Помоги проекту - поделись книгой:
Ему нужен был какой-то отвлекающий маневр, чтобы защитить свою свободу до возвращения в Эдинбург. Кто-то, достаточно страстный, но не легко доступный, чтобы не пасть жертвой какой-нибудь охотницы за мужем, с крепкими родственными связями и именем, с которым пришлось бы считаться.… Если здесь вообще были охотницы за мужьями. Пока что замок казался необычно свободным от женских чар.
Хм. Девон задумался, а не был ли ему наконец-то дарован покой?
— Малкольм, надеюсь, я не прибыл в неподходящее время. Не хотелось бы беспокоить тебя, если ты уже занят другими гостями.
Малкольм поднял удивленный взгляд от тарелки.
— Другими гостями? — Вслед за Девоном он обвел глазами комнату. Хотя обеденный зал и не страдал от явного запустения, в отличие от остального замка, ему было далеко до идеальной чистоты. Ковровые дорожки явно стоило бы выбить, а в двух противоположных углах потолка свисала паутина.
— Раньше мы устраивали обеды каждую неделю, — сказал Малкольм. — Но сейчас все по-другому, — он махнул в сторону паутины. — Сейчас нас навещают только самые близкие подруги Фионы, и очень редко остаются на ночь. Жаль только, что сестра Фионы, Мюриен, навещает нас гораздо чаще. Она настоящая…
Тут дверь в комнату открылась — вошел запыхавшийся старый лакей, чье покрасневшее лицо олицетворяло всю мировую скорбь. Он остановился позади Малкольма, хрипя от натуги, и прочистил горло. И, поскольку, этот исключительно громкий и основательный процесс, казалось, лишил его остатков воздуха, молчание слегка затянулось.
Малкольм несдержанно вздохнул.
— Во имя святого Бернара! Просто передай, что сказала ее светлость!
Слуга неодобрительно покосился на Малкольма и с явным трудом прохрипел:
— Да, милорд. Ее светлость говорит, что она не присоединится к вам за завтраком.
Малкольм нахмурился.
— И это все?
Цвет лица старого лакея приблизился к нормальному, дыхание слегка выровнялось.
— Думаю, да, милорд.
— Ты думаешь? Другими словами, ты не помнишь?
Старик задумчиво поджал сморщенные губы.
— Я считаю… Я абсолютно уверен, что ее светлость больше ничего не сказала.
Малкольм бросил на стол салфетку, его голос сочился сарказмом.
— Ты абсолютно уверен? Ты утверждаешь, что она, кроме этого, ничего не сказала?
Слуга кивнул, выглядя очень довольным собой.
— Я обычно забываю что-то, если мне говорят больше, чем об одной вещи за раз, но в этот раз я запомнил все. — Его улыбка увяла. — Я думаю.
— Спасибо, Кетрон, — устало ответил Малкольм. — Я повидаюсь с леди Стрэтмор сам, как только закончу здесь.
— Да, милорд. — Все еще выглядя довольным, старик медленно повернулся и пошаркал к выходу.
Когда за ним закрылась дверь, Малкольм обернулся к Девону.
— Ты видишь, с чем мне приходиться иметь дело? Нет, ты это видишь?
Девон усмехнулся.
— Тебе нужны новые слуги.
— У меня были новые слуги. Хорошо обученные слуги. Замечательные слуги. Но они все ушли, потому что Фиона — он умолк, его щеки порозовели. — Я думаю, нет смысла скрывать, что не все складывается так, как хотелось бы. Мы хорошо ладили, — Фиона и я. Но потом, шесть месяцев назад, мы сильно поссорились из-за Кэт — из всех разногласий — именно из-за нее!
— Кэт? — поднял брови Девон.
— Мне не нравится сестра Фионы — Мюриен, и я пренебрежительно отозвался о ней. Это вышло случайно, хотя, если ты удосужишься встретиться с Мюриен, ты поймешь, почему я это сказал. Она красива снаружи, но ее амбиции невозможно вынести.
Девон собирался позаботиться о том, чтобы никогда не встречаться с Мюриен. Это был именно тот тип женщин, которого он хотел избежать.
Малкольм покачал головой.
— В общем, Фиона обиделась и сказала, что, по крайней мере, ее сестра не запятнала себя так, как Кэт, сбежав с… — он замолчал, и лицо его покраснело. — Не бери в голову. Тебе незачем слушать о наших семейных проблемах.
Ага! Девон был заинтригован и желал услышать больше, но вслух произнес только:
— Проблемы есть во всех семьях. — И это было на самом деле так. К примеру, над его семьей довлело страшное проклятье кольца, с которым приходилось считаться. Вот почему, в некотором смысле, было настоящей удачей получить подтверждение тому, что очаровательная, импульсивная, страстная Кэт была падшей женщиной. Падшие женщины не могли требовать замужества, если флирт превращался в нечто большее. Девон, конечно, не был намерен заходить дальше, чем ему было позволено; он никогда не брал того, что не давалось по доброй воле. Но страсть, которая присутствовала в поцелуе Кэт, позволила ему верить, что тут скрывался потенциал, который как раз приведет к тому самому большему.
Он незаметно взглянул на Малкольма. Обычно веселое лицо его друга сейчас было унылым. Он молча сидел, уставившись взглядом в наполовину пустую тарелку, плечи его поникли. Он заметил взгляд Девона и попытался вымучить улыбку.
— Я извиняюсь за отсутствие жены.
Вот почему, решил Девон, я никогда не женюсь. Вдруг показалось глупым переживать из-за этого кольца-талисмана. Будь оно хоть трижды волшебное, у Девона была своя защита от такой глупости. И выражение лица Малкольма, когда он жаловался на проблемы в браке, опять же добавило еще один несокрушимый ряд кирпичей в толстую стену вокруг Девона и его упрямого сердца.
— Чертовы женщины, — сказал Малкольм с вздохом. Он провел рукой по волосам, на его лице промелькнул намек на какое-то чувство.
Девон подумал обо всех тех случаях, много лет назад, когда они с Малкольмом смеялись над бедолагами, попавшими в силки смертельной болезни, имя которой — семейная жизнь. Похоже, теперь жертвой этой болезни стал сам Малкольм. Было, чертовски жаль.
Неловкая улыбка появилась на лице Малкольма.
— Я знаю, ты думаешь, что…
— Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем я думаю. Вообще. — Девон придвинул свою тарелку, наполненную уже остывшей едой. Еда, может быть, и остыла, но его голова накалилась от мыслей. — Давай есть, и поговорим о чем-то более радостном.
Но в глубине его сознания уже формировался план. План, касающийся этой отвергнутой обществом и живущей в отшельничестве Кэт Макдональд. План, который гарантировал, что какие бы капканы, одетые в муслиновые платья, не поджидали его, Девон был готов к встрече с ними.
Он улыбнулся другу.
— Расскажи о своих конюшнях. Я привез с собой мерина — того, о котором писал.
— Неужели? Не могу дождаться, пока увижу его. Кэт тоже просто без ума от лошадей. У нее их почти две дюжины, объедающихся овсом у нее в конюшнях.
Девон отложил в голове эту часть информации, и сделал следующий комментарий о лошадях. Вскоре разговор перешел на темы спорта и охоты, и двигался далее без заминок. Но, даже обсуждая кажущиеся недостатки охотничьего сезона на лис, Девон прокручивал в голове план по поиску того места, где был расположен один небезызвестный коттедж в лесу, недалеко от Килкэрн Касл.
Глава 4
Я… Я должна сообщить Вам кое-что, сэр, и…и, я надеюсь, что Вы… я имею в виду, что я здесь совсем не для того, чтобы с Вами препираться… совсем не для этого, нет, я не собираюсь с Вами спорить, но… я имею в виду, мне бы хотелось обсудить с Вами кое-что…да пропади оно все пропадом! Не берите в голову! Просто передайте мне этот дурацкий мятный соус, и поговорим о погоде.
Рядом с Килкэрном течет река, которая извивается и струится серебристой лентой сквозь изумрудные поля вокруг замка. Река всегда была источником свежей проточной воды и позволяла обходиться без защитных сооружений с северной стороны владения.
С другой стороны от замка непроходимый темный лес, в котором растут огромные раскидистые дубы; плотный зеленый мох, словно пушистый ковер, покрывает неуклюжие валуны и жирный черный суглинок на полу дома-леса.
Кое-кто из крестьян поговаривал, что лес Килкэрна заколдован. Эти слухи подтвердились, когда Кэт Макдональд переехала в заброшенный дом. Много лет назад в этом доме жила ее мать, женщина, о которой говорили, будто она приворожила последнего владельца замка.
Для крестьян лес как был, так и остался заколдованным лесом.
— Отвратительные, невоспитанные, заносчивые англичане! — говорила Кэт своей лошади, ее голос звенел, заглушая цоканье копыт Мерривевер по протоптанной земляной дорожке. — Клянусь, я сыта по горло Малкольмом и его гостями.
Ей следовало избегать всех гостей без исключения. По крайней мере, этот последний гость не был так ужасен, как Фицхью, который попытался схватить ее за коленку прямо под столом во время завтрака, хотя она уже до этого дала ему отпор.
— Мужчины. Они всегда хватают больше, чем ты готова им предложить.
Мерривевер помотала своей гривой, как будто соглашаясь, что такое поведение недопустимо.
Кэт потрепала свою кобылку за шею.
— И я тоже так думаю.
Она немного расслабилась в седле, но не могла до конца успокоиться после утренних баталий с симпатичным незнакомцем. Надо выбросить его из головы. Утро было слишком хорошим, чтобы тратить его на всякую ерунду.
Солнце лениво пробивалось сквозь листья у них над головой, под его лучами рыжие бока кобылки отливали янтарем и золотом, пока они забирались все дальше в лесную чащу.
Кэт подняла лицо туда, где высокие деревья оплетали тропинку своими ветвями. Совсем скоро их зеленые кроны полностью скрыли Кэт и ее лошадку от посторонних глаз.
Здесь в глубине леса воздух был еще холоднее. Кэт любила проводить время в окружении деревьев вдали от грубых слов и хищных лап Килкэрна. Постепенно в ее душе поселился покой, но мысли все время возвращались к утреннему противостоянию.
Обычно, несмотря на то, что ее возмущало такое обращение, ей удавалось быстро выбрасывать эти глупости из головы. Но в этот раз все было по-другому. Во-первых, она действительно разрешила незнакомцу себя поцеловать, во-вторых, чего скрывать, она сомневалась, что когда-либо встречала более привлекательного мужчину. Ну, может, всего лишь раз. Но того раза оказалось достаточно, чтобы остерегаться таких мужчин.
Она с тоской подумала обо всех тех изысканных комплиментах, которые адресовал ей Сент-Джон. При этом его глаза светились искренностью, которая растревожила ее сердце.
Блеск его глаз заставлял ее трепетать. Большинство гостей Малкольма знали о ее прошлом, и приезжали к ним в гости с намерением уговорить ее встать на путь порока. Их пустые слова, путаные предложения и грубые ласки не вызывали в ней ничего кроме негодования. Сент-Джон, наоборот, казалось, искренне ею восхищался.
Она оценивающе перевела взгляд на свою фигуру. Она не только была выше большинства женщин, но и обладала аппетитными женственными формами. Именно это ее больше всего раздражало. Когда ее впервые представили в высшем обществе Эдинбурга, она быстро осознала, что там наибольшим вниманием пользовались женщины миниатюрные, изящные и стройные.
— Я чувствовала себя как неуклюжий и аляповатый бычок из посудной лавки, — сказала она Мерривевер. Ее брат Малкольм делал все, что было возможно. Он не экономил ни на ее одежде, ни на других вещах, покупал все самое дорогое из того, что могли ему предложить в модных лавках. Проблема заключалась в самом фасоне этих нарядов, сшитых для стройных и изящных красоток, а обычные здоровые девушки вроде Кэт, в этих платьях чувствовали себя совсем непривлекательными.
Она провела рукой по своему платью из простой шерстяной материи, которое едва ли можно было назвать модным. Но оно было переделано по ее фигуре, с нормальной линией талии, хотя мода требовала поднять ее прямо под грудь, что увеличивало объем ее груди и бедер чуть ли не вдвое. Неужели законодатели мод считают, что все женщины похожи на Фиону, такие же тоненькие и изящные, как кукла? Кэт фыркнула при этой мысли.
— Им нужно оглядеться вокруг. Большинство женщин похожи на меня и просто не могут носить их странные платья.
Мерривевер немного подпрыгнула. Кэт рассмеялась в ответ.
— Ты отвечаешь на мои мысли.
Ей повезло, что она рассталась с гламурным высшим обществом и могла пользоваться безграничной свободой, — носить все, что душа пожелает, и вести себя так, как ей угодно. Она сделала глубокий вдох, казалось, прохладный свежий воздух пронзил ее до пят.
Они обошли резкий изгиб лесной тропинки, и вышли на открытый участок.
Деревья и кустарники были срезаны и аккуратно сложены, что позволяло ярким и теплым солнечным лучам свободно освещать эту часть леса, окрашивая ее в золотистые цвета.
Коттедж, если можно таким образом назвать дом с 12 комнатами, располагался в самой середине леса. Он представлял собой высокое двухэтажное здание с крутой скатной крышей и большими квадратными окнами.
Сам дом был выложен из кирпичей, покрыт защитным слоем глины, стены были толщиной со ступню, чтобы защитить его обитателей от неблагоприятных погодных условий в этой части страны.
Но, несмотря на архитектурную строгость, в доме царили тепло и уют. Рисунок плетения соломенной крыши был очень сложным и красивым. Каждое окно обрамляли цветочные композиции из лаванды и зверобоя, а открытая ярко красная дверь так и приглашала зайти в дом. Обычно ставни на окнах были широко распахнуты, так что можно было услышать пение, чаще всего глубокий баритон нескольких мужчин, но это мог быть и прекрасный женский альт самой Кэт.
Кэт просто обожала это место. И не только за его красоту. Главным образом потому, что оно принадлежало только ей. Все, без остатка, до крошечного цветущего бутона. Об этом она напоминала каждому, кто осмеливался неодобрительно высказываться о ней самой или ее жизни. Сколько она себя помнила, всегда находились люди, которые могли говорить ей, что делать, как выглядеть, кем быть. Но только не здесь. Здесь она могла быть самой собой, просто Кэт.
Она удовлетворенно улыбнулась.
— Правда, это прекрасное место, Мерривевер?
Лошадка зазвенела колокольчиками на уздечке, выражая свое согласие.
Горько было осознавать, что жизнь всех незаконнорожденных детей попадала под определение «почти». Почти принятые в светском обществе. Почти члены семьи. Почти, но никогда не полностью.
Так было и с Кэт, пока она не открыла свой «дар», как это называл Малкольм. С этого момента все изменилось раз и навсегда.
Узнать о ее даре помог случай. Она долго искала полезное занятие для себя в свободное время. Однажды она была в церкви, любовалась прекрасными цветами на окнах и представила, что, если… если бы она могла найти более важное занятие, чем вышивание или акварели. Последние не могли надолго удержать ее внимание. Например, создание витражей, которые отбрасывали такие потрясающие красные, синие золотистые тени на полу в церкви. Идея заняться витражами получила свое развитие. Кэт начала наводить справки, и, к ее восторгу, обнаружила, что один из конюших Малкольма, здоровяк по имени Саймон, когда-то обучался на стекольном производстве. Вскоре Кэт уже сама посещала стекольную мастерскую и стала обучаться этому искусству. Хотя эта работа занимала много времени, Кэт оказалась прирожденным художником и мастером по подбору цвета, поэтому она наслаждалась каждой минутой этого кропотливого труда.
Вскоре для Кэт стекольные работы перестали быть просто увлечением. Они стали смыслом ее жизни. Они помогли ей занять свое место в этом мире.
Ее выбор совершенно естественно пал на этот коттедж. Кэт там выросла, и хотя после смерти матери дом некоторое время пустовал, и нужно было его немного отремонтировать, в целом он был еще очень прочным. Несмотря на долгие и бурные протесты со стороны Малкольма, Кэт переехала в коттедж уже на следующий месяц, забрав с собой Саймона. Вскоре к ним присоединилась его сестра Энни.
Кэт направила Мерривевер через просеку прямо к амбару. Почувствовав близость морковки, кобылка ускорила бег, и попыталась перейти на рысь.
Кэт рассмеялась.
— Полегче! Ты получишь морковку. Всему свое время.
Огромный рыжий человек вышел из амбара, на его плечах легко умещалась толстая доска. Он остановился при виде Кэт, выражение его сурового лица потеплело.
— А вот и ты! Энни то тебя обыскалась.
Кэт спешилась и улыбнулась Саймону:
— Что она хотела от меня?
Саймон нахмурился.
— Не знаю. Но ее сопровождает кто-то из близких друзей. Я слышал, как они говорили о новом госте в замке.
Кэт расседлала Мерривевер и перебросила седло через спину лошади прямо на край забора.
— Я встретила его сегодня утором.
Поделиться книгой: