Ангелы приходят всегда

Как швейцарские банки гарантируют секретность вкладов и безопасность вкладчиков, так администрация бара «N...», или, вернее, те, кто стоял за этой администрацией, гарантировали анонимность и безопасность посетителей бильярдной. Посетителям обеспечивалась конфиденциальность встреч в отдельных комнатах, где под видом игры в бильярд можно было на нейтральной территории обсудить любые, в том числе самые щекотливые, вопросы. Бар работал круглосуточно и приносил хороший доход, так как туда регулярно наведывались любители такого «бильярда».

Мало кто знал, что в этих комнатах пересекались, порой, пути тех, кто в своей официальной жизни числились непримиримыми противниками. Здесь обсуждались вопросы, решение которых влияло на различные стороны общественной и государственной жизни: от «счастливых номеров» лотерейных розыгрышей — до курса валюты на российском рынке, от стоимости чиновничьего места — до программы политической оппозиции, не говоря уже о заказных убийствах и прочей подобной рутине.

В половине двенадцатого ночи 17 августа 2006 года в одной из бильярдных комнат на втором этаже упомянутого бара проходила встреча. Приглушенно играла музыка. Шары и кий оставались нетронутыми на бильярдном столе, зато в другой части обширного помещения шел напряженный разговор.

Говорили трое. На диване сидела худощавая женщина, нервно курившая сигарету, вложенную в изящный мундштук с бриллиантами. Она была одета под «нэп»: шляпка с полувуалью, платье чуть ниже колен, легкое меховое манто, туфли на высоком каблуке. Рядом с ней сидел накачанный мужчина, занимавший чуть ли не две трети дивана. Его бритая голова с испуганными глазами и отвисшим подбородком как-то не увязывалась с элегантным костюмом из последней нью-йоркской коллекции.

Перед диваном стоял столик, сервированный вином и фруктами. По другую сторону стола в кресле сидел человек обычной наружности: в дешевых сандалиях, серых брюках и такой же серой рубашке отечественного производства. Мужчина был внешне спокоен, лицо его не выражало эмоций, он четко и негромко говорил своим собеседникам:

— Не нужно беспокоиться. Мы и так практически все за вас сделали. Монахиню взяли, вам на блюдечке с голубой каемочкой передали. С Ангелиной беседу провели и к священнику направили. И вот, пожалуйста, завтра днем Замоскворецкий прилетает в Москву. Но превратиться в вас самих мы не можем. Беседовать с ним придется вам. Мы будем вас прикрывать. Всего одна встреча, а потом вы можете забыть о Замоскворецком навсегда. Дальше не ваше дело. Так что действуйте без самодеятельности, согласно принятому плану, и все сложится хорошо.

— Что значит «хорошо»? — воскликнула женщина. — Вам хорошо говорить «хорошо»! А как мне быть, если у меня при одной мысли о встрече с Жаном начинает дергаться глаз! — Она нервно затянулась сигаретой.

— Послушайте, Екатерина Францевна, — опять взял слово «серый человек», — нас не интересует, что у вас дергается. Это ваши проблемы. Нужно было раньше расставлять приоритеты. Не мы же за вас выбирали жизненный путь. А когда мы взамен предыдущей верхушки небезызвестной вам криминальной структуры выдвигали вас и уважаемого Петра Владимировича Батонова, — он указал кивком головы на бритого мужчину, — то вы имели прекрасную возможность отказаться и выйти из игры. Но тогда, разумеется, сомнения у вас отсутствовали. Еще бы, из такого, прошу прощения, дерьма подняться на такую высоту. А теперь сомневаться поздно. А то мы тоже можем начать сомневаться, например, в том, что в 2002 году Василиса Зеленцова покончила с собой. Помните эту вашу так называемую квартиросъемщицу? Ну, и так далее. Или я не точно излагаю? Мы вам тогда, четыре года назад, все досконально объяснили. Помогли. И за эти годы ни разу не нарушили своих гарантий и обещаний. Чего же вы боитесь теперь? Все будет как всегда.

Женщина резко смяла в пепельнице недокуренную сигарету и язвительно бросила:

— Вот именно, что как всегда! Жан расплющит нас с Батоном... Извините, с Петром Владимировичем. Расплющит, вот как эту сигарету. Ну, скажи ему, Петя! Ты что, воды в рот набрал!? Тебя, между прочим, тоже касается, — она пихнула соседа локтем.

Тот промычал:

— Ну, я и говорю. Грохнет он нас. Конкретно. Ага.

— Что за паника? — недовольно поморщился «серый человек».— «Грохнет», «расплющит»... Во-первых, это сейчас не тот Замоскворецкий, которого вы помните, это — монах, так сказать, святой отец. Возможно, конечно, он маскируется, но вряд ли. А во-вторых, зачем вам тогда столько боевиков? Может, нам перестать закрывать глаза на факт существования в нашей столице этого отряда и расформировать его наконец? Раз от ваших ребят все равно нет никакой пользы. Если они даже вас, своих хозяев, не могут защитить от одного человека? Да что я вас уговариваю, как маленьких, а? Давайте, многоуважаемая Екатерина Францевна и Петр Владимирович, будем считать наш брифинг успешно завершенным. В заключение еще раз объясню задачи... — И «серый человек» детально повторил то, что говорил в начале беседы.

Глава шестая

«ЖАН ВОЗВРАЩАЕТСЯ!»

А он придет и приведёт за собой весну,

и рассеет серых туч войска.

А когда мы все посмотрим в глаза его,

на нас из глаз его посмотрит тоска.

(Виктор Цой)

18 августа 2006 года весть о «воскресении» легендарного Жана Замоскворецкого, считавшегося убитым в 2002 году, облетела Москву. В криминальных и деловых кругах столицы этому удивлялись, в это не верили, этим восторгались, этого боялись. В разговорах всевозможных брокеров и дилеров, в спорах лавочников «Горбушки», в ругани уличных девиц и их сутенеров и даже в беседах государственных мужей в этот день постоянно можно было услышать: «Жан возвращается!», «Жан вернулся!» В то же время милиция, словно по команде, сохраняла удивительное безразличие к этим сенсационным слухам, не пытаясь их даже проверить.

Он действительно вернулся... Инок Лазарь появился в зале прилета аэропорта «Шереметьево-1» в потертом подряснике, выцветшей скуфейке, кирзовых сапогах, с домотканой переметной сумой на плече. Его длинные светлые волосы были стянуты сзади резинкой и заправлены за воротник подрясника. Инок потрепал свою от природы небольшую бороду и огляделся. К нему устремилось трое мужчин. Встречавшие не уступали Лазарю атлетическим телосложением и потому со стороны можно было подумать, что члены какой-то спортивной команды встречают своего духовника. Четверка, набирая шаг, проследовала под любопытными взорами сограждан к черному джипу. Кроме зевак Лазаря проводили к машине еще две пары внимательных глаз. Наблюдавшие находились на противоположных концах холла, через который выходил из аэропорта Лазарь. Это были те же двое, что накануне вечером подошли с разных сторон к одной из пятиэтажек города Сочи...

Джип сорвался с места. К нему, образовав колонну, присоединилось еще несколько машин. Кавалькада вскоре выехала на кольцевую дорогу, а через некоторое время свернула за город и скрылась в одном из элитных дачных поселков закрытого типа.

Когда джип с Лазарем миновал трехметровые бронированные ворота и остановился у мраморного крыльца загородного особняка, бритый накачанный мужчина, смотревший из окна второго этажа на высаживающегося из машины инока, матерно выругался. Потом вытер выступившую на бритом черепе испарину и упавшим голосом сказал стоявшей рядом женщине:

— Вот вырядился, подонок. Все, Гретхен. Сейчас он нас кончит. Конкретно.

Женщина с презрением посмотрела на мужчину и прошипела:

— При нем я тебе не Гретхен, а Екатерина Францевна. Не вздумай перепутать. И вообще не бэзай, Батон, ты же мужик. Посмотрим еще, кто кого.

Батон поскреб бритый затылок и поддакнул, нервно посмеиваясь:

— Будем надеяться, что мы его. Как говорится, бабло всегда побеждает зло!

Инока Лазаря проводили в гостиную второго этажа, обставленную в стиле ампир. Войдя в нее, Лазарь увидел группу людей, застывших в напряженном ожидании, словно в музее восковых фигур. Двое — женщина и мужчина — сидели на роскошном диване, выпрямившись по струнке. По бокам от них находилось шесть охранников, по трое с каждой стороны. Один охранник держал наперевес снятый с предохранителя автомат Калашникова. У остальных поверх рубашек были надеты портупеи, оттянутые пистолетами.

Лазарь остановился напротив живописной группы. Убедившись, что присесть ему не предложат, первым нарушил молчание:

— Вот кто по мне соскучился. Катя и Петя... — он грустно улыбнулся. Потом тихим, но властным голосом продолжил: — Прежде чем что-либо обсуждать, я хочу видеть Неониллу. Сейчас.

Плохо скрывая волнение, Екатерина Францевна ответила:

— Мы по тебе совсем не соскучились, Жан. — Она перевела дух и напористо выдала по-заученному: — Я и Петр Владимирович узнали, что ты жив и скрываешься. Мы вызвали тебя, чтобы сказать, что после твоего бегства кто-то снял все деньги со счетов нашей структуры. Это мог сделать только ты или твой психоаналитик Князев, которого ты посвящал во все тайны. Мы уверены, что ты, по слабости, решил выйти из дела, для этого инсценировал собственное убийство, затем либо убрал Князева, либо, оставаясь с ним в сговоре, забрал общественные деньги и скрылся. Поэтому...

— Я повторяю, что не буду ничего обсуждать, пока не увижу здесь Неониллу, — перебил Лазарь. После этих слов он опустил руку в карман подрясника. Тут же на него устремилось несколько пистолетных дул, а автоматчик вскинул «Калашников» и крикнул:

— Не двигаться!

Лазарь медленно потянул руку. Из кармана показались черные вязанные четки с голубыми бусинками. Он пояснил не без иронии:

— Оружие забыл сразу достать. А то вы все вооружены, а я нет. Это не по понятиям.

Охрана «выдохнула» и приняла изначальное положение.

Лазарь хотел было полезть во второй карман и достать письмо старца Салафиила, однако воздержался.

Екатерина Францевна тем временем попыталась вставить сигарету в мундштук. Руки от волнения не слушались, сигарета сломалась. Женщина швырнула ее под ноги и заговорила визгливым голосом:

— После того как ты и Князев исчезли, в верхнем эшелоне нашей структуры начались разборки, борьба за власть, в результате которой погибли лучшие. Я и Петр Владимирович оказались в решающий момент перед необходимостью взять власть в свои руки, во избежание дальнейшего хаоса и кровопролития. Нам пришлось буквально по одному вылавливать разбегающихся, восстанавливать отчетность, возобновлять связь с группировками регионов, убирать конкурентов, но самое главное — нам заново пришлось сколачивать необходимый капитал для оборота. И мы вернули эти деньги. А теперь за наши труды ты возвратишь нам украденные тобой деньги. А потом ответишь за свои поступки. Может быть, тебя простят, посмотрим... Завтра, 19-го августа, к восьми часам вечера ты должен привезти деньги или сообщить, где они находятся. Если, конечно, не захочешь сделать этого сейчас же. Привезешь — получишь монашку, целую и невредимую. Если и завтра ничего не скажешь, то мы начнем возвращать тебе монашку по частям. Спорим, что ты еще не забыл, как это делается: сначала палец, потом ухо, потом сосок. А потом мы покончим и с тобой. Но сначала все-таки ты получишь ее всю, как требуешь.

— Заткнись! — крикнул Лазарь.

— Ты мне рот не затыкай! — парировала осмелевшая Екатерина Францевна. — А ты что все молчишь?! — она пихнула локтем соседа: — Подтверди ему. Или это тебя не касается?

— А че? — встрепенулся бритый. — Я и говорю, грохнем мы тебя, батюшка, и бабу порежем, если деньги не вернешь! Во. Конкретно! — и он испуганно засмеялся.

— Я понимаю, что конкретно, а не абстрактно, — огрызнулся Лазарь и направился к выходу из гостиной.

Екатерина Францевна пустила ему вслед:

— Значит, сегодня не хочешь. Ничего, завтра сам придешь. Надеюсь, ты еще не совсем мозги отморозил. Понимаешь, что в милицию идти нельзя, тебя там только и ждут. Хвоста за тобой не приставляем, но тебя довезут, куда скажешь. До завтра!

У выхода Лазарь остановился:

— Тут один хороший человек вам письмо написал. Только вы этого письма недостойны... Ну все равно почитайте. Может, дойдет что-нибудь, — нагнувшись, он положил письмо отца Салафиила на паркет и покинул зал.

Глава седьмая

ПЕРЕЖИВАНИЯ

Между землёй и небом — война.

И где бы ты ни был,

что б ты ни делал, —

между землёй и небом — война.

(Виктор Цой)

Выйдя из особняка, инок Лазарь вскочил в джип, со всего маха хлопнул дверцей и крикнул шоферу:

— Вези в Москву, к метро!

Машина выехала на лесную, но хорошо заасфальтированную дорогу. За окном замелькали перелески — березы, осины, рябины. Лазарь, после четырехлетнего созерцания кавказской природы, с жадностью смотрел в окно, впитывая родные русские пейзажи.

«В свои сорок четыре года я в этом мире совершенно одинок, — погрузился в размышления инок. — Моя семья — это монашеская братия, но она далеко. Мать погибла в геологической экспедиции, когда мне было всего восемь. Отец после этого много пил. Он умер, пока я воевал в Афгане. Друзья афганцы тоже спились или с ума посходили, а новых друзей я так и не завел. Жен и детей не было, так получилось. Любовницы давно про меня забыли, и слава Богу. Получается, единственные, кто про меня не забыл, — это Катя-Гретхен да Петя-Батон. Смешно. Бывшие сутенерша и вышибала — достойные наследники созданной мной империи. Прыткие ребята оказались, особенно Катя. А я думал, Князева увижу на ее месте. Странно. Куда он делся? Ведь это он, скорее всего, меня тогда заказал. А я хоть и выжил, но вышел из игры. Путь к его единоличной власти был расчищен. Так что же случилось? Странно... Родных у меня нет, поэтому не удивительно, что из-за меня взяли Неониллу. Точно просчитали, что за монахиней я с гор спущусь, — Лазарь разволновался. — Это я в своей прошлой жизни на нее бы наплевал, а теперь не могу: «Русские своих на войне не бросают» — правильные слова. А войне этой конца и края не видно. Нужно придумать что-нибудь! Что? Я-то ладно, пусть убивают. А Неониллу нужно срочно выручать, пока ее не покалечили. Но как? Где они ее прячут? Конечно, не на той даче, где сами сидят. Может, потрясти шофера? Старец советовал не применять силу. А как быть? Только этот парень скорее всего ничего не знает про Неониллу. Они бы его тогда со мной один на один не оставили. Водила простой...».

— Давно у этих работаешь? — стараясь казаться спокойным, спросил водителя Лазарь.

— Месяц как устроился.

— Не видишь, что бандиты?

— Какие они бандиты? — засмеялся парень. — Все законно. У меня трудовая книжка есть, и в военном билете отметку сделали, что я приписан к военизированной охране. Оружие и всякие там секреты — это в любом серьезном бизнесе в порядке вещей. Легально же... Не знаю, мне нравится! — он самодовольно и мечтательно улыбнулся.

— Смотри, чтобы тебе билет на тот свет не выписали... — предупредил Лазарь и хотел добавить: «Как мне когда-то», но сдержался. Парень и без того удивленно на него оглянулся и пожал плечами. На этом разговор закончился.

«Понятно, — подытожил про себя Лазарь. — Другого я и не ожидал от этого пацана. Нужно дальше думать. Времени нет. И ведь из-за меня это все! Вот что плохо. Как я себе прощу, если с Неониллой что-то случится?! Да и сейчас уже каково ей! А ее родителям. Господи... Я думал, все тогда кончилось, но выходит, мое прошлое всегда стоит за спиной. И его тень в любой момент может накрыть не только меня, но и невинных людей».

Через пятнадцать минут они въехали в Москву.

— К какому метро везешь? — поинтересовался Лазарь.

— К какому хотите. Тут все недалеко: Тушинская, Сходненская, а могу и подальше, до Сокола подкинуть.

— А ну-ка остановись у этого храма! — неожиданно скомандовал Лазарь. — Сегодня всенощная под Преображение. Пойду молиться. Других вариантов мне твои хозяева не оставили.

Отпустив машину, Лазарь вошел в церковь. В притворе было прохладно, но в самом храме прохлады не чувствовалось из-за большого скопления людей. Оказалось, что Лазарь попал на престольный праздник: храм именовался в честь Преображения Господня. Инок вспомнил, как у них в горах на Преображение отец Салафиил с братией освящали фрукты. А один раз он спускался на праздник Преображения в Сухуми, в кафедральный собор. Тогда длинный стол в центре собора был уставлен корзинками и пакетами с фруктами, и на вершине каждой такой горки фруктов возвышалась свеча. Это радовало глаз. Вот и сейчас радостное настроение праздника коснулось души Лазаря, и он приободрился, отвлекшись от тяжелых мыслей. «Как хорошо здесь», — подумал он.

Высокий, статный инок привлек к себе всеобщее внимание. Вскоре прислужник от имени священника пригласил Лазаря в алтарь.

— Откуда сам-то? — поинтересовался священник.

— Из Абхазии.

— Пустынник, что ль?

Лазарь кивнул головой.

— И замечательно! Давай с народом помолись. А то, поди, одичал в горах, — улыбнулся священник. — Что делаешь в Москве? По делам приехал?

— Знакомых повидать.

— И отлично! Не имей сто рублей, а имей сто друзей, — одобрительно улыбнулся священник. — Ну, все, начинаем службу.

* * *

Для родителей инокини Неониллы, тяжело переживших уход единственной дочери в монастырь, большой отрадой стала Ангелина. Сейчас ей было только-только за двадцать. Она приехала в Москву из далекой провинции. В столице попала в серьезный переплет. Неонилла, словно родная сестра (она была лет на шесть-семь старше), приняла активное участие в судьбе новой подруги. Когда той пришлось на время покинуть Москву, инокиня, отпросившись из монастыря, отправилась с ней в Иркутск. После возвращения в столицу Ангелина, благодаря Неонилле, обрела надежный приют в просторной квартире ее родителей на Тверской.

Здесь-то на кухне и проходила сейчас беседа, в которой принимали участие Елена Сергеевна — мать инокини Неониллы, Ангелина и Сергей Сергеевич Полурадов, полковник погранвойск в отставке, брат Елены Сергеевны. Он приходился дядей инокине Неонилле и называл ее по мирскому имени Надей.

Сергей Сергеевич пил крепкий кофе из чашечки китайского фарфора и пытался разобраться в случившемся.

— Лена, ты не переживай. Подробно объясни, — уже по третьему кругу спрашивал Сергей Сергеевич сестру. — А то «Помоги!» да «Помоги!». А как я тебе помогу, если ты меня совсем запутала?

Но вместо членораздельного рассказа Елена Сергеевна, опять заплакала:

— Не могу я... Ангелиночка, расскажи дяде Сереже.

Ангелина с убитым видом сидела и смотрела в окно на Тверскую улицу, где текла и бурлила безудержная автомобильная река.

— А что я могу рассказать, дядя Сереж? — обернулась она к полковнику. — Ну, после того, как Неонилла пропала... Ну, когда мы ее не дождались из монастыря. Причем она позвонила, что выезжает, а сама пропала. Так вот, в тот же день вечером меня на улице остановил какой-то тип и сказал, чтобы я передала отцу Серафиму... Это тот батюшка, который в Подмосковье служит, он меня крестил несколько лет назад. Чтоб я отцу Серафиму сказала, что Неониллу взяли заложницей за Жана Замоскворецкого. Может, помните, несколько лет назад был шум в Москве, когда убили этого самого Замоскворецкого, по кличке Жан. Он был крутой. А Жан-то спасся и скрывался, но только это была тайна. Все думали, что он убит. Так получилось, что отец Серафим, Неонилла и я знали, что он жив. Но мы с Неониллой не знали, где он прячется, а отец Серафим знал. Тип, который подошел ко мне на улице, говорит, мол, скажи священнику, что мы Неониллу отпустим, если Замоскворецкий вернется в Москву, у нас к нему есть разговор. Я испугалась и сначала тете Лене ничего не сказала, — девушка кивнула на Елену Сергеевну, — а поехала к отцу Серафиму и рассказала все ему. А он сказал, чтобы я не боялась и всю правду рассказала тете Лене, и чтоб мы верили и молились, а он поедет срочно к Замоскворецкому и все ему передаст, и все будет хорошо...

Елена Сергеевна, потихоньку плакавшая во время повествования Ангелины, разрыдалась и вышла из кухни.

— А милиция? — спросил Сергей Сергеевич. И сам же ответил: — Ищет. Но только не там, где нужно, а там, где сказано. А уж сказано в данном случае — наверняка, это будьте спокойны. Потому что если бы искали не там, где сказано, а там, где нужно, то нашли бы уже. Одна надежда теперь могла бы быть на Замоскворецкого. Слышал я о его делишках, как же... И потому такой надежды у меня, к сожалению, нет.