатели были в почете. Каждое утро на базарах передавали друг другу новости о чудесах.
Однажды во время такой прогулки по городу Абу Али и Бируни услышали грохот. И сразу в ближнем дворе поднялось пламя. Абу Али узнал это место. Здесь жил алхимик, который с помощью кабалистических заклинаний хотел получить золото из дешевых металлов.
Люди заливали пламя водой. Воду носили в мешках — бурдюках, в кувшинах. Человек жил недалеко от городских ворот, а прямо к воротам подходили каналы от Амударьи.
Невдалеке валялся, тлея, рукав от халата. Его затаптывал ногами какой-то старик.
Потом из груды металлических обломков и углей вытащили изуродованное тело несчастного алхимика.
Дом его не пострадал. Бируни подобрал листки бумаги. На листах алхимик вел записи. Абу Али стал читать их.
Вместо золота путем химических превращений алхимик шел к получению страшного взрывчатого вещества — гремучей ртути. Видимо, он и погиб от ее взрыва.
Алхимик открыл несколько способов получения металлов из окислов. Одно это составило бы ему славу. Но алхимик и не догадывался. Думая, что стремится к золоту, он стремился к своей смерти.
На научное собрание хорезмшах пришел в хорошем настроении. В тот день спорили богословы.
Каждая сура — глава корана — начинается со слов: «Во имя аллаха милостивого, милосердного». Каждый богослов понимал смысл этой фразы по-своему. Каждый по-своему ее толковал. А один ученый, который собрал больше ста толкований этой фразы, принялся их перечислять.
Бируни и Абу Али было скучно. Они тихо заговорили о другом.
Сегодня я наконец начал книгу о происхождении гор и пустынь, — сказал Абу Али.
О происхождении? — удивился Бируни.
Понимаешь, я знаю, насколько это неожиданно. Все мусульмане считают, что мир на земле сотворен однажды и навсегда. Даже самые мудрые ученые говорят, что горы всегда были горами, а пустыня — пустыней.
Я тоже задумывался над этим, — сказал Бируни,— но не нашел фактов, опровергающих их слова.
Помнишь, когда ты занялся орошением сухих земель и я стал ездить с тобой по Хорезму, ты все удивлялся, зачем я роюсь в обрывах у рек, спускаюсь в пропасти ущелий? Тогда я решил скрывать до времени свои мысли. Ты, вероятно, тоже наблюдал, что земная кора, словно слоеный пирог, состоит из разных, не похожих друг на друга отложений? В полувыветренных пустынных холмах я находил вдруг морские раковины, остатки окаменелых растений. Как они могли попасть сюда, на вершины когда-то высоких гор? Значит, эти высокие горы были еще раньше морским дном. Здесь проплывали рыбы, колыхались морские травы. Но ведь все богословские книги говорят другое. Они говорят, что мир создан совсем недавно, всего несколько тысяч лет назад, по желанию бога и за несколько дней. Ни один ученый не отвергал это мнение богословов.
Попробовали бы они отвергнуть! — Бируни грустно улыбнулся.
Но факты, природа, обычный здравый смысл — все кричит о другом! — Абу Али говорил с волнением. — О том, что многие пустыни, несомненно, были когда-то морским дном, писать надо обязательно. А те места, которые сейчас глубоко опущены под воду, когда-то, возможно, были плоскогорьями и долинами, на них росли горные травы, по ним струились ручьи. Все на земле постоянно изменяется. И тот слой почвы, который высоко поднят наверх, в котором я обнаружил остатки морских животных, был дном океана не две и даже не десять тысяч лет, а еще раньше. Ведь гора выветривается долгие тысячелетия. Хотя, — тут Абу Али заулыбался, — надо, конечно, не обидеть и богословов. О каждом явлении я решил писать, что оно, конечно же, происходит по воле аллаха.
В этот момент его позвал хорезмшах, которому, вероятно, тоже стало скучно слушать спор богословов.
Мы слышали, Абу Али по-прежнему живет в чужом доме? — спросил хорезмшах. — Это не соответствует званию ученого, которое Абу Али занимает при нашем дворе. Мы даруем Абу Али пять тысяч динаров. Пусть он приобретет себе все необходимое.
«Самый плохой человек — тот, кто ест один, ездит верхом без седла и бьет своего раба» — такая была поговорка.
Лошади у Абу Али не было. Раба тоже. Но он собирался покупать дом, а жить одному в доме не полагалось. Нужно было подыскивать слугу.
Хочешь, я подарю тебе кого-нибудь из своих слуг? — спросил Аррак.
«Раба, который в другом месте был любимцем,
не бери, ибо, если не будешь его баловать, он или сбежит, или в сердце тебя возненавидит», — вместо ответа напомнил Абу Али другую поговорку.
Абу Али отправился на невольничий рынок. Его сопровождал старший сын купца.
Многие думают, что покупать раба — дело торговое. Покупка раба и наука об этом относятся к философии, потому что покупатель должен знать психологию,— важно рассуждал купеческий сын по дороге.
Он бубнил весь путь, прочитал Абу Али длинную лекцию о породах рабов, удивлялся неопытности Абу Али.
Признаки раба умного и удачливого, — говорил сын купца, — такие: он должен быть стройный, с умеренными волосами и умеренным мясом, белый, розоватый, с широкой ладонью, большим промежутком между пальцами, широким лбом, темно-серыми глазами, открытым лицом, безгранично склонным к смеху. Такой раб годится для обучения наукам, выполнению переписки, работ по казне, и во всяком деле он — человек верный.
Абу Али слушал его с неприязнью.
А если у раба широкие брови, глаза навыкате, веки толстые и красные, губы и зубы длинные и широкий рот, то такого раба не бери хоть задаром. Такой раб очень бесстыж, и нахален, и невежлив, и зол, и ищет раздоров.
Наконец они пришли на невольничий рынок.
Это было четырехугольное пространство, огороженное невысокой стеной. А внутри — обычные узкие улочки, дома. Ночью рабы спали в этих домах, днем их выводили в лавки на продажу.
У входа Абу Али оглушил визгливый голос зазывалы.
Девушки на любой вкус! Девушки, обученные пению, вывезенные из Индии; белые девушки-славянки,
черные девушки из Нубии, девушки-тюркчанки, гречанки и берберийки! На любой вкус, продаются только в хорошие семьи!
Мужчин продают в дальней половине, — сказал купеческий сын.
Они пошли мимо девушек, одетых в белые и розовые одежды. На лицах девушек было тупое равнодушие.
И вдруг Абу Али заметил юную девушку. Она утешала мальчика лет пяти. Мальчик был босой, в длинных чужих штанишках. Он громко плакал, а девушка говорила ему что-то, улыбалась, но в глазах у нее были горе и страх.
Хорошая девушка, знает грамоту, умеет варить еду, может петь и плясать, — подошел работорговец, — от приличной хозяйки. Хозяйка недавно умерла, счастливых ей дней в раю, а родственники продают все имущество. Прогонишь ты, наконец, своего мальчишку! — закричал он на девушку. — Это брат ее, — работорговец снова повернулся к Абу Али. — Его я уже продал. Сейчас за ним придут.
Мальчик услышал эти слова и снова заплакал, и девушка перестала улыбаться, принялась кусать губы.
Нам нужен мужчина, домоправитель, — сказал купеческий сын.
А-а, — махнул рукой работорговец и сразу стал равнодушным, — домоправителей продают в том углу.
Дальше продавали мужчин средних лет. Работорговцы громкими голосами расхваливали их образованность и природный ум.
Рабов было много, но Абу Али шел мимо них, глядя себе под ноги.
Что же ты? — сказал купеческий сын. — Смотри вот на этого — и взгляд открытый, и кожа чистая. И, торговец говорит, знает он языки.
Абу Али прошел мимо. Он не мог посмотреть в глаза ни одному продающемуся здесь человеку. Он привык смотреть в испуганные глаза больных, своим уверенным взглядом вселяя в них надежду.
Нет, не стану я покупать людей!
Абу Али повернул назад, к выходу.
Сколько времени зря потеряли! — ворчал купеческий сын. — Завтра я один пойду на рынок и приведу тебе раба.
Они снова проходили мимо той девушки. Мальчика уже не было. Его, видимо, увели новые хозяева. Теперь плакала девушка. А торговец зло ругал ее.
Для чего тебе румянили утром щеки! — кричал он. — Смазывали душистыми маслами! Чтобы ты сбивала сама себе цену?! Да за тебя сейчас дирхема никто не даст.
Покупателей близко не было, и поэтому торговец мог кричать все, что думал.
Остановись, я куплю эту девушку, — сказал Абу Али.
Зачем тебе девушка? — удивился купеческий сын. — Мы ведь шли покупать мужчину, а если тебе нужна девушка, так мне и сказал бы, я бы тебе давно выбрал самую подходящую.
Я хочу купить именно эту девушку, — проговорил Абу Али. — И ее брата я куплю тоже.
Девушка перестала плакать и прислушалась к разговору.
Как тебя зовут? — спросил ее Абу Али.
Ширин, — тихо сказала девушка.
Имя-то у нее красивое, — вмешался торговец.
А цена какая? — спросил купеческий сын.
Торговец замолчал, притворяясь, что размышляет.
Сто динаров.
Абу Али сразу полез за кошельком.
Это дорого, — сказал купеческий сын, — пошли. Мы найдем другую девушку.
Абу Али неприятна была эта торговля.
Десять динаров скинешь, берем, — сказал купеческий сын. — А нет — уходим.
Да ты потрогай ее волосы, настоящие, некрашеные и неподвязанные. И зубы. Иным приходится отбеливать смесью угля с толченой солью, а у нее — сами белые. И по-хорезмийски она понимает. Девяносто два динара — только из уважения к хорошим людям.
Абу Али заплатил деньги. Торговец выписал кабалу — купчую расписку. В этой расписке говорилось, что полным хозяином девушки является теперь он, Абу Али ибн-Сина. Потом торговец сказал адрес тех людей, которые купили мальчика.
Пойдем, Ширин, искать твоего брата, — сказал Абу Али.
Они вышли с базара. Купеческий сын пошел рядом с Абу Али. Ширин немного отстала.
Сын купца продолжал ворчать:
Девяносто два динара! Почти две тысячи дирхем! Да прежде за такие деньги можно было год прожить супружеской чете! Как подскочили цены! И все потому, что мы мало воюем. Султан Махмуд ходит священной войной — газаватом — на Индию, так у него рабы задаром. А тут сотня динаров.
Ты не мусульманка? — спросил Абу Али девушку.
Нет, — ответила девушка, — я христианка. Мои родители были из Греции.
Они нашли нужный дом. Торговаться отправился купеческий сын. Абу Али слышал его громкий голос.
Купеческий сын торговался долго.
Нам понравился этот мальчик, — говорили во дворе.
Да я даю за него вдвое больше! — убеждал купец.
Я верну тебе, господин, стоимость денег, я отработаю, только выкупи брата, — сказала девушка. — Ты можешь не дарить мне подарков, я буду мало есть, и брат мой тоже будет есть мало.
Абу Али улыбнулся.
Хорошо, — сказал он. — Там мы посмотрим.
Наконец купеческий сын вышел красный и злой.
Двадцать динаров! А сами купили за девять.
Он взял у Абу Али деньги и через несколько минут вывел мальчика.
Мальчик подбежал к сестре и схватил ее за руку.
Ну вот, — торжественно объявил Абу Али, — а теперь, Ширин, ты свободна. И брат тоже свободен.
Почему? — сказала девушка испуганно.
А купеческий сын даже заморгал от удивления.
Теперь, когда ты снова соединилась с братом, вы можете идти куда желаете.
Нам некуда идти, — сказала девушка. — У нас нет дома, нет денег. Любой человек нас обидит. Ты наш господин и ты должен поселить нас у себя, а мы должны удовлетворять все твои желания.