Помоги проекту - поделись книгой:
Если бы отстегнуть его крахмальный воротничок, снять круглые очки и взъерошить Жану-Бернару волосы, я вполне могла бы его полюбить. Он сильный, искренний, помогает мне выпутаться из двусмысленных ситуаций, не утонуть в кипе бумаг.
Еще нам помогала Натали. Она не спускает с меня глаз. Вынюхивает следы Американца… (Так она Вас величает!) Похоже, она Вам не доверяет. По вечерам за ней заходил Рике, ворчал, что мы припозднились. Рике тридцать пять лет. Он маленький, коренастый, сплошь усеянный татуировками. Он носит джинсы, кожаные куртки и чем-то напоминает Джеймса Бонда. Я нахожу его привлекательным и советую Натали быть начеку. Она лишь пожимает плечами. Они вместе уже десять лет. У них трое детей. Натали не подозревает, как коварны могут быть мужчины. Дом, хозяйство для нее важнее физического наслаждения…
Таковы, Джонатан, наши последние новости.
Пишите, а то я начинаю волноваться!
Кей
Джонатан Шилдс
Отель «Белые пески»
Конкарно[19]
20 января 1998.
Кей, мне, в самом деле, грустно…
И виной тому праздники, пресловутые рождественские каникулы, из-за которых я не могу жить спокойно. Все вдруг стали восторженными идиотами, говорят друг другу пустые бессмысленные вещи и смотрят на меня с подозрением, потому что общее веселье меня не затронуло, никто не звонит меня поздравить, никто не дарит мне подарков, и я слоняюсь в гордом одиночестве, не повесив маленькую елочку себе на шею!
Ненавижу рождество, потому что когда-то был на рождество счастлив, безумно счастлив…
Впрочем, это было давно.
Ужасно смотреть на разряженных взрослых людей, которые добросовестно сорят деньгами, обжираются, обнимаются, целуются, опрокидывая одну рюмку за другой!
Тонны отвратительной принудительной рождественской нежности сваливаются вам на голову, а вы обязаны терпеть. Посторонние люди, скалясь изо всех сил, кричат: «С рождеством, мсье Шилдс, желаем счастья!», а я гляжу на них, как баран на новые ворота! Самодовольные идиоты, которые ничего в этой жизни не добились, знай себе шли по проторенной дорожке!
Я чувствую себя больным и нелепым, я бешусь!
Я готов возненавидеть целый мир.
Пока не началось это бедствие под названием «праздники», мне было хорошо и весело. Одиночество ничуть меня не тяготило. Я наслаждался зимним солнцем на узких дорожках, среди ощипанных ветром деревьев. Каждое утро я покупал газету, выпивал чашечку крепкого кофе, выбирал маршрут на день, ждал Ваших книг, пытался поизящнее сформулировать свои впечатления. Некоторое время назад я решил освежить в памяти итальянский язык, дабы прибыть на родину Гарибальди свежим и бодрым! (Когда закончу работу над путеводителем, поеду в Италию, чтобы хорошенько отдохнуть).
Кстати, я тоже ненавижу путеводители. Я принадлежу к особой категории туристов: достопримечательности меня утомляют. Я из тех, кого трогают милые повседневности, схваченные на лету детали, какой-нибудь забавный диалектизм или золотистый картофель, апельсиновый закат, чайка, угодившая в сеть, рыночный зазывала в большом супермаркете. Не нужно далеко ездить за свежими ощущениями, строить из себя тонкого знатока, все здесь, у ваших ног, в пределах видимости, нужно только хорошенько приглядеться…
Без Ваших книг я бы совсем пропал.
Мне все понравилось, кроме Жана Лоррена, который слегка утомляет… Сплошной эфир! Сплошной эфир!
Впрочем, я сам напросился, строил из себя интеллектуала, глотающего поэзию литрами!
Кстати, прочел Литтре. Теперь я вижу, в чем отличие между беспардонным и бесцеремонным, а также дерзким, развязным, смелым, отважным, нахальным и далее… надменным, заносчивым, самовлюбленным, неотесанным, бесстыдным. Грань тонка, сколько оттенков присутствует во французском языке, сколько едва уловимых различий, позволяющих соблюсти меру! Мне симпатичны люди дерзкие и отважные, смелые и бесшабашные. Что касается надменных, заносчивых, неотесанных и развязных, то они мне нравятся меньше… Могу даже при случае угостить их смачной пощечиной, вывихнуть челюсть, швырнуть мордой в грязь.
Короче, слова вновь спасли меня от депрессии!
Что касается Вас, то Вы тоже в некотором роде идете по проторенной дорожке, в вашей жизни много человеческого тепла, много близких друзей! Вы сами выбрали свою участь и, похоже, довольны ею…
Вы продаете книги! Трудитесь на благо общества! Спасаете заблудших, исцеляете больных. Пресвятая Кей, помолитесь за меня, не дайте мне погибнуть!
А мне все хочется объявить забастовку, воздвигнуть баррикады…
Потому-то я и молчал все эти дни.
Я кипел, задыхался от ярости, жадно впитывал жабрами воздух, чтобы вконец не зачахнуть.
Все еще слабый,
Джонатан
Кей Бартольди
«Дикие Пальмы»
Фекамп
1 февраля 1998.
Вот это да! Сколько в Вас злости! Успокойтесь, пожалуйста!
Я чем-то Вас обидела? Рассердила своим «книгоспасительством»?
Вы завидуете простому человеческому счастью?
Я свое счастье сделала своими руками, дорогой мсье Шилдс! Совершенно самостоятельно! И Вы еще не знаете, откуда мне пришлось подниматься, причем без помощи любящих родителей и похотливых Пигмалионов!
И я никому не позволю смеяться над своими достижениями!
Переболейте злорадством в одиночестве! Продолжим переписку, когда в Вас не будет ни ложки дегтя, ни прочих гнусных примесей.
На сем разгневанный поставщик гордо показывает Вам язык!
Джонатан Шилдс
Отель «Портовый»
Ла-Рошель[21]
5 февраля 1998.
Мадемуазель Кей, прошу Вас принять мои глубочайшие извинения!
Должно быть, я слишком много вина выпил в одиночестве. Иногда, под вечер все кажется мне беспросветным. Перед глазами на большой скорости пролетает вся предыдущая жизнь, так что поневоле хочется притормозить и вернуться на исходную позицию, все переиграть, как говорит моя нынешняя хозяйка.
А тут еще Рождество…
И «Чужой дом».
Я понимал, что эта книга меня «тряхнет», но не рассчитывал, что встряска будет настолько сильной.
У меня тоже есть своя страшная тайна, а вот исповедоваться некому!
Это меня и взбесило.
Успею ли я получить прощение прежде, чем будет слишком поздно?
Не слишком ли долго я ждал?
Вдруг я умру, так и не объяснившись?
«Сын Бакунина» тоже потряс меня. Я перечитал эту книгу сразу же как написал Вам о ней (видите, я изменяю Вашему книжному магазину с другими лавками!). Любопытно, насколько по-разному выглядит один и тот же человек в глазах окружающих, которые настроены к нему благосклонно или не вполне… В двадцать-двадцать пять лет так трудно объяснить собственное поведение, а тем более — свои отношения с другими! В этом возрасте иной раз не отличишь любовь от самолюбия!
Неужто мне всю жизнь придется расплачиваться за однажды совершенную подлость?
Или я казню себя слишком жестоко — то была всего лишь легкомыслие.
Щегольство на грани убийства.
Я сделал больно другому человеку, другим людям.
Я тоже был беззаботным и жестоким юношей. Я не так стар, как говорит Натали.
Простите мне эти приступы ехидства, Кей, я виновато склоняю голову.
На колени не встану — я слишком горд, но Вы задели меня за живое.
Живите счастливо средь Ваших книг.
А я пребуду в Вашей памяти случайным прохожим.
Я не рисуюсь, мне еще ни в чью жизнь не удалось войти, разве только заскочить проездом.
Вероятно, я не так смел, как хотелось бы.
Джонатан, кающийся грешник
Кей Бартольди
«Дикие Пальмы»
Фекамп
15 февраля 1998.
Не нравится мне этот снисходительный тон. «Живите счастливо средь Ваших книг»! Моя жизнь, стало быть, кажется Вам недостаточно яркой. Какое, право, высокомерие, презрение, злорадство!
Можно подумать, что Вы в этой жизни достигли большего.
И неужто Вы так собой горды, что готовы высмеять ближнего, который, кирпичик за кирпичиком, воздвигал свое шаткое здание?
Все мы одержимы иллюзией счастья, гонимся за ним, как безумные. Это бездумное стремление к счастью и заставляет нас жить. Иначе можно было бы лечь и ждать, когда придет твой час!
Что мне сделать с Вашим кредитом?
Потратить его по своему усмотрению и наприсылать Вам книг, которых Вы не заказывали?
Не желаю быть у Вас в долгу!
Кей Бартольди, зануда
Поделиться книгой: