Золотая голубка

- Ну, то, что я краду вещи, верно.

- И то, что ты спишь с женщинами.

Я покачала головой.

- О, нет. Это был мой первый раз, – но я испортила весь эффект, хихикнув.

- Лжец, – Изабель поцеловала меня в кончик носа, а затем вышла из меня достаточно резко, чтобы заставить задохнуться. – Я не закончила с тобой, – она расстегнула ремень на талии. – Я хочу, чтобы ты одела его, но сначала... –  Изабель снова запустила руку под подушку и вытащила комплект кожаных ремней, – я хочу, чтобы ты привязала меня к кровати.

Я посмотрела на подушку, задаваясь вопросом, сколько еще сюрпризов она скрывает, а потом снова подняла глаза на Изабель.

- Ты действительно уверена?

- Да. Почему нет?

- Потому, что если ты обращала немного внимания на песни, то знаешь, что я – бесчестный злодей. Кто знает, что я могу сотворить, как только ты окажешься беспомощной? Ты не можешь доверять мне.

Изабель подарила мне маленькую кривую усмешку.

- О, я и не доверяю. В это и вся соль.

~~~~~~~

Позже – намного позже – Изабель приподнялась, опираясь на локоть, и посмотрела на меня. Я была поражена ее стойкостью. У меня едва хватало сил, чтобы поднять брови. Каждая кость превратилась в желе, мышцы забыли, как двигаться, я даже ног не чувствовала.

Изабель задумчиво прикусила губу.

- Осталось ли еще что-то, чего мы не испробовали?

- Стоя в гамаке?

Она напоказ огорченно щелкнула пальцами.

- Черт побери! Наш единственный гамак недавно отдали швее для ремонта. – Она перестала улыбаться, исследуя меня взглядом. – Ты не плоха, знаешь ли. Я так скучала по этому, – Изабель вздохнула. – Не было никакой возможности с тех пор, как я вышла за Честнеда. Когда я заметила тебя в толпе, это показалось слишком хорошим шансом, чтобы упустить его.

- Почему ты вышла за графа Честнеда? – я знала, что это тупой вопрос. Ответ ясен – «политика; аристократы не женятся по любви». На самом деле я хотела спросить о женщине (женщинах?), которым она дарила себя прежде, и решила, что это неплохой способ подойти к нужной теме.

- У меня особо выбора не было, – Изабель опустила ноги на пол и встала. – Я всегда знала, что меня выдадут за кого-нибудь, чтобы скрепить союз или еще что. Сначала Честнед казался не таким уж плохим. – Она подняла с пола свою ночную рубашку, но вместо того, чтобы одеть ее, подошла к шкафу. – Если бы я знала, что он за вонючий ублюдок, я бы предпочла женский монастырь вместо свадьбы.

Когда Изабель закрыла дверцу шкафа, в руках у нее была другая длинная ночная рубашка. Эта больше походила на прочее имущество графа Честнеда – уровень эротизма из тех, что вы связываете со своей бабушкой. Потрепанная, местами растянутая, почти столь же прозрачная, что и первая ночная рубашка, которую я видела.

Изабель продолжала говорить, натягивая ночнушку через голову.

- Как ты думаешь... монахини... сколько из них там потому, что просто не хотели свадьбу с мужчиной? И каковы были бы мои шансы сойтись с той, которая интересовалась чем-то получше?

- Ты всегда могла попытаться обратить их в свою веру.

- Это могло бы быть забавно. Что угодно было бы гораздо более забавным, чем женитьба на Честнеде, – Изабель расправила складки на ночной рубашке и принялась застегивать мелкие роговые пуговки на вороте. – Я могу справиться с дурным характером. У моего отца такой, но достаточно лишь увидеть его лицо, чтобы знать, что нужно оставить его в покое на пару часов. Честнед же надолго застревает в дурном настроении и тут же ищет себе козла отпущения. Он порочен, скучен и глуп, – пальцы Изабель на мгновение замерли над пуговицами. – И, несмотря на весь свой дурной нрав, мой отец ни разу не ударил мою мать, – женщина глянула мне в глаза, а потом вернулась к оставшимся пуговицам. – Вот почему я собираюсь сделать это.

Я приподнялась на локтях, чтобы лучше видеть ее. Брови сами собой сошлись на переносице. Последние слова Изабель и ее действия явно преследовали собой определенную цель. Я что-то пропустила в беседе? Я смотрела, как Изабель подходит к двери и открывает ее. Мое удивление нарастало. Ведь это я должна была уйти, а не она?

Пару секунд Изабель изучала темный коридор снаружи, потом развернулась ко мне и улыбнулась. Затем она подняла руки, крепко ухватилась за ворот ночной рубашки и рванула изо всех сил. Роговые пуговицы, подпрыгивая, разлетелись по полу. Тихий треск рвущейся ткани был заглушен ее криком.

Я подскочила на кровати.

- Что...

Изабель не потрудилась дать объяснения. С новым пронзительным воплем она выбежала из комнаты.

То, что я сделала дальше, было невероятно глупо, и меня оправдывает лишь то, что меня только что оттрахали до потери способности мыслить. Я спрыгнула с кровати и побежала за ней.

Изабель бежала не очень быстро, и я догнала ее на верхней лестничной площадке. Я схватила ее за руку и развернула лицом к себе.

- Что...

Тут открылась соседняя дверь. Женщина, стоящая за нею, была типичной матроной. Около пятидесяти, лишний вес, волосы с проседью и оскорбленное выражение лица. Не думаю, что причиной последнего было что-то конкретное – скорее это просто ее обычная реакция на жизнь. На ней была надета кошмарная желтая палатка, перетянутая застежками во всех неправильных местах.

Мы все втроем замерли, уставившись друг на друга с изумлением, вызванным абсурдностью ситуации – голая я, Изабель в порванной ночной рубашке и матрона в желтом с головы до ног. Я не смогла сдержать дрожь. Я бы лучше прошлась через главную площадь голой или в одеянии Изабель, чем вообще позволила бы надеть на себя что-то столь чудовищное, как одеяние матроны. Но у меня было мало времени на мысли об ее ужасном вкусе в одежде. Матроне потребовалась всего пара секунд, чтобы решить, что вопль – правильная реакция на данную ситуацию. Ее голос присоединился к крику Изабель в попытке приподнять стропила. Со стороны лестницы донеслись голоса стражников.

В этот момент мои мозги решили запоздало вернуться на положенное место. Я отпустила руку Изабель и рванула обратно той же дорогой. У меня было ориентировочно десятисекундное преимущество перед стражей.

Я захлопнула дверь в спальню Изабель и огляделась в поисках того, чем ее можно было бы припереть. К сожалению, все доступные вещи были либо слишком тяжелыми (платяной шкаф), либо слишком хлипкими, чтобы от них был толк (стулья). Я рванулась через комнату, открыла окно и распахнула деревянные ставни, впустив в комнату лунный свет. Под окнами текла река, так что я могла бы нырнуть в относительную безопасность, но у меня точно не хватило бы времени, чтобы собрать свою одежду, раскиданную по всей комнате. Стража грохотала сапогами уже совсем рядом.

Мудрый совет – никогда не ставьте скромность впереди безопасности (по крайней мере, самый мудрый из тех, что давали мне), но не это было причиной моих колебаний. Я просто сомневалась в своей способности незамеченной пробежать через город голышом.

Мой взгляд остановится на платяном шкафу. В темном углу, три метра высотой и около тридцати сантиметров от крыши до потолка. Кроме того, инстинкт опытного тихушника твердил, что надо забираться выше, когда проблемы рядом. Я разбежалась, подпрыгнула и ухватилась за крышу шкафа. Пальцы ноги нащупали резную завитушку, еще рывок – и я перевалилась головой вперед в склад десятилетней пыли, служивший домом огромного количества пауков и мокриц.

Скрытный потенциал платяного шкафа оказался даже лучше, чем я надеялась. То, что выглядело крышей шкафа, оказалось на деле всего лишь массивным лепным ламбрекеном, который был закреплен на мебели, заставляя ее выглядеть выше и изящнее. Я улеглась и только успела устроиться на крыше шкафа, как дверь с грохотом распахнулась и, судя по звукам, внутрь вбежали стражники.

- Он выпрыгнул, сержант, – крикнул один из них, видимо, заметив открытое окно.

Это «он» принесло мне облегчение. Они явно меня не видели. Хотя матрона теперь принадлежит к группе избранных, которые не примут меня за юношу, и уж конечно она предупредит стражников. Безусловно, Изабель будет еще более полновесным свидетелем, но я не была уверена, сколькими деталями она решит поделиться.

Я осторожно подвигалась в своем укрытии, пока не обнаружила в лепнине отверстие, пригодное для наблюдения за обстановкой. Четыре гвардейца торчали у окна.

- Сколько их там было?

- Я никого не вижу.

- Нужно поставить наблюдателя у причалов.

Последнее замечание высказал стражник с эполетами на плечах – видимо, сержант. Он развернулся, чтобы выйти из комнаты в сопровождении своих людей, и резко затормозил. Судя по выражению лица, мужчина увидел нечто, поразившее его до глубины души.

Мне пришлось еще немного подвинуться, чтобы увидеть причину его замешательства – в дверях комнаты стояла Изабель. В своем нынешнем состоянии ее ночная рубашка выглядела еще более откровенной, чем та первая, которую видела только я. Лунный свет и горящие свечи позволили мне разглядеть, что сержант покраснел. Мужчина нерешительно шагнул вперед, но Изабель не сдвинулась с места. Подозреваю, что в книге «Этикет для стражников» нет главы о том, как сдвинуть с места полуголую жену своего босса, когда его нет поблизости.

- Это было ужасно... ужасно. Она просто монстр, – прорыдала Изабель.

Я буквально услышала, как в головах стражников зашевелились шестеренки при слове «она».

- Я... я спала. А она ворвалась. Она... она... та воровка... Сорока, о которой поют песни, – Изабель шикарно изобразила истерическое заламывание рук. – И она... она... изнасиловала меня.

Синхронно головы всех стражников повернулись к кровати. И там все еще были влажные скомканные простыни, заляпанные потом ремни, привязанные ко всем четырем столбикам кровати, и – наиболее уличающая деталь – кожаный фаллос с ремешками, лежащий на подушке.

Изабель сделала полшага вперед, рухнула на колени и спрятала лицо в ладонях.

- Это было ужасно... ужасно.

Теперь стражники при желании могли бы протиснуться мимо нее в коридор, где мелькало желтое одеяние матроны. Но, судя по лицам мужчин, они не торопились уйти – ведь был еще слабый шанс услышать парочку пикантных подробностей.

Рука Изабель резко дернулась в направлении подушки.

- Это – та вещь, которую она использовала. О... Видели ли вы когда-нибудь нечто столь чудовищное? Зачем кому-либо вообще делать такую вещь? Вы только посмотрите, насколько это большое! У моего милого мужа и вполовину не такой размер.

Головы всех мужчин снова повернулись к кровати, взгляды остановились на фаллосе. Пять секунд им потребовалось, чтобы осознать заявление Изабель. Затем один из стражников издал высокий писклявый звук и резко опустил голову, уставившись себе под ноги. Не думаю, что причиной было то, что он наступил на мышь. Самый молодой из стражников подошел к кровати, глядя прямо перед собой стеклянным взглядом человека, который прикладывает все усилия, чтобы не рассмеяться.

Но Изабель еще не закончила свое выступление. Она перевела дыхание и продолжила дрожащим голосом:

- Она – развратное животное... так не похожа на моего нежного Честнеда. Она двигалась снова, и снова, и снова. Я думала, она никогда не остановится. Я никогда... никогда даже не думала... – Изабель разразилась рыданиями. – Кто бы мог подумать, что женщина может быть таким животным? Вы когда-либо слышали  о ком-нибудь столь жадном? Мой дорогой Честнед... боже, да с ним я могу досчитать до пяти – и он закончил.

Мое раннее удивление исчезло, когда я поняла, к чему ведут откровения Изабель. Репутация Честнеда и так была невысока, а эта женщина собиралась обрушиться на самую чувствительную часть эго любого мужчины. Изабель проделала великолепную работу, захватив внимание аудитории. Стражники выглядели так, будто не могли поверить в свою удачу – оказаться в нужном месте в нужное время. Желтая волна втекла в комнату, но, как и стражникам, матроне явно было слишком интересно, чтобы остановить поток откровений.

- Эта штука... она такая большая и такая твердая. Смотрите... видите, ее даже не согнуть. Это было ужасно. Это не навредит мне? Ведь некоторые части женского тела не в состоянии принять подобное обращение от чего-то столь твердого? И такого... такого... такого большого?

Матрона открыла рот, но не сумела произнести ни слова. Затем женщина мудро закрыла его снова. Стражники производили впечатление людей, прикладывающих все силы, чтобы сохранять спокойствие или, по крайней мере, тишину. Все их внимание было сосредоточено на Изабель и, что удивительно, не по той причине, по которой обычно мужчины могли бы уставиться на полуголую женщину. Они просто боялись посмотреть друг на друга, чтобы не разразиться хохотом.

Изабель, казалось, вовсе не замечает эффект, который произвели ее слова.

- И она... она сосала... сосала мои груди... будто она была младенцем. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы взрослый делал нечто подобное? Боже, да мой дорогой муж слишком... зрелый, чтобы даже хотеть касаться их.

Сержант стоял с красным лицом, плотно сжав губы, и выглядел так, будто страдает неизлечимым запором. Самый молодой стражник резко развернулся и спрятал лицо в балдахине. Плечи его дрожали.

- А еще она использовала на мне злое колдовство. Я никогда не испытывала ничего... ничего подобного этому. Но, когда она... использовала эту... эту... – Изабель снова указала на кровать. – Эту штуку. Я чувствовала... волну, нарастающую внутри меня, которая... которая хлынула сквозь меня. Это было как чихание... только более сильное, и... я знала, что это какой-то вид магии, потому... потому что, если бы это не было столь ужасным... это могло бы быть... быть... приятным. В этом было какое-то жуткое колдовство. Я знаю это... я знаю, – Изабель убрала руки от лица и впилась глазами в сержанта. – Что это за злое колдовство? Вы когда-либо слышали о подобных чувствах?

Сержант покачал головой, вероятно, потому, что это было безопаснее, чем пытаться ответить на вопрос.

Мне не нужно было слышать эту последнюю вспышку Изабель, чтобы убедиться, что ее откровения – в большей степени вымысел, нежели правда. Ни один мужчина не мог быть настолько некомпетентным любовником (а я слышала довольно много жалоб от подруг, которые не придерживаются моего образа мыслей), кроме того я знала на собственном опыте, что Изабель не столь невинна, какой претворяется. Это было не важно. Я, несомненно, была единственным человеком в комнате, который сомневался в ее словах.

- Она так не похожа на моего милого мужа. Честнед всегда так добр и нежен со мной. Он деликатен и мягок, и насколько меньше... вполовину, клянусь... или еще меньше. Он насколько неприхотлив, – Изабель изобразила очередной взрыв рыданий.

Самый молодой стражник принялся жевать балдахин, чтобы сдержать смех. Тот, который стоял позади всех, прижимал руку ко рту. Другой изучал свои сапоги, лишь изредка бросая взгляды на Изабель. Сержант настолько плотно сжимал губы, что они дрожали от напряжения. Я знаю, что они выпивали там внизу – интересно, насколько долго они смогут контролировать свои мочевые пузыри после всего этого?

- Она сказала, что вернется завтра ночью.

- Мы защитим вас, моя леди, – голос сержанта был высоким и визгливым.

Этот звук вывел матрону из ее состояния ошеломленного бездействия. Казалось, она запоздало осознала, что должна защитить жену графа от похотливого внимания стражников. Ее обязанности, несомненно, состояли в том, чтобы выпытать все детали, оставшись с Изабель наедине, чтобы потом поделиться ими с несколькими близкими подругами, любящими пикантные истории.

Матрона наклонилась и взяла Изабель за плечо.

- Идем, дитя мое. Оставь страже их работу. Они поймают этого монстра.

Изабель позволила поставить себя на ноги, но продолжила истерику.

- Она не сможет сделать это снова. Правда... правда же не сможет?

- Нет. Завтра она уже будет в темнице, – проворковала матрона.

- Но... если не будет... конечно же, это все равно невозможно.

Матрона обняла Изабель и повела к входу из комнаты, бормоча:

- Ну, ну, ну. Теперь все хорошо.

- Мой дорогой лорд говорит, что ни один мужчина не может совершить акт чаще, чем... чаще, чем... чаще чем...

Изабель и матрона исчезли из поля моего зрения, но последние слова леди были ясно слышны и из соседней комнаты:

- ...раз в десятидневье.

Четыре стражника неподвижно стояли на месте, пока рыдания Изабель не замерли вдали. Наконец, сержант откашлялся и произнес более низким тоном, чем ранее:

- Точно. Ну. Мы должны... эм... искать... – мужчина шумно сглотнул. – И кто-то должен сообщить графу Членнету... То есть, Честнеду.

Я подозреваю, что оговорка была намеренной. Как бы то ни было, она стала окончательным ударом по самообладанию стражников. Самый молодой из них отцепился от балдахина и, похрюкивая, сполз на пол. Один его соратник еле держался на ногах, цепляясь за столбик кровати, второй – согнулся надвое и схватился руками за живот.

Сержант спотыкаясь пошел к кровати, издавая такие звуки, будто задыхается. Он подняла фаллос за ремешок, и картинно отмерил на нем половину длины. Пантомима вызвала у его подчиненных новые пароксизмы смеха. Все они вытирали глаза.

В заявлениях Изабель была некоторая доля правды, так что я оскорбилась за нее на то, что испытания, через которые, по ее описаниям, ей пришлось пройти, не вызвали никакого сочувствия у мужчин, которые должны были защищать ее. Помимо этого, я просто хотела убить ее.

Стражникам потребовалось еще пять минут, чтобы вернуть себе достаточно самообладания и выпрямиться. По щекам сержанта все еще бежали слезы, но дышал он уже почти нормально.

- Верно. Нужно передать сведения наблюдателям на причалах и на воротах, и начать прочесывать город. Нам нужно, эм... – он сделал паузу. – Нужно сообщить.

Я буквально видела, как идея пришла в головы всем одновременно: эту историю просто необходимо рассказать как можно большему числу людей как можно скорее. Стражники покинули комнату с удивительной поспешностью, задержавшись только на время, необходимое, чтобы собрать доказательства. Сержант шел первым и нес перед собой фаллос, будто талисман – талисман, который отчетливо дрожал.

Я подождала, пока звук их шагов не стихнет, и спустилась со шкафа. В качестве доказательств стражники также забрали и мою одежду. Первым делом следовало найти что-нибудь на замену.

Платяной шкаф Изабель вряд ли мог бы стать источником чего-нибудь подходящего, но я все равно заглянула в него перед уходом. Ее первая длинная ночная рубашка будет подходящим сувениром – если конечно я выпутаюсь из этой ситуации. Затем я покинула помещение.

Третья комната, в которую я вошла, оказалась спальней графа Честнеда. Я сомневалась, что она будет более полезной, чем спальня его жены. Его светлость был сантиметров на пять выше меня, но главная проблема была в том, что, несмотря на состояние его вещей, ткани были явно излишне хорошего качества для тех мест, в которых я обычно скрываюсь. И черный – действительно не мой цвет.

Я собиралась выйти, когда шум снаружи привлек мое внимание. Окно спальни входило на внутренний двор. Там внизу стояла смешанная толпа из стражников и слуг. Мужчина из тех, кому повезло оказаться свидетелем выступления Изабель, похоже, давал драматическое представление, пересказывая то, что слышал сам. Нынешняя аудитория была столь же благодарной, как и изначальная, хотя гораздо менее сдержанной. Некоторые слуги цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Звучали истерические визги. Один из конюхов ржал так сильно, что свалился на землю.

Несмотря на то, как вся эта ситуация коснулась меня, я не смогла сдержать усмешку. Я была в бешенстве, но не могла не восхищаться воображением Изабель. Если я покину Харренвик не по кусочкам, то тоже смогу посмеяться над этим.