Консолидация

Прежде чем отправиться в экспедицию, биолог прошла интенсивный курс выживания и обращения с оружием в заведении Центра, предназначенном для этой цели. Ее знакомили с теми полуправдами, которые руководство Южного предела считало полезными, опираясь на критерии, пока представляющиеся Контролю заумными, а то и вовсе туманными. Ее подвергали психологической обработке, чтобы сделать более восприимчивой к гипнотическому воздействию. Психолог-директриса могла навязать ей сколько угодно гипнотических сигналов — слов, в определенных комбинациях запускающих заданный эффект. Когда дверь уже закрывалась за Контролем, в голове вдруг промелькнуло: а не имела ли директриса отношения к помрачению ее воспоминаний, уже находясь с ней в Зоне Икс?

Контроль сидел за столом напротив биолога, осознавая, что Грейс как минимум наблюдает за ними сквозь одностороннее зеркало. Эксперты уже допросили биолога, но Контроль тоже был своего рода экспертом, и ему был необходим прямой контакт. Есть в фактуре допроса лицом к лицу нечто эдакое, чего лишены стенограммы и видеозаписи.

Пол под ногами был грязным, чуть ли не липким. Люминесцентные светильники над головой мигали через нерегулярные интервалы, а столы и стулья будто притащили из школьного кафетерия. Контроль обонял резкий металлический запах низкокачественного чистящего средства, нечто вроде забродившего меда. Уверенности в Южном пределе эта комната не вселяла. Будь она задумана как помещение для отчетов после возвращения с заданий — или хотя бы напоминающая таковое, — ей бы следовало быть покомфортнее, чем комната, раз и навсегда предназначенная для допросов, предполагающих возможное сопротивление.

Теперь, сидя напротив Контроля, биолог производила впечатление, из-за которого он не горел желанием смотреть ей в глаза. Впрочем, ему всегда было не по себе перед допросами, всегда казалось, будто тот яркий сполох в небе застыл в движении и сошел на землю, чтобы встать у него за спиной матерью во плоти и наблюдать за ним. Истина, стоящая за этим, такова: мать действительно время от времени проверяла его. Могла наложить руку на записи, так что это вовсе не паранойя и не праздное ощущение. Это часть его возможной реальности.

Порой даже полезно сыграть на собственной нервозности, позволяющей визави расслабиться. Так что он покашлял, неуверенно отхлебнул воды из принесенного с собой стакана, повертел в руках папку, которую положил на стол между ней и собой, а заодно и пульт от телевизора, находящегося у него за спиной. Чтобы законсервировать условия, при которых ее обнаружили, и вообще позаботиться, чтобы она не приобрела искусственных воспоминаний, заместительница директора приказала не давать биологу никаких сведений из ее личного дела. Контроль счел такую меру жестокой, но согласился с Грейс. Ему хотелось, чтобы папка между ними выглядела потенциальной наградой во время какой-нибудь из более поздних встреч, хотя еще и сам не знал, даст ли ее этой женщине.

Представившись своим настоящим именем, Контроль уведомил ее, что их «беседа» записывается, и попросил назвать свое имя для протокола.

— Зовите меня Кукушкой, — откликнулась она. Не промелькнул ли в ее бесстрастном голосе непокорный вызов?

Контроль поднял глаза на нее — и, тотчас испытав замешательство, снова отвел их. Она что, оказывает на него какое-то гипнотическое воздействие? Эту мысль, пришедшую в голову первым делом, он быстро отмел.

— Кукушкой?

— Или вообще никак.

Он кивнул, понимая, когда надо спустить на тормозах: исследование термина до поры обождет. Ему смутно помнилось нечто эдакое из личного дела. Быть может.

— Кукушка, — произнес он, будто дегустируя. Слово оставило на языке привкус мела и неестественности. — Вы не помните об экспедиции ничего?

— Я же говорила другим. Это были первозданные пустоши, — в ее голосе вроде бы промелькнула нотка иронии, хотя наверняка не скажешь.

— Насколько вы хорошо знали лингвистку во время обучения? — осведомился он.

— Не очень. Слишком велеречива. Не закрывала рта. Она… — голос биолога оборвался, и Контроль сдержал ликование. Этого вопроса она не ожидала. Вовсе.

— Так что же она? — подсказал он. Предыдущий дознаватель прибегал к стандартной методике: наладить контакт, представить факты, развивать взаимоотношения дальше. С практически нулевым результатом.

— Не помню.

— А я думаю, помните. — И если ты это помнишь, то…

— Нет.

Он демонстративно открыл папку и сверился с имеющимися стенограммами, нарочито выставляя на обозрение краешки сколотых скрепками страниц, содержащих важнейшие сведения о ней.

— Ну, тогда ладно. Поведайте мне о чертополохе.

— О чертополохе? — Ее выразительные брови недвусмысленно поведали, что она думает об этом вопросе.

— Да. По поводу чертополоха вы высказывались весьма досконально. Почему? — Его до сих пор ставило в тупик обилие деталей о чертополохе в беседе на прошлой неделе, когда она прибыла в Южный предел, снова наводя его на мысль о гипнотических сигналах, заставляя думать о словах, служащих этакой защитной чащобой.

— Не знаю, — пожала плечами биолог.

— «Чертополох там имеет цвет лаванды и растет в промежутке между лесом и болотом, — зачитал он из стенограммы. — От него никуда не денешься. Он привлекает множество насекомых, и окружающие его жужжание и яркость наполняют Зону Икс ощущением деловитости, почти как человеческий город». Там продолжается и дальше, но я не стану.

Она снова пожала плечами.

Контроль не собирался на первый раз зависать, вместо того скользя над местностью, чтобы картографировать просторы территории, которую хочет охватить вместе с ней. И потому двинулся дальше.

— Что вы помните о своем муже?

— А какое это имеет отношение?

— Отношение к чему? — внезапный выпад.

В ответ ни звука, так что Контроль подтолкнул ее снова:

— Что вы помните о своем муже?

— Что он у меня был. Какие-то воспоминания перед переходом, как о лингвисте.

Умный шаг — увязать это, чтобы все выглядело единым и неделимым. Расплывчатость вместо четкости.

— А вы знали, что он вернулся, как и вы? — осведомился он. — Что он был дезориентирован, как и вы?

— Я не дезориентирована, — огрызнулась она, подавшись вперед, и Контроль отпрянул. Он вовсе не испугался, но на миг подумал, что должен бы. Компьютерные томограммы мозга в норме. Были приняты все меры проверки на все, хоть отдаленно напоминающее инвазивные виды. Или «посторонних», как выразилась Грейс, по сей день не в силах произнести слово, хоть отдаленно напоминающее «внеземной». Если здоровье Кукушки как-то и переменилось по сравнению с имевшимся до отправки, то лишь в лучшую сторону: токсины, присутствующие в организмах большинства современных людей, обнаружились у нее и остальных в концентрациях значительно ниже нормы.

— Я вовсе не хотел вас обидеть, — сказал Контроль, прекрасно понимая, что она все-таки действительно дезориентирована. Что бы она там ни помнила или не помнила, биолог, которую он узнал по предэкспе-диционным стенограммам, не стала бы выказывать раздражения настолько быстро. И чего он до нее докопался?

Контроль взял пульт дистанционного управления, лежавший рядом с папкой, и дважды нажал на кнопки. Плоскопанельный телевизор на стене слева от них с шипением ожил, показывая пикселизованное, размытое изображение биолога, стоящей на заброшеной стоянке почти так же неподвижно, как бордюр или кирпичная стена перед ней. Все изображение было окрашено в тошнотворно-зеленый цвет ночной камеры наблюдения.

— Почему пустая стоянка? Почему мы нашли вас там?

Индифферентный взор и ни слова в ответ. Контроль позволил видео крутиться дальше. Нескончаемые фоновые повторы порой доводят допрашиваемого. Но обычно видеоматериал показывает, как подозреваемый ставит сумку или сует что-то в урну.

— Первый день в Зоне Икс, — сказал Контроль. — Пеший переход до базового лагеря. И что происходило?

— Ничего особенного.

Детей у Контроля не было, но ему представлялось, что на более-менее такой же ответ сподобится подросток, отвечая на вопрос, что сегодня было в школе. Пожалуй, стоит на минуточку завернуть обратно.

— Но чертополох вы помните очень и очень хорошо, — заметил он.

— Не пойму, почему вы привязались к этому чертополоху.

— Потому что сказанное вами предполагает, что вы помните некоторые из своих наблюдений в экспедиции.

Воцарилась пауза, и Контроль понял, что биолог уставилась на него. Ему хотелось дать ответный залп, но что-то предостерегло его против этого. Что-то заставило его почувствовать, будто сон о падении в хляби мог настичь его.

— Почему меня держат здесь в плену? — спросила она, и Контроль почувствовал, что снова может без опаски смотреть на нее, словно момент опасности пришел и ушел.

— Вы вовсе не в плену. Это входит в процедуру разбора.

— Я не могу выйти.

— Пока нет, — признал он. — Но сможете.

Разве что в другое заведение: пройдет года два или три, если все пойдет хорошо, прежде чем хоть кому-нибудь из вернувшихся позволят выйти в большой мир. Юридически они оказались в серой зоне, зачастую без веских на то оснований именуясь угрозой национальной безопасности.

— Я нахожу это маловероятным, — заявила она.

Контроль решил попытать удачу снова.

— Если не чертополох, то что же имеет отношение? — осведомился он. — О чем я должен вас спрашивать?

— Разве не в этом ваша работа?

— Какая моя работа? — хоть он и прекрасно понял, что она имела в виду.

— Вы ведь возглавляете Южный предел.

— Вам известно, что такое Южный предел?

— Да-а-а, — гортанно, чуть ли не с шипением.

— А как насчет второго дня в базовом лагере? Когда начались странности? — А начались ли? Придется полагать, что начались.

— Не помню.

Контроль наклонился вперед:

— Я могу погрузить вас в гипноз. У меня есть такое право. Я могу это сделать.

— На мне гипноз не работает, — бросила она, не скрывая отвращения перед его угрозой.

— Откуда вам известно? — Момент дезориентации. Она что, выдала что-то такое, чего выдавать не хотела, или вспомнила нечто, до сих пор для нее утраченное? Уловила ли она разницу?

— Просто знаю.

— Для полной ясности: мы могли бы заново обработать вас и погрузить в гипноз. — Сплошной блеф, да притом это повлекло бы осложнения по части логистики. Чтобы сделать это, Контролю пришлось бы отослать ее в Центр, и она исчезла бы в этой утробе навечно. Контроль смог бы просматривать отчеты, но больше никогда не получил бы к ней прямого доступа. Не говоря уж о том, что не так-то ему и хотелось заново обрабатывать ее сознание.

— Только попробуйте, и я…

Она ухитрилась прикусить язык на грани того, что звучало как начало слова «убью».

Контроль решил пропустить это мимо ушей. Он побывал под обстрелом такой уймы угроз, что знал, когда их стоит воспринимать всерьез.

— Что сделало вас невосприимчивой к гипнозу? — спросил он.

— А вы невосприимчивы к гипнозу? — с вызовом.

— Почему вы находились на пустой стоянке? Остальные двое искали тех, кого любят.

Ни слова в ответ.

Может, уже довольно сказано на сегодня. Может, уже довольно.

Выключив телевизор, Контроль подхватил папку, кивнул собеседнице и направился к двери.

Уже на пороге открытой двери, впустившей будто больше теней, чем следовало бы, он, прекрасно сознавая, что заместительница директора пристально смотрит на него из коридора, обернулся к биологу.

И спросил, как всегда и планировал, постскриптумом к вступительному акту:

— А что последнее вы помните о том, что делали в Зоне Икс?

Ответ неожиданно хлестнул по нему, будто проблеск света, столкнувшегося с тьмой:

— Тонула. Я тонула.

002: ПРИТИРКА

«Просто закрой глаза — и вспомнишь меня», — сказал отец Контроля два года назад в месте, не так уж удаленном от нынешнего, умирающий, старающийся утешить живущих. Но стоило закрыть глаза, и все исчезало, кроме сна о падении и наслоений шрамов от прошлых назначений. Почему биолог сказала это? Почему она сказала, что тонула? Это его тряхнуло, но заодно дало ему странное ощущение, будто у них есть общий секрет. Словно забралась ему в голову и подглядела его сон, и теперь они оба связаны. Он отторгал это ощущение, не желая иметь ничего общего с людьми, которых должен допрашивать. Он должен парить в горних высях. Должен выбирать, когда спикировать вниз, а не позволять чужой воле стащить себя на землю.

Открыв глаза, Контроль обнаружил себя стоящим в глубине подковообразного здания, служащего штаб-квартирой Южного предела. Изгиб выпирает вперед, с дорогой и автостоянкой перед ним. Здание, построенное в стиле, устаревшем уже на десятки лет, из слоями нагроможденных друг на друга бетонных блоков, являет собой то ли памятник архитектуры, то ли кучу мусора — Контроль еще не решил, что именно. Крыша слегка накренилась над всеми этими гребнями, расселинами и полнейшим недоразумением, отчего представляется не более практичной, чем арт-перформанс _ИЛи абстрактная скульптура ошеломительно грандиозных масштабов. Усугубляя ситуацию, пространство, стиснутое несомкнутыми концами подковы, превратили во внутренний дворик с видом на озеро, окруженное дремучей чащобой. По краям озеро обуглилось, будто пожарище, и хилые, подагрически скрюченные кипарисы разбрелись по колено в темной мерзопакостной воде. Свет, расползающийся по озеру, отдает какой-то клаустрофобической серятиной, отбивающей и отличающей его от синевы небес над ним.

Все это тоже некогда было новым — наверное, еще в меловом периоде, а здание, вероятно, присутствовало в некоем виде уже тогда, внедренное обратным инжинирингом настолько глубоко в прошлое, что, глядя из его окон, по сей день можно узреть стрекоз величиной со стервятников.

Сжимающая их в объятьях подкова особой уверенности не внушала, воспринимаясь скорее как символ незавершенности, нежели удачи. Незавершенные мысли. Незавершенные выводы. Незавершенные отчеты. Двери в торцах этой подковы, через которые многие проходили, чтобы срезать дорогу в противоположное крыло, подтверждали нехватку воображения. И тем не менее бездонное болото творило именно то, что болотам и полагается, — по-своему столь же совершенное, сколь несовершенен Южный предел.

Все было настолько недвижно, что, когда через этот пейзаж пролетел дятел, его вторжение шандарахнуло, как F-16, пробивший сверхзвуковой барьер.

Слева от подковы и от озера едва заметная с места, где он остановился, затаилась дорога, петляющая между деревьями к невидимой границе, за которой раскинулась Зона Икс. Всего тридцать пять миль мощеной дороги, а потом еще пятнадцать проселка с десятью контрольно-пропускными пунктами в общей сложности и приказами стрелять на поражение, если тебе там не место, с оградами, колючей проволокой и окопами, ямами и трясинами, а может статься, и с выдрессированными правительством колониями высших хищников и генетически модифицированными ядовитыми ягодами, и молотками, чтобы гвоздить себя по башке… но с самой минуты инструктажа Контроль почему-то гадал: а к чему это все? Потому что именно так и поступают в подобных ситуациях? Чтобы не подпускать людей? Он изучил отчеты. Если подберешься к границе «несанкционированным образом» и пересечешь ее где-либо, кроме двери, больше тебя никто не увидит. Сколько человек именно так и сделали, не попавшись на глаза? Откуда Южному пределу об этом знать? Раз-другой пытливым журналистам удалось подобраться достаточно близко, чтобы сфотографировать пограничные сооружения Южного предела, но даже это лишь подтвердило в умах общественности официальную байку об экологической катастрофе, на устранение последствий которой уйдет не меньше века.

Дальше следовала дорожка вокруг каменных столиков в бетонном дворе, выстеленном мелкой белой плиткой в комплекте с квадратами комковатой земли, в которую через нерегулярные интервалы понатыкали невзрачных тюльпанов… ему была знакома эта дорожка вкупе с ее как-то по-особенному шаркающим звучком. Заместительница директора раньше была полевым офицером. Что-то произошло на задании, и она повредила ногу. В здании ей удавалось это как-то скрывать, но только не на предательской бетонной плитке. Это знание пришлось Контролю некстати, вызвав желание посочувствовать ей. «Всякий раз, когда ты говоришь «в поле», мне представляется, как вся ваша шпионская братия шастает среди пшеницы», — сказал однажды его отец матери.

Грейс составила Контролю компанию по его просьбе, чтобы помочь ему поглазеть на болото в ходе беседы о Зоне Икс. Потому что он думал, что смена обстановки — удаление за пределы бетонного гроба — могла бы помочь смягчить ее враждебность. Но это было прежде, чем он осознал, насколько адский и доисторический здесь пейзаж, а теперь еще и доисте-рический. Взгляни на эту москитную оргию и обогрей меня, Грейс.

— Вы допросили только биолога. Я по-прежнему не понимаю, почему, — она сказала это, прежде чем Контроль успел протянуть хоть тоненькое щупальце вступительного гамбита… и вся его решимость разыгрывать из себя дипломата, как-нибудь стать ее коллегой, а не врагом — пусть даже ценой введения в заблуждение или метафорического удара по почкам — расплылась в волглом воздухе, как кисель.

Он изложил ход своего мыслительного процесса. На нее это вроде бы произвело впечатление, хотя толком понимать выражение ее лица он еще не научился.

— А никогда — во время обучения — не казалось, будто она что-то скрывает? — поинтересовался он.

— Уводите в сторону. Вы считаете, что она что-то скрывает.

— Вообще-то еще толком не знаю. Я могу и ошибаться.

— У нас есть более искусные дознаватели, чем вы.

— Наверно, действительно.

— Мы должны отправить ее в Центр.

От этой мысли его покоробило.