С которым лишь клинок один сравнится,
Я поскакал в далёкий Дагестан.
Не расцвести на снежных шапках саду.
С седых небес свергается метель.
Но и зимой весеннему наряду,
Как горцу конь, не изменяет ель.
Она вдыхает воздух круч спокойно.
Не ведали подлунные леса
Джигитов. Только зайцы в чаще хвойной
Да чёрно-серебристая лиса.
По пропастям летит, как по дороге,
Взнося меня на гребни диких скал,
Скакун неукротимый, быстроногий.
Рука сжимает дорогой кинжал.
Я нежно снёс красавицу под корень
И, опустившись на один из пней,
Два рога «Цинандали» выпил с горя,
Но о себе грустил, а не о ней.
В дни юности, как истинный мужчина,
Я крал невест в чадрах и парандже.
Сегодня ж недостаточна причина,
Чтоб обвинить аварца в грабеже.
(Александр Говоров. Курский соловей)
Мы, бояновцы,
День за днём
Справно
Летописи ведём.
Помню,
Игоревцы надысь
На кончаковцев
Поднялись.
Глядь,
Едва завершился бой —
Чингисхановцы
Прут гурьбой.
Только с юга
Наладишь фронт,
Как
Зашведится горизонт.
Лишь мамаевцы
Убегут,
Тохтамышевцы
Тут как тут...
Если всё описать
Суметь,
Можно просто
Окучуметь.
(Николай Година. Состояние)
Ошибочка в расчёты залетела.
А в чём и где — не знал я до сих пор:
И мысли обтекаемы, и тело,
И вместо сердца пламенный мотор —
А не взлететь. Механик долго слушал,
Вздохнул, провёл рукой по волосам
И выдал, как обдал холодным душем:
«Рождённый ползать... Понимаешь сам!»
(Глеб Горбовский. Черты лица)