Девон пожал плечами.
— Я отослал ему письмо, хотя, кажется, он держал информацию при себе. Никто не знал, что я должен был приехать.
— А кто вы такой?
— Девон Сент-Джон. — Он ждал, пока в ее взгляде не промелькнет узнавание, но ничего не произошло. Хорошо. Проклятие или нет, но он был бы негодяем, если бы воспользовался своим именем в личных целях, в попытке уложить эту девчонку в постель. Он никогда прежде не делал ничего подобного, и сейчас не собирался начинать это.
Он собрал подушки и уложил позади себя, теперь он мог облокотиться на них и продолжить наблюдение за выражением лица женщины.
Она внимательно рассматривала его, но не сделала ни одного движения, чтобы закрыть дверь.
— Кто вас впустил? — повторила она.
— Экономка, я полагаю. Низенькая женщина, довольно худая. — Он показал рукой. — Вот где-то такого роста, с большими ступнями и с толстой, серой косой.
— Похоже, что это она, — мрачно сказала горничная. — Меня удивляет, какого дьявола она не показала вам одну из гостевых комнат.
— Ни одна из них не была готова.
— Это не удивительно. И все же она не имела никакого права давать вам эту комнату. — Она встретилась с его взглядом и сухо сказала, — Это моя комната.
Экономка сказала, что это комната горничной, что объясняло, почему зеленоглазая женщина говорит довольно безукоризненно.
— Так это ваша кровать, не так ли? — Он улыбался своей самой чарующей улыбкой. — Я люблю запах лаванды. — И любил бы его даже больше, если бы вдыхал этот сладкий аромат с ее обнаженной кожи, а не только с подушек и простыней.
— Как приятно, — сказала она тоном, подразумевающим все что угодно, только не это. — Я уверена, что кто-нибудь к этому времени приготовил вам комнату. Вам пора уйти.
Манеры у горничной были не более радушные, чем у экономки прошлым вечером. Прислуга в Килкэрн Касл была недостаточно обучена. Фактически, она была наихудшей из всех, которых когда-либо знал Девон, за исключением кучера его брата Брэндона, не совсем исправившегося вора.
Девону было свойственно подшучивать над горничной, в особенности тогда, когда он хотел очутиться вместе с ней в постели. Он обвел ее взглядом, задержавшись на ее полной груди, округлых бедрах. Приятное, подобное очень мягкому матрацу, ее тело манило его провести в удовольствиях несколько приятных часов. Он представлял, как она будет выглядеть, лежа на простынях и ему пришлось переместиться, чтобы снова почувствовать себя удобнее. Он не знал, была ли в этом виновата легкая атмосфера вызова, исходящая от ее весьма аппетитных округлостей, или, виноваты были сами округлости, но он уже был совершенно готов вкусить их щедрый дар.
Он немного потянулся, позволяя простыням соскользнуть ниже. Как только ее глаза скользнули от его груди к паху, он сказал: — Замечательная кровать. Матрац — прочен, а простыни сладко пахнут. Возможно, я останусь здесь.
Ее взгляд резко вернулся к его лицу, и она хлопнула своими руками по бедрам.
— Неа, не останетесь.
Вот он, слабый намек на шотландский акцент. Очевидно, когда горничная раздражалась, ее акцент становился более различимым. Девон скрыл улыбку и пожал плечами.
— Увидим.
— Мы не будем ничего смотреть. Вы уйдете сейчас же.
Он посмотрел вниз на свой пах, едва скрытый от обозрения тонкими простынями.
— Сейчас?
Ее пристальный взгляд проследил за его взглядом туда, где его очевидная реакция была различима среди складок. Ее щеки запылали, став пунцовыми под кожей цвета сливок.
— Нет, — сказала она поспешно, — не сейчас. Но сразу же, как только я уйду. После этого вы можете одеться и уйти.
Он не собирался уходить, как минимум без поцелуя — или чего-то большего, — что даст ему силы сопротивляться каким-либо соблазнам, которые припасло проклятое кольцо-талисман. Он посмотрел вниз на коробку, которую она вытащила.
— Что вы ищете?
— Ле… — она сжала свои губы, сердито посмотрев на него, как будто он совершил какой-нибудь грех. — Не ваше дело. — Она наклонилась и швырнула крышку на коробку. Затем она взяла ее и поставила в переполненный гардероб, захлопывая дверь. — Я оставляю вас, чтобы вы смогли одеться, а затем вернусь и закончу то, что делала.
— Не уходите пока. — Он похлопал по кровати рядом с собой, наблюдая за ней из-под опущенных ресниц. — Останьтесь, поговорим немного.
Одна ее бровь поднялась в скептическом недоверии.
— Поговорим? — Ее взгляд подчеркнуто опустился на его пах. — Это не то, чего вы, кажется, хотите.
Его горло сдавило от неожиданного смеха. Она держалась дерзко, с остроумием. Как жаль, что у него было так мало времени, чтобы полностью насладиться ее грешным восхитительным телом. Поэтому он немедленно начал действовать.
Девон прямо встретил ее взгляд.
— Я хотел бы провести больше времени в Килкэрн Касл.
— Вы не останетесь надолго?
Девон проигнорировал радость, прозвучавшую в ее голосе.
— Я здесь по делам моего брата, я должен уехать через три недели. Какая жалость. — Он изучал ее из-под опущенных ресниц и ждал.
Она переступала с одной ноги на другую, в ее глазах было любопытство. Немного погодя, она быстро спросила, как будто бы слова были сказаны ею против воли: — Почему жалость?
— Потому что, если бы не этот ужасный факт, я бы остался здесь и провел дни, недели, медленно соблазняя вас, поддразнивая и мучая, вопреки вашему неодобрению, пока у вас не осталось бы ничего, кроме исступленных восторгов и вздохов удовлетворения.
То, как она покраснела до этого, не шло ни в какое сравнение с тем, какими пунцовыми от распространяющегося жара стали ее щеки.
Девон наклонился вперед.
— Больше всего на свете я хочу поцеловать вас, прямо сейчас. Можно?
Она мигнула, и он увидел, что ее ресницы были такими длинными, что запутывались в уголках.
— Поцеловать?
Это не было приглашением. Но будет. Одним плавным движением он переместился на край кровати, поставил свои ноги на пол, схватил руку женщины и притянул ее к своему почти обнаженному паху. Это было неудачной затеей, если бы простыня не запуталась вокруг его бедер, между ними сейчас не осталось бы ничего, кроме ее юбки.
Не давая ей возможности вздохнуть, он наклонился, и поцеловал ее.
Его поцелуй был глубоким, основательным, его рот накрыл ее, его язык давил на ее губы. Он пробовал, дразнил, изливал каждую унцию своего сильного желания и жаждал одного прикосновения.
Она напряглась, но не двигалась, ни приветствуя, ни сопротивляясь его объятиям, хотя он чувствовал охватившую ее ярость, когда прижал ее ближе. Он почувствовал необузданное желание в ответ на свое собственное.
Слабый стон раздался из ее горла, и Девон крепче обнял ее. Но, после этого, она обмякла в его объятиях, отвернулась и с трудом дышала.
Это был невероятный сладострастный момент, чувствовать ее в своих руках, ее вкус на своих губах, ее сердце, бьющееся так сильно, как его собственное, бушевавшее в ответ.
Девон тесно держал ее и не двигался. После достаточно длительной борьбы с сильной волной желания, причиняющего боль его чреслам и заставляющего плотно напрягаться его горло, он достаточно выровнял свое дыхание, чтобы поднять голову и посмотреть вниз на ее лицо.
Он ожидал, что она будет в состоянии шока. Или, возможно, предъявит претензии, что все, что ему нужно — это только целоваться.
Но вместо этого, несмотря на ее горящие щеки, она достаточно смело встретила его взгляд, и сказала сильно запыхавшимся голосом:
— Черт возьми, опять. — К его большому удивлению она, казалось, сдерживает выражение отсутствия интереса.
Из всех сотен, нет, тысяч, поцелуев, которыми он наслаждался, ни один не был встречен с такой реакцией — полным отсутствием интереса, с привкусом скуки. Он не привык к тому, что может увидеть выражение скуки на лицах женщин, которых одаривал своим умением. Смятение, да. Изумление, да. Даже трепетное волнение. Но скука?
Он немного отодвинулся назад, чтобы можно было полностью видеть лицо горничной.
— Прошу прощения, но вы сказали: "Черт возьми, опять?"
— Да, — сказала она, встретившись с ним взглядом. Ее щеки покраснели, ее губы немного припухли, ее грудь все еще быстро вздымалась, — все эти признаки уверяли его в том, что она лукавила.
Но что еще больше интриговало, то, что она могла так равнодушно смотреть и говорить.
— Что вы имеете в виду под словом «опять»? — спросил он.
Она старалась изо всех сил сидеть прямо, но когда он отказался ослабить объятия, она только вздохнула, у нее было сладкое дыхание со вкусом корицы.
— Каждый раз, когда у Стрэтмора бывают гости, я чувствую себя разбитой. Я чертовски устала от этого.
Губы Девона задрожали. Дыхание горничной было сладким, в отличие от ее речи.
— Если вы не хотите этого, тогда вам следует попытаться быть менее соблазнительной.
— Соблазнительной? Мне? — Кэт Макдональд посмотрела в синие-синие глаза захватившего ее в плен человека, проигрывая битву в попытке казаться безразличной. В ее мозгу настойчиво билась мысль, что самый красивый мужчина, которого она когда-либо встречала, придвинул ее к своим бедрам подарил ей опытный, страстный поцелуй. Одновременно с этим тело ее ослабело, сердцебиение усилилось, а грудь напряглась от неизвестного чувства.
Это было все, что она смогла сделать, чтобы показаться скучной, однако она справилась. Это был лучший способ, чтобы ослабить нежеланное внимание, хоть что-то, — в чем Кэт превзошла других. Что-что, а с чем она была хорошо знакома, так это с этим. Но, в некоторой степени, это был ее изъян. Она предала свое доброе имя за что-то, что казалось более важным, только, чтобы обнаружить, что была неправа, совершенно неправа. Сейчас она была вынуждена иметь дело с последствиями этого решения, принятого так необдуманно восемь лет назад.
Он поднял палец и провел им по ее щеке, прикосновение поражало своей мягкостью.
— Вы сексапильная, соблазнительная женщина, моя дорогая. И Вы хорошо знаете это.
Защита Кэт дрогнула, но лишь немного. Черт возьми, как она будет бороться со своим предательским телом, когда этот грубиян Девон (или кто-либо другой) сыпал комплиментами в ее адрес, достаточно искренне, чтобы заставить ее дыхание участиться?
Конечно, все это было практически невозможно, твердо говорила она себе. Она была какой угодно, но не соблазнительной. Она выглядела достаточно хорошо, когда прикладывала к этому некоторые усилия, но была все равно большой и неловкой, и было еще очень раннее утро для того, чтобы выглядеть как-то по-другому, а не просто бледной. Ее глаза были все еще заспаны, волосы, которые она вымыла прошлым вечером, выглядели непослушными и слежавшимися, а это она действительно ненавидела. С одной стороны прическа была определенно пышнее, чем с другой, и ее беспокойству не было конца. Что еще хуже, на ней было одно из рабочих платьев, из одноцветной серой шерсти, которое жало в плечах, и было слишком свободным в талии. Поэтому, встретившись с ним взглядом, она твердо сказала: — Я не соблазнительная.
— Я бы назвал вас не только соблазнительной, — сказал Девон с удивительной быстротой. — Ваши глаза сияют глубокой зеленью. Ваши волосы цвета утреннего неба, когда солнце прикасается к нему, золотое и красное в одно и то же время. Все остальное… — Его взгляд прошелся по ней, пока ее щеки не покраснели. — Все остальное…
— Достаточно, — сказала она поспешно. — К чему вы клоните?
— Ни к чему. Я только знаю, что вы прекрасны, и созданы для объятий.
— В этом? — Она со скептицизмом посмотрела на свое выцветшее платье. — Вы можете называть это прекрасным или созданным для объятий?
Его взгляд переместился на платье, задержавшись на ее груди.
— О да. Если вы хотите быть незаметной, вам следует перевязать свою грудь.
Она задохнулась.
Он ухмыльнулся.
— Включая и некоторые другие ваши места.
— Я не знаю, о чем вы говорите, но, пожалуйста, позвольте мне…
— Я говорю о формах. Возможно, если вы стянете себя в бедрах, тогда вы не будете выглядеть столь пышной, и вам не придется сражаться с такой деревенщиной как я, пытающимся поцеловать вас на каждом шагу.
Она увидела смешинки в его глазах, и это еще больше ее обезоружило.
— Кроме того, — продолжал он, как будто и не останавливался, — вам нужно спрятать свои глаза и, возможно, надеть тюрбан, если вы хотите, чтобы мужчины, подобные мне, перестали обращать на вас внимание.
— Хм. Я не забуду это в следующий раз, когда столкнусь с вами, или с другим распутным закадычным другом Стрэтмора. А сейчас, если позволите, мне нужно идти, я должна еще кое-что сделать.
Его глаза засветились.
— А если я не соглашусь?
— Тогда мне придется заняться вами непосредственно.
— Ого! Женщина с характером. Мне это нравится.
— О нет, — она резко повернулась, — вы мужчина, который не ценит свои конечности.
Подразумевалось, что это замечание уничтожит его. Вместо этого, он засмеялся, звук его голоса был низким и глубоким.
— Сладенькая, я ценю свои конечности, хотя это ваша обязанность восхищаться ими.
— Мне не нужна такая обязанность, большое спасибо.
— О, но если вы против, то тогда это будет моя обязанность — действовать таким образом, чтобы возбудить восхищение на должном вокальном уровне. — Девон наклонился вперед и промурлыкал ей на ухо, — вы восхитительно стонете, моя дорогая. Я слышал ваши стоны, когда мы целовались.
Ее щеки загорелись.
— Единственный звук, который вы услышите от меня, — это крик о помощи.
В его взгляде стало немного меньше юмора, и он сказал очень серьезно: — Я бы отдал свою жизнь, пытаясь услышать тот стон снова. Вы откажете мне?
Все эти годы, когда она остерегалась хватающих рук друзей своего сводного брата, никто не пытался добиться ее расположения словами. Никто. Его тактика удивила ее, и особенно, некоторые вещи.
— Пожалуйста, позвольте мне уйти. Это неправильно — сидеть между ваших бедер.
— Неправильно, но, тем не менее, удобно. — Он поджал губы. — Я не уверен, что смогу. За определенную плату.