На похоронах она почти не разговаривала, радуясь тому, что люди считают ее подавленной случившимся, чтобы общаться. Несколько раз ее попытались отчитать за то, что она не привела с собой брата, но сначала за нее вступился доктор Лерой, а затем шериф. Он появился на кладбище и, судя по всему, пришел не проститься с покойной, а поговорить с Гвен. Дождавшись удобного момента, он отвел ее в сторону и бегло расспросил о том, как себя чувствует Томас, пообещав, что пришлет к ней социального работника в ближайшие дни.
– Социального работника? – растерялась Гвен. – Зачем социального работника?
– Ты еще ребенок, а Томасу нужен уход и… – шериф замолчал, увидев, как вспыхнули щеки Гвен. – Ты просто не понимаешь, как сложно будет…
– Я работаю, и я не ребенок. К тому же… – Гвен постаралась успокоиться. – К тому же последние два года мать практически не заботилась о нем. Это делала я, шериф. Понимаете? И я могу позаботиться о нем сейчас. – Она замолчала, не зная, что сказать еще.
Шериф нахмурился, тяжело вздохнул, положил ей тяжелую руку на плечо, снова вздохнул и снова заговорил о социальном работнике, только на этот раз сделал это издалека, объясняя Гвен, что вырастить Томаса ей не по силам, что это большая ответственность.
– А то, что до этого его растила больная шизофренией женщина, нормально?! – вспылила Гвен, выслушала новую историю своей несостоятельности и едва сдержалась, чтобы не послать шерифа к черту. «Забрать Томаса? Как бы не так!»
– Может, никто и не хочет забирать его у тебя, – попыталась успокоить ее вечером Лорель. – К тому же это ведь будет социальный работник, а не пристав, которому поручено забрать у тебя брата. Дом у тебя есть, работа тоже. Поговорите, скажешь, что не отдашь Томаса, может, даже получишь какую-нибудь помощь.
– Да не нужна мне никакая помощь! – отмахнулась Гвен, но слова подруги немного успокоили ее. «Может быть, действительно все эти страхи не имеют основания? – думала она. – Не становиться же мне такой, как мать, подозревая всех и во всем?!» Сравнение помогло сильнее слов подруги. «И то правда, это ведь просто социальный работник».
Несколько дней ей удавалось думать именно так, затем она стала забывать о предстоящем визите. «Может быть, шериф передумал? Может быть, у них есть более важные дела, чем навещать тех, кто может справиться и без них? А может, они просто решили забыть обо мне?» В последнее хотелось верить больше всего, но надежды не оправдались.
Прошло чуть больше недели после похорон матери. Гвен и Томас убирались во дворе. Синий седан, лучшие годы которого остались уже далеко позади, остановился у их дома. Гладко выбритый мужчина лет сорока вышел из машины. На нем был надет серый костюм. Черные ботинки запылились. В руках потертая кожаная сумка. Русые волосы коротко пострижены. Гвен не сразу поняла, кто он, и долго не обращала на него внимания, а он просто стоял и смотрел на нее и Томаса. Пять минут, десять…
– Мисс Мороу? – позвал он охрипшим голосом, достал платок и высморкался. – Меня зовут Рон Адамс. Шериф просил заехать к вам и…
– У нас все хорошо! – выпалила, не задумываясь, Гвен. – Нам не нужна помощь, и у нас нет никаких жалоб или пожеланий. – Она уставилась на Адамса, но он молчал, переводя взгляд с нее на Томаса и обратно.
– Не возражаете, если я поговорю с мальчиком? Томас? – он открыл свою папку. – Его ведь так зовут, да?
– Да, но зачем….
– Томас! – Адамс дружелюбно помахал рукой. – Не бойся. Подойди ко мне. – Он опустился на корточки, чтобы быть с мальчиком примерно одного роста. Гвен наблюдала за ним, пытаясь заставить себя не нервничать. – Чем занимаешься, Томас? – спросил ее брата Адамс. Томас насупился, опустил голову. – Не бойся. Я хочу быть твоим другом, – Адамс посмотрел на Гвен. – Ведь так, мисс Мороу?
– Да, – нехотя согласилась она. – Скажи ему, Томас, что мы делали?
– Вы ведь убирали двор? – помог ему Адамс. Томас кивнул. – Отлично. А ты? Что именно делал ты? Подметал, собирал мусор или… – Адамс не договорил, потому что Томас резко развернулся и побежал прочь. – Что это с ним? – спросил он Гвен. Она растерянно пожала плечами.
– Не знаю. Обычно он ведет себя немного лучше, но это… Это ведь мальчишка. – Она улыбнулась, надеясь смягчить этим Адамса. Адамс задумался на мгновение, затем осторожно кивнул.
– Очень необщительный мальчик. Он всегда был таким или стал после смерти матери?
– Что? Нет. Он нормальный. Просто… Просто я даже не знаю, что на него нашло.
– А при матери он вел себя так же? Не поймите меня неправильно, но для ребенка в таком возрасте важен авторитет, а вы просто его сестра. Возможно, он просто выражает свое нежелание подчиняться вам и ждет, когда вернется мать? Родители, как правило, имеют влияние на детей. Особенно в таком возрасте, поэтому…
– У его матери была шизофрения, мистер Адамс, – оборвала его Гвен, отчаянно пытаясь выглядеть приветливо. – Его растила я. И я для него авторитет.
– Вот как, – Адамс что-то хмыкнул себе под нос. – Тогда докажите мне это.
– Что? – растерялась Гвен.
– Прикажите ему вернуться и поговорить со мной.
– Приказать? А вы не думали, что просто не понравились ему, может быть, даже напугали его?
– Я?! – Адамс натянуто рассмеялся. – Не говорите ерунды, мисс Мороу. У меня трое детей. Дети любят меня.
– Это ваши дети вас любят, мистер Адамс. Вы их отец. А для Томаса вы – незнакомец, которого он видит впервые. Не забывайте к тому же, что он рос без отца и любой мужчина для него всегда чужак.
– Просто прикажите ему вернуться и поговорить со мной.
– Нет, – Гвен попыталась отыскать взглядом Томаса, но не смогла. – У него недавно умерла мать. Я не знаю, видел он это или нет. И если вы думаете, что я буду заставлять его разговаривать с человеком, который ему неприятен или которого он боится, то вы сильно ошибаетесь.
– Дети не боятся меня, – продолжая улыбаться, почти прошипел Адамс.
– Почему? – Гвен пожала плечами. – Мне, например, когда я была маленькой, вы бы не понравились, может быть, я бы даже испугалась вас.
– Мы говорим не о вас, мисс Мороу.
– Верно. О Томасе. Но если он… – она замолчала, увидев, как брат идет, катя перед собой велосипед. Он остановился перед Адамсом, показал на спустившее колесо и протянул ему ключ.
– Почини!
– Починить? – Адамс снова присел на корточки. – Боюсь, при помощи ключа это не починить. Разве тебе не говорили об этом? – он увидел, как Томас покачал головой, и снисходительно улыбнулся. – Видите, мисс Мороу, ваш брат совершенно не боится меня. Уверен, если вы оставите нас наедине на пару минут, то мы подружимся. Что скажешь, Томас? Хочешь поговорить со мной?
– Лучше почини.
– Починю, но для этого потребуется заменить колесо. У тебя есть новое колесо?
– А ее друг мог починить так, – сказал Томас, указывая на Гвен.
– Друг? – улыбка Адамса стала шире. – Значит, у твоей сестры много друзей?
– Я не знаю. – Томас нахмурился, опустил голову, не сводя глаз с колеса.
– А друзья твоей сестры… Они часто бывают здесь?
– Не знаю. Так ты не починишь мне колесо?
– Они не мешают тебе? Не шумят, когда ты спишь или…
– Ну хватит! – вспылила Гвен, окончательно потеряв терпение. – Чего вы добиваетесь, мистер Адамс?! Хотите услышать, что я не уделяю брату достаточно внимания? Это не так. Хотите узнать, как часто я меняю своих друзей? Томас не знает этого. Хотите заставить его сказать, мешаем мы ему спать или нет? Он не скажет вам, потому что кроме меня в этом доме вечером больше никого не бывает. Что еще, мистер Адамс?
– Еще? – он нахмурился, не придав предыдущим словам никакого значения. – Вы сказали, что ваша мать была больна. Как думаете, это не могло передаться Томасу?
– Томасу? – Гвен нервно шмыгнула носом. – Нет. Могло, но не передалось. Я наблюдала за ним, читала об этом литературу и…
– А вам?
– Что?
– Вам это могло передаться? Вы никогда не замечали за собой необъяснимого беспокойства, тревоги, подозрительности к незнакомым людям? – он смотрел на Гвен, ожидая ответа, а губы его продолжали улыбаться. – Подумайте об этом, мисс Мороу. Потому что если ваша мать действительно была серьезно больна, то не мне вам говорить, как это может быть опасно. – Он многозначительно посмотрел на Томаса. – Особенно для ребенка, который вынужден жить с больным человеком.
– Я не больна! – прошипела Гвен, начиная злиться на Томаса за то, что он крутится возле них со своим велосипедом.
– Не нужно злиться, мисс Мороу, – тут же подметил Адамс. – Это всего лишь моя работа. – Он устремил свой взгляд к дому. – Не возражаете, если мы посмотрим комнату Томаса?
– Нет, но где, если честно, вы были предыдущие шесть лет?
– Предыдущие шесть лет ваша мать была жива, – Адамс снисходительно улыбнулся и жестом предложил Гвен идти вперед. На крыльце он остановился, посмотрел на кресло-качалку. – Говорят, ваша мать сделала это здесь?
– Да. Говорят… – Гвен открыла входную дверь, крикнула Томасу, чтобы он не уходил далеко от дома. – Кажется, вы хотели посмотреть комнату брата?
– Хотел. – Адамс не двигался, просто стоял и смотрел на кресло. – Могу я спросить вас, мисс Мороу, что вы почувствовали, когда нашли свою мать? Судя по тому, что вы мне сказали сегодня, у вас не было к ней теплых чувств.
– Она была больна, мистер Адамс. Что вы хотите услышать? Желала ли я ей смерти? Хотела ли, чтобы умерла моя мать? – Гвен встретилась с ним взглядом и сказала «нет». – А теперь, если вы не против, давайте посмотрим комнату Томаса.
– За этим я и здесь, – Адамс снова улыбнулся.
Эта улыбка уже начинала бесить Гвен. Она хотела верить ему, хотела верить в честность и мудрость этого человека, но не могла. Все в нем было каким-то фальшивым. Может, лишь ботинки, пыльные и грязные, были более-менее правдивы. Все остальное – фарс, фальшивка. Гвен вошла в комнату брата, открыла окно, выгоняя застоявшийся воздух.
– Согласна, придется сделать скоро ремонт, но… – она всплеснула руками. Адамс снова улыбнулся, кивнул, однако Гвен так и не смогла понять, согласен он с ней или это еще одна фальшивка.
– Скажите, мисс Мороу, а эту комнату для Томаса выбирали вы или ваша мать?
– Эту комнату? – она насторожилась, ожидая подвоха. – Не помню. Кажется, вместе. Не знаю. Какое сейчас это имеет значение?
– Ну, вы говорили, что ваша мать была больна, а комната выбрана удачно, к тому же когда мальчик только родился, осмелюсь предположить, что здесь было уютно. – Адамс долго смотрел на Гвен, ожидая ответа, но она настырно решила молчать. – А ваша комната, мисс Мороу? Мы можем посмотреть ее?
– Это еще зачем?
– Я социальный работник, мисс Мороу. В мои обязанности входит смотреть, анализировать, делать выводы.
– Да? И какой вывод вы хотите сделать, осмотрев мою комнату?
– Пока никакой, но надеюсь, что в итоге он окажется верным, – Адамс породил еще одну улыбку. Гвен отвернулась, скрывая гримасу отвращения.
– Пойдемте.
Она отвела его в свою комнату, решив, что не станет ничего объяснять, не станет оправдываться. Кровать не убрана – плевать, это ее дело. Косметика разбросана по столу, вещи на спинках стульев – и что, разве это не принадлежит ей?
– Давно здесь делали ремонт? – спросил Адамс, осматриваясь и совершенно не замечая беспорядок.
– Не помню, а что?
– Судя по моим наблюдениям, лет семь назад, возможно, даже больше. – Он дождался, когда Гвен согласно кивнет. – Не ошибусь ли я, если скажу, что после рождения Томаса у вас никогда не делали ремонт?
– Выходит, что так, – Гвен растерянно пожала плечами.
– А ваша мать? В ее комнате такой же беспорядок? – Адамс увидел, как напряглась Гвен. – Или же нет? – он подумал, что, возможно, эта девчонка могла занять комнату матери, как только та умерла. Почему бы и нет? Вот и объяснение этого беспорядка. – Мы можем посмотреть комнату вашей матери, мисс Мороу?
– Комнату матери? – она пожала плечами, вышла в коридор. – Там в основном иконы и… Я не заходила туда с того дня, когда… – Гвен замолчала, открыла дверь и пропустила Адамса вперед. – Не возражаете, если я не буду заходить? – спросила она.
Адамс не ответил, переступил порог, огляделся. Комната была просторной, но крайне мрачной. Тяжелые шторы скрывали окна. Лики святых застыли на стенах. От их укоризненного взгляда, казалось, невозможно укрыться. Большая кровать стояла посреди комнаты, разделяя окно и входную дверь. Постельное белье на ней было чистым, но крайне дешевым. Старый бельевой шкаф неуклюже сутулился напротив кровати. Адамс подошел к нему, заглянул внутрь.
– Когда ваша мать в последний раз покупала себе что-нибудь из одежды? – спросил он Гвен.
– Из одежды? – она попыталась вспомнить, но не смогла. – Не помню, а что?
– Из того, что я вижу, она, судя по всему, была у вас аскетом. Вы никогда не ссорились с ней по этому поводу? Она никогда не пыталась запретить вам покупать новую одежду, косметику? Никогда не хотела, чтобы вы одевались чуть скромнее, проводили больше времени дома?
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– Вы часто с ней ссорились?
– Ссорились? – Гвен вдруг захотелось захлопнуть дверь и оставить Адамса навсегда в этой больше похожей на камеру в тюрьме, чем на спальню, комнате. – Причем тут это?
– Просто пытаюсь понять. – Он жестом предложил ей войти. – Скажите, мисс Мороу, что вы чувствуете, находясь здесь?
– Ничего. – Гвен с трудом сдерживала желание подойти к окну и раскрыть шторы.
– А сейчас? – Адамс закрыл входную дверь.
Гвен резко обернулась.
– Какого черта вы делаете?! – на мгновение ей показалось, что в комнате не хватает воздуха. Адамс не двигался, просто стоял, наблюдая за ее реакцией. – Откройте, пожалуйста, дверь, – тихо попросила его Гвен.
– Вам страшно?
– Нет.
– Вы выглядите напуганной, мисс Мороу. Когда вы в последний раз заходили сюда? Месяц назад? Год назад? Пару лет?
– Не помню.
– Вы говорили, что мать ваша была больна. Как долго это продолжалось? Она причиняла вам боль? Заставляла вас стыдиться себя? Что вы почувствовали, когда она умерла? А Томас? В нем вы не видите продолжение своей матери? Не думаете о том, что можете наконец-то отплатить ей за весь тот вред, что она причинила вам? – Адамс выдержал небольшую паузу. – Мисс Мороу?
– Убирайтесь, – процедила сквозь зубы Гвен.
– Это просто стандартная процедура. Просто вопросы, которые я должен задать.
– Я сказала, убирайтесь! – Гвен шагнула к нему, заставив машинально попятиться.
– Вы же сами сказали, что ваша мать была больна. Разве я не должен проверить вас, чтобы понять, способны ли вы заниматься воспитанием своего младшего брата?
– Способна. Еще как способна. Довольны? А теперь убирайтесь. Дверь прямо за вашей спиной, мистер Адамс. – Она сделала еще один шаг к нему, надеясь, что он снова попятится, но он лишь слабо улыбнулся.
– Успокойтесь, мисс Мороу, – охрипший голос Адамса стал на удивление мягким. – За десять лет работы я общался с сотнями людей в подобных ситуациях, и поверь мне, я уже видел все.
– Я люблю Томаса, мистер Адамс, – тихо сказала Гвен, однако злость в ее голосе продолжала звучать. – Я смогу позаботиться о нем, и я никогда не причиню ему вреда. И можете не сомневаться – Томас любит меня и хочет остаться со мной.
– Ничуть не сомневаюсь, что это так, мисс Мороу, – снисходительно улыбнулся Адамс. – Дети в его возрасте, как правило, привязаны к своим родителям или родственникам вне зависимости о того, хорошо им с ними или нет. – Он вышел из комнаты. – Сколько вам лет, мисс Мороу? Восемнадцать?