— Вон он, — сказала Лола почти весело.
Ингрид ловко развернула машину, спрашивая себя, сколько лет потребовалось ее напарнице, чтобы научиться свободно себя чувствовать в этой среде. Этому мужчине едва исполнилось двадцать пять, на нем был костюм и ослепительно белая рубашка, резко выделявшаяся в темноте. Его светлые волосы выглядели искусно растрепанными, а лицо, хотя и довольно изможденное, все же было красивым. Он не был похож на торговца. Совсем нет. Он хотел выглядеть как Дэвид Боуи, и это ему почти удавалось.
— Его зовут Ришар, — пояснила Лола. — Один из моих старых знакомых. Змея подколодная, но выглядит всегда на все сто.
— Да, он ничего. Почему он это делает? Наркотики?
— Именно. У него полно любовников, но его верная супруга — это доза.
На взгляд Ингрид, его костюм не слишком отличался от тех, что носили служащие, работающие в квартале Дефанс. Он не был похож на своих коллег, по большей части предпочитавших джинсы и кожу.
— Рада снова тебя видеть, Ришар. Да, да, кроме шуток.
— Комиссар Жост, сколько лет, сколько зим! А ты все ездишь на своей старой потрепанной машинешке. Видно, платят в вашем департаменте все так же мало. После того, как ты отработала там столько лет, черт побери!
— Ты, может быть, и прав, Ришар, только за ответы на мои вопросы мне платить не приходится, так что здесь я выигрываю.
— Что ж, такая уж моя судьба… ну давай, спрашивай. Чего бы тебе хотелось?
— Найти румына. По имени Константин. Около двенадцати лет. Очень светлые волосы, одет в черный свитер с капюшоном.
— Я бы назвал это непосильной задачей. Я не в курсе.
— Я подозревала, что с первого раза мне может не повезти. Мне хотелось бы, чтобы ты меня просто направил, и побыстрее, мне вовсе не улыбается торчать здесь всю ночь. Я знаю, как ты любишь, чтобы тебя упрашивали.
— Нет, не знаешь. Так или иначе, о Константине я ничего не знаю. У малышей есть еще надзиратели. Их пятнадцати-шестнадцатилетние соотечественники, которые сами занимаются проституцией. Тебе нужно задержать такого мальчишку, понимаешь?
— Подскажи мне, как.
— А твоя коллега не разговаривает? Стесняется? У нее такая же прическа, как у Жан-Поля Готье. И пуловер такой же. Здорово!
— Нормально. Это Жан-Поль Готье.
— Я так и подумал.
— Ну, Ришар, тебя наконец осенило? Смотри, а то мы с Готье заберем тебя в участок. Тогда ты упустишь немало хороших шансов, и, несмотря на то, что ты красив, как падший ангел, твои ночи станут все длиннее и все холоднее. Думай быстрее.
— Ну-ну, не льсти мне! Ты знаешь ко мне подход. Ладно, моя сладкая, свернешь на боковую аллею и проедешь немного вверх, в направлении площади Этуаль. Не до площади Берже. А до нашей площади, площади Парижа. У меня никогда не получалось называть ее площадью Шарля де Голля…
— Ришар, ты отвлекаешься!
— Там увидишь припаркованный «мерседес» с номером CD. Внутри будет встрепанный парень, которого зовут Или. Бабское имя, но так уж сложилось. Его правда зовут Или. Но поторопись, ибо хотя ночи и длинные…
Не дослушав падшего ангела, Ингрид направила машину к середине площади.
— У тебя что, пропеллер под матроской? — спросила Лола.
— Я не люблю таких разговоров, таких людей, такие места…
— Жаль. Потому что ночь только началась, хотя кажется, что она уже в разгаре.
Ингрид припарковалась у боковой аллеи. Они вышли из машины и пошли в направлении Триумфальной арки, которая сверкала огнями за черными деревьями. «Мерседес» был в двух шагах. Они подождали, пока дверь откроется и выйдет молодой блондин.
— Возьми меня под руку, тогда мы будем выглядеть, как бабушка с внучкой, совершающие моцион.
— Выброси сигарету, а то бабушка получается не очень респектабельной.
— Ладно.
— А я выгляжу естественно?
— Только не бей его по лицу бутылкой мексиканского пива, и сойдет. Внимание, сейчас мы его сцапаем…
—
— На языке полицейских — арестуем, поймаем. Давай, настройся, Ингрид. ХВАТАЙ ЕГО! ДАВАЙ, ЖИВО!
Лола была на добрую голову выше молодого человека, поэтому она с легкостью прижала его к кузову грузовичка. Для пущего эффекта Ингрид крикнула: «Полиция! Не двигаться!» Он пробормотал пару фраз, в которых слышалось раскатистое «р». Его глаза бегали, как эти самые «р», он искал друзей. Соотечественников, надзирателей. Может быть, язык Ришара и был ядовитым, как жало змеи, но слова выбирать он умел.
— Мы знаем, кто ты. Тебя зовут Или.
— Я ничего не сделал.
— А кто говорит, что сделал? Не волнуйся, все в порядке.
На вид Ингрид дала бы ему лет семнадцать, у него на лице были угри и пробивались усы.
— Слушай меня внимательно, Или, — вновь заговорила Лола. — Мы не сделаем тебе ничего плохого. Ты отвечаешь на мои вопросы, и мы исчезаем. Растворяемся в ночи, как ниндзя. Ты нас видишь, и раз — нас уже нет. Согласен? Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Или кивнул. Лола сказала, что отпустит его, но он должен вести себя спокойно. Он поправил куртку и пригладил волосы. Спереди у него болталась дурацкая прядь, все время падавшая ему на лицо, а сзади он был выбрит практически наголо.
— Мы ищем маленького Константина. Последний раз он шлялся у Фобур-Сен-Дени. И не говори мне, что не знаешь его. Я знаю, что ты его знаешь. Мне так сказали.
— Что ты от него хочешь?
— Отвечай на вопрос, Или. Ты знаешь, где Константин?
— Константин сбежал, и я ничего не знаю. Вообще ничего. Он не хотел приходить сюда работать. Он сбежал. Я не лгу полиции, клянусь! Это правда.
— Если он сбежал, то твои начальники наверняка ищут его. И они должны были с чего-то начать. Скажи нам, с чего.
— Клянусь, я не лгу полиции, я ничего не знаю.
— Тогда мы забираем тебя в участок, — сказала Ингрид, напустив на себя суровый вид.
— Я ничего не знаю, клянусь, клянусь!
— А кто-нибудь его знает? — спросила Лола. — Кто-нибудь знает, где он?
— Может быть, повар?
— Какой повар?
— Я не знаю его имя. Я знаю ресторан. Иногда он давал поесть. Поэтому Константин ходил туда. На Пассаж-Бради.
— Если ты мне наврал, то я вернусь завтра, и тебя отсюда выкинут. И это лучшее, что может с тобой случиться.
— Клянусь, клянусь! Я все рассказал. Повар — это точно.
— Ладно, Или, можешь идти. Если ты этого хочешь.
Именно этого-то он и хотел. Ингрид и Лола смотрели, как он направляется к воротам Дофина.
— Лола, у тебя нет ощущения, что мы вернулись к исходной точке?
— Да нет же, Ингрид, говорю тебе, ночь только началась.
— Кстати, знаешь, кого мы напоминаем?
— Жан-Поля Готье и Мэй Уэст?
— Нет! Красавиц…
— Дневных и ночных, да?
— Точно!
10
Пассаж-Бради был погружен в полумрак. Однако его нарушал слабый свет, лившийся из «Красавиц». Лола была склонна усмотреть в этом какой-то знак, однако впечатление нарушали крики, доносившиеся из освещенных окон. Парочка выясняла отношения. Или, вернее, женщина изливала свой гнев на голову мужчины, пытавшегося сохранить самообладание. Голос принадлежал Хадидже. Ингрид и Лола быстро переглянулись и подобрались поближе к ресторану.
— Тебя волнует только то, что из-за задержания ты провалила кастинг. Все дело в этом.
— ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ!
— Только то, что есть.
— ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я РАССКАЗАЛА ТЕБЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, В ЧЕМ ДЕЛО, ДА?
— Да, только не кричи. И не ругайся.
— Все очень просто. Ты сказал мне, что твоя жена умерла, да, конечно! Однако ты заботливо скрывал от меня, ОТЧЕГО ОНА УМЕРЛА!
— На полтона пониже, пожалуйста! Если бы ты спросила, я бы сказал тебе, отчего.
— Тебе плевать, что я выглядела как дура в глазах этого злобного маленького полицейского.
— И мы снова возвращаемся к тебе. Печально.
— Я говорю не о себе. Я говорю о нас, Максим. Из-за тебя я поругалась с родителями. И с братом тоже.
— Так у тебя есть брат? Вот это новость!
— Дело не в этом. Мой брат — грязный тип, однако он прав, когда говорит, что я живу со стариком, который никогда на мне не женится.
— А что изменит женитьба?
— Мне плевать на женитьбу, вопрос не в этом. Я прекрасно обхожусь и без твоих обещаний. Но меня бесит, что ты постоянно скрытничаешь. И благодаря этому полицейскому я еще узнала, что ты ходишь на массаж к американке, похожей на трансвестита.
— Но это вовсе не секрет.
— Ах вот как?
— Ингрид Дизель — просто моя подруга, и она прекрасно делает массаж. Это снимает стресс. Тебе тоже надо попробовать.
— А еще, тебе наплевать на меня.
— Я, я, я! Ты ни о чем другом не говоришь, Хадиджа.
— Ты ничего не понимаешь, Максим, и я сыта тобой по горло. Я ухожу.
— Ты свободна.
— Все так просто. И тебя это вполне устраивает.
— Что ты хочешь сказать?
— Мне больше нечего тебе сказать. Прощай.
Ингрид и Лола спрятались за росшими на террасе деревьями. Хадиджа вылетела из ресторана, как бомба, громко стуча по тротуару острыми каблучками своих ботинок.
— Твердый характер, — заметила Лола.
— Я бы назвала это bad temper. Дурной нрав.
— Предвзятость.
— Что?
— Ты неравнодушна к Максиму. Я же не вчера родилась.
— А вот капли дождя, затуманившие твои очки, родились только что. Протри стекла, Лола.
— Не уводи разговор в сторону, Ингрид. Дай ему идти своим чередом, это очень хороший разговор, и, по сути дела, он тебе только приятен.
— Говорю тебе, твои очки залиты дождем. Вытрешь ты их или нет?
— Вытру, вытру.